Читать книгу Избранное. Том 2 - Михаил Шустерман - Страница 41

Да, я не Рюрик по лицу…

По Золотому по кольцу

Как исторический этруск,

Беру я с Блоком в жёны Русь.

Пусть невзаимно холодна,

Пусть серая, пускай стена…

Зато язык творит такое —

На чём стою и сколько стою.

Во мне бессмысленны доктрины,

Черны витрины и картины,

Я чую правду: все помрём,

И не хрен рыть под фонарём.

Я не поэт, насильник чести,

И не сидится мне на месте —

С избытком задаю я жару

Всем обтатаренным хазарам.

И в гуще отрицаний прочих,

Отрину всех, на них охочих.

Ведь жизнь – говно, и смрад её

Определяет жадовьё.

С их помазанием и мирром

Ты не закроешь мира дыры.

Я всей поэзией моей

Не уважаю жидовей.

Ведь, если русский просто быдло,

То жидовин – его повидло.

Коль русака немного сжать —

Он начинает вылезать.

В своей поэзии высокой,

Из них выжамкиваю соки.

И их шумерские истоки,

И небиблейские пороки.

Всё влезет в жерло мясорубки,

Леса годятся для порубки…

И, доворачивая ручку,

Я собираю мысли в кучку.

И всё выходит очень просто,

Жизнь – от рожденья до погоста,

И со словами и без слов,

Вся – от жирка и до мослов,

В ней истина одна и та же:

Что правды нет – а есть погаже,

Что есть жады и в каждом жаде

Нам что-то, или кто-то, гадит.

То срёт в культуре, то в науке,

А то – в твоём нерусском внуке.

Порой – в словесности российской,

Всегда – обрезанною писькой.

А их жадовская деньга —

И зелена, и дорога.

Я своим взглядом – мир объемлю!

За нашу правду жру я землю.

Пускай разделятся навек:

Там жидовин, здесь – человек.

А между ними полукровки

Снуют, как божий коровки.

Я – за российскую бузу

Я – за оплату и пайцзу

За толерантность несвободы

И за естественные роды.

И в жопу ЛГБДТ,

Их НТВ и ОРТ.

Они ж, мля, эти супостаты,

И все нахальны, и пейсаты.

Ещё чуть-чуть загнуть носяры —

И натуральные жидяры.

Им мало спёртого по блату

В степях арабских каганата.

Нет, на российские просторы

Нацелились, жуки и воры.

Ну, мы вас встретим в полный рост,

И приготовим ходоркост.

Мы вам пообрезаем жалы

И всех отправим за Уралы.

Я, как прозаик и поэт,

Осознаю теченье лет.

Я вам открою свой завет:

Всяк жад хорош, когда скелет.

И неча скалить рот, балды,

Послушайте меня, жады,

Святая Русь – лишь русских мать, —

Чтоб их любить и их имать.

И если вы о ней скулите,

То не на русском – на иврите.

Сыны по матери, по русской —

Родные норды и этруски,

Плюс скифы, викинги и чудь,

И позабытый кто-нибудь —

Привет – на этом я кончаю.

И вместо кофе пью я чаю.

Я сам шуткую, сам быкую,

Когда смиряюсь, то бунтую.

Побрившись бритвою Оккама,

Себе отрыл в России яму.

А там – молчание ягнят.

Мне даже снизу не стучат.