Читать книгу Третий удар колокола. Воинствующая олигархия США против всего мира и нас - Михаил Сетров - Страница 3

Самой острой политической проблемой России в Восточной Европе всегда была и остается сейчас Польша. На отношениях Польши и России лежал (и лежит до сих пор) груз обид и взаимных поношений почти что тысячелетней истории. Когда-то в доисторические для России времена на нынешних ее землях и землях Польши по легенде поселились три брата – Лех, Родим и Вятко. Лех и дал основание роду, племени, а потом и целому народу – ляхам, т. е. нынешним полякам. Так что Лех Валенса, недавний президент Польши, всплывший из политического небытия и снова канувший в его лету на волнах русско-польских противоречий, носит древнее славянское имя и по своему характеру истинный лях. Конечно, легенда о трех братьях могла возникнуть и позже, постфактум, так сказать, но в любом случае она говорит о том, что соседние племена одного корня, имеют общего предка, т. е. они народы-братья, а их спор – спор семейный и посторонним лучше в него не вмешиваться. Но ведь вмешиваются, да еще как! Здесь уместно вспомнить слова А.С. Пушкина:

Вольности польских магнатов и шляхты как источник всех бед польского народа. Для Пушкина было ясно, кто победит – «кичливый лях иль гордый росс». (Ввиду объединения Польши и Литвы, её часто называли Литвой). Относительно нашей гордости Пушкин, конечно, преувеличил: она в большей степени была присуща польской шляхте, панам, но, к сожалению, это прекрасное качество души у них переросло в гордыню, спесь и кичливость, не имеющую под собой реальных оснований и потому обернувшихся для польского народа, да и самих панов большими несчастиями. Впрочем, Россия тоже испытала все прелести «вольности дворянства», которые привели страну к анархии, революционной смуте и братоубийству в гражданской войне.

В силу утвердившегося самодержавия русское дворянство не могло быть столь своевольным, как польское, и может быть потому Россия сохранила свою государственность до ныне, в то время как Польша четыре раза ее теряла. Конечно, истинные российские магнаты и шляхта – боярство – мало чем отличалась от своих польских собратьев: та же спесь и гонор, то же своеволие по отношению к верховной власти, жестокость в отношении к отданным им крестьянам, местничество и похвальба родовитостью. Но уже первые русские цари урезали права бояр, а когда они стали вносить в государственное управление смуту, то совсем свели их власть в государстве на нет; борьбу с российским шляхетством завершил Петр I, наделяя землей и чинами не тех, кто родовит, а тех, кто добросовестно служит отечеству. Правда, позже, при преемниках Петра I уже новое служилое дворянство, не без оглядки на своеволие польских панов, вернуло многие прежние вольности бояр, но, поскольку самодержавие царской власти сохранялось, то и эти «вольности» все же были ограничены. Польские же магнаты и родовитая шляхта полностью подчинила себе государственную власть, установив свою «речь посполитую», т. е. шляхетскую республику со своим парламентом-сеймом и выборным королем. Власть короля при всей ее пышности была номинальной, а действительно правил тот или иной шляхетский клан, завоевавший, чаще всего с помощью собственных или иноземных войск, право поставить своего короля, который и становится игрушкой в их руках. В этих условиях, имея непомерные претензии на землю и холопов соседей и, порождая тем самым многочисленных врагов, находясь постоянно в состоянии внутренней смуты, Польша не могла долго сохранять свою самостоятельность.

Парадокс здесь заключается в том, что чрезмерное самомнение и самоуверенность, заносчивость, доходящая до комизма, в конечном счете, оборачивалась раболепием перед иноземными правителями, которых они, однако, постоянно меняли, не обременяя себя верностью. В этом собственно и заключался их патриотизм, которым они так кичились, не задумываясь, однако, отдаться первому попавшемуся иноземному властителю, лишь бы он сохранил и увеличил их личные владения. Польская графиня Валевская говорила Наполеону в присутствии французского министра иностранных дел Талейрана, ставшего губернатором Варшавы: «Ваше величество, сделайтесь королем Польши, и вся Польша будет благословлять вас и пойдет за вами». Вся Польша не пошла за Наполеоном, но отряд дворян-офицеров таки последовал за ним в Испанию, где и лег костьми: не завоевав свободы для своей страны, они готовы были поработить другой народ для иноземного завоевателя. Правда, здесь нашла коса на камень – камнем оказался подлинный патриотизм испанского народа. Когда польские наёмники-гренадёры Наполеона врывались в женскии монастыри Испании, они обнаруживали там покончивших с собой монашек с кинжалом в груди, и везде испанцев-мужчин с вилами и топорами. Наполеон восстановил на время польскую государственность, но, конечно, не ради самой Польши. Старая лиса Талейран точно определил мотив этого жеста: «Если Польше дать самостоятельность, то она будет хорошей защитой от казаков». (Вот он – «санитарный» барьер!). Польша Наполеона от казаков не защитила, и они в 1814 году прогарцевали по парижским мостовым. Через сто лет Польша снова станет важнейшим элементом «санитарного барьера», теперь уже от российского коммунизма. Времена, как видим, меняются, меняется даже социальный строй, а вот политические доминанты Запада остаются все те же и по-прежнему, лишь иначе названные, направлены против России. Но мы оптимисты и потому верим, что правда восторжествует в сердце каждого честного поляка, а кровное родство окажется сильнее лжи врагов наших славянских народов. И даже сейчас, при господстве наследников Пилсудского и оголтелой антирусской пропаганды, 40 % поляков на стороне России. Когда же пробьет час, они встанут с нами рядом плечом к плечу. Порукой тому:

