Читать книгу Золотой город - Михаил Шторм - Страница 3

Занимался рассвет, и первые проблески сероватого света пробивались сквозь верхушки деревьев. Пройдет немного времени, и от мокрой листвы повалит пар, дневная жара заставит листья развернуться, духота станет почти невыносимой. Парниковый эффект.

«Сельва никогда не высыхает полностью, – размышляла Моника. – И моя одежда тоже. Скоро все сопреет и разлезется. А я покроюсь шерстью и превращусь в обезьяну. Грязную и вонючую. Пока проводники спят, нужно срочно устроить постирушки и искупаться. Дима – ладно, я бы от него особо прятаться не стала, даже наоборот. Но эти угрюмые индейцы с непроницаемыми физиономиями… Никогда не знаешь, что у них на уме. Лучше их не дразнить. После стирки высушить одежду, конечно, не удастся, но она хотя бы не будет так пропитана по́том».

Прежде чем направиться к озерцу, обнаруженному накануне, Моника прислушалась. Сельва никогда не безмолвствует. Представление о том, что звери передвигаются бесшумно, существует лишь в умах тех, кто никогда не бывал в джунглях. Кабан шевельнулся на лежбище – и тишину нарушил хруст сухих листьев. Взлетел с дерева грузный тукан – послышалось хлопанье крыльев. Тапир с треском продирается сквозь заросли, попугаи перекрикиваются на деревьях, обезьяны носятся по лианам. Сельва живая: она вздыхает и стонет, кричит и поет. И никому нет дела до людей, блуждающих в вечнозеленых дебрях. Сгинут – никто не хватится.

Может быть, напрасно Моника и Сильвия отправились в это путешествие? Все в сельве живут за чужой счет. Кто-то должен погибнуть, чтобы другой выжил. А что, если следующими станут сестры Мачадо?

Нет, не может быть! Моника была уверена, что им повезет, с ними не приключится ничего плохого. Тем более что рядом такой замечательный мужчина, как Дима Быков. Сильный, честный, надежный. С ним можно ничего не бояться. И у него есть оружие, с которым он умеет отлично управляться. Едва путники оказались в сельве, Моника предложила ему продемонстрировать мастерство стрельбы, и он ее приятно удивил. Да, этот человек сумеет защитить сестер от любых опасностей.

Размышляя подобным образом, Моника шла по едва заметной тропке, проложенной еще вчера от водопоя до лагеря. Чтобы не таскать с собой неподъемный груз в виде емкостей с питьевой водой, Быков предложил пользоваться специальными обеззараживающими таблетками, какие входят в снаряжение десантников. Потом вода на всякий случай пропускалась через фильтры и делалась совершенно безвкусной, но зато безопасной.

Солнце уже проглядывало сквозь листву, когда Моника вышла к небольшому ручью, образующему заводь под трехметровой скалой, покрытой лишайниками всех оттенков. Из папоротников взлетела большущая бабочка, потревоженная шагами. Это означало, что здесь все спокойно. Моника сняла куртку и принялась расшнуровывать ботинки, попутно осматривая водоем. Он был размером с домашний бассейн, наполненный совершенно прозрачной водой, с песчаным дном и открытыми берегами. Крокодилу здесь негде прятаться. И все же Моника желала убедиться. Разувшись, она обошла заводь по периметру, вглядываясь в воду. Ей хватило тридцати шагов, чтобы, сделав круг, вернуться на исходную позицию.

Крокодилов не было. Моника слегка расслабилась. Но не совсем.

Позавчера… или позапозавчера (в сельве время тянулось совсем иначе) Моника отправилась за водой для рыбного супа. Рыбу поймал проводник Педро, носивший, как большинство «отесанных» индейцев, два имени: христианское и индейское, слишком многосложное, чтобы его запомнить. Подошел к невзрачной луже на краю болота, запустил туда обе руки и поднялся с добычей – настолько крупной, что ее вполне хватало на пятерых. Так вот, Сильвия осталась в лагере чистить рыбину, а Моника вернулась к болоту. По сути, это было не настоящее болото, а скорее пространство, заполненное стоячей водой, из которой торчали корявые деревья, увитые зеленью, но почти лишенные собственной листвы. Одно из таких деревьев росло на суше, прямо над неподвижной зеленой водой. Рядом тянулась песчаная отмель, похожая на полоску пляжа. Наполнять канистру в этом месте было удобнее всего, и Моника приблизилась к дереву.

Внезапно она услышала необычный звук, напоминающий приглушенное кваканье. Охваченная любопытством, она повернула голову и увидела кучу гниющих листьев. Оттуда доносился сильный запах рыбы. Моника подумала, что, наверное, под листьями находится еще одна лужа, наподобие той, которая обеспечила их ужином. Это была глупая идея, но она подошла ближе.

Кваканье сделалось громче. Глубоко в куче гниющих листьев виднелись большие яйца – десятка два, не меньше. Среди обломков скорлупы копошились крокодильчики, а два или три еще только выбирались наружу, проламывая свои «коконы» крошечными зубками. Да-да, у них уже имелись зубы, которыми они с хрустом разгрызали скорлупу.

«Хорошо бы их сфотографировать, – подумала Моника. – Жаль, что телефон выключен».

