Читать книгу Сам себе целитель. Основы активизации естественных сил организма - Михаил Титов - Страница 6

Врачи. «В вопросах болезней и лечения люди приравнивались к крепостным. Врач – диктатор, знающий всё, а люди – глупое, немое, управляемое стадо, не пригодное ни для чего, кроме как быть согнанным вместе, обездвиженным и безмолвным, когда это необходимо для медицинских действий. Я обнаружил, что профессиональное достоинство отступало перед помпезностью, грязным фанатизмом и невежеством. Обычный врач паникует, если ничего не происходит. Он ходит аки лев рыкающий, ища, кого бы испугать до смерти». – Доктор Джон Тилден. «Слабое здоровье: причины и лечение», том 1. 1921 г.

«Сегодня мы живём не только в ядерном веке – это ещё и век антибиотиков. К несчастью, это „тёмный век“ медицины – множество моих коллег, сталкиваясь с проблемой пациента, вынуждены обратиться к огромному тому, объёмом конкурирующему с телефонным справочником Манхэттена. Эта книга содержит имена тысяч и тысяч препаратов, призванных облегчить симптомы отклонений от нормального состояния организма. Врач решает, какие розовые или сиреневые пилюли, а может, голубые, назначить пациенту. На мой взгляд, это не является медицинской практикой. Слишком многие из этих новых чудо-препаратов торжественно появляются на рынке, а потом обнаруживают свой смертоносный характер, который будет старательно игнорироваться во имя появление новых и более сильных лекарств». – Доктор Генри Биллер. «Пища – лучшее лекарство», 1965 г.

У меня есть две причины для написания этой книги:

1. Просветить широкую общественность в части преимуществ народной медицины.

2. Поощрить новое поколение целителей-натуропатов.

Вторая причина более важна, так как это непросто – стать врачом-гигиенистом, для них нет школы или колледжа, нет возможности лицензирования. Большинство начинающих врачей придерживаются предсказуемой карьеры, следуя прямыми дорогами через учёбу в медицинских вузах к высоким финансовым вознаграждениям и социальному статусу.

Практики народной медицины не вознаграждаются соответственно их статусу, им редко удаётся стать богатыми, и часто натуропаты приходят к своей профессии в конце жизни, следуя запутанной дорожкой за своим внутренним светом. Поэтому я думаю, это стоит нескольких страниц, чтобы рассказать, как я пришла к этой опасной профессии и почему приняла ежедневный риск полицейских преследований и гражданской ответственности без возможности страхования.

Иногда мне кажется, что я пришла в эту жизнь, уже будучи предрасположенной к исцелению других. Для начала – я родилась в такой семье, которая очень бы нуждалась в моей помощи. Поскольку я никогда не искала лёгких путей, я решила быть самым младшим ребёнком в семье, с двумя старшими братьями.

Двое старших братьев должны были бы воспитывать и оберегать меня, но в моей жизни вышло не так. Младший из них родился на три года раньше меня, имея множество проблем со здоровьем. Он был маленький, слабый, всегда больной и сам нуждался в защите от других детей, которые часто бывали грубы и жестоки. Отец оставил нашу семью вскоре после моего рождения, и вся забота о нас легла на мать. Я ещё не достигла подросткового возраста, когда старший из братьев ушёл из дома, чтобы продолжить карьеру в ВВС.

Несмотря на самый юный возраст, я была самой здоровой из них, и мне приходилось расти самостоятельно, пока наша мать-одиночка пыталась зарабатывать на жизнь. Это обстоятельство, вероятно, усилило мою врождённую склонность к независимым решениям и действиям. Вначале я научилась защищать своего «младшего» брата от местных хулиганов – стала драться со старшими мальчиками и побеждать. Я помогла брату приобрести простые навыки, которые большинство детей осваивают без труда: плавание, езду на велосипеде, лазание по деревьям и прочее.

Я не была ещё даже подростком, но я должна была действовать, как взрослый ответственный человек. Трудности нашей жизни, особенности работы учителем сельской школы подорвали здоровье нашей матери. Она постепенно теряла силы и не могла заботиться о доме, и мне пришлось взять на себя почти все домашние дела – готовку, уборку, а кроме того, заботиться о ней – о человеке, который чувствовал себя ужасно, но должен был работать, чтобы выжить.

