Читать книгу Улыбка Бультерьера. Книга третья - Михаил Зайцев - Страница 3

Тяжелая, полная луна висела низко-низко над горизонтом.

Он стоял, прислонившись спиной к шершавому стволу сосны, и дремал. Ночью выпал снег, а к утру потеплело, и он стоял по щиколотку в слякотной жиже, он промочил ноги, но простуды не опасался. Его тренированный организм легко справлялся с природными напастями, и он привык, давным-давно привык игнорировать капризы окружающей среды.

Сосна, что служила опорой его спине, росла в паре метров от малопопулярной асфальтовой дороги, пересекающей жиденький лес. Сосна торчала метрах в пятнадцати от крутого поворота слева и метрах в двадцати от еще более крутой дорожной извилины справа.

В шаге от приметной сосны тянулась, петляла меж редких деревьев тропинка, сейчас совершенно незаметная из-за темноты да слякоти. Неказистая эта тропинка пользовалась куда большей популярностью у местных жителей, чем асфальтовая, в две полосы дорожная лента у автовладельцев. По этой тропке пожилые жители забытой богом и администрацией деревеньки ходили к ближайшей железнодорожной станции с ее магазинами, аптеками, средствами связи и прочими благами цивилизации. Случалось, старушка отправлялась в путь засветло, чтобы вернуться к обеду. Случалось и так, что на пересечении тропки с асфальтом старушка вынужденно останавливалась, дабы пропустить диковинный иностранный автомобиль, мчавшийся в смрадный город из экологически чистой «зеленой зоны».

Человек, который дремал, прислонившись спиной к сосне, надеялся, и не без оснований, что сегодняшним ранним утром, более похожим на ночь, слякоть задержит ретивых пожилых пешеходов, и он будет единственной «старушкой», с которой повстречается кортеж новых хозяев здешнего тихого пасторального бытия.

Ну а ежели его надежды не оправдаются, не беда – приближение нежелательного пешехода он услышит и… И, значит, пешеходной помехе, какого бы возраста и пола она ни была, сегодня не повезло. Очень не повезло…

Он зевнул, посмотрел на циферблат наручных часов. Большая и малая стрелки, слабо фосфоресцируя, почти сошлись в одну линию, почти перечеркнули диск циферблата. Скоро, совсем скоро шесть, а значит, автокортеж господина президента нефтяного концерна «Никос» уже выехал за охраняемые пределы коттеджного поселка, и минут через пять-десять станет слышен шум моторов как минимум трех автомобилей. Сегодняшним слякотным утром господина Юдинова, Михаила Юрьевича, повезут на службу, разумеется, под усиленной охраной.

Человек с клюкой тщательно поработал с лицом, гладко побрился, наложил морщины и тени, поддел под платочек седой женский парик из натуральных волос.

Неподалеку был припрятан мотоцикл, двухколесный агрегат с шипованными шинами. Прежде чем приступить к переодеванию старушкой и накладке с гримом, человек с клюкой закатил мотобайк в пологую ямку на противоположной от приметной сосны стороне асфальтовой автодороги и аккуратно уложил его набок. Повесил на руль шлем с прозрачным забралом, а рядом с рогаткой мотоциклетного руля положил предусмотрительно моток крепкой «альпинистской» веревки. Если все пройдет, как и задумано, без веревки на втором этапе акции не обойтись.

Но, чу!.. Чу – тарахтят моторы! Едет! Едет кортеж с Юдиновым, с президентом нефтяного концерна!

Ожидающий отлепился от сосны, припал на колено, положил на мокрую землю инвалидную палку и нагнулся к прямоугольной фанерной коробке без крышки. Коробка стояла между выпирающих из почвы влажных сосновых корней. В таких коробках граждане отправляют посылки родным и близким, подобные фанерные короба продаются в некоторых почтовых отделениях.