И тут сзади раздался всплеск, будто кто-то ударил веслами по воде. Моника обернулась и увидела, что на нее во весь опор несется огромный крокодил, размахивая двухметровым хвостом. Шея была раздута, а его глаза светились тусклым желтым блеском. Вернее, ее глаза, потому что это, конечно же, была крокодилица, которая ринулась защищать свой выводок. Моника отпрыгнула, и челюсти самки с костяным щелчком захлопнулись в том месте, где только что находилась ее нога.

Бежать! Но разве крокодил не способен догнать человека на короткой дистанции? Да еще такой громадный!

Моника задрала голову, выбрала подходящую ветку и, подпрыгнув, ухватилась за нее руками. Инстинктивно она тут же поджала ноги – и очень вовремя, потому что под ней раздался новый хлопок живого капкана. Она никогда не занималась гимнастикой, но сумела ловко подтянуться и лечь на ветку животом, а потом потихоньку выпрямилась и села на нее верхом. Ей очень повезло, что дело происходило под этим мощным деревом с низкой раскидистой кроной. Если бы не это обстоятельство, крокодилица уже рвала бы ее зубами и бросала лучшие куски детенышам.

Монику чуть не вывернуло наизнанку от этой мысли. Она посмотрела вниз. Хищные глаза с вертикальными зрачками неотрывно следили за ней. Нечего и думать о том, чтобы спуститься вниз. Моника оглядела соседнее дерево. Вряд ли крокодилице придет в голову следовать за ней по земле, пока она будет скакать с ветки на ветку. Слишком тупое создание. Однако воспользоваться падением жертвы сообразительности хватит.

Моника проползла по толстой ветви поближе к дереву, стоящему рядом, и примерилась. Зверюга под ней издала утробный рычащий звук. Звала на подмогу самца? Или всю ораву своих чертовых родственничков? Монике вспомнился любовник, фактически муж, только без брачного сертификата. Вот у кого целая куча родственников: дяди, племянники, братья, кузены, крестники. Сейчас, когда Альба угодил за решетку, все они разбежались как тараканы. И сколько бы он ни рычал, как бы ни старался, никто ему не поможет. В Соединенных Штатах, в отличие от Южной Америки, с наркобаронами не нянчатся.

Крокодилица опять зарычала. Моника, не дав себе отсрочки даже для того, чтобы досчитать до трех, прыгнула на соседнюю крону. От толчка ветка под ней спружинила, и она едва не свалилась вниз. Но Монике повезло. Ей удалось схватиться за край ветки. Оцарапав щеку, она полезла поближе к стволу.

Крокодилица, разинув пасть, сопровождала ее по суше. Она оказалась умнее, чем Моника предполагала. Плохо. Потому что другого подходящего дерева поблизости не наблюдалось. И что теперь? Сидеть в осаде, пока ее не хватятся? А вдруг самка крокодила нападет на кого-то. Они ведь не ожидают такого подвоха.

– Не суетись, Моника, – услышала она голос Быкова.

Он стоял метрах в двадцати, скрывшись за низким кустарником. В утреннем воздухе его голос звучал четко и ясно.

– Тут крокодилица! – предупредила Моника.

– Я вижу. Приготовься. Сейчас я ее отвлеку, а ты прыгай вниз и беги что есть силы.

– Лучше вернись за ружьем, Дима. Я удобно устроилась. Не упаду.

– Крокодила убить не так-то просто. Да и зачем? Пусть живет. Готова?

Моника подумала, что в ее положении лучше не спорить. Весь риск и всю ответственность берет на себя мужчина. Так и должно быть.

– Я готова! – крикнула она.

Быков снял с себя ветровку, завернул в нее кусок трухлявого пня и выскочил на открытое пространство. Крокодилица заметила новый объект и развернулась к нему. Он побежал не прямо на нее, а мимо, как бы наискось, но достаточно близко, чтобы она рванула за ним. Едва место внизу освободилось, Моника спрыгнула с дерева.

Тем временем Быков отдалялся, увлекая за собой гигантскую рептилию. Она не отставала и даже постепенно сокращала дистанцию, быстро перебирая распрямленными лапами. Тогда он метнул в нее заготовленный сверток. Крокодилица приостановилась, чтобы схватить летящий предмет. Пока она двигала челюстями, пробуя угощение на вкус, Быков успел описать дугу и отбежать на безопасное расстояние. Рептилия нерешительно последовала за ним, но, уткнувшись в заросли папоротников, повернула обратно.

– Вот и все, – сказал Быков, когда присоединился к Монике.

– Не все, – возразила она и поцеловала его в губы.

– Теперь все, – отстраняя ее, твердо произнес он. – Этого приза вполне достаточно.

– Посмотрим, – усмехнулась она и первой пошла по тропке к лагерю.

* * *

Быков тоже проснулся рано. Вечером он не слишком тщательно натерся мазью от насекомых и всю ночь его грызли какие-то маленькие зудящие бестии. Укутавшись в антимоскитную сетку, он попытался уснуть, но из этого ничего не получилось.

«Что-то я в последнее время совсем потерял сон, – подумал он раздраженно. – Влюбился, что ли? Но тогда и аппетит пропал бы, а я готов лопать за двоих. И потом, в кого из сестер Мачадо конкретно? В Сильвию? Или в Монику? Внешне Сильвия мне нравится больше, но старшая сестра – из тех, о которых говорят „девушка с характером“. Мне такие нравятся. Значит, Моника. Или все же Сильвия?»