Во время занятий в школе мама производила позитивное впечатление, она была действительно талантливым педагогом. Но у неё была странная особенность: она упорно предпочитала помогать способным ученикам развивать их способности, но совсем не имела желания помогать тем, кто демонстрировал невоспитанность и плохое поведение. Это постоянно приводило её к конфликтам со школьными советами, особенно если оказывалось, что ребёнок какого-нибудь из представителей этих советов ведёт себя плохо, мать отказывалась помогать ему. Несколько раз её среди учебного года увольняли без предупреждения, «за неповиновение», и мы вынуждены были переезжать с места на место; это неизбежно происходило в середине зимы.

По ночам, подавленный дневными усилиями, позитивный настрой матери рассеивался, и она позволяла себе скатываться в мрачные мысли, постоянно жалуясь на отца и обвиняя его в своих бедах. Эти эмоции и их выражение мне, будучи ещё ребёнком, было трудно воспринять, но это научило меня работать на отвлечение человека от негативных мыслей. Чтобы не быть втянутой в этот негатив, я приобрела навыки, которые пригодились мне много позже, когда я начала лечить людей, как физически, так и морально нездоровых.

Мои собственные проблемы со здоровьем были предопределены задолго до моего рождения. Наше питание было ужасным, с очень небольшим количеством свежих фруктов и овощей. Обычно это были консервы или сгущённое молоко, хотя в редких случаях нам перепадало сырое молоко и яйца из фермерских хозяйств. Большинство наших продуктов были очень солёными или очень сладкими, мы также употребляли много жира в виде сала. Мать оправдывала это тем, что в семье всегда было мало денег, но она не подозревала, что некоторые из самых питательных продуктов также являются самыми дешёвыми.

Неудивительно, что при таком рационе, с дефицитом питательных веществ и избытком жиров, а также очень напряжённой жизни, мать, в конце концов, приобрела серьёзные проблемы с желчным пузырём. Болезнь прогрессировала, вызывая всё более и более сильные боли, пока это не привело к удалению желчного пузыря. Его постоянная дегенерация повредила печень, потому при операции пришлось удалить также и часть печени. После этого хирургического вмешательства она вынуждена была бросить работу и никогда уже окончательно не выздоровела. К счастью, к этому времени все её дети уже твёрдо стояли на ногах.

У меня ещё было с чем бороться. Мой старший брат получил нервный срыв во время работы наблюдателем радаров за Полярным кругом. Я полагаю, его здоровье также было подорвано ещё в детстве нашим неполноценным питанием. Во время работы в Арктике он также питался в основном консервами, работая при этом очень напряжённо, долгое время без отпусков, не выходя на улицу из-за холода и отсутствия дневного света.

Когда его болезнь была в стадии обострения, я пошла в больницу, где брат проходил курс лечения, и уговорила лечащего психиатра предоставить брата моей заботе. Также врач согласился воздержаться от использования электрошоковой терапии, в то время широко использовавшейся для лечения психических расстройств. Что-то мне подсказывало, что такое лечение неправильно.

Я забрала брата домой, когда его ещё держали на больших дозах торазина. Побочные эффекты этого препарата были настолько тяжёлыми, что он едва мог их переносить: затуманенное зрение, сведённые челюсти, дрожащие руки и ноги, которые он не мог успокоить. Это общие проблемы старшего поколения психотропных препаратов, которые в какой-то степени контролируются приёмом других лекарств, таких как когентин, который он также принимал.

Брат постепенно уменьшал дозировку транквилизаторов, пока к нему не вернулась способность думать и действовать. По собственной инициативе он начал принимать большие количества витаминов группы В и питаться цельным зерном. Я не знаю точно, почему он так сделал, но верю, что он следовал своей интуиции, я в то время не обладала достаточными знаниями, чтобы предложить ему естественный подход к лечению. В любом случае, через три месяца приёма витаминов и улучшения рациона он больше не нуждался в лекарствах и был рад освободиться от их побочных эффектов. Ещё несколько месяцев он оставался немного эмоционально неустойчивым, но вскоре смог вернуться к работе и с тех пор не имел психических проблем. Этот случай был началом моего интереса к психическим заболеваниям и моим первым знакомством с «современной» психиатрией.

Я всегда предпочитала самодисциплину обучению со стороны. Потому, используя преимущество маминой профессии, училась дома, а не скучала в классе. В то время, чтобы поступить в университет, было необязательно оканчивать школу, достаточно было сдать государственный вступительный экзамен. В 16 лет, не проведя ни дня в средней школе, я сдала экзамен в вуз с 97 баллами из 100. В то время мне очень хотелось пойти в медицинский вуз и стать врачом, но у меня не было достаточной финансовой возможности для столь дорогостоящего обучения и мне пришлось остановиться на четырёхлетних курсах медсестёр в Университете, покрывая все свои расходы работой в университетской клинике.