Кто предал восставшую Варшаву? Истинно патриотичным бывает только сам народ, его же правящая элита в интересах сохранения своих привилегий и богатств, всегда готова отдать страну любому завоевателю, лишь бы он имел желание и возможность соблюсти ее интересы. Дворянство, как господствующая сила прогнивших режимов стран Восточной Европы, утратив экономические и моральные основания своего существования, использовала для сохранения своей власти самый примитивный, но и самый действенный рычаг государственного управления – идеологию национализма, раздутого пропагандой до шовинизма и расизма. Национальное большинство страны натравливалось на меньшинства и на народ соседних стран, имея при этом к соседям территориальные притязания, причем это, как правило, взаимно. В общем-то, маленькие по территории и по числу населения, слабые экономически, а стало быть, и в военном отношении, все эти режимы готовились к войне и не только против столь же слабых стран-сателлитов, но и против великих держав. Так, Румыния лелеяла мечту приобрести не только Молдавию, но и Южную Украину. Польша планировала ни больше, ни меньше как присоединить к себе всю Украину, чтобы Великая Польша была «от моря до моря». Они были в сговоре с фашистским руководством, планируя совместное нападение на Советский Союз, чтобы на основе предложенного Розенбергом «обмена», отдав Данциг, получить всю Украину. И это не мешало им морализировать по поводу «империалистических устремлений» великих держав.

Этот геополитический бред не выдумка, а реальность. Такие планы строил не только политический маньяк Пилсудский, но и деятели «польского правительства» в лондонской эмиграции. Они всерьез полагали, что после того, как русские и немцы окончательно истощат друг друга, Польша станет господствующей силой в Восточной Европе, Великой Польшей от моря до моря. Тут даже терпеливые англичане разводили руками и недвусмысленно крутили пальцами у головы. Ясно, что это были люди, утратившие всякое чувство реальности, но ведь они собирались снова управлять Польшей и, пользуясь антисоветскими кругами Англии, да и самого Черчилля (это он был их «крестным отцом», хотя и презирал своих «деток»), предпринимали шаги, приближавшие польский народ к новым катастрофам. И они случились: Варшавское восстание, задуманное лондонскими политиканами именно как политическая акция – взять власть в столице не позже, чем за двенадцать часов до прихода Красной Армии. Не подготовленное в военном отношении, не согласованное с действиями союзных войск (советскому командованию вообще не было известно о начале готовящегося восстании) – оно было жестоко подавлено немцами, которые в отместку значительную часть варшавян расстреляли, остальных, позорно сданных Бур-Комаровским депортировали, а город разрушили до основания. Это было еще одно преступление буржуазно-помещичьей камарильи против своего народа. Что им жизни сотни тысяч своих сограждан, если они не смогут ими править, не смогут вернуть своих имений и шляхетских привилегий! Но авантюристы тут же нашли виновных – это, конечно, не они и даже не немцы, а Красная Армия виновата, что не поспешила на помощь. А она спешила, но здесь на Висле и по реке Норове проходила последняя стратегическая полоса обороны немцев на пути Красной Армии к находящейся рядом территории уже самой Германии, а Варшава на этой линии рассматривалась ими как главный узел всей обороны. Поэтому сопротивление немецких войск здесь было отчаянным, их командование стягивало сюда с других фронтов все новые и новые дивизии, которые сходу и почти непрерывно контратаковали советские части и Первую Армию Войска Польского, рвавшуюся к родной Варшаве. Командовал в этом районе, и совершенно не случайно, поляк по рождению, талантливый советский полководец маршал Рокоссовский. В кровопролитных боях 14 сентября было взято на восточном берегу Вислы варшавское предместье Прага – за рекой сама горящая Варшава. Но немцы сосредоточили здесь столько артиллерии, танков и минометов, что при любой попытке форсировать реку вода в ней закипала от взрывов. Несмотря на это и на возражение советского командования, бойцы Войска Польского бросились в Вислу спасать погибающую Варшаву, захватили плацдарм на западном берегу, но тут же были контратакованы и сброшены в Вислу.

Мужественный воин маршал Рокоссовский плакал, слушая грохот боя и видя клубы дыма над любимой Варшавой, где, как он полагал, была его родная сестра. Но и он, командующий фронтом, практически ничем не мог помочь сражающемуся городу: связи с повстанцами отсутствовали, и не ясно было, где находились они, а где немцы, поэтому отпадала возможность использовать артиллерию и авиацию. Пытались сбрасывать с самолетов оружие и продовольствие, но было ясно, что многие грузы попадут к оккупантам, что и было на самом деле. Желая опорочить советское руководство и разжечь ненависть поляков к русским, правоэмигрантская, особенно польская печать тогда и желтая пресса сейчас, твердят, что это Сталин нарочно приостановил наступление на Варшаву, чтобы дать немцам время подавить восстание. Между тем, Сталин настаивал на скорейшем ее взятии как главного узла сопротивления немцев на Висле, за которой уже просматривался Одер и Берлин, требовал от командующих соседними фронтами Жукова и Рокоссовского помочь восставшим варшавянам.

План операции по освобождению Варшавы был разработан давно, но осуществить его не удавалось из-за бешеного сопротивления немцев, контратаковавших советские наступающие войска, непрерывно бросая в бой лучшие части вермахта и войск СС, снятые с других фронтов. Они оттеснили наши части местами более чем на сто километров. Потери с той и другой стороны были огромны: только 2-я танковая армия в этих боях потеряла около 500 танков и САУ, и командование вынуждено было отправить ее в тыл для пополнения. Эти потери были в 4 раза больше, чем при взятии самого Берлина. Большие потери и усталость войск, с тяжелыми боями наступавших более двух месяцев, вынудили Ставку приостановить наступление и пяти фронтам перейти к жесткой обороне. Только правый фланг Белорусского фронта продолжал наступление на Варшаву. Сталин, обеспокоенный положением дел под Варшавой, приказал Рокоссовскому и Жукову «еще раз внимательно рассмотреть вопрос о Варшавской операции и пока идет подготовка организовать доставку оружия повстанцам. Он приказал также для установления связи сбросить парашютиста с рацией».