Быков вертелся ужом на своей подстилке. Да какая разница! Можно подумать, сестры выбрали его в качестве кавалера, а не просто спутника, который не даст их в обиду. Не с индейцами же им было отправляться в сельву. И Педро, и Леонардо с виду казались вполне уравновешенными и покорными, но иногда в их взглядах, обращенных на женщин, мелькало нечто такое, что побудило Быкова взять за правило спать с карабином под рукой. Не из-за диких зверей – те просто так на людей не нападают. Из-за проводников. Жаль, что невозможно обойтись без них. Втроем Быков и сестры такую гору груза не унесли бы.

Вернувшись в Куско, они полтора дня посвятили составлению списка необходимых вещей, а потом еще дополняли его и вносили исправления. Проводников наняли уже в Ману, куда добрались по воздуху. Как выяснилось, раньше у Моники был весьма состоятельный и влиятельный любовник, который в каждом большом городе – на расстоянии трехчасового перелета – держал вертолет. Таким образом он экономил время. Род его занятий оставался для Быкова тайной, как и причина, по которой пара рассталась. Но это его не слишком интересовало. Он не привык лезть в чужие дела и совать нос куда не просят, особенно если речь идет о личной жизни.

То, что Моника свободна, его, конечно, не могло не радовать. Она была эффектной женщиной – чувственные ноздри, жгучий взгляд, крутые бедра. Сильвия как-то обмолвилась, что сестра пошла под венец не по доброй воле и пробыла замужем недолго. Но и в этом случае Быков не стал выпытывать подробности. Тем более у Сильвии. Она могла неправильно истолковать его любопытство, а ему этого не хотелось. Сильвия занимала слишком большое место в его душе и мыслях, чтобы поступать столь опрометчиво.

Поймав себя на том, что он опять думает о сестрах, Быков перевернулся на правый бок и попытался сосредоточиться на других вещах. Раз сон все равно не идет, неплохо было бы разобраться, что делать дальше и как выпутываться из ситуации, в которой все они оказались.

Несмотря на энтузиазм сестер, несмотря на то что они не пожалели средств на подготовку экспедиции и даже раздобыли карту с проложенным маршрутом, Быков относился к предприятию крайне скептически. Не то чтобы он не верил в существование Пайтити (жизнь приучила его к тому, что в мире существуют самые невероятные вещи, даже если это противоречит утверждениям ученых и переворачивает общепринятые представления с ног на голову). Однако Быкову казалось, что уверенность сестер Мачадо лишена оснований. Они располагали не оригиналом якобы древней карты, а фотокопией, так что подлинность документа вызывала сомнения. Поскольку Сильвия и Моника уклонялись от ответов на вопросы, кто надоумил их искать Пайтити и где они раздобыли свою карту, у Быкова сложилась собственная версия.

Сестры, несомненно, богаты, в чем он неоднократно имел возможность убедиться. Судя по всему, они привлекли внимание какого-то афериста, который наплел доверчивым женщинам о золоте инков и втюхал фальшивый документ. В воображении Быкова возник жгучий брюнет с усами, бакенбардами и блестящими волосами, уложенными с помощью геля. В одной руке он держал дымящуюся сигару, а другой водил пальцем по карте. Палец был волосатый, украшенный золотой печаткой в виде монеты. Сестры Мачадо счастливо улыбались…

Услышав приглушенный шум, Быков приподнял голову и увидел, что Моника куда-то собирается. Это его не встревожило и не насторожило. Мало ли какие потребности возникают у людей поутру. Для подобных дел они расчистили от зелени две небольшие площадки по обе стороны лагеря. Мальчики налево, девочки направо. Однажды Леонардо сделал вид, что перепутал, так Быков догнал его, развернул в нужном направлении и придал такое ускорение, что проводник даже оглянуться не успел. Он ничем не выказал недовольство или обиду, однако отсутствие эмоций и равнодушный взгляд могли свидетельствовать не о бесстрастности, а об умении хорошо скрывать свои чувства. Успев познакомиться с коварной натурой индейцев во время предыдущих скитаний по сельве, Быков не слишком им доверял. И все же обойтись без них было никак невозможно. Чрезвычайно много багажа.

Они высадились из вертолета сразу за рекой Рио-Мадре-де-Диос и дальше пошли пешком. Дело в том, что на карте не было обозначено точное местонахождение золотого города. Район поисков представлял собой заштрихованный фрагмент, с виду небольшой, а на деле – огромный, учитывая численность экспедиции и труднопроходимость обследуемой территории. Участок сельвы между реками Рио-Мадре-де-Диос и Рио-Лас-Пьедрас занимал площадь примерно пятьдесят на пятьдесят километров. Неделя пути из края в край, не говоря уже о том, что искать предстояло внутри этого условного квадрата. И где именно, скажите на милость? Единственное предположение, высказанное Быковым, состояло в том, что инки должны были возводить город вблизи большого водоема, то есть возле реки. Однако у Рио-Мадре-де-Диос имелось несколько безымянных рукавов, и это явно не облегчало задачу.

Одним словом, Быков не верил в успех предприятия. Они были букашками, ползающими по зеленому лугу в надежде наткнуться на оброненную кем-то вещь. На фоне величественной сельвы шансы их были катастрофически ничтожны.