В начале моего обучения сестринскому делу меня очень интересовало всё, что происходило в больнице: рождение, смерть, операция, болезнь и т. п. Больше всего меня радовали роды, конечно, при удачном их исходе. Большинство людей, умиравших в больнице, были одинокими, и казалось, совершенно эмоционально не готовыми к смерти. Ещё страшнее, если они, умирая, находились в сознании, и никто из сотрудников больницы, кроме меня, не хотел находиться рядом с ними в этот момент; ни один из них не мог противостоять смерти сильнее, чем сам умирающий. Также врачам и медсёстрам было крайне неприятно иметь дело с подготовкой трупа в морг, и эта хозяйственная работа тоже легла на меня. Я не имела ничего против трупов. Они, конечно, тоже не обращали на меня внимания!

Труднее всего мне давалась хирургия. Были моменты, когда операция определённо спасала жизнь, особенно если дело касалось травм; но было много других случаев, когда, несмотря на хирургическое вмешательство, исход был летальным.

Всякий раз, когда я думаю о хирургии, мне вспоминается человек с раком гортани. В то время врачи университета считались наиболее уважаемыми хирургами и онкологами в стране.

Для лечения рака они использовали оперативное вмешательство, а также лучевую и химиотерапию, чтобы искоренить следы раковых тканей в организме. Казалось, при этом они забывали, что в этом теле должен жить человек. В частности, этот несчастный пришёл в нашу клинику хоть и онкологическим больным, но целым человеком. Он мог говорить, есть, глотать, и выглядел вполне нормально. После операции он лишился гортани, пищевода, языка и нижней челюсти.

Главный хирург, который, кстати, считался «богом хирургии», вернулся из операционной, широко улыбаясь, заявив, что справился с раком. Но когда я увидела результат, мне подумалось, что это была работа мясника. Жертва совсем не могла говорить, питалась через трубку и выглядела гротескно. Что ещё хуже – он потерял всякое желание жить. Я думаю, он предпочёл бы сохранить все части своего тела и умереть целым человеком, способным есть и говорить, чувствуя, что он не внушает ужас своим друзья и близким.

Я была уверена, что должен быть лучший способ борьбы с такими заболеваниями, но я понятия не имела, каков этот способ и как его найти. В университетской библиотеке не было литературы по альтернативной медицине, и никто в медицинской школе даже не намекал на её существование, за исключением отдельных случаев хиропрактики. Так как никто не разделял моего мнения о ситуации, я начала думать, что, возможно, неправильно выбрала профессию.

Кроме того, меня беспокоило отношение к пациентам не как к людям, а как к «случаю» или к «болезни». Я часто получала выговоры за трату времени на разговоры с пациентами, попытки познакомиться. Единственным местом, где такие контакты приветствовались, было психиатрическое отделение, так что я старалась попадать туда чаще, и решила, что хотела бы сделать психиатрию и психологию своей специальностью.

К тому времени, как я окончила школу медсестёр, стало ясно, что работа в клинике – не для меня. Особенно мне не нравилась жёсткая иерархическая система, где всё замыкалось на врачах. С самой первой недели в школе нас учили, что при входе в лифт нужно убедиться, что первым вошёл врач, затем интерн, за ним старшая медсестра отделения. Далее в порядке убывания статуса: медсестра выпускного курса, медсестра третьего курса, медсестра второго курса, медсестра первого курса, санитар, служащий опеки, и в последнюю очередь, уборщики. Независимо от того, что сказал врач, медсестра должна была сделать это немедленно и без вопросов – как в военной организации.

В целом, школа медсестёр была неплохой. Я научилась заботиться о людях с самыми разными болезнями. Я доказала самой себе, что простой уход может поддерживать борьбу с болезнью. Но врачи-«боги», как правило, пытаются принизить и очернить труд медсестры, и это неудивительно, поскольку он заключается в неприятных обязанностях: ваннах, клизмах, и прочих естественных физических отправлениях организма.

