Читать книгу Во имя Отечества - Михаил Соловьев - Страница 12

Утром следующего дня дверь госпиталя распахнулась, и в ней появился лейтенант Снигирев. Его глаза блестели от радости, что он, наконец, покидает стены госпиталя, не смотря на то, что направлялся он не в дивизию, а в дом отдыха, он все равно был безумно счастлив. Свежий весенний воздух сразу заполнил его легкие: «давно я не дышал таким воздухом и так по нему соскучился», – подумал Михаил.

В правой руке у него была трость, без нее ему было тяжело еще ходить, но все-таки он верил, что это ненадолго. Ближе к вечеру Миша добрался до места назначения, его встретили и поместили по высшему классу, за целый день, проведенный в пути, он сильно устал, так что уснул быстрее, чем голова приземлилась на подушку.

В восстановительном доме отдыха лейтенант быстро привык, все ребята были после тяжелых ранений, но говорить они об этом не любили, а любили больше гулять, играть в шахматы, а некоторые даже на музыкальных инструментах. Но если присмотреться ближе, то у каждого на лице был страх, страх от того, что не им вернуться больше на фронт.

Эти две недели пребывания прошли очень быстро, и ближе к обеду лейтенант Снигирев стоял перед дверью, где должна была решиться его судьба. Вот он услышал из-за двери резкое «войдите». Подойдя к столу, лейтенант очутился перед майором, который и решал, куда лейтенанту в дальнейшем домой или на фронт.

– Здравия желаю, товарищ майор! – обратился Миша.

– Ладно, лейтенант, не кричи, присядь лучше. Я ознакомился с твоим личным делом, ты героически сражался и принял на себя серьезный удар врага. За этот поступок тебя наградили орденом «Красной Звезды», эту награду мне прислали вместе с твоим личным делом из дивизии, чтобы я тебе ее торжественно вручил.

– Служу Советскому Союзу!

– Ладно, вольно. Теперь, наверное, самое важное. Я не имею права тебя больше отправлять на фронт, таковы правила; я надеюсь, ты меня поймешь, да и ходишь ты с помощью трости: так что домой.

Михаил, вышел из кабинета майора со слезами на глазах, вот так в одночасье майор перечеркнул судьбу офицера.

– Ну, как? – спросил следующий.

– Наградили, – ответил лейтенант.

– А почему тогда плачешь?

– От радости.

После обеда Михаил получил сухой паек и деньги на дорогу, а к вечеру уже сидел в вагоне.

Через день он сошел с поезда в родной Калуге и с трудом ее узнал. Некоторые дома были разрушены, на улицах лежали мешки с песком и даже кое-где стояли противотанковые ежи. «Да, как изменился город» – подумал Миша, и похромал до родительского дома. Подойдя к входной двери он громко в нее постучал. Дверь распахнулась, перед ним стоял отец:

– Здравствуй отец, – произнес лейтенант.

– Мишка ты?

– Конечно я, не похож?

– Какой ты стал. Мать Мишка вернулся!

Мать, не успев подойти, сразу бросилась в объятья сына:

– Сынок, слава Богу, ты вернулся, Господь услышал мои молитвы. Кузьма, да чего мы сына на пороге держим? Сынок проходи.

Михаил прошел в дом, и мать заметила, что в руке он держит трость и сильно хромает.

– Садись сынок за стол.

– Мам, у меня в сумке еда, возьми!

Взяв кружку с чаем, Миша попросил родителей рассказать, как они тут жили, все это не легкое время.

– Мы сынок неплохо жили, только за тебя переживали, особенно когда ты написал письмо из госпиталя, что тебя осколком зацепило. Тебя сильно изувечило? Нога своя? Не протез?

– Не переживайте, нога у меня своя, немного зацепило осколком в бедро, но врачи все сшили и слепили, так что все хорошо.

– Ты насовсем? – продолжила мать.

– Да, – ответил сын.

– Комиссовали? – поинтересовался отец.

Михаил кивнул головой.

– Переживаешь?

– Переживаю.