К фактору, работающему против экспедиции, следовало отнести также риски и опасности, подстерегающие путешественников на каждом шагу. Например, позавчера Монику загнала на дерево самка крокодила, взбешенная тем, что женщина приблизилась к гнезду с яйцами. Быкову посчастливилось очутиться рядом, а если бы нет? Вот свалилась бы Моника с дерева или ветка под ней обломилась бы, что тогда? Лучше даже не думать. И куда она опять собралась, интересно знать? Выбралась из кустов и, не задержавшись в лагере, отправилась дальше. Окликнуть ее? Еще решит, что Быков ее преследует. Лучше проследить за ней незаметно, чтобы в случае необходимости снова подстраховать.

Так Быков и поступил. Уже отойдя на несколько десятков метров, он вспомнил, что не захватил карабин, но махнул рукой.

И напрасно.

* * *

Он блуждал по чужой территории не первую неделю. Лапа немного зажила, перестала гнить и кровоточить, но наступать на нее было невозможно. Зверь не мог охотиться и вынужденно питался тем, что попадалось ему на пути: гнилыми объедками, тухлой рыбой, насекомыми, сброшенной змеиной кожей. Брюхо прилипло к хребту, сил оставалось все меньше. Если в ближайшее время не подкрепиться, ему придет конец.

Мысль о конце не вызывала у зверя страха, тоски или сожаления. Просто это противоположность жизни, а он жив, значит, должен делать все, что отвечает текущим задачам. Это не было желанием или стремлением. Растения, животные, птицы и рыбы живут для того, чтобы жить, потому что иначе нельзя.

Зверю ни о чем не говорило слово «ягуар», хотя если бы на пути ему попались люди, они могли бы его так назвать. Он не осознавал, что пятна на шкуре даны ему для маскировки, и воспринимал их как неотъемлемую часть себя. Зубы, когти, лапы, глаза и уши – все это и был он. И ему требовалась пища. Настоящая. Сытная, дымящаяся, пропитанная кровью и соком. Вот что он искал. Он являлся хищником и, чтобы жить, нуждался в чужой плоти, и ничто не могло изменить этот закон природы.

Было раннее утро. В полумраке леса ягуар временами становился невидимым, равно как и в те моменты, когда его шерсть золотилась в солнечных лучах. Рана уже не нуждалась в постоянном зализывании, однако зверю приходилось то и дело останавливаться для передышки, потому что он не привык передвигаться на трех лапах. То, что он попал в капкан, расставленный людьми, стало для него огромной бедой. Он лишился трех пальцев вместе с когтями и был вынужден покинуть места прежней охоты, чтобы его не выследили люди и не содрали шкуру, как с его самки. Он до сих пор помнит запах ее окровавленной туши. Когда ее свежевали, он, притворившись обессилевшим и безучастным, неподвижно лежал на земле – лапу стиснули челюсти капкана. Люди перестали обращать на него внимание, и он воспользовался этим обстоятельством. У него была только одна попытка, поэтому он сделал все как надо. Часть лапы осталась в железных челюстях, но ягуар, не обращая внимания на боль, метнулся в заросли. Он не погиб, а значит, ему предстояло жить дальше.

Почуяв запах добычи, он, насколько это было возможно, начал передвигаться бесшумно, почти ползком, прижимаясь к земле, переступая через каждую сухую веточку, минуя каждую кучку сухих листьев. Неподалеку обезьяны поедали плоды на поляне. Когда ягуар находился уже совсем близко, сторож высунул свою волосатую мордочку из листвы и издал предостерегающий вопль. Если бы не покалеченная лапа, никакие крики не уберегли бы обезьяний народец. Всегда находился сторож, готовый предупредить сородичей, да только после этого ягуару оставалось сделать всего один или два прыжка, чтобы настичь зазевавшуюся жертву. Но не сейчас. Попытавшись оттолкнуться как следует, он ощутил дикую боль и вместо того чтобы прыгнуть, неуклюже покатился по земле, после чего, посрамленный, был вынужден убираться прочь под издевательский смех ненавистных обезьян.

Запахло водой, и зверь направился туда. Ему требовалось утолить жажду и остудить пылающий обрубок лапы. Перед ним возникла скала, заваленная гнилыми деревьями и пнями, которые поросли лишайниками. С лишайниками тесно переплелись глянцевые стебли ползучих растений с резко пахнущими цветами. Застыв, ягуар долго всматривался своими желтыми глазами в открытое пространство, оценивая, насколько безопасным будет спуск к воде. До него доносился запах людей, но ветерок мешал определить, как далеко они отсюда.

Поколебавшись, ягуар решил рискнуть. Бережно поджимая раненую лапу, он сделал несколько шагов и спугнул жирную ящерицу, гревшуюся на утреннем солнце. Это успокоило большого зверя. Ящерица не стала бы нежиться в непосредственной близости от опасности.