Я также изучила современную науку в части всевозможных заболеваний, их симптомов и лечения. В университетской клинике медсёстры были обязаны проходить те же базовые курсы, что и врачи – в том числе анатомию, физиологию, биохимию и фармакологию. Я считаю, это необходимо для целителя – сначала укрепить свои знания в области фундаментального изучения физиологических систем организма. В медицинских текстах также есть много ценной информации о пищеварении, усвоении и выведении. Чтобы до конца понять болезнь, практик альтернативной медицины должен полностью знать правильное функционирование сердечно-сосудистой, дыхательной, нервной, эндокринной систем, а также механику и подробную детализацию скелета, мышц, сухожилий и связок. Также полезно знать обычные медицинские модели для лечения различных заболеваний, так как они довольно результативны для некоторых людей, и не должны полностью игнорироваться на основании только лишь философских или религиозных убеждений.

В противном случае многие практикующие целители, которым не хватает нужной теоретической базы, выражают своё видение человеческого тела в ненаучных, метафизических терминах, которые могут показаться абсурдными образованным людям. Я не отрицаю, что любая болезнь имеет духовный аспект, и существуют потоки энергии внутри и вокруг тела, которые могут повлиять на физиологические функции. Я лишь предполагаю, что говорить о болезнях, не зная теории – всё равно, что называть себя художником-абстракционистом, не будучи способным даже сделать простой, точный рисунок человеческой фигуры.

К тому моменту, как я окончила сестринскую школу, жизнь в клинике уже стала тяготить меня. Я была молодой и бедной, и мне пришлось немало потрудиться, чтобы накопить достаточно денег для получения степени магистра клинической психологии в университете. Тогда я стала работать в клинике в Ванкувере, где занималась диагностическим тестированием и групповой терапией, в основном с людьми с психическими отклонениями. В результате у меня была возможность три года наблюдать результаты традиционного психиатрического лечения.

Первое, что я заметила – так называемый эффект «вращающейся двери». Люди уходили, но потом возвращались снова, демонстрируя неэффективность стандартного лечения – медикаментов, электрошока и групповой терапии. Более того, такое лечение зачастую было опасным, давало долгосрочные побочные эффекты, которые оказывались более разрушительными, чем сама болезнь. Это напоминало мне сестринскую школу; в глубине души я знала, что должен существовать более эффективный способ помочь людям восстановить их душевное здоровье. Чувствуя себя посторонней, я начала исследовать углы и закоулки клиники. К своему удивлению, на заднем дворе, скрытом от посторонних глаз, я заметила несколько человек с фиолетовым цветом кожи.

Я пыталась расспросить сотрудников об этом, но психиатры отрицали существование таких пациентов. Такая демонстративная и согласованная ложь только подстегнула моё любопытство, и после изучения множества журналов в больничной библиотеке я нашла статью о психотропных препаратах, нарушающих выработку меланина (тёмного пигмента кожи). Торазин, широко используемый в то время психотропный препарат, также был способен на такой побочный эффект. В конце концов, избыток меланина накапливался в жизненно важных органах, таких как сердце и печень, вызывая смертельный исход.

Особенно меня расстраивало лечение пациентов электрошоком. Эти насильственные травматические действия в самом деле могли устранить функциональные расстройства мышления, такие как суицидальные импульсы, но в результате пострадавший не мог вспомнить какую-то часть своей жизни, а иногда даже забывал, кем он был. Как и многие другие опасные медицинские препараты, электрошок мог спасти жизнь, но мог и отнять её путём уничтожения личности больного.

Клятва Гиппократа говорит о том, что первым критерием лечения должно быть стремление не нанести вреда. Я снова оказалась в ловушке системы, что подняло во мне чувство протеста. Ни один из этих специалистов и профессоров, ни одна научная библиотека не имели никакой информации об альтернативной терапии. Хуже того, ни один из этих «врачевателей душ» даже не думал о лучших методах лечения.

Несмотря на неприятные впечатления и глубокое разочарование, мой опыт работы в психиатрии, как и сестринская школа, оказался очень ценным. Я не только научилась диагностировать и оценивать степень тяжести психических заболеваний и опасности психических больных, но ещё и начала понимать их, чувствовать себя комфортно с ними, и поняла, что я никогда их не боялась. В данном случае отсутствие боязни – огромное преимущество, ведь психически больные очень остро чувствуют страх у других. Если они понимают, что Вы их боитесь, они часто этим пользуются. Когда человек знает, что Вы чувствуете себя спокойно в его обществе, понимаете многое из того, что он испытывает, можете и намерены его контролировать – он испытывает огромное облегчение. Мне всегда удавалось убедить психически больных людей рассказать мне, что на самом деле происходит в их головах, когда никто другой не мог заставить их общаться.