Парашютиста сбросили, но он был схвачен немцами. Сбросили другого и он, хотя и контуженный, все же был обнаружен повстанцами, приведен в сознание и представлен руководителю восстания генералу Бур-Комаровскому. Но тот заявил, что Варшава не нуждается в помощи Красной Армии. Позже этот политикан в генеральских погонах начнет переговоры с немцами о капитуляции. Позорно сдав восставших немцам, Бур-Комаровский вскоре появился в Лондоне и нагло врал журналистам, что русские отказались ему помочь. Между тем оказалось, что из Варшавы на другой берег Вислы под рекой был тайный ход, через который наш радист был возвращен назад. По нему, при желании Бур-Комаровского, можно было постепенно перевести части Войска Польского и Красной Армии в город, но лондонских авантюристов это не устраивало: им нужно было захватить столицу «за двенадцать часов до прихода Красной Армии». Лондонское «правительство» в лице Бур-Комаровского предпочло сдать варшавян немцам, лишь бы только в город не вошли первыми русские и армия Войска Польского.

Парадокс заключается в том, что формально находясь на стороне союзников, воюющих с фашистской Германией, польская шляхта в лице лондонских сидельцев была реально «в душе» на стороне немцев, а не Красной Армии. Была не изжита иллюзия, бытовавшая со времен переворота пана Пилсудского, вступившего в сговор с Гитлером против советской России и надеявшихся тогда, что Германия поможет Польше разгромить ее, захватить всю Украину, как это уже было в двадцатых годах. Разгром немцами Польши и превращение ее в «генерал-губернаторство Великого Рейха» не отрезвило польскую шляхту и она, даже сменив покровителей, продолжала склоняться к немцам в борьбе политической, а отчасти и военной против России-СССР. Это выразилось не только в том, что в катынском вопросе она приняла сторону геббельсовских провокаторов, но и договорилась с немцами о «почетной» сдаче Армии Крайовой, а заодно и Армии Людовой. Бур-Комаровский, несомненно, выполнявший волю «правительства» в Лондоне, сдал варшавян немцам, отказавшись от помощи Красной Армии и Войска Польского – что же это, как не предательство польского народа во имя заведомо иллюзорного сохранения своей власти над ним. Сейчас эти же наследники Пилсудского, «ура-патриоты» отдали Польшу в руки натовских генералов, готовых поставить на ее земле американские ракеты с ядерными боеголовками, направленными против России, и им, конечно, не подконтрольные. Этим они навлекают в случае войны на польский народ ответный атомный удар российских вооруженных сил. Безумие очевидно, но это у них, похоже, в крови.

Восстание варшавян было подавлено, а Варшава освобождена советскими частями и Войском Польским только 17 января 1945 года в ходе Висло-Одерской операции советской армии. Дорого заплатили советские и польские воины за освобождение Варшавы. Только за август и первую половину сентября потери советско-польских войск в этом районе составили 283 тысячи убитыми и ранеными, 600 тысяч советских солдат отдали жизнь за освобождение Польши. И после этого находятся моралисты, считающие поведение лондонских подстрекателей верхом добродетели, а действия советского командования безнравственными. Ну а где же была «Армия Крайова», созданная лондонским правительством на территории Польши и насчитывающая более ста тысяч человек? Да, небольшая, но, может быть, лучшая часть ее была в Варшаве и была предательски сдана немцам (солдаты и офицеры плакали, бросая оружие в корзины, расставленные вдоль шоссе для «почётной» сдачи восставших). Но основной контингент АК, скрываясь в лесах, бездействовал. Да и что Армия Крайова могла в этих условиях сделать, если ее главной задачей, поставленной лондонскими политиканами, заключалась не в борьбе с немцами, а… в противодействии Красной Армии. В этом Армия Крайова смыкалась с задачами националистических банд Бендеры, хотя и между собой они тоже враждовали. Но ведь была еще одна сила, взлелеявшая шляхетское правительство в эмиграции. Кстати, на нее-то и возлагало оно надежды восстановить свою власть в Польше. Эта сила благословляла все их авантюры и обещала всяческую помощь, в том числе и высадку морского и воздушного десанта. Это, конечно, английское правительство во главе с Черчиллем. Что же сделали они, чтобы помочь Варшаве? А ничего! Настолько «ничего», что немцы смогли для нанесения наступающим советским войскам в этом районе мощного контрудара снять с Западного фронта 18 дивизий и 4 бригады. А подстрекатель Черчилль только слал Сталину «тревожные» письма с просьбой усилить нажим на немцев. Имея в распоряжении (вместе с американцами) огромный воздушный флот с большим числом авиадесантных средств и немалый опыт десантных операций, англо-американское командование и пальцем не пошевелило для спасения Варшавы. Если, конечно, не считать несколько контейнеров, которые, дабы избежать потерь от немецких зениток, были сброшенные с больших высот и потому почти что все оказались у немцев. Сбрасываемые советской авиацией контейнеры практически все попали к повстанцам, поскольку это делалось с низких высот, почти что с бреющего полёта.