Ягуар достиг края каменистой площадки и посмотрел вниз. Первое, что он увидел, – через песок к воде протянулась цепочка следов. Свесив голову, он обнаружил прямо под собой – в тени, отбрасываемой скалой, – человеческую самку, сидящую в заводи. Было непонятно, что она делает в воде, но ягуара это не интересовало. Он плотно прижал задние конечности к земле, готовясь прыгнуть, но, вспомнив недавнее фиаско с обезьянами, передумал. Нельзя промахнуться еще раз. Силы зверя были на исходе. Расстояние до жертвы слишком велико. Если ягуар не допрыгнет сейчас, то следующий прыжок может уже не состояться. Жизнь уходит из него, как уходит вода из дырявой раковины. Попятившись на трех лапах, он поискал спуск со скалы и осторожно пополз вниз.

Ягуар был так осторожен, что не потревожил ни одного камешка, не пошевелил ни один листок. Жертва не подозревала о его приближении. Голая, совсем лишенная шерсти, на двух тонких и длинных ногах, она некоторое время стояла спиной к зверю, а потом села на дно небольшого озерца. Из воды остались торчать только голова и плечи. Этого вполне достаточно. Ягуар был уверен, что сумеет одним махом перегрызть ей шейные позвонки, как только запрыгнет на обращенную к нему спину.

Он выполз на открытое пространство и припал к песку, ища опору для задних лап. Все его длинное тело напружинилось. Памятуя о предыдущих ошибках, он не собирался использовать при прыжке покалеченную лапу. И он был уверен в успехе.

* * *

Леонардо проснулся под кроной развесистого дерева, сочные листья которого, тянувшиеся к земле от собственной тяжести, ярко блестели на утреннем солнце. Не открывая глаз, он попытался определить, что же его разбудило. Он потянул носом. Ну да, запах кофе. Не шевелясь, он приоткрыл один глаз.

Кофе готовила светловолосая девушка. Сильвия. Она уже раздула вчерашние угли и поставила на них кружку с водой. Ее ягодицы, обтянутые шортами, были обращены к Леонардо. Ноздри уловили запах дурной крови, которая выходит из женщин один раз за луну. Это его не оттолкнуло, а наоборот – возбудило так, что даже одеяло зашевелилось.

Леонардо вырос в зеленой долине, окаймленной горной цепью. С одной стороны долина сужалась и переходила в ущелье, по дну которого бежала быстрая речка. По ее берегам росли дикие гевеи, кору которых индейцы надрезали, чтобы нацедить каучука. Каучук затем продавали и покупали всякие нужные вещи. Старики рассказывали, что в прежние времена за каучук платили так хорошо, что всем хватало на оружие, одежду и виски. Но теперь нужно надрезать много деревьев, чтобы наторговать на ножи или патроны. Все больше мужчин покидало племя.

Леонардо был слишком мал, чтобы начать самостоятельную жизнь. Он делал все, что скажет дед, который заменил в семье отца, когда того убили во время набега. Ему нравилось жить в долине, ведь он понятия не имел, что где-то существуют другие места. Индейцев было очень мало на всем этом обширном пространстве. Но в долине жило несколько племен, поэтому Леонардо с малых лет привык таиться и бесшумно пробираться сквозь заросли, осознавая, что его племя окружают только враги. Иногда казалось, что до самого края земли вокруг нет ни одной живой души, и вдруг на горизонте появлялась тоненькая струйка дыма от костра, на котором готовили пищу. Но если бы кто захотел подкрасться к костру, чтобы рассмотреть пришельцев поближе, то никого не обнаружил бы – они еще издалека услышат звуки чужих шагов и успеют скрыться в глубине леса. Племя Леонардо действовало таким же образом. Вся деревня, в которой в лучшие времена обитало больше ста человек, могла моментально уйти с обжитого места только из-за того, что где-то раздался настораживающий звук или в воздухе запахло дымом от чужого костра. Порой во время скитаний они проходили мимо своих же брошенных хижин, и Леонардо вместе с другими мальчишками бросался на поиски игральных камней, оставленных в лунках, или других ценных вещей, некогда забытых.

Последняя деревня, в которой он жил, будучи уже взрослым семнадцатилетним воином, располагалась на плато. Извилистая тропинка спускалась с крутого обрыва к реке. Несмотря на то что она находилась довольно далеко и других источников поблизости не было, индейцы упорно продолжали жить на возвышении. Это обеспечивало относительную безопасность во время набегов племени гао, живущего выше по течению реки. Когда у гао случался неурожай, когда не хватало оружия или женщин, они стремились забрать это у племени Леонардо, который носил тогда совсем другое имя.

Став взрослым, он тоже принимал участие в набегах. Собираясь в группы по десять-двенадцать человек, чужие женщины ходили за водой к реке. На ремнях, опоясывающих их бедра и лбы, висели глиняные горшки и выскобленные досуха тыквы. Леонардо с товарищами уводили сразу нескольких; тех, кто слишком сопротивлялся, убивали, а покорных оставляли жить у себя. Потом нападали враги, и женщины менялись. Если какие-то хитрецы решали отправлять за водой старух, то их убивали, чтобы впредь неповадно было. Кому нужны старухи? Ни своим, ни чужим, поэтому их не жалко.