Несколько лет спустя я вышла замуж и стала координатором центра психического здоровья. Через мои руки проходили все судебные разбирательства округа, касающиеся психически больных людей. Я контролировала их возвращение в общество после лечения в государственной клинике, и некоторые наблюдения ещё раз подтвердили мои выводы о том, что в большинстве случаев больным не помогает традиционное лечение. Многие из них вскоре после выписки снова становились обузой для общества. Казалось, содержание больных в психиатрических клиниках было скорее этической задачей – временным освобождением для семьи и общества от психически больного человека.

Я видела и тех, кто выздоравливал в условиях традиционной системы лечения. Почти все из них были молодыми и с неопределённым психическим статусом. Скорее, им было удобнее находиться в клинике, потому что там они чувствовали себя в безопасности. Госпитализация для них означала кров, еду и постель, а зачастую и возможность вести половую жизнь – многие женщины-пациентки очень неразборчивы в связях. Многие из таких заключённых были уголовниками, для которых клиника была намного лучшим вариантом, чем тюрьма. Многие хронические больные также привычно манипулировали системой: будучи бездомными, они приходили в клинику с наступлением зимы и «чудесным» образом выздоравливали, как только возвращалась хорошая погода.

Через год работы координатором я знала достаточно о «системе», и решила, что это подходящее время, чтобы вернуться к получению медицинского образования, на этот раз в университете Орегона, где я изучала клиническую и консультативную психологию и геронтологию. Во время учёбы в аспирантуре я забеременела и родила своего первого ребёнка. Это глубоко изменило моё сознание. Я поняла, что до этого могла несколько безответственно относиться к своему питанию и здоровью вообще, но не имею права позволить себе то же самое по отношению к своему будущему ребёнку. В то время я увлеклась солёной пищей, чипсами и диетической кукурузой, и употребляла эти «продукты» каждый день. Я, как правило, ела то, что приходилось по вкусу, не думая о питательной ценности этих продуктов. Также в моем рационе было много того, что большинство людей считают здоровой пищей: мяса, сыра, молока, цельного зерна, орехов, овощей и фруктов.

Моё здоровье казалось мне достаточно крепким для моих 20 лет, чтобы выдержать эту гастрономическую безответственность. Несколькими годами позже мне удалось оправиться от рака молочной железы благодаря одной только силе воли (я расскажу об этом позже). Потому до наступления беременности я не особо задумывалась о своих пищевых привычках.

По мере того, как мой организм менялся и перестраивался под свою новую цель, я начала посещать библиотеки и жадно читать всё, что касалось темы питания – статьи, периодику, тематические журналы, информационные бюллетени. Сказалась моя детская привычка к самостоятельности; я обнаружила множество тематических изданий об альтернативных методах лечения: «Давайте жить», «Профилактика», «Органическое садоводство», «Лучшие пути», и сразу же нашла все вышедшие номера этих журналов. В ходе их изучения я столкнулась со статьёй Лайнуса Полинга о витамине С и ссылками на другие его книги. Одна из них была написана в соавторстве с Дэвидом Хокинсом и описывала ортомолекулярный подход к лечению психических расстройств. Эта книга поразила меня; я разу поняла, что это Истина с большой буквы, хотя такой подход явно противоречил общепринятой медицинской модели и всему, что я когда либо изучала как студент или узнавала как профессионал. Это был тот самый долгожданный альтернативный метод лечения психических расстройств. Я тщательно сохранила эту информацию с целью её дальнейшего использования, и стала изучать всё об ортомолекулярной коррекции восприятия у людей с психическими отклонениями при помощи природных средств.

В ходе поисков в библиотеках и книжных магазинах я наткнулась на публикации издательства «Mokelumne Hill», ныне несуществующего. Этот неизвестный издатель выпустил много необычных, а зачастую и просто переизданных книг о диетах, сыроедении, гигиенической медицине, постах, дыхательных техниках, а также несколько трудов, освещающих духовные аспекты жизни, причём в такой эзотерической манере, о существовании которой я до этого даже не подозревала. Мне показалось, что даже будучи немного странной, эта информация может также быть полезной для меня, и потратила кучу денег на заказ этих книг. Некоторые из них действительно помогли расширить моё сознание, и хотя большая часть информации, содержащейся в них, казалось абсурдной, всегда находилась одна строка, один параграф, а если повезёт, то и целая глава, которая звучала правдоподобно для меня.

Одна из важных способностей человеческого восприятия – способность распознать Истину. К сожалению, наша массовая образовательная система пытается лишить нас этого навыка.

