Читать книгу Пьесы и тексты. Том 2 - Михаил Угаров - Страница 6

Действующие лица

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА.

НАТАША.

ЛИЗКА.

Кухонька не мала. Заставлена черт-те чем, не протиснуться. В ней шкафы и гардеробы. И газовая плита. На плите – десять кастрюлечек, восемь сковородочек. На четырех конфорках. И все кипят, все шипят, пар отовсюду и дым кругом.

В центре стола сидит ЛИЗКА. Ноги до полу не достают. Сидит и глазками – просто так, в воздух.

Стрелять-то здесь не в кого, кроме ОЛЬГИ ДАНИЛОВНЫ и НАТАШИ, – в кухне никого.

Все началось с того, что на одной из восьми сковородочек оглушительно взорвался жир. Пульнуло во все стороны. И еще раз пульнуло – рикошетом! ОЛЬГА ДАНИЛОВНА и НАТАША умело присели под стол. Их не задело. А ЛИЗКА и не подумала, не пригнулась.

ЛИЗКА (надменно). Пуля штрелка миновала!

НАТАША. Ну, Лизка! Оторви да брось!

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА. Смелая. Гордая. Правильно.

ЛИЗКА. Шаблю наголо!

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА (Наташе). Споем, подруга!

НАТАША (печально). Нет, не поется мне никак…

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА. Ну! Нашу! Три-четыре!

НАТАША. Нет, прости.

Вот тут и начался бой. Раздалась пулеметная очередь из ближайшей сковородки. Старухи упали на пол.

А ЛИЗКА сидит. ОЛЬГА ДАНИЛОВНА осторожно сняла с ноги меховую тапочку и тихонько подняла ее над поверхностью стола. Пулеметная очередь.

(Лизке.) Ну-ка, коза, прыгни да убавь огонь под сковородкой!

ЛИЗКА. Вот сами и прыгайте, сами и убавляйте. Мне огонь нипочем. Коза еще, главно-дело.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА. Смелая. Гордая. Правильно.

Старухи садятся на пол. Хрустя коленками, вытягивают ноги.

Эх! Как я пела! Голос таков, что – в голове трясение. В самих костях головных звон. Виски проламывает. Как я запевала – нынешним так не петь. Они вон где поют (тычет пальцем в открытый рот), а я – вон где! (Ладонью ударяет себя по лбу.) Разница!

НАТАША. Кто пел хорошо, так это – Прохорова.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА поджала губы.

У ней – голос из самой груди шел. Как запоет – так меня всю и заломит-заломит, спасу нет.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА. Ага! А звуку – сильного, хорошего – нет. Не полный голос. Уж так разве что – к вечерку попеть.

НАТАША. А пела хорошо.

Пауза.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА. Плохо.

НАТАША. Хорошо.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА. Плохо.

НАТАША молчит.

Сдаешься?

НАТАША. Сдаюсь.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА. То-то! Не такие сдавались. (Загибает пальцы.) На Дону – раз! В ячейке – два! А в женсоветах? Рук не хватит, в голове не удержишь. Если кто хочет со счету сбиться, тогда – пожалуйста!

НАТАША вздохнула. Сунулась в один из шести буфетов, стоящих на кухне, вынула бутылочку с рубиновой жидкостью.

НАТАША. А ну его! Жаришь-паришь… Ничто уж не в радость. Разве что – выпить?

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА. Если только по чуточке. Пульнуть. Это – пожалуйста. Это – не считается.

НАТАША наливает. Старухи чокаются крохотными рюмочками, а те жалобно звенят. И не пьется им…

НАТАША свою рюмочку легонько отставила.

А ОЛЬГА ДАНИЛОВНА поднесла рюмочку к одному глазу и стала смотреть сквозь нее.

У-у! Красно-то как! Как – не здесь. Как – незнамо где. Невозможно. Невозможно.

ЛИЗКА тихонько тащит НАТАШИНУ рюмочку и – губки сердечком – выпивает ее.

ЛИЗКА (стонет). Неможное вино, неможное.

НАТАША очнулась и стукнула ЛИЗКУ по затылку.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА, налюбовавшись, вздохнула и выпила, отставив мизинчик.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА (стонет). О-ох! Всю кровь мою разом стормозило. Застыла она, сухая стала. Из веночки в веночку пересыпается. (Без паузы.) Тридцать лет Прохорову не вспоминала. Вспомнила! (Передразнивает Наташу.) Пела, мол, хорошо.