Леонардо покинул долину своей юности, когда с неба спустились машины, внутри которых находились другие машины. Они ревели, как бородатые обезьяны, только в тысячу раз громче, и, продираясь сквозь заросли, валили деревья. Индейцы с ужасом следили за приближением этих чудовищно могучих машин. С каждым днем они отступали все глубже и глубже в сельву, но пришельцы не останавливались. Они упрямо продвигались все дальше и дальше, прокладывая железные полосы, которые, как узнал Леонардо позже, назывались рельсами. Несколько раз индейцы разных племен собирались вместе, чтобы дать пришельцам отпор. Это всегда кончалось плохо, очень плохо. Белые люди брали в руки оружие, стрелявшее быстро и громко. Видя, как легко они одерживают победу, Леонардо пришел к ним и сказал, что хочет остаться. Это было очень давно, пятнадцать или двадцать лет назад. Леонардо никогда не сожалел о сделанном выборе. Ему нравились белые люди, особенно женщины. Когда возникала такая возможность, он делал с ними что хотел, а потом убивал и оставлял на съедение зверям. На его счету – уже три такие белые женщины. Правда, все они были старые и некрасивые. Не то что Сильвия.

Она рослая, почти на полголовы выше Леонардо. На ней – красивая рубаха из синей ткани, едва прикрывающая ноги. В вырезе виднеется ложбинка, разделяющая груди. А там висит какая-то блестящая штучка. Леонардо не рассматривал ее. Его интересовали только груди.

Когда он отбросил одеяло, его набедренная повязка заметно топорщилась. Он снял с себя бусы, чтобы белая женщина их не порвала. Из украшений на нем осталось только перо, отгоняющее злых духов. Сильвия пила кофе, сидя к нему спиной. Леонардо тронул рукой Педро.

Они познакомились на строительстве железной дороги и с тех пор не разлучались. Вдвоем было удобно. Их всегда брали в носильщики парой, и им не приходилось каждый раз присматриваться друг к другу и выяснять, можно ли доверять напарнику. Они водили по сельве священников, геологов, охотников, зоологов и обычных туристов. Повсюду у них имелись тайники, где хранились вещи, отнятые у белых. Леонардо и Педро верили, что однажды продадут все это добро, накупят себе вкусной еды, виски, оружия и заживут богатой жизнью в своем доме. Лучше с женщинами, хотя они умели обходиться и без женщин. В зависимости от обстоятельств.

С собой товарищи носили только самое необходимое, чтобы никто не догадался о роде их занятий и богатствах, которыми они обладали. Они были очень хитрыми. Весь их обычный скарб состоял из эмалированных котелков, луков с запасными тетивами, рыболовных снастей, одеял, точильных камней и ножей. Всем остальным обеспечивала их сельва. Соорудив очередной тайник, индейцы задерживались там на несколько дней, пьянствуя и объедаясь консервами. Потом отправлялись на переправу и ждали новых заказчиков. Они грабили не все экспедиции, иначе белые люди перестали бы приходить в эти края. Но участь нынешней тройки была предрешена с самого начала. Такие молодые, такие красивые женщины! С ними можно забавляться долго.

Педро проснулся мгновенно и сразу все понял. Очень удачно, что двое белых ушли из лагеря. Теперь можно завладеть ружьем, застрелить мужчину, а его подруг взять на прицел и заставить подчиняться своей воле.

Сильвия обернулась и увидела Педро, который стоял прямо за ее спиной с карабином Быкова в руках. Она машинально отпила кофе из кружки и спросила:

– Что тебе нужно?

– Иди к Леонардо, – сказал Педро, поведя стволом. – Молчи. Иди и молчи.

– Хорошо, – сказала Сильвия, встала и повернулась к индейцам лицом.

Перед выходом в сельву они поспорили, решая, сколько огнестрельного оружия брать с собой. Быков настаивал на карабине и двух пистолетах для своих спутниц. Они сказали, что предоставляют право стрелять ему, а сами прекрасно обойдутся без этого. В качестве компромисса ему удалось навязать ракетницу, годную не только для подачи сигналов, но и для ближнего боя. Сейчас она находилась где-то на дне рюкзака Моники. Самой Моники в лагере не было. Быкова тоже. Может быть, индейцы их убили? Нет. Когда Сильвия проснулась, Леонардо и Педро еще лежали на своих местах. Им не было смысла притворяться спящими, чтобы дать Сильвии возможность приготовить кофе.

– Только я хотела бы налить немного рома, – сказала она, придерживая кружку. – Добавить в кофе. Можно?

– Рома? – переспросил Леонардо. – У вас не было рома. Вообще никакого алкоголя.

– Дима запретил, – согласилась Сильвия. – Но я его обманула. Люблю кофе с ромом.

Чисто интуитивно она избрала наилучшую тактику, сделав вид, что слишком глупа и простодушна и не осознает нависшей над ней угрозы. Индейцы из перуанских дебрей восприняли это как должное. Они решили, что перехитрили белую женщину и она не догадывается об их злом умысле. Педро даже опустил ствол ружья, чтобы не спугнуть Сильвию.

– Доставай свой ром, – скомандовал он.

– Да, – произнес Леонардо, облизнув губы.

– Я могу и вас угостить, мальчики, – весело сказала Сильвия, запустив руку в рюкзак.

Кадыки индейцев синхронно дернулись. Они следили за ней как два больших пса, ожидающих подачки. Педро, правда, подошел к Сильвии ближе, чтобы было проще взять ее на прицел. Он умел пользоваться огнестрельным оружием, но стрелял плохо. Патроны стоили слишком дорого, чтобы он мог позволить себе тренироваться.