Надо отдать должное военным: они в противоположность политикам без околичностей заявили: «Да, в создавшейся обстановке советские войска и не могли взять Варшавы». Еще бы! Они-то хорошо знали силу немецких контрударов. Когда в Арденнах Вермахт лишь одной танковой армией нанес его, они, побросав всю свою могучую технику, бежали без оглядки, призывая на помощь русских и потеряли 80 тыс. пленными. Спасая союзников, долго готовившуюся Висло-Одерскую операцию мы начали на восемь дней раньше запланированного. В бешеных контратаках немцы исчерпали свои силы, и потому не до конца подготовленное наступление все же оказалось для них сокрушительным, их порядки смешались, и отступление стало беспорядочным, так что часто советские части оказывались окруженными отступающими немцами. За несколько дней преодолев пространство между Вислой и Одером, советские войска в нескольких местах сходу форсировали эту водную преграду и создали плацдармы для дальнейшего наступления, теперь уже на Берлин.

Польская шляхта предала свой народ в угоду собственным корыстным интересам и интересам их западных покровителей. Подобное поведение дворянства характерно для всех лимитрофных стран, но в Польше оно проявилось в крайне негативной и позорной форме. Предательство произошло гораздо раньше официально признанного начала Второй мировой войны, когда на предложение Англии и Франции о совместных их с Советским Союзом гарантиях защиты от германской агрессии, шляхетское правительство Польши от советских гарантий отказалось. Еще раньше оно отказалось пропустить советские войска к границе Чехословакии для ее защиты от немецких захватчиков и понятно почему: они сами имели захватнические замыслы против этой страны и совместно с Германией и Венгрией участвовали в ее разгроме после мюнхенского сговора западных «демократий» с Гитлером.

Резюме… Черчилля: «Польша с жадностью гиены приняла участие в ограблении Чехословакии». При этом, однако, он различал польский народ и его шляхетских правителей: «Храбрейшими из храбрых слишком часто руководили гнуснейшие из гнусных!» Так что вторая мировая, как уже отмечалось ранее, началась не 1-го сентября 1939 года, (так ныне утверждает Запад), а в период разгрома Чехословакии, когда в Европе начали рушиться границы государств, в чем панская Польша приняла самое активное участие на стороне фашисткой Германии. А значит, она была таким же агрессором, как и Германия с Венгрией, и зачинщицей второй мировой. Это было ее предательство мирового сообщества, противостоящего фашизму, за что она тут же и поплатилась, будучи разгромлена недавним союзником. И предательство продолжалось, теперь уж шляхетским правительством своего народа: оно бросило его на произвол судьбы, бежав в Румынию, ближайшую союзницу немцев, хотя значительная часть страны еще была не оккупирована; за ним вслед трусливо сбежал и главнокомандующий, оставив отступающую армию без руководства. Да, здесь им явно не хватало Пилсудского, бывшего полковника Русской Армии, хотя при столь очевидной невменяемости и трусости высшего руководства, и он бы не помог Польше. А кто бы помог? Они всегда ищут дядю, чтобы, угодничая ему, самим ничего не делать. Может Франция, которая спонсировала польских панов в знаменитом 20-м году, поскольку еще раньше поляки своей кровью спасали Париж? (Русское командование по просьбе французов для защиты Парижа направило крупное, состоявшее из поляков подразделение, которое позже воевало уже против России, ставшей советской). Но сейчас Франция сама вскоре будет разгромлена, причем по той же причине предательства правительства и командующего. И тогда остался только дядюшка Буль, так что «правительство в изгнании» поселилось в Лондоне.

Здесь оно и начало свою злокозненную деятельность по дальнейшему стравливанию России и Польши в угоду западноевропейским и североамериканским врагам России, не забывая своих захватнических интересов, абсолютно нереальных по воплощению и фантастических по грандиозности. Этой фантастичностью и нереальностью грешило и их требование к Советскому Союзу вернуть Западные Украину и Белоруссию в состав Польши. Оно стало главным козырем в борьбе с советской Россией и возбуждения неприязни поляков к русским, а позже им стала и трагедия Катыни, преднамеренно приписанная советскому правительству.

Известный политический деятель Польши, прошедший вместе с Первой польской армией от Ленино до Берлина Збигнев Залуский в своей книге «Сорок четвертый» (М., 1978) на основе обширного документального материала и собственных наблюдений вскрывает антинародный характер бывшего шляхетского правительства, тогда подвизающегося в Лондоне. Из страха надвигающихся вместе с крахом фашистской Германии революционных преобразований в самой Польше, его шляхетский интерес совпал с интересом поработителей Польши. Они сформировали принцип «двух врагов» – Советская Россия и Германия, но больше склонялись к Германии. А общность интересов заключалась в стремлении остановить продвижение на Запад Красной Армии, не желая, чтобы она вступила в Польшу, хотя другого способа освободить ее от порабощения и ускоряющегося истребления поляков не было. Западные союзники, застрявшие после дня «Д» во Франции и Бельгии, не только не собирались спасать Польшу от немецкого геноцида, но и сами бросали в бой оказавшихся на западе поляков, которые таким образом по безволию и пресмыкательству своего шляхетского правительства гибли тысячами. И вот, однако, в «Инструкции правительства Речи Посполитой для командования Армии Крайовой» от 27 октября 1943 года, т. е. еще до подхода Красной Армии к границам Польши они объявляли в пункте Б 11: «Польское правительство заявляет объединенным нациям протест против нарушения – в результате вступление советских войск в Польшу без согласования с польским правительством, – польского суверенитета, информируя одновременно, что оно не будет сотрудничать с советским Союзом». Но как можно согласовать что-то, не вступая в сотрудничество? Ясно, что здесь преднамеренно создана тупиковая ситуация, призванная остановить советские войска и Первую польскую армию у границ Польши. Явный абсурд. Но не менее абсурдно заявление о некоем «суверенитете Польши», в то время, когда она является генерал-губернаторством «Великого Рейха». Вступление советских и польских войск на территорию Польши как раз и имеет целью восстановить польский суверенитет, «профуканный» вами господа шляхтичи в сентябре 1939 года в результате игр с Гитлером, который обвел вас вокруг пальца. Но и здесь вы опять начинаете игру с ним, поскольку и он не заинтересован, что бы Красная Армия переступила границу Польши, к которой теперь она уже подошла. Геббельс в листовке, миллионами разбрасываемой над расположением советских войск, буквально умоляет красноармейцев (он их так и называет) не переступать старой советской границы: «Вы уже достигли и частично перешли границы Советского Союза. Разве сталинская «великая отечественная война» не закончилась?» И далее он пугает наших бойцов конфликтом с союзниками, если они пойдут дальше. И такое вот откровение: «Уже три года ваши союзники обманывают вас, что бы вы продолжали борьбу, они ведь еще в 41 году обещали вам второй фронт. В течение трех лет вы в одиночестве проливаете свою кровь…». Что ж, как говориться, лжец врет и врет, да вдруг и правду скажет.

Совпадение интересов «лондонцев» и гитлеровцев З. Залуский называет игрой с дьяволом. Задача противодействия советской армии со стороны Армии Крайовой лондонцы определили в качестве особой операции «Буря». «Офицеры АК, едущие на восток осуществлять операцию «Буря», пишет Залуский, еще не знали, что их действия на «пороге Европы» трагически совпадут в пространстве и во времени с тем, что говорил в своей пропаганде враг… А ведь через какую либо неделю или месяц в тяжелых боях они сами – командиры партизанских соединения – будут молиться, что бы красноармейцы не остановились «на пороге Европы». Потому что «для жителей Волынского округа приход Советской Армии означал спасение от почти неизбежного истребления, которым угрожали им как немцы, так и украинские националисты». А польский генерал Андерс, которому советское правительство, не только разрешило сформировать из бывших солдат и офицеров польской армии новую армию, вооружить её, но и переправить по его настоянию на Восток к англичанам, не постеснялся заявить американскому генералу Патону со смехом, что, «если бы его корпус оказался между немецкой и русской армиями, то ему трудно было бы решить, с какой из них он больше хотел бы сразиться». Такие вот шуточки. Но скорее всего генерал Андерс решил бы сразиться с советской армией, поскольку лондонские политиканы в генеральских погонах, как и их «правительство» ставили задачу столкнуть с ней Армию Крайову, чтобы кровавой чертой разделить польский и советский народ. Трусливые и подлые людишки, прячущиеся за спиной своих давних хозяев. В инструкциях АК и переговорах с ее командирами «лондонцы» конкретизировали эту задачу. «Бур поставил точки над «и». Речь шла о том, чтобы вынудить Советский Союз применить против АК силу… Речь шла о том, чтобы пролилась кровь. О том, чтобы кровь, разочарование и горечь превратились бы в непреодолимую преграду, отделяющую Польшу от Советского Союза» – пишет Залуский. Советское командование, не смотря на имевшие место провокации отдельных польских офицеров, сохраняло выдержку и терпение, как бы не замечая этих провокаций, продолжая демонстрировать дружеское отношение к польским солдатам и их командованию.

Но «игра с дьяволом» сейчас, как и в 34, как и в 38 годах оторванной от реалий жизни шляхты была дикой иллюзией, потерявших всякие политические ориентиры людей. Действия подобных, лишенных здравого смысла и совести политиканов, имели цель, опять же совпадающую с целью гитлеровцев, вызвать конфликт между союзниками, как будто из-за лондонских сидельцев и их бредовых замыслов Черчилль будет ссориться со Сталиным, и на их стороне окажется новое германское правительство после назревающего переворота. Черчилль в своем кругу после провала заговора 20 июля 1944 года вздохнул облегченно, заметив, что неудача заговорщиков к лучшему для союзников, поскольку иначе будет трудно объяснить безоговорочную капитуляцию Германии, которая в любом случае предпочтительнее каких-либо переговоров с ее новым руководством.

Но даже в случае успеха заговора, Польше, вопреки надеждам лондонцев, ничего «не светило». Дело в том, что идейный руководитель заговора Герделер предлагал, продолжая сопротивление большевикам, договориться с их союзниками «на основе возвращения всех завоеваний Гитлера. Всех, за исключением … Польши». Надежда «лондонцев» на то, что через столкновение АК с советской армией и пролитая кровь поведет к конфликту и разрыву отношений между союзниками, была просто их наивной и глупой фантазией. Плевали англичане на их АК и самих поляков, гибнущих в Варшаве, если их надежда на спасение попавшей в окружение армии Монтгомери была связана только с наступлением русских, которые тем самым отвлекут немецкие части с Запада, что, кстати, и случилось. А передислоцированные дивизии немцев двигались к Варшаве и их могла бы остановить АК, специально сосредоточенной у немецких коммуникаций, и потому, вопреки надеждам сражающихся варшавян, не пришедшая к ним на помощь. Но… эшелоны с немецким воинством беспрепятственно двигались на восток, поскольку командованию АК была поставлена задача в интересах ослабления немецкого давления на английские части, идущие с запада эшелоны… пропускать. А с тем, чтобы они не вернулись на запад, разрушение коммуникаций начать только тогда, когда эти побитые Красной Армией дивизии побегут обратно.