НАТАША. Хорошо.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА заглядывает во все кастрюльки и сковородки.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА. У-у! Воды вскипели. Чугуны раскалились. Сала растопились. Душа истомилась! Самое время начинать.

Надевает белый фартук. Надевает белые нарукавники. И нацепив круглые очки, раскрывает толстенную книгу, листает ее долго и отрешенным голосом читает.

…Мясо отбить, зачистить от пленок и сухожилий. Нарезать его поперек волокон. Нарезанные куски отбить деревянным молотком…

ЛИЗКА. Коты вареного не любят, им сырое – для урчания лучше.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА. …печень обмыть, очистить от пленок и желчных протоков, нарезать кусками… добавить горошин душистого перца, мускатного ореха и кореньев…

НАТАША. А Прохорова – одни только коренья и ела. Тридцать лет ела.

ЛИЗКА. Обрезки – отдать котам.

НАТАША. А странная такая… Говорит – живого есть нельзя! Как же ты, говорит, Наташа, живое ешь? Это ведь – что самое себя есть. Это ведь, Наташа, грех!.. Мяса не тронь, крови не лей, курочку и ту – пожалей! Одни только коренья: свеклу, морковку, репу пареную. Вот смотри ж ты, странно как говорит.

ЛИЗКА. А кровь – котам отдать на лакание.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА (помолчав). …свежий язык ошпарить кипятком и немедленно снять с него кожу… добавить перебранный изюм и проварить хорошенько…

Молчание.

Она, Прохорова, просто так ничего не делала. Она – все с уклоном. И это, между прочим, не просто так. Она – вегетарианка, Прохорова.

НАТАША. Нет! Что ты. Такое бывает – кто от мяса отказывается.

ЛИЗКА. Лев Толстой.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА сняла очки, аккуратно сложила их, улыбается.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА. Я сейчас, Наташка, все поняла. Не смей мне сейчас, Наташка, слово сказать. Сидишь – сиди, а слова сказать – не смей. Ты своими кореньями последний довод мне дала. Я ее разоблачила!

НАТАША (испуганно). Ольга Даниловна!

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА. Молчи.

НАТАША (в панике). Ольга Даниловна!

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА. Молчи.

Молчат.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА снова надела очки, прокашлялась.

…сердце вымыть. Отсушить на салфетке. Нарезать небольшими кусками. Обжарить на горячей сковородке… (Сняв очки.) Прохорова. Она на себя наказание такое наложила – коренья. Себя самое – наказывала!

НАТАША. За что?

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА. Искушение ей было. Хоть и устояла она против него, но в мыслях своих – согрешила. Крепко, видать, напугалась, если вегетарианкой стала. (Подмигивает.) Наташа, а, Наташа… говорят – человечье мясо сладкое?

НАТАША молчит.

А-а! Соблазн! (Смеется.)

И наступила тишина.

Старухи почему-то уставились на ЛИЗКУ.

ЛИЗКА лицо ладошками прикрыла, заревела. Слезла со стула. Пятясь, задом, отступает к гардеробу. Залезла в гардероб и дверку за собой прикрыла.

ЛИЗКА (приоткрыв дверку). Я в живот пну, если что!

Захлопнула дверцу.

Тишина.

НАТАША. Знаешь, Ольга Даниловна… Я сейчас вот что вспомнила. Когда Прохорова тридцать лет назад уходила… И уж на пороге она стояла… Вернулась и в щечку меня поцеловала! Вот оно как было. Дай, говорит, я тебя напоследок хоть в щечку поцелую.

Молчат.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА (тяжело опустилась на стул). …мозги замочить в холодной воде. Потом очистить от пленок. Жарить до образования золотистой корочки… Начну, благословясь.

Идет к плите. Выбирает кастрюльку – одна слишком узка, другая широка, третья – цветом не вышла. Добралась до самой маленькой, до голубенькой. Сунулась.

Но тут из гардероба пулей вылетела ЛИЗКА – хвать крышку с кастрюлечки, другой рукой – выхватила что-то из нее, за спину сунула. И взвыла от боли – из кипятка таскала.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА. Дай сюда! Дай, паршивка!

ЛИЗКА сразу в гардероб.

(Барабанит в дверку гардероба.) Отопри! Лучше сейчас отопри! Ну, Лизка, доведешь до греха! Смотри, мое сердце никудышное – зайдется да остановится! Привалюсь к дверке да застыну навек. (Плачет.) Ты уж и сама, Лиза, помрешь – столько времени пройдет. Одни только косточки от тебя и останутся. Да косица.