Сильвия нащупала рукоять ракетницы. Теперь оставалось определить, заряжена ли она. Может, засунуть в ствол палец? Нет, опасно. Да можно и не достать, а действовать нужно наверняка.

– Нашла! – воскликнула Сильвия, шаря в рюкзаке уже обеими руками. – Мальчики, давайте кружки. Выпьем, пока Дима не видит.

Она переломила ствол и сунула туда патрон, который нащупала рядом. Хорошо, что Быков решил показать, как действует ракетница, и велел сестрам поочередно зарядить ее. Для этого он распечатал упаковку сигнальных патронов, что теперь облегчило задачу Сильвии. Иначе она могла бы не справиться.

– Доставай, – скомандовал Педро. – Кружки не нужны.

– Как знаешь, – сказала Сильвия.

Она вытащила из рюкзака ракетницу, направила в лицо индейцу и выстрелила. Вспышка при солнечном свете получилась бледная, хлопок был негромкий, поэтому Сильвия решила, что у нее ничего не получилось. В отчаянии она приготовилась к худшему, но тут волосы Педро вспыхнули, он схватился за голову обеими руками и выронил ружье.

Леонардо хлопал глазами, наблюдая, как товарищ с воем катается по земле. Спохватившись, он сделал два быстрых шага вперед и взялся за приклад.

– Попробуй, – предупредила Сильвия, целясь ему в переносицу.

Ракетница была пуста, и она прекрасно понимала, что выстрела не произойдет. Но индеец не мог этого знать. Он видел перед собой пистолет, стреляющий огнем, и вовсе не хотел повторить судьбу товарища.

– Мы пошутили, – сказал он. – Это была шутка.

Педро уже не кричал, а стонал, корчась, как раздавленная гусеница. Голова его дымилась.

– Смешно, – сказала Сильвия, достала из рюкзака упаковку патронов и принялась выковыривать оттуда следующий.

* * *

Заметив ягуара, Быков замер. В лучах солнца его шерсть переливалась яркими красками – разными оттенками коричневого, желтого, черного цветов. Казалось, что вся красота и мощь природы отразились в облике зверя. Быков подумал, что в мире просто не может быть более прекрасного, более совершенного создания.

Ягуар находился на песчаном языке, протянувшемся из зарослей к озерцу под скалой. Вода под каменной стеной была желто-коричневой, но вместе с тем абсолютно прозрачной. Быков видел Монику, сидящую на светлом дне, целиком. Ее ноги были приподняты. Она держала в руках ворох мокрой одежды.

Появление Быкова удержало ягуара от прыжка. Он находился прямо за спиной женщины, припав брюхом к песку и топорща пятнистый хвост. Внешне он походил на леопарда, но был значительно крупнее и форму головы имел не приплюснутую и слегка вытянутую, а более округлую. Что касается свирепости и силы ягуаров, то тысячи людей, живущих на берегах Амазонки или других южноамериканских рек, стали жертвами этих кровожадных хищников, которые, подобно индийским тиграм, обычно появляются в большом количестве вблизи селений и буквально терроризируют жителей.

Быков посмотрел в глаза ягуару, перевел взгляд на Монику и, стараясь говорить спокойно, произнес:

– Слушай и не двигайся. Не оборачивайся. Сзади тебя ягуар. По моей команде ныряй и плыви влево. Закрой глаза, если поняла.

Моника на мгновение зажмурилась. От лица ее отхлынула кровь, и оно стало совершенно белым, но ни один мускул не дрогнул. Она умела владеть собой.

– Давай! – крикнул Быков.

Застывший мир пришел в движение. Моника окунулась с головой и, оттолкнувшись от дна, бросилась в сторону. Почти одновременно Быков и ягуар прыгнули навстречу друг другу. Зверь сделал это на полсекунды раньше и приводнился первым, подняв тучи брызг. Быков упал на него сверху, придавив пятнистую голову коленями. При этом он вцепился ягуару в уши, не позволяя тому повернуться таким образом, чтобы пустить в ход клыки.

Сам того не подозревая, Быков в прыжке задел больную лапу противника, повергнув того в болевой шок. Кроме того, ягуар не был готов к нырянию и вместо того, чтобы наполнить легкие воздухом, он выдохнул, как всегда делал перед прыжком. Когда ягуар от боли инстинктивно открыл пасть, туда хлынула вода, и с ним было покончено.

За те десять или пятнадцать секунд, что Быков провел верхом на владыке американских джунглей, он успел испытать на себе остроту его когтей и клыков, но это были лишь поверхностные царапины и укусы, не вызвавшие серьезных повреждений и сильного кровотечения. Тем не менее вода в заводи стремительно приобретала красный цвет, чего не могли не заметить ни Моника, ни ее спаситель.

– Господи! – вскричала она, когда он поднялся с обмякшей туши. – Ты весь в крови, Дима.

– Пустяки, – сказал он, осматривая себя. – Царапины.

– Нечего строить из себя героя! – заявила Моника, вскакивая на ноги.

Быков поспешно опустил глаза и перевел взгляд на захлебнувшегося зверя, медленно всплывающего со дна.

– Оденься, Моника, – попросил он. – Хватит с меня острых ощущений на сегодня.

– Я такая страшная? – кокетливо возмутилась она.

– Ты красивая, – буркнул он. – Даже слишком.