Все эти маневры, как и самою сдачу Варшавы, Бур-Комаровский в сообщении в Лондон откровенно назвал «полезной политической игрой». Вот так эти политиканы в угоду своему хозяину играли судьбами не только сотен тысяч людей, но и самой Польши. Ведь в то время, когда гибли восставшие варшавяне, «Польша имела двести тысяч регулярных солдат под ружьем, 500 танков, 300 самолетов, несколько тысяч орудий…». Где они, почему не спасают от уничтожения свою столицу, варшавян – цвет нации? Потому что в это время они гибнут за интересы чужой нации. В Англии при польском правительстве существовал авиадесантный корпус с отборным составом добровольцев – летчиков и парашютистов. Он предназначался для действий на территории Польши. Но в самые кризисные дни Варшавского восстания «вопреки протестам командиров и солдат, несмотря на голодовку, объявленную всем составом бригады, и эта часть была передана под командование Монтгомери…». Что говорить, если защищая Англию, погибли две тысячи польских летчиков, а когда оставшиеся в живых требовали направить их под Варшаву, английский маршал авиации счел невозможным использовать их там, «в виду слишком большого риска». А что же польское «правительство»? Оно, дабы не осерчали приютившие их хозяева, всегда с ними согласны. Опять предательство страны, которую они, якобы представляют.

После поражения Варшавского восстания и роспуска Армии Краевой, как враждебного советскому командованию вооруженного формирования, оказавшегося в тылу Красной Армии, был арестован и осужден руководящий подпольный центр АК во главе с генералом Окулицким, оставленным для организации антисоветской деятельности. Все эти события делали положение лондонского эмигрантского правительства Польши безнадежным, поскольку оно окончательно утратило возможность влиять на события в Польше. Созданный в первом же освобожденном польском городе и получивший наименование Люблянского, Комитет освобождения взял на себя функции управления на всей освобожденной территории Польши. Однако, имея поддержку и заинтересованность в нем английского правительства, эмигрантское правительство в Лондоне пыталось как-то восстановить свое влияние. Надо сказать, что в силу даже простой человеческой и патриотической солидарности многие в Польше, особенно в среднем слое, в среде обывателей эмигранты пользовались определенной поддержкой, и советскому правительству с этим приходилось считаться. Большинство простых людей Польши слабо разбиралось в политике и плохо представляло зловещую роль своего руководства в трагической судьбе их страны, этих по Черчиллю же гнуснейших из гнусных: никто из них даже и не знал, что Советский Союз предлагал Польше защиту, готов был своей армией заслонить ее от немецкого нашествия, Но из-за шляхетского гонора, а, главное, из боязни распространения с открытием советской границы «революционной заразы», возможности потери поместий и замков, шляхетское правительство самонадеянно отказалось от советской помощи. Оплакивая гибель Варшавы, большинство поляков даже не подозревало, что кровь их сограждан лежит на совести лондонских политических авантюристов. Следует, однако, заметить, что ответственность за те беды, которые Польша при более разумной политике могла избежать, польское руководство должно разделить с его покровителями и подстрекателями – английским правительством. Ведь это они заверяли поляков в немедленной помощи в случае немецкой агрессии, но, объявив Германии войну, ничего не сделали для защиты Польши; они же подстрекали начать восстание до прихода советской армии, чтобы первыми оказаться в столице, но опять же ничего не сделали, чтобы помочь восставшим (кроме нескольких контейнеров, сброшенных с самолетов, которые, однако, почти все попали к немцам).

Вся деятельность английского правительства здесь свелась к дипломатическим пассажам вокруг границ Польши и состава будущего ее правительства, как будто это сейчас было главное, т. е. дипломатическая пыль вместо реальной помощи. Действительный интерес англичан в Польше станет очевиден вскоре, когда Черчилль будет нудно торговаться со Сталиным по поводу расширения границ Польши на два-три километра в сторону Западной Украины. Но встанет на дыбы, когда Сталин предложит значительно увеличить польскую территорию за счет побежденной Германии, ранее отвоеванную у поляков – тут вся любовь Черчилля к Польше вмиг испаряется. Теперь уже Сталин говорил Черчиллю о необходимости сохранения независимой и сильной Польши, не скрывая, зачем ему это нужно: он был уверен, что через 20–30 лет Германия «сможет начать все сначала», и потому хотел видеть у границы России сильное и дружественное ей государство. Но в том-то и дело, что панская Польша в лице ее лондонских сидельцев никак не хотела становиться дружественной к своим соседям: да, да, они, эти безумцы, как их теперь и сами Черчилль с Иденом открыто называли, потеряв с ними всякое терпение, упорно выставляли территориальные притязания не только к Советскому Союзу, но и к другим своим соседям, например, Чехословакии. Их не смущал даже тот факт, что «спорные» земли были получены ими в соответствии с позорным Мюнхенским соглашением, и они вместе с Германией участвовали в разгроме Чехословакии. И вот, Сталин, несмотря на все это, в интересах сохранения согласия с союзниками, в надежде в будущем иметь у границ России дружественное государство, считаясь с тем, что лондонское правительство имеет «определенное влияние в некоторых кругах» современной Польши, продолжал вести с ними дипломатические переговоры, не отбрасывая возможность участия его менее одиозных членов в ее будущем коалиционном правительстве. После начала Отечественной войны Советский Союз легко установил отношения со всеми правительствами государств, пострадавших от гитлеровской агрессии, заявив о непризнании Мюнхенского соглашения, что особенно важно было для чехословацкого правительства Бенеша (Англия, кстати, сделала это гораздо позже). И только с польским правительством в Лондоне были сложности: в лице своего премьера Сикорского, прибывшего для переговоров в Москву в декабре 1941 года, оно потребовало восстановления границы, существовавшей до 1939 года, т. е. требовало возвратить в состав Польши Западную Белоруссию и Западную Украину, на что, конечно, Сталин не согласился, и Сикорский уехал ни с чем. Эти совершенно нереалистичные требования опирались, однако, на определенную поддержку англичан, а, главное, на расчеты, как пишет Д. Боффа, «что СССР выйдет из войны обескровленным и изувеченным, а Польша между тем утвердится в Восточной Европе как самое могущественное государство региона», хотя эти расчеты «выходили за всякие разумные пределы» (История Советского Союза. М., 1994).

Пули немецкие – домыслы шляхетские. После поражения немцев под Сталинградом и крутого перелома в войне подобного рода надежды стали улетучиваться, и им пришлось быть более сговорчивыми, но здесь возник новый предлог для конфронтации: весной 1943 года немцы заявили, что они обнаружили в деревне Катынь под Смоленском ров, заполненный трупами нескольких тысяч расстрелянных польских офицеров, обвинив в этом советские власти. Поляки в Лондоне тут же, не дожидаясь ответа Москвы на эти обвинения, подняли шум на весь мир, приняв версию германских ведомств и требуя организации международной комиссии для расследования дела. Создание такой комиссии и, тем более, ее работа в условиях, идущих в этом регионе боев, была заведомо нереальной. Правда, немцы комиссию, состоящую из представителей посольств, журналистов «нейтральных» стран и стран-сателлитов, и «свидетелей», собранных под дулом пистолета (а позже немцами же и уничтоженных), создали, но что она, возглавляемая немецкими эмиссарами, могла заявить, кроме как признать версию геббельсовской пропаганды. Стремясь уничтожить все признаки польской культуры и ее потенциал, Гитлер не считался ни с чем, истребляя при всякой возможности ее элиту, примером чему является уничтожение за одну ночь всей интеллигенции города Львова в 1941 году. Почему же они должны были посчитаться с польскими офицерами, которых советские власти не успели эвакуировать – это ведь тоже была элита польской (хотя бы и военной) культуры.

В подтверждение той или иной версии выдвигается множество аргументов, но все они противоположной стороной не признаются достаточными. В последнее время наши политические мазохисты, якобы, нашли какие-то «протоколы НКВД», подтверждающие немецкую версию, но кем, как и зачем фабрикуются такие «документы» мы уже знаем. «Правда о катынской трагедии, – пишет Д. Боффа, – так и не установлена с полной объективностью». Расстрел обреченных во рву – это обычный способ казни эсэсовскими зондер-командами, свидетельство тому Бабий Яр под Киевом, расстрел более ста тысяч советских военнопленных под Псковом как раз в это же время.

Немецкое руководство, убедившись после Сталинградской катастрофы и отступления на Северном Кавказе, что, вероятно, советскую территорию придется оставить, начало компанию, чтобы представить свои массовые казни гражданских лиц и военнопленных как действия «конвейера ГПУ». Брошюры и листовки под таким названием распространялись тогда на всей оккупированной немцами территории, так что обвинение советских властей в катынской трагедии – это лишь один из эпизодов большой фальсификации, осуществленной ведомством Геббельса. Впрочем, аргументация и сами приемы фальсификации событий советской истории, используемые этим ведомством, очень любимы многими «объективными» историками Запада, особенно, что касается истории войны, так что продолжающиеся временами вспышки полемики по ее более чем очевидным фактам, давно никого не удивляют.

Всплеск эмоций и дипломатических ходов по поводу Катыни был связан с публикацией книги Ю.И. Мухина «Катынский детектив» (1995). Как пишут издатели этой книги, «поляки при пособничестве Горбачева и Яковлева сфабриковали так называемое «Катынское дело» о якобы убийстве в СССР 8 тысяч пленных польских офицеров…. В Польше 800 тысяч (!) родственников этих офицеров приготовились получить в России денежную компенсацию за убитых. Выход в свет в 1995 году книги Мухина поставил на этих алчных мечтаниях крест – даже полякам стало ясно, что польских офицеров расстреляли немцы и поэтому денег они не получат. «Катынский детектив» удостоился высшей награды – ее рассмотрел польский Сейм, депутаты которого выплеснули свое разочарованное негодование Госдуме России, но о денежной компенсации от России Польша вынуждена была замолчать». Правда, наша Дума извинилась перед Польшей за гибель польских офицеров, а вот их Сейм почему-то не извиняется по поводу гибели не восьми, не пятнадцати, а ста восьмидесяти тысяч пленных красноармейцев в их лагерях в 1920 году. Они все отрицают. Поэтому хочется спросить наших «думцев» – почему вы-то трясете, как вы сами полагаете, грязным бельем свой родины-матери? Или Россия вам не мать, вы просто подкидыши? Кто вас нам подкинул? И какое право вы имели извиняться, так легковесно «поверив» в заведомую ложь против своей страны, которую вы, якобы, представляете?! Ваши «извинения» являются государственным преступлением против России! Ведь еще советской государственной комиссией, в которой учувствовал американский юрист, дочь американского посла в СССР Гарримана, было неопровержимо доказано свидетельскими показаниями и письменными источниками, в том числе письмами и дневниками польских офицеров, найденные комиссией на их трупах, датированных июнем 1941 года, тем самым доказывающих, что уже вначале войны они еще были живы. Об этом же свидетельствуют дневниковые записи поставленного оккупантами бургомистра Смоленска, где он пишет о расстреле польских военнопленных немцами. Об этом свидетельствуют материалы Международного Военного Трибунала в Нюрнберге, где уже заместитель этого бургомистра профессор Базилевский подтвердил факт расстрела немцами польских офицеров.

Эти документы невозможно подделать. А вот «документы», представленные самозваными обвинителями нашей страны в доказательство расстрела польских офицеров НКВД, как показал Конституционный Суд РФ, являются заведомой фальшивкой. Те четыре миллиарда долларов, что поляки требуют от нас, вы должны заплатить из собственного кармана (ваше супер высокое «содержание» как депутатов это позволяет), только не Польше, а России в качестве компенсации за незаслуженное оскорбление, и это будем минимальным наказанием за ваше государственное преступление.

О том, что это именно подлое оскорбление, инспирированное антирусской злобой польского шляхетства, подхваченное русофобской пропагандой Запада с целью дискредитации России, сейчас, в виду уж явной лживости обвинений, вынуждена писать даже наша «желтая» пресса. Так, в статье «Поляков в Катыне расстреляли немцы», напечатанной в «Экспресс газете» № 18 (май 2012 г.) Владимир Казаков пишет: «Европейская пропаганда использует против России фальшивые документы и лживые доказательства». Он приводит наряду с уже известными фактами расстрела поляков в Катыне немцами, ряд новых свидетельств такого рода. Как вообще можно игнорировать тот факт, что поляки были убиты из немецкого оружия – «вальтеров», крупнокалиберных пулеметов, немецких винтовок. Об этом свидетельствуют найденные на месте преступления гильзы от этого оружия. Или советское правительство заранее купило это оружие, чтобы потом обвинить в расстреле самих немцев, как это теперь «объясняют» фальсификаторы истории? Но ведь подобное «объяснение» смеху подобно и может быть рассчитано только на абсолютных идиотов. Кто же тогда в 40-м мог подумать, что немцы, с которыми у нас договор о ненападении, все же вскоре нападут? Конечно, возможность войны с Германией допускалась, но то, что б они дошли до Смоленска – это тогда никому и в голову не могло прийти. Ведь представлялось, что в случае нападения, мы его отразим «малой кровью, могучим ударом» и будем воевать уже на земле врага. Но главное даже не в этом, а в том (и это уже вообще никакими домыслами неопровержимо), что гильзы использованных патронов имеют маркировку 1941–1942 годов.

А то, как и зачем были сфабрикованы фальшивые документы, якобы существовавшие в советских архивах, сообщил в своем заявлении в Госдуму в 2010 году ее депутат, бывший заместитель Генерального прокурора СССР Виктор Илюхин, требуя рассмотреть факты подобного рода и принять соответствующее решение. Илюхин вскоре скоропостижно скончался, а вопрос был «замят». Суть же дела в том, как пишет Владимир Казаков, что из высказываний одного их главных «подельщиков» следует, «что в начале 90-х годов прошлого века была создана группа специалистов высокого ранга по подделке архивных документов, касающихся важных событий советского периода. Эта группа работала в структуре службы безопасности российского президента Бориса Ельцина…. Работа членов группы хорошо оплачивалась, они получали продуктовые наборы»… Заявитель продемонстрировал «механизм подделки подписей Лаврентия Берия, Иосифа Сталина (были приложены копии листов)…. Непосредственное участие в написании текста (поддельных документов) принял полковник Климов». Кстати, сотрудник Конституционного Суда РФ, просто потешался над грубостью подделки документов «по Катыне», так что возникла уверенность, что подельщики это сделали нарочно, что б в них все же никто не поверил. Но ведь вот «поверили»! Поэтому наша Госдума и Правительство обязано извиниться перед российской общественностью за ошибку и официально заявить мировому сообществу, что поляков в Катыне расстреляли немцы, представив существующие неопровержимые тому доказательства.

Е. Прудникова и И. Чигирин в книге «Катынь. Ложь, ставшая историей (М., 2012) пытаются поставить точку в катынском деле, используя не эмоции и политические интриги, а исключительно факты. И, наконец, последнее событие такого рода: открытое письмо президенту В.В. Путину «Катынское дело». Это действительно Дело – уголовное, и подлинное событие, поскольку письмо составлено такими представительными людьми России и в таком их числе, что проигнорировать его уже трудновато. Авторы письма не только показывают обвинение здесь России-СССР как подлейшее из подлых фальсификаций истории «гнуснейшими из гнусных» (такими их знал Черчилль), но и демонстрируют очевидность и неоспоримость подделки теперь уже исторических «документов», на которые ссылается обвинение советского правительства.

Тогда же, советское правительство, ввиду столь поспешного и необдуманного заявления «лондонских» поляков, разорвало с ними отношения, видя их склонность принимать сторону немцев. Последняя возможность установить если и не дружественные, то хотя бы нормальные отношения с Россией, была потеряна бывшим польским правительством, когда в октябре 1944 года по настоянию Черчилля сюда прибыл их премьер Миколайчик. Под нажимом англичан он согласился на компромиссный вариант новой польской границы, но, вернувшись в Лондон, обнаружил, что его «соратники» об этом и слышать не хотят, и подал в отставку. Но и в этих условиях Сталин соглашался включить в Люблянский комитет (перебравшийся уже в развалины Варшавы и в качестве правительства осуществлявший гражданское управление на всей освобожденной территории Польши) менее антисоветски настроенную часть «лондонцев». Но их и это не устроило, им нужна была вся власть, хотя и право, и реальную возможность взять ее они давно потеряли.

После освобождения всей территории Польши ее новое коалиционное правительство, включавшее членов различных партий, незамедлительно провело земельную реформу, национализировало значительную часть промышленности, изменило административное деление страны в соответствии с существенным изменением границы и приобретением новых территорий на севере и западе. Активно началось восстановление Варшавы, промышленности и сельского хозяйства, опиравшееся на помощь своей и советской армий, советского правительства. В помощи, запрошенной на Западе, Польше было отказано. Дескать, раз вы с Россией, значит против нас.