Читать книгу Убийца с лицом ребенка - Михаил Ушерович Ушер - Страница 24

– Я с тобой обо всем забыл, – сказал Маше Альберт, целуя ее лицо.

– Например, о чем? – спросила она, не открывая глаз.

– Я забыл позвонить Вике и спросить, как она себя чувствует, забыл о Паше, который сидит в прокуратуре и считает часы до встречи со мной, забыл даже о деньгах, которые лежат в багажнике машины.

– Это признание в любви? – спросила Маша с закрытыми глазами.

– Это желание быть рядом с тобой.

– Кто такая Вика? – открыла глаза Маша.

– Вика – это мой лучший друг и советчик и по совместительству секретарь. Ты меня ревнуешь к ней?

– Алик, – тихо сказала Маша и по ее щекам потекли слезы, – Мне кажется, что мы встретились не случайно. Мне от души жалко Павла Ивановича, но если бы ради нашей встречи, нужно было бы его еще раз арестовать, я бы согласилась. Может быть, я совершаю самую страшную ошибку в своей жизни. Однако я хочу, чтобы ты знал обо мне правду…

Маша поднялась и села, прикрыв себя простыней до грудей, которые несмотря на свою пышность по-девичьи соблазнительно не падали, а вздымались от волнения. Под глазами стекала грязными потоками краска. Альберт тоже сел и молча смотрел в несчастные глаза Маши.

– Мне тридцать лет, – сказала она, – и десять лет из них я сплю с мужчинами, которых не люблю.

– Ты спишь с ними за деньги? – глухо спросил Альберт.

– Я спала с ними по разным причинам, и никогда не хотела, чтобы кто-то из них стал моим мужем. Но несколько дней назад красивый и амбициозный мужчина предложил мне стать его женой. Мне надо было отказать сразу, но я растерялась, а потом увидела, какие страдания я могу ему доставить, если не сделаю вид, что отвечаю ему взаимностью. И если бы не встреча с тобой, то на днях мы полетели бы с ним в Харьков знакомиться с его родителями.

Маша перестала плакать и спросила:

– Здесь можно курить?

– Вообще-то нет, но если тебе хочется, то можно.

Альберт принес ее синюю сумочку, она достала сигарету, зажигалку, два раза щелкнула ею и прикурила. Он сидел рядом и держал в руках пепельницу. Его руки слегка дрожали.

– Ты боишься меня? – спросила она.

– Может быть, надо было тебе сначала мне рассказать о своем женихе, – помолчав, ответил Альберт. – И тогда мы не сделали бы много глупостей. Я не хочу никому причинять боли.

– Моя мама всегда мне говорила, что я не должна рассказывать мужчине, с которым я сплю, о своих бывших похождениях.

– Мужчина, решивший взять тебя в жены – это не похождение, а вариант судьбы.

– Как хорошо я сделала, что не сказала об этом тебе раньше, – радостно воскликнула Маша. – Я просто счастлива.

– Значит, ты его не любишь? – осторожно спросил Альберт.

– А что такое любовь? Ты можешь объяснить в двух словах?

– В двух словах, да, – оживился Альберт. – Четверть века назад мне было двадцать лет и я оказался в Иерусалиме, у Стены Плача. Я написал записку Богу. Кроме всего прочего, я попросил, чтобы моей женой стала красавица и умница Катя, у которой был блестящий выбор поклонников. Наверное, это была любовь.

– И твое желание исполнилось?

– Да, исполнилось. Это, конечно, из разряда чудес, но всю жизнь я благодарен ей, потому что работаю и получаю удовольствие от жизни только потому, что Катя со мной рядом. У нее должно быть все в жизни по первому классу. Это – девиз моей жизни. Это – стимул быть лучше других. Я угадал с женой и мне повезло.

– А что же с тобой случилось, что ты набросился на меня, как тигр? Такой счастливый и влюбленный в жену человек? Я подозреваю, что на этом раздвижном диване побывала не только я. Как это сочетается с любовью к жене?

– Можешь успокоиться, – улыбнулся Альберт. – На этом раздвижном диване ты оказалась первой.

– Слава Богу, – рассмеялась Маша. – Хоть в чем-то, но я у тебя первая. – Или ты считаешь, что ты переспал с бывшей проституткой?

Она струхнула пепел сигареты в пепельницу.

– По твоему, я должен повеситься или четвертовать тебя за то, что было до меня? – объяснился Альберт – А по поводу твоего иронического спича, могу сказать тебе одно: я не считаю секс с женщиной изменой жене. Маша глубоко затянулась, помолчала и выпустила синий дымок из ноздрей.