Его шорты и майка пропитались кровью.

– Идти сможешь? – поспешно спросила Моника, натягивая на себя одежду прямо в воде. – Или сбегать за индейцами, чтобы отнесли в лагерь? Нужно срочно обработать раны. Иначе начнется заражение. Зубы и когти хищников…

Быков ее уже не слушал. Все его внимание было обращено на лесную тропу, по которой они сюда пришли.

– Ты слышала? – с тревогой спросил он.

– Что? – насторожилась Моника.

– Хлопок. И крик.

– Сильвия?

Позабыв о Быкове и его кровавых ранах, Моника бросилась в сторону лагеря. Не говоря ни слова, он устремился за ней.

Картина, открывшаяся их взорам, свидетельствовала о том, что на поляне в их отсутствие произошло нечто из ряда вон выходящее. Педро лежал на земле, его голова, присыпанная землей, слабо дымилась. Шагах в трех от него сидела в нелепой позе Сильвия, неподалеку валялась открытая, но, похоже, не заряженная ракетница. Рядом стоял Леонардо с толстой палкой в руке. Увидев Быкова и Монику, он отбросил палку и вытащил из-за пояса нож.

Индеец не рискнул воспользоваться ружьем, выроненным товарищем. Во-первых, он не был уверен в том, что оно заряжено и снято с предохранителя. А стрелок из Леонардо никудышный, точнее сказать, совсем никакой. Он ни разу не держал огнестрельного оружия в руках, испытывая к нему непреодолимый инстинктивный страх. А вот пользоваться ножом умел как никто другой. Нож для него был такой же естественной и неотъемлемой частью его самого, как жало для пчелы или ядовитые зубы для змеи.

Когда Сильвии вздумалось перезарядить ракетницу, Леонардо не воспользовался ножом лишь по той причине, что не собирался ее убивать. Они с Педро затеяли нападение не для того, чтобы получить труп белой женщины. Она была нужна им живая, теплая, подвижная. Поэтому вместо того, чтобы перерезать ей горло, индеец схватил один из сучьев, заготовленных для костра, и ударил Сильвию по голове. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы она выронила пистолет.

Появление двух новых участников этой драмы повергло Леонардо в легкий ступор. Нужно было решать, что делать: ударить Сильвию еще раз, завладеть ее огненным пистолетом или все же попытать счастья с верным ножом?

Быков не дал ему времени на размышления – пришлось подчиниться инстинкту, и это было, пожалуй, самым правильным решением. Так казалось Леонардо. Когда Быков побежал к нему, он упал на колени рядом с Сильвией, схватил ее за шею и приставил к ее горлу острие ножа.

– Стой! – выкрикнул он. – Иначе…

Сначала Леонардо намеревался как следует припугнуть белых. Потом потребовать, чтобы они отдали ему все ценное, оружие забрать и увести женщин с собой. Такой вот простой, но крайне эффективный план.

Быков все испортил.

Он не стал слушать угрозы и условия. Он просто подхватил с земли ружье, взвел курок и всадил заряд прямо между изумленно вытаращенных глаз Леонардо.

– Извини, – сказал он визжащей Сильвии. – Все это легко смоется, если не дать засохнуть. Рядом есть подходящее озерцо. Пойдем. Моника, ты с нами, или с тебя на сегодня хватит?

Моника молчала, потрясенно глядя на месиво, которое образовалось на месте головы индейца.

– Ого, – пробормотала она. – Вот это выстрел.

– Картечь, – пояснил Быков. – Если бы Леонардо находился дальше, я бы не осмелился стрелять. Чем больше расстояние, тем сильнее разлет дроби. А так… Скажи, Сильвия, тебя не зацепило?

– Откуда мне знать! – заорала девушка. – Я вся в крови!

– А ты себя пощупай, – предложила Моника. – И успокойся. Меня только что ягуар чуть не сожрал, и то ничего… Ой! – спохватилась она. – Иди сюда, Дима. Тебе необходимо оказать первую помощь.

– Что с ним? – встревожилась Сильвия. – Дима, ты тоже в крови! Я думала, это от…

Она показала на труп, не в силах продолжить реплику.

– Все в порядке, – заверил сестер Быков, остановившись над вторым индейцем. – Ты меня слышишь, Педро? Вставай, бери свои вещи и убирайся.

– Я не вижу! – пожаловался индеец. – У меня один глаз сгорел.

– Тогда воспользуйся вторым. И побыстрее, пока он у тебя цел.

Поскуливая, Педро поднялся и побежал к своему мешку. Когда он скрылся за стеной зелени, Сильвия спросила:

– А Леонардо? Его закопаем?

Быков отрицательно покачал головой.

– В этом нет необходимости. Зачем лишать лесных жителей здоровой и сытной пищи?

– Ты циник, Дима, – заметила Моника, разглядывая содержимое походной аптечки.

– Хуже, – сказал Быков. – Намного хуже. Знаете, девочки, я убил бы еще нескольких таких негодяев, и у меня рука не дрогнула бы. Они разрушили мою веру в человечество.

– Восстановим, – деловито пообещала Моника. – Иди-ка сюда, Дима. Начнем курс реабилитации.

Она успела натянуть медицинские перчатки, в одной руке у нее поблескивал флакончик с перекисью водорода.

Вздохнув, Быков отправился лечиться.