Студентам постоянно повторяют, что единственный критерий оценки верности данных – их происхождение от общепризнанного научного метода или авторства. Но есть и другой метод оценки – Знание. Мы можем узнать о чём-либо, просто рассмотрев это, и понять, хорошо это или плохо. Это духовная способность, и ею наделены все. Я не утратила эту способность потому, что почти не училась в школе.

Таким образом, я абсолютно уверена, что книга «Сам себе целитель» будет признана Истиной одними читателями и отвергнута другими, как ненаучная и необоснованная информация; я понимаю, что мои способности обучать небезграничны. Если то, что вы прочтёте на следующих страницах, затронет Вас, это просто отлично! Если этого не произойдёт, то я не смогу быть более убедительной, чем сейчас.

Вернёмся ко времени моей первой беременности. Под влиянием открывшихся для меня новых истин, касающихся здоровья и питания, я немедленно изменила свой рацион, сильно уменьшив потребление животного белка и готовой пищи в целом. Я начала принимать витаминные и минеральные добавки. Также я выбрала очень нетипичную тему для своей кандидатской диссертации: «Ортомолекулярное лечение психических расстройств». Слово «ортомолекулярное» означает исправляющее химию организма, обеспечивающее повышение количества определённых веществ, обычно, находящихся в организме (витамины и минералы). Ортомолекулярная терапия психических расстройств должна сопровождаться полноценным рационом, устранением аллергенов, контролем уровня сахара в крови, а также созданием благоприятных внешних условий.

Выбранная мной тема диссертации вызвала массу противоречий. Профессора моей комиссии никогда не слышали слова «ортомолекулярный» и были уверены, что это не принято в традиционной области исследований. Исследовательские работы в учебных заведениях должны базироваться на работах предыдущих исследователей, выполненных на основании гипотез и данных, полученных в ходе научной методологии. «Научное» получение данных подразумевает наличие контрольной группы, проведения выборки, статистического анализа и прочего. В моем случае не была проведена никакая подготовительная работа, которую могла бы принять моя комиссия, так как имевшиеся у меня данные не имели под собой медицинских подтверждений и не были признаны кафедрой психологии.

Благодаря моей решительности и настойчивости мне наконец-то удалось защитить свою диссертацию и восторжествовать над профессорской комиссией. Я получила двойную кандидатскую степень – в области консультативной психологии и геронтологии. Моя цель заключалась в популяризации ортомолекулярного подхода. В то время мне были известны лишь две клиники, практикующие лечебное питание: одна из них находилась в Нью-Йорке, а другая была русской экспериментальной программой лечебного голодания для больных шизофренией. Врачи Хоффер и Осмонд практиковали ортомолекулярную терапию в Канадском психиатрическом госпитале ещё в 1950 году, но позже оба они занялись другими направлениями.

Новоиспечённый доктор, кандидат наук Изабель Моррисон была практически безработной матерью, арендующей старый дом в захолустье, имеющей к тому времени двух маленьких дочерей, о которых предпочитала заботиться сама, а не доверять это няне. Все эти условия лишили меня возможности работать где-либо, кроме собственного дома, потому со временем мой дом превратился в филиал психиатрической клиники. Я начинала с лечения одного пациента за раз, без использования психотропных препаратов. Результаты были положительными, и с каждым пациентом я узнавала много нового, так как все они были индивидуальны, и каждый новый случай был для меня в новинку.

Когда в доме постоянно находится психически больной человек, невозможно расслабляться ни на минуту, в том числе и во время сна. Я обнаружила, что даже глубоко психически больные люди остаются достаточно хитрыми для того, чтобы притвориться неконтактными или без сознания. Также у них очень развита интуиция, больше, чем у любого из нас. Например, одна из моих первых пациенток, Кристина, считала, что я пыталась убить её электрическим током. Хоть она и не говорила об этом, но изображала это в своих рисунках. Она, будучи вполне логичной в своей реальности, решила зарезать меня в целях самообороны, пока я не убила её. Мне пришлось несколько раз отобрать у неё нож, спрятать все ножи в доме, часто менять место для сна и спать настолько чутко, чтобы услышать приближающиеся шаги босых ног.