ЛИЗКА заревела.

Лиз! Дай по-хорошему! Ты молодая, тебе – жить. Не выводи меня, Лиза. Мне самой от себя страшно делается! Когда, Лиза, человек сам себя боится… Ты мала, ты еще этого не знаешь.

ЛИЗКА замолчала.

ЛИЗКА (высунулась в дверку). Знаю.

Пауза.

Нате, подавитесь!

Швыряет на пол. Сама, опустив ноги, садится в печали.

НАТАША подбирает.

НАТАША (вскрикивает). Ай! (Закрывает лицо руками.)

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА Что?

НАТАША. Кукла.

ЛИЗКА. Мизинчиковая. Резиновая. А что ей сделается?

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА. Сварила?

НАТАША. Сварила.

ЛИЗКА. Сварила!

Молчат.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА поднимает с полу куколку, обтирает ее передником и подает ЛИЗКЕ.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА. На. Не балуй.

Тут вдруг все кастрюльки и сковородки будто с цепи сорвались – все на плите ухает и присвистывает. Всю кухоньку заволокло белым паром. Ничего не видно стало. В тумане лишь слышен печальный и высокий голос НАТАШИ.

НАТАША. Я, Ольга Даниловна, есть не стану. Что-то мне, Ольга Даниловна, нехорошо. Заболела я, наверное. Мне бы, Ольга Даниловна, помереть.

ЛИЗКА. Помереть трудно. Очень хотеть надо.

НАТАША. Я очень хочу. Честное слово!

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА. Хотеть мало. Удача нужна.

НАТАША. Я вот, между прочим, сильно обижена. Не заслужила я такого. Уж такого плохого я ничего не сделала. Что другие делают. Кто ж так наказывать велел? Разве я виновата, что всю свою жизнь я глазами большего хотела, чем…

Из дыма и пара появляется хохочущая ОЛЬГА ДАНИЛОВНА.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА. …чем желудок сварить мог?

ЛИЗКА весело хохочет.

А как нас с тобой, Наташка, землица кушает? Ам! – и нет. Вот уж у кого глаз завидущий! Ты, Лизка, не слушай бабку глупую, тебе – жить. Жизнь, Лизка, – дело кровавое. Мясорубка, прости Господи! Иной раз ночью проснешься, так и слышишь: шур-шур, шур-шур. Прямо страшно делается. Да все так тихо, все невидимо, неслышимо, прямо – шито-крыто. А утром – на тебе: и листочки клейкие, и птички щебечут, котики по траве гуляют. А ночью: шур-шур, шур-шур. Не нам, Наташка, осуждать! Не нами эта молотилка заведена, не нам эту давилку и кончать.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА наливает по рюмочке красного вина.

За вечный порядок выпить хочу. Не разделяешь – не пей!

Пауза.

НАТАША подставила рюмочку к глазу, другой прищурила.

НАТАША. Ты, Ольга Даниловна, как будто у меня здесь в аквариуме. Рыбина красноперая.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА поднимает рюмочку.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА. Вот когда мы Крым брали, я все думала: ну почему ж оно – черное? Оно красное. Ей-богу, красное!.. Хлеба нет. Заесть нечем. Лизка, девка глупая, говорила ведь – сбегай, прикупи. Обещалась. Да обманула.

ЛИЗКА. Не обманывала я. Забыла.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА. Обманула, обманула.

ЛИЗКА. Не обманывала я. Я все думала: вот побегу, вот побегу. А потом куколку варить стала.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА. Хлеба нет – жаль. (Выпивает, стонет.) Ой! По крови пошло, по всем заулочкам. Сейчас до сердца дойдет. Бац! – и нет старушки. (Ждет.) Нет, приняло. Не отказалось. Потеплела я вся, помягчала.

Склоняет голову и засыпает.

Тишина.

НАТАША. Ты бы спела, Лизонька. А то скучно.

ЛИЗКА. Я бы спела. Да что?

НАТАША. Да хоть что. Какая разница?

Засыпает.

(Открывает один глаз.) Лизка! За огнем следи!.. Мы сейчас, скоро вернемся.

Темнеет. Спутались очертания всех предметов. Лишь огни на плите светят синим пламенем.

ЛИЗКА (шепчет). Хлеба им не купила. Забыла! Вовсе не обманывала я.

Горят синие огни. Стонут в томлении кастрюльки.

Занавес.