– А твоя жена тоже так считает? – спросила Маша.

– Она то как раз считает, что секс с другой женщиной – это колокол, который звонит на похоронах любви.

– Она, что, пишет стихи? – криво улыбнулась Маша.

– Нет, она очень нравственный и образованный человек. Она много читает. Мне ее философия жизни нравится.

– А если она узнает о твоих романах с женщинами?

– Не дай Бог, – серьезно сказал Альберт. – Это будет означать, что вся моя жизнь была напрасной. Я просто не допускаю никаких длительных отношений. И это нас спасает. Просто мы с ней с разных планет. Она – такая, а я другой.

– А ты не обманываешься? – спросила Маша. – Сколько же целомудренных женщин я видела в своей жизни, которые трахаются, как кошки, а в семье строят из себя непорочных.

– Своей жене я простил бы все и все понял. Просто без нее нет смысла дальше жить и работать. Все, что я достиг в этой жизни, было сделано только ради нее.

– Как член банды полковника Снаткина, – сухо сказала вдруг Маша, не улыбаясь, – я заявляю, что своих мужчин не делю ни с кем. Ты влип, адвокат, как муха в варенье.

– Звучит просто оглушающе, – с замиранием сердца, сказал Альберт. – Банда полковника Снаткина. С этого места, пожалуйста, поподробнее.

– Испугался? – рассмеялась Маша. – Мне вообще-то нравятся такие слабые мужчины, как ты. На них нельзя положиться и опереться, зато они духовно богаче многих мачо.

– Это ошибочное мнение, – возразил Альберт. – Почему-то в бурю, как правило, падают крепкие деревья, а слабые выживают. – Я считаю, что должна рассказать тебе всю правду о себе. Не потому что мне так хочется, а потому что обязательно кто-нибудь другой шепнет тебе обо мне гадости. Пусть я не такая нравственная, как твоя жена, зато я всегда буду перед тобой правдива и искренна. Когда-то очень давно Павел Иванович спас моего отца, налогового инспектора, застуканного при получении взятки. Тем самым он спас от позора и страданий всю нашу семью. У нас остались дом, деньги, машина и связи. Папа при содействии Снаткина устроился в налоговую милицию и умер за месяц до выхода на пенсию в чине майора милиции и начальника отдела финансовых расследований. Я тоже с детства хотела стать налоговым милиционером и быть таким, как папа. Но в семнадцать лет я влюбилась в мужчину, который был на двадцать лет старше меня. Его звали Роман. Я впервые видела человека, который ничего в жизни не боится и который, если наметит какую-нибудь цель, обязательно к ней придет. «Цель стоит жизни», – всегда говорил Рома. И мне казалось это мудрым. Мне нравились рестораны, в которые мы ходили и подарки, которые он мне дарил. Естественно, что он был первым моим мужчиной, но пожениться мы не могли, потому что Рома к тому времени уже был вором в законе и ему было запрещено иметь семью. После ограбления ювелирного магазина, в котором я принимала самое активное участие…

– Представляю себе, как ты сбрасывала с прилавка ювелирные изделия в специальную матерчатую сумку, – насмешливо сказал Альберт – Моя роль заключалась в отвлечении продацов путем инсценировки припадка эпилепсии, причем я была в черном парике, с наклеенными веснушками, что потом сыграло мне на пользу, так как на очной ставке, продавцы не смогли в рыжей девчонке опознать сообщницу. Романа сдал подельник, который был завербованным агентом ментов. Ни Роман, ни его подельник меня не назвали, но по оперативным данным было известно, что я девушка Ромы и суд все-таки определил мне три года лишения свободы условно. Рома загремел на десять лет. А я поступила в финансовую академию.

– Постой, – встрепенулся Альберт. – Это, случайно, не Рома Самострел?

Маша притушила сигарету и удивленно раскрыла свои кошачьи глаза, при этом ямочки на ее щеках вытянулись.

– Этот бандит Рома сегодня отобрал у меня машину, разбил мобильник и заставил вывести бандитский общак. Это давний приятель Снаткина, который служил ему верой и правдой в последние годы.

– А ты знаешь, почему у него кличка Самострел? – спросила Маша.

– Откуда мне, – сказал Альберт. – Я со вчерашнего дня только младший бандит в вашей банде. Наверное, стрелял себе в ногу?

– Нет. Потому что он стреляет из двух рук так точно и быстро, что кажется будто пистолеты стреляют сами.

– Ты закончила финансовую академию? – спросил Альберт.

– Закончила. Павел Иванович считает, что с моим аналитическим умом, я могла бы служить в разведке.

– А почему он взял тебя только уборщицей?

– Это гениальное решение Снаткина. Уборщица – это чистильщица. Я сегодня сумела вынести из Кабинета психологической разгрузки все жучки, все нужные документы и папки. Они несколько раз обыскивали его кабинет и кабинет психологической разгрузки и никто не догадался, что подслушивающие и записывающие устройства лежат в моей сумке, которая висит в гардеробе на самом видном месте. Мне пришлось нести на Снаткина такую пургу, что самой стыдно. Как уборщица и надежный партнер Павла Ивановича, я получала в месяц три тысячи долларов. Зато теперь у нас есть компромат на всех представителей власти нашей области от губернатора до прокурора области. Мы сможем до глубокой старости продавать эти снимки телеканалам и социальным сетям.

– Кому это будет интересно через год? А вот как это может помочь Снаткину сейчас, надо обмозговать? – сказал заинтригованный Альберт.

Маша отбросила простыню, встала с дивана, набросила на себя рубашку Альберта, вынула из сумочки свой позолоченный телефон, присела на диван и таинственно улыбаясь, предложила:

– Назови мне кого-нибудь из серьезных людей нашего города.

– Губернатор, предположим, – тут же сказал Альберт. – Положенко Валентин Николаевич.

– Ейн, цвай, драй, – перелистывая фотографии, сказала Маша. – Вот. Валентин Николаевич трахает в сауне свою помощницу по гуманитарным вопросам. Снято, как в порнофильме, со всех ракурсов. Есть еще снимки, где он забавляется со студентками. Здесь хорошо видно, что Положенко в сексе нет равных. А вот наш прокурор города Орест Иванович перед соитием пьет Виагру. Любит, шельма, полноватых теток ближе к пятидесяти. Когда-нибудь, даст дуба прямо на женщине. Я даже боялась, что мне придется его выносить мертвым. Однажды он потерял сознание на проститутке и та поклялась перед причастием, что никогда и ни за какие деньги не будет иметь с ним дела. Есть крутые бизнесмены. Есть две молодые судьи-лесбиянки. Они приходили со своими заморскими электрофаллоимитаторами и забавляли друг друга на время, скажем, на пятнадцать минут или полчаса, пока не кончат. А вот и наш артист Горюнов, бисексуал. Он соблазнил нашего начальника штаба и теперь они друг без друга не могут жить.

– Ты просто полицейская Мата Хари, – восхищенно сказал Альберт и чмокнул Машу в щеку.

Он вскочил с дивана голый и не обращая на это внимания, стал взволнованно ходить по кабинету.

– Ты даже не представляешь, какая ты умница, – восторгался он.

– Ты правда так думаешь? – радостно зарделась Маша.

– У меня появилась надежда, что мы вырвем Пашу из цепких рук прокуратуры.

– Ты думаешь тебе удастся это сделать? – следя за его быстрыми передвижениями, спросила она.

– Маша, – сказал Альберт и перехватив ее взгляд, завернулся в простыню. – Я увидел, кажется, свет в конце туннеля. Мне нужно еще встретиться со сватом Снаткина, Ржапецким. Паша сказал, что это можешь организовать только ты.

– Я это сделаю, если ты меня поцелуешь, – сверкая от счастья вскрикнула она.

Альберт подошел к ней, поцеловал ее в губы и опрокинул на диван.

– Зачем ты взял деньги у Самострела? – неожиданно спросила она. – Просто так он ничего не делает. Он для чего-то хочет держать тебя на крючке.

– Мне пришлось это сделать, иначе он живым меня бы не выпустил, – объяснил Альберт. – Как прекрасно пахнут твои рыжие волосы, – прошептал он ей на ухо. – Признайся, что ты моешь их в молоке с медом.

– Алик, эти деньги нужно или срочно вернуть, или положить в ячейки нашего банка.

– У Снаткина есть банк? – удивился Альберт.

– У полковника есть много чего.

– Я бы назвал нашу совместную операцию так – спасти нерядового полковника.

– Когда я должна исчезнуть? – спросила Маша., взглянув на стенные часы.

– Ну, лет так через сорок, – пошутил Альберт. – Может перевербовать тебя для себя?

– Это уже третье предложение за сутки. Мои акции растут в цене.