С помощью ортомолекулярной терапии состояние Кристины улучшилось, но это усложнило жизнь нам. Например, когда она обрела способность двигаться, она стала очень сексуально неразборчивой и решила спать с моим мужем. Фактически она стала приползать к нему в постель без одежды, и мы должны были либо быстро вернуть её на место, либо предоставить кровать полностью в её распоряжение. Кристина решила (опять же, вполне логично), что я создаю препятствия её сексуальной жизни, и снова пыталась убить меня. В конце концов, и этот этап прошёл, и Кристине стало легче. Такой процесс выздоровления вполне типичен и наглядно показывает, почему ортомолекулярная терапия не имеет популярности. По мере улучшения поведение больных часто становится агрессивным и неконтролируемым, потому оптимальным для всех кажется подавление этих проявлений с помощью одурманивающих препаратов. Человек под действием наркотиков вполне управляем, так как находится в вынужденном спокойном состоянии, но в итоге он никогда не выздоравливает окончательно.

Другая из моих первых пациенток, Элизабет, дала мне особенно ценный урок, который впоследствии изменил направление моей карьеры от лечения сумасшествия к традиционной медицине. Элизабет была кататоническим шизофреником, не могла говорить и двигаться, за исключением нескольких застывших поз. Она нуждалась в пище, одежде и уходе. Элизабет была миниатюрной брюнеткой, которая проучилась около двух лет в колледже, а потом провела несколько лет в государственных психиатрических клиниках. Она недавно сбежала из больницы и была найдена в неподвижной позе, бесцельно глядя в пустоту. Мне позвонили из больницы неотложной психиатрической помощи из города неподалёку и спросили, могу ли я взять её к себе. Я согласилась и поехала в тот город за ней. Чтобы убедить её сесть в мою машину, мне понадобилось три часа, и эти усилия оказались самым лёгким из того, что ожидало меня в ближайшие месяцы.

Элизабет не могла обслуживать себя, в том числе и самостоятельно посещать туалет. Мне удалось накормить и переодеть её, но и только. В конце концов, она утомила меня настолько, что я уснула на час, а затем и на всю ночь. Элизабет вышла в темноту осенней ночи и исчезла. Стоит ли говорить, что когда рассвело, я обыскала весь двор, сад, лес и даже близлежащие реки. Я позвонила в полицию, но их поиски были не более успешными, и через неделю мы прекратили искать, так как уже не было мест, где мы бы не побывали. Затем в один прекрасный день на нашу кухню, на наших изумлённых глазах, зашла, улыбаясь, приятная, разговорчивая, вполне вменяемая молодая женщина.

Она сказала:

«Привет, я Элизабет! Жаль, что так получилось на прошлой неделе, и я благодарю Вас за Вашу заботу обо мне. Я была очень больна».

Мы узнали, что неделю назад она вышла через заднюю дверь во двор и залезла под кучу опавших листьев, сложенную под брезентом. Мы заглядывали под этот брезент, наверное, не меньше 50 раз за всю неделю поисков, но ни разу не догадались заглянуть и под листья.

Этот удивительный случай объяснил причину её заболевания. Было очевидно, что Элизабет не была шизофреником, её состояние не имело под собой ни генетических, ни диетических, ни диабетических оснований, ни других известных мне причин. Это была всего лишь сильная пищевая аллергия. Элизабет неожиданно выздоровела, потому что ничего не ела целую неделю. Куча прелых листьев обеспечила ей достаточно тепла, чтобы не замёрзнуть ночами и достаточно влаги, чтобы не умереть от обезвоживания. Она выглядела замечательно – ясные голубые глаза, чистая кожа, – хотя и заметно похудела с тех пор, когда я её видела последний раз.

Я провела пульсовую аллергическую пробу и быстро обнаружила у Элизабет сильную непереносимость пшеницы и молочных продуктов. По примеру некоторых гуру питания того времени, я самоуверенно накормила её самодельным цельнозерновым хлебом из местной органической пшеницы и домашним йогуртом из молока наших коз. Но тем самым я только поддержала её безумие.

Элизабет была умной женщиной и как только она поняла причину своих проблем, она без труда исключила из своего рациона некоторые продукты. Она ужаснулась при мысли, что если бы не попала ко мне, и мы не обнаружили бы проблему – она, вероятно, умерла бы вскоре где-нибудь на заднем дворе какой-нибудь клиники для хронических шизофреников.

Что касается меня, я всегда буду благодарная ей за расширение моего кругозора. Случай с Элизабет помог мне понять, почему русская экспериментальная программа лечебного голодания с помощью 30-дневного поста показывала такие высокие темпы восстановления. Я вспомнила всю прочитанную эзотерическую литературу, которая описывала пользу поста. Также я вспомнила пару случаев из своей юности, когда мне в течение примерно месяца приходилось ничего или почти ничего не есть. Тогда я не осознавала это как пост, но эти периоды принесли мне только пользу.