Он сунул левую руку в ящик для посылок, коснулся плотного ряда «пальчиковых» батареек, аккуратно, чтобы не задеть мешанину проводков, нащупал колесико таймера. Механический таймер от стиральной машины крепился к днищу варварским способом, посредством гвоздей и изоленты, однако крепеж был надежным. Он сместил колесико таймера, совсем немного, на пару-тройку минутных делений, послушал, как тикает часовой механизм, прикоснулся к двум толстым, хорошо заизолированным проводам, что перевешивались через фанерный край, стелились по земле, расползались по влажной мякоти в разные стороны, один вправо, другой влево. От этих двух проводов в частности и от содержимого «посылки» вообще во многом зависело, доживет ли до рассвета отчаянный персонаж с инвалидной палкой, нарядившийся старушкой.

«Мерседес» в авангарде свернул, фары высветили дорогу за крутым поворотом, и водитель увидел сгорбленную старушку с клюкой, успевшую доковылять до белой разделительной линии на асфальте. Водитель повернул руль вправо, намереваясь объехать бабушку по своей полосе, но старуха безмозглая вдруг всполошилась и, вместо того чтоб продолжать ковылять через дорогу, решила вернуться. Бабушка попятилась от белой линии, повернула сморщенное, как печеное яблоко, лицо к приближающемуся автомобилю, заморгала, ослепленная фарами.

Водитель за рулем первого из трех «мерсов» яростно выматерился и вывернул руль влево. Пусть Баба-яга, тетеря глухая, пятится, он выскочит на встречную и…

И тут она передумала возвращаться! Чтоб ее, дуру старую!!! Дебильная бабка, маразматичка, самоубийца, дернулась в ту же сторону, куда и машина!

Водила ударил по тормозам, вывернул баранку руля обратно вправо, но…

Но для маневра уже не хватило времени!..

Старуха, безмозглая идиотка, уронила клюку, отклячила задницу и выставила перед собой ручонки в детских варежках, как будто собиралась остановить дрейфующую по асфальту машину. Варежки шлепнули по капоту, старую подбросило, она подпрыгнула и перевернулась в воздухе, как акробатка, выполняющая сальто. Вращающуюся над капотами бабку швырнуло на лобовое стекло согбенной спиной, она широко растопырила ноги в валенках не по размеру, пуговицы на ее пальто не выдержали, их вырвало с корнем, а бабка, колобком прокатившись по овалу стекла, слетела на асфальт и так же, колобком прокатилась по асфальту. Перекатилась через белую разделительную полосу и замерла.

Второй «мерс» остановился, едва-едва не боднув бампером первый. Последний автомобиль той же престижной марки встал как вкопанный метрах в шести примерно от багажника второго.

Трюкач-лицедей с навыками мастера спорта по акробатике лежал на левом боку, поджав ноги в промокших валенках, прижавшись щекой в гриме к шершавому асфальту. Он был собой доволен – всего-то коленки зашиб, плечо потянул. Останутся, конечно, синяки, вспухнут, разумеется, гематомы, но это не беда. Сейчас самое главное, что он лежит, притворившись мертвой старушкой, в самой идеальной позе из всех возможных. Лишившееся пуговиц во время исполнения трюка пальто накрыло его, как плащ, и спрятало левую руку, пальцы которой освободились от неудобной варежки и незаметно для сторонних наблюдателей залезли под голенище валенка и взялись за рукоятку «стечкина». Всего-то и осталось, что дернуть посильнее за рукоятку, порвать широкие полоски скотча, с помощью коих оружие держится за мягким голенищем, и все, и можно стрелять.

Уцепившись за невидимую для телохранителей Юдинова рукоятку лучшего из отечественных пистолетов, зачем-то снятого с производства, он лежал, закатив глаза, и слушал, как открываются дверцы автомобилей.

Сначала открылись обе дверцы первого автомобиля, спустя секунду задняя левая последнего. Значит, Юдинов в средней машине. Само собой, на самом безопасном месте – за креслом водителя.