Отец подмигнул матери, это означало «неси самогон». Как только мать принесла бутылку, родитель сразу налил Мише полный стакан, и себя в тоже время не обидел:

– Давай, сынок, выпьем за то, что ты жив, за то, что ты не потерял веры, и я тебя очень хочу попросить, не теряй никогда и надежды, не опускай руки. За тебя, сын, за тебя!

– Кузьма! Ты куда по столько льешь? Ведь он сейчас упадет.

– Не переживай мать, не упадет! Ты глянь, ведь он уже не тот зеленый юнец, а фронтовик.

– Нет, пап, мама права, наливай по половинке.

– На улице уже темно, а девчонки где-то ходят.

Не успела мать договорить, как в дверь постучали.

– Кто? – спросила она.

– Мам, это мы.

– Ну, слава Богу! Проходите, там Миша вернулся.

– Правда?

Сестры бегом рванули к брату:

– Мишка! Это ты? Девочки, вы гляньте, братик наш при медалях! Миш, ты надолго домой?

– Да, меня записали в инвалиды, так что больше воевать не могу.

– Какой же ты инвалид?

– Получается, что самый настоящий. И на фронт таким дорога закрыта. Но ничего я завтра в комиссариат пойду.

На следующее утро Михаил явился в комиссариат и доложил о своем прибытии из госпиталя, поведал там свою историю, и выказал им свое неудовольствие по поводу решения майора. При этом поинтересовался, может здесь смогут помочь и вернуть обратно в строй.

– Я вас прекрасно понимаю, товарищ лейтенант, но таковы правила и нет у меня таких полномочий, чтобы отменить решение комиссии, – ответил комиссар. – Вот ваше личное дело, и там черным по белому написано «тяжелое осколочное ранение, повлекшее за собою сильное увечье тазобедренной области». Куда мне прикажите эти слова деть?

– Да, товарищ майор, такие слова тяжело спрятать, но все же, посмотрите на меня, я полон сил, энергии, отваги, а вы меня домой. Телят мне, что ли пасти?

– Я вижу не зря вам орден дали, вы вправду человек глубоко любящий Родину, я попробую помочь, но не сразу, зайдите месяца примерно через два.

– Есть! Зайти месяца через два, разрешите идти?

– Идите, но впредь трость за дверью больше не оставляйте.

– Есть, трость за дверью не оставлять.

Возвращаясь домой Михаил весь сиял от радости. К нему вернулась и надежда, которую он чуть не потерял. После обеда Миша решил написать письмо Петру: «Здравствуй Петь, пишу тебе из дома, так как меня комиссовали. Но после визита в комиссариат у меня снова появился шанс». За ужином Михаил поделился радостным событием и с родителями:

– Мне сегодня в комиссариате майор пообещал помочь с возвратом в дивизию. Только сказал, должно пройти несколько месяцев.

– Вот я вчера об этом и толковал – надежду главное не потерять, – произнес отец.

– Да, я сейчас расскажу историю, которую до сей поры не рассказывала никому, – произнесла Агриппина Алексеевна, – дело было так: получила я в 1916 году письмо, сказывалось в нем, что муж ваш, при наступлении российских войск, героически погиб. А я читаю и чувствую, что он жив, нет такого предчувствия, как тебе лучше объяснить, предчувствия потери близкого. Мне бы тогда обратить внимание, что ни фамилии, ни имени не указано. А я в те дни просто надеялась и верила, что он придет домой. Ждала его я каждый день, и каждый день смотрела на дорогу, и месяца через три, представляешь, мою пол, а тут дверь в хату отворилась и на пороге я увидела Кузьму. Помню, моему бабьему счастью не было тогда придела. Оказывается, у них солдат перепутал и не туда письмо послал, помнишь Кузь?

– Да, мать, помню. Миш, представь картина, я возвращаюсь домой, а на меня здесь уже похоронка приходила, но моя жена не поверила, ни единому слову этой бумаги, и продолжала верить, что я жив, и надеялась на мое возвращение, и я пришел.

– Этим рассказом мы хотели донести до тебя сынок, что никогда не надо терять надежды и веры.