Однажды, когда мне было тринадцать лет, мама отправила меня и младшего из братьев в фундаменталистскую библейскую школу-интернат. Я не хотела в эту школу, но брат хотел; он решил стать проповедником-евангелистом. Я ненавидела эту школу, потому что она ограничивала мою привычную независимость. Мы обязаны были посещать церковные службы трижды в день в течение недели, и пять раз в день по воскресеньям. Это угнетало меня всё больше, я ела всё меньше и меньше, и вскоре перестала есть совсем. Администрация школы обеспокоилась, когда я потеряла более 10 кг веса за 2 месяца, сообщила об этом маме и отправила меня домой. Я вернулась к домашнему обучению и снова начала есть.

В другой раз я «постилась» в течение месяца в возрасте 21 года. Это произошло потому, что когда я гостила у матери перед возвращением в университет, мне было нечем занять себя, кроме помощи по дому и приготовления еды. Продукты, доступные в лесных районах, где мы тогда жили, представляли собой в основном мясные, овощные и молочные консервы, тушёное мясо лося или медведя, с большим количеством соуса и жирной картошки. Эти продукты не подходили мне, и я решила отказаться от их употребления. Я помню то время как замечательный отдых, который придал мне много сил для движения вперёд. Тогда я ничего не знала о посте, просто так сложились обстоятельства.

После того, как решилась проблема Элизабет, я решила провести пост для себя. В течение двух недель я только пила воду. Но, видимо, моя мотивация была недостаточной, так как я часто видела во сне засахаренные сливы, омлеты и прочее. Я не почувствовала особых улучшений после этого поста (но и ухудшений тоже), потому что глупо завершила его омлетом, хотя знала из книг, что прекращать пост нужно постепенно, употребляя только лёгкую пищу несколько дней или даже недель перед возвращением к нормальному рациону.

Из этого случая я поняла, как важно правильно завершать пост. Тот омлет не пошёл мне на пользу, он упал в мой желудок неудобоваримым камнем, я чувствовала себя отвратительно. Мне пришлось перейти на сырые фрукты и овощи, а от яиц отказаться полностью. Через несколько дней сыроедения я почувствовала себя лучше, но мне так и не удалось достигнуть ожидаемого прилива сил и энергии, и я вернулась к обычной еде.

Ещё одно из многих преимуществ поста – он позволяет нам значительно лучше общаться с собственным телом, так что мы может понять его реакцию на определённые продукты или действия. Такую степень чувствительности к своему организму можно получить только полностью отказавшись от питания на длительный период – это позволяет нам услышать любой сигнал, подаваемый нам телом. Ведь обычно мы, если даже слышим какой-то протест организма, то часто игнорируем его, пока он не перерастает в сильную боль и другие симптомы, которые мы уже не можем оставить без внимания.

Через несколько лет после излечения Элизабет мне удалось вылечить немало людей безвредным способом, о котором никто раньше не слышал. Много новых людей стучалось в мою дверь, желая быть допущенными к моей домашней программе лечения без медикаментов. В конце концов, их стало больше, чем мог вместить мой дом, и я решила расширить его пределы. Нам пришлось купить старое, немного ветхое строение, которое я назвала Школой Здоровья.

Там я продолжала работать с психически больными, используя пост как основной инструмент исцеления, особенно в случаях явной пищевой аллергии, выявляемой пульсовой пробой. В этих случаях достаточно всего 5 дней поста, чтобы полностью вывести все следы аллергена из организма и вернуться к нормальной жизни. В случае, если человек страдал гипогликемией и не мог перенести полного лишения пищи, применялась диета (это будет более подробно описано далее), полностью исключающая все аллергенные продукты.

Также я решила, что если собираюсь использовать пост в качестве основного метода лечения, то очень важно иметь большой личный опыт поста, потому что в процессе изучения соответствующей литературы я встречала много разных подходов, каждый из которых был по-своему аргументирован. В частности, известный гигиенист и натуропат Герберт Шелтон настаивал на том, что постом можно назвать только употребление одной чистой воды.

Его последователи считают, что, например, сок натощак, как предлагает Пааво Айрола – уже не пост, а всего лишь диетические изменения, не имеющие преимуществ настоящего поста. Колонотерапия – ещё один предмет глубоких разногласий между авторитетными мнениями. Шелтон решительно настаивал на том, что клизмы и чистка кишечника недопустимы, а «сторонники сока», напротив, рекомендуют эти процедуры.