Шаги по асфальту. Судя по звукам, к притворщику-трюкачу спешат раз, два, три… Четверо. Трое из первого «Мерседеса», один из последнего. Кто-то из охранников-телохранителей в машине с Юдиновым, ясен перец, связывается сейчас по мобиле с московским начальством и, как полагается, докладывает о нештатной ситуации на маршруте. Вне всяких сомнений, начальство распорядится одному или паре хлопцев остаться рядом со сбитой бабулей, связаться со «Скорой», с милицией, и все такое, а остальным немедленно продолжить прерванный путь.

Четверка покинувших комфортабельные салоны сотрудников службы безопасности «Никоса» подошла к якобы мертвой бабушке. Один из четверки нагнулся, осторожно дотронулся кончиками пальцев до полоски кожи на шее между облезлым кроличьим воротником и белесым платочком. Нагнувшийся пытается нащупать пульс. Пора?

Пора, пожалуй. Таймер от стиральной машины в фанерном ящике отсчитывает последние секунды. Притворщику пора оживать, а мужикам из службы безопасности – наоборот. Что ж, такова се ля ви, назвался телохранителем – будь готов рассчитаться за высокие гонорары собственным живым телом.

– Бабка вроде живая! Я вроде чувствую – у нее жилка на шее вроде пульсирует. Давайте-ка, перевернем ее, что ли…

И тут псевдобабка сама, без всякой посторонней помощи, резво, очень резво перевернулась с боку на спину. Переворачиваясь, она рванула… то есть – рванул, нет более резонов изображать старушку, маскарад окончен, он рванул пистолет из-за войлочного голенища, затрещал, отпуская оружие, липкий скотч, боек ударил по капсюлю, выстрел!

Наклонившийся к притворщику сотрудник так и не успел выпрямиться, свалился, стукнувшись простреленным черепом об асфальт.

Еще выстрел! И еще один ответственный за безопасность падает с простреленной головой.

Еще! Еще! И последняя пара из четверки, покинувшей автомобили, гибнет на боевом посту. Надежные бронежилеты под элегантно-строгими пиджаками их не спасают, ибо притворщик стреляет в их ответственные лица.

Четыре выстрела за две с четвертью секунды, минус четыре патрона из боекомплекта «стечкина», плюс эффект неожиданности, и в итоге у президента нефтяного концерна «Никос» осталось только семеро защитников. Неплохо для начала.

Нельзя было останавливаться всем трем автомобилям! Нельзя! Надо было, чтоб тормознул около сбитой старушки только третий «мерс», только последний. Но сбил-то псевдобабушку первый! А за рулем первого автомобиля сидел человек, хоть и прошедший спецподготовку, однако вовсе не робот. Кабы еще кто другой, а не бабка старая подвернулась под колеса, быть может, и не остановился бы «Мерседес» номер один, может быть, и не нарушил бы водитель должностных инструкций. Ну а шоферу главной, второй машины просто пришлось давить на педаль тормоза. Теоретически он смог бы запросто объехать «мерс» в авангарде, если б выскочил на встречную, куда полетел трюкач-притворщик с лицом и в одеждах старухи, который все рассчитал, все продумал. Духу не хватило у шофера главного авто крутануть резко баранку, рискуя проехать колесами по сбитой «бабусе». И конечно! Конечно же, нельзя было сразу четверым сотрудникам бежать к «пострадавшей»! Подвел, подставил под пули профессионалов охраны пресловутый ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ФАКТОР!

Меж тем защищали и охраняли господина Юдинова отнюдь не полные лохи. Как только грянул первый выстрел, средняя, главная в кортеже машина рванула с места на предельно возможной стартовой скорости. Спец, управлявший «Мерседесом» с президентом «Никоса» на борту, с ювелирной точностью повернул баранку руля, проехал по белой разделительной линии, стараясь не задевать срезанных пулями коллег, толкнул «мерс» номер один, помял ему бок, размозжил свои крыло, фару и практически вырвался на дорожный просмотр к тому моменту, как таймер в «посылке» у приметной сосны тикнул в последний раз.

В толстых щупальцах проводов, что тянулись в разные стороны от фанерного ящика, возник слабый, но вполне достаточный для срабатывания электродетонаторов сигнал. Оглушительно рвануло сзади и спереди от маленькой автомобильной пробки, за пройденным поворотом и перед следующим дорожным изгибом. Опрокинутые направленными взрывами, попадали и, точно шлагбаумы, перегородили дорогу деревья. И сзади и спереди образовались очаги густого серого дыма, самые настоящие «дымовые завесы». И слабого ветерка хватило, чтоб погнать клубы дымов навстречу «Мерседесу» с господином Юдиновым.

А «стечкин» тем временем продолжал стрелять. Стрелок в валенках, в пальто с облезлым воротником, в варежке на правой руке жал на спуск без всяких пауз.

Шофер «Мерседеса» в авангарде, тот, что считал себя убийцей нерасторопной дебильной бабушки, последним из четверки обступивших притворщика на асфальте получил пулю в голову и еще падал, еще опрокидывался на уже стартовавший «мерс» номер два, а безжалостный свинец в это же время дырявил лобовое стекло третьей, замыкающей машины и крал еще одну жизнь у еще одного шофера. Взрывы валили деревья, пухли клубы дымов, а пули уже прошили резину колес основной, президентской машины, уже били по дверце лучшего из водителей главного из «Мерседесов». Ветерок подхватил дымы, а свинцовый дождь снова сместился, снова забарабанил по стеклам авто в арьергарде и снова украл жизнь, и еще одну, и еще…

Стрелок опорожнил магазин «стечкина», рассчитанный на двадцать патронов, за тридцать секунд, сократив количество противников до минимума.

В замыкающей машине способных к сопротивлению не осталось. Только мертвые и тяжелораненые. В машине, что изначально шла в авангарде кортежа, лежал на задних сиденьях живой, здоровый парень двадцати девяти лет от роду по фамилии Перловский. Выпускник МГУ, биатлонист-разрядник, бывший «краповый берет», любимчик начальника службы безопасности Евгения Владимировича Пушкарева и слывший большим умницей, Перловский сейчас никак не мог сообразить, что ему надо или малость приподняться, или чуть повернуться на бок. Он лежал на животе и безуспешно пытался вытащить из подмышечной кобуры-«босоножки» разрешенный для ношения частной охраной пистолет системы «ИЖ-17». За несколько лет безупречной службы в «Никосе» Перловский впервые попал под обстрел, никогда ранее, с момента основания, на первых лиц концерна серьезно не наезжали. Даже в эпоху бандитского беспредела девяностых.

В президентском «Мерседесе» старший группы охраны, сидя в кресле рядом с только что застреленным шофером, сумел изогнуться так, что дотянулся-таки ногой до педали тормоза, сумел затормозить и вовремя дернуть «ручник». Машину с простреленными колесами развернуло багажником к стрелку и ударило шлагбаумом поваленного взрывом дерева, но, слава богу, она устояла на всех четырех опорах. Ударило «мерс» не так чтобы особенно сильно, однако изогнувшийся угрем старший все же пострадал – кость спасшей положение ноги то ли треснула, то ли сломалась, и в бедре что-то хрустнуло.

Михаил Юрьевич Юдинов, целый и невредимый, если забыть о паре синяков и стремительно подскочившем артериальном давлении, а также игнорировать психическое потрясение, валялся бревном в тесном промежутке меж задними и передними сиденьями. Сверху на президента лег телохранитель, которого звали Валерой, который связался по мобиле с Пушкаревым в самом начале инцидента, как только кавалькада «Мерседесов» остановилась. И было это всего две без малого минуты тому назад. Валера устроился в службу безопасности «Никоса» весной прошлого года, до этого служил в Чечне по контракту. Валера сохранял ледяное спокойствие и досадовал лишь на то, что при отчаянном стартовом рывке он уронил, потерял мобильник, что мобила закатился скорее всего под передние кресла и он, Валера, не успел закончить докладывать Евгению Владимировичу Пушкареву о нападении на маленькую автоколонну.

Обе иномарки с живыми людьми быстро, прискорбно быстро окутало дымом. Ни хрена за стеклами не видать, ни черта не понятно, как и чего предпринимать, уж слишком, чересчур нештатная ситуация. Однако бездействие смерти подобно.

Перловский наконец сообразил приподняться на локте, наконец схватился за оружие. Снял «ИЖ» с предохранителя, стиснул всеми десятью пальцами, продолжая лежать на сиденьях, поднял вооруженные руки над головой и открыл пальбу наобум, выстрелил в стекло задней левой дверцы раз, другой, третий… Пули калибра девять миллиметров долбили стекло окна в автомобильной дверце, чиркали об асфальт, застревали в стволах деревьев на другой стороне дороги.

Ах, если бы не дымовая завеса! Тогда был бы смысл рискнуть и взглянуть за окно прежде, чем стрелять абы куда. Тогда б Перловский пренепременно увидел, как хитрожопый террорист, израсходовав запас патронов в обойме, вскакивает и в два с половиной прыжка оказывается рядом с замыкающим «Мерседесом», как сволочь двуличная суетится возле бензобака, как срывает с головы белесый старушечий платок, превращает его в фитиль, как шарит, ищет в кармане пальто зажигалку.

– Валера, это кто стреляет? – спросил скороговоркой старший, кривясь от боли в бедре и в лодыжке.

– Сейчас – Перловский. Остальные из той тачки вышли и спеклись, Перловский один в ней оставался, я помню.

– Валер, я в капкане. Ноге каюк. Уводи Михал Юрича. Я ща пушку… ща достану и пошумлю, как Перловский. Повезет – отвлеки на себя…

– Куда «уводи»? – перебил старшего Валера. – Не поймешь, сколько вокруг этих, бля, «старушек». Под ихние пули уводить шефа?

– А варианты? Ждать, пока…

Взрыв!!! На сей раз реплику старшего оборвал взрыв, гораздо более мощный, чем те, что валили деревья. Взорвался бензобак замыкающего «Мерседеса» с тяжелоранеными. Ярко-рыжая вспышка слепит глаза даже сквозь фильтры дымовой завесы. Взорванный «Мерседес» подбросило вверх, перевернуло кверху колесами, и тяжелая машина со страшным скрежетом рухнула на дорожную твердь. Ощутимо, как при землетрясении в несколько баллов, содрогнулась крытая асфальтом почва, фонтаны пламени взметнулись до небес, жаркие воздушные волны, шрапнель мелких обломков, раскаленные желтые брызги разметало вокруг во все стороны от эпицентра взрывного землетрясения, от бесформенной груды искореженного металла.

Осколочный град забарабанил по крыше машины, из которой Перловский вел беспорядочную стрельбу наугад, полопались стекла, поломались, покрошились, будто это и не стекла вовсе, а тонкая, малопрочная слюда, в салоне сделалось нестерпимо душно, запахло паленой резиной, бензином и жареным мясом. Перловский перестал дышать, вжался в диванчик автомобильных кресел, разжал пальцы, выронил «ИЖ» и накрыл затылок ладонями. Он молил бога, чтоб этот ад кромешный поскорее закончился. Не важно как – спасением или смертью, но только, пожалуйста, скорее! Как можно скорее!

А в салоне президентского «мерса» хладнокровный Валера, ухватившись одной рукой за шкирку господина Юдинова, другой открывал автомобильную дверцу.

– Старшой, мы уходим!

– Бегите, Валера! К лесу! В темноту!

Распахнув дверцу, Валера сунул освободившуюся руку под полу форменного пиджака для телохранителей. Несколько мешковатого пиджака, чтоб налезал свободно на бронежилет. Валерин пиджак шили на заказ, но он топорщился под мышкой, поскольку Валера терпеть не мог ношение кобуры, где и как полагается. Личный, нигде не зарегистрированный «ТТ» Валеры торчал вороненой загогулиной у него за брючным ремнем.

Взявшись за любимое оружие, Валера поторопил Юдинова:

– Шеф! Шеф, пошевеливайтесь!..

– Валера, он в шоке! Не хер с ним разговаривать! Тащи шефа, а я постреляю маленько.

– Удачи, старшой!

– Пшел на хер!..

Михаил Юрьевич Юдинов находился в состоянии, близком к обморочному. Мозг президента нефтяного концерна отказывался верить в реальность происходящего. Вплоть до жуткого взрыва с землетрясением и вулканическим выбросом мозг еще что-то, как-то соображал, а шарахнуло по барабанным перепонкам, и остаточные способности мыслить отшибло напрочь. Президентское драгоценное белое тело с жировыми отложениями на пояснице, с проблемной печенью, пахнущее редким австрийским одеколоном, безропотно подчинилось грубым рывкам сильной руки телохранителя. Глаза Михаила Юрьевича зажмурились еще в самом начале инцидента, когда началась стрельба, неразбериха и Валера повалил его в узкую щель между сиденьями. Глаза закрылись, да так и не открывались.

Добровольно ослепший и оглохший олигарх почувствовал, как его выволокли из ставшего таким неуютным, таким почему-то угловатым салона иномарки. Он старательно перебирал ногами, он инстинктивно боялся упасть, его тело боялось задохнуться, повиснув на строгом ошейнике воротника, точнее, воротников – демисезонного пальто от Гучи, пиджака и сорочки от Армани. Кулак Валеры сжал, скомкал все три воротника и удавку галстука в придачу. Кулак у телохранителя был большой и жилистый.

Михаил Юрьевич почувствовал твердь под ногами и смело шагнул, но вскоре щиколоткам стало мокро, и каблуки модельных полуботинок «Саламандер» заскользили. Влекомое телохранителем тело задело плечом гибкое молодое деревце, ветки зло хлестнули лицо с закрытыми глазами, с красными пятнами от подскочившего давления на гладко выбритых щеках. Сердце господина Юдинова раскололось на две части и колотилось в висках, возле оглохших ушей. И когда возле левого виска просвистела пуля, охраняемое тело господина президента вдруг почувствовало огромное облегчение. Его, это тело, вдруг перестали душить, оно получило свободу расслабить колени и полежать хотя бы минуту на отрезвляюще холодной земле.

Террорист ожидал появления хранителя президентского тела и самого президента, сидя на корточках в темноте придорожного леса. Устраиваясь среди молоденьких, метровых елочек, усаживаясь в позицию, именуемую «позой орла», он расправил, раскинул полы старушечьего пальто и втянул голову в плечи, дабы беглый взгляд не смог узнать в темном силуэте характерного для человеческой фигуры очертания. Он сменил обойму «стечкина» и весь обратился в слух. У него был острый, тренированный слух.

Если б телохранитель Валера, презрев всякую логику, потащил Юдинова через открытое пространство к дальней стороне дороги, у него остался бы шанс переиграть террориста. Если бы да кабы…

Старший, кривясь от боли в травмированной ноге, снова клацнул затвором. Старший метил в лобовое стекло и нажал на спусковой крючок синхронно с первым шагом президента по асфальту дороги. Старший, как и обещал, хотел открыть «отвлекающий огонь», в котором, если откровенно, смысла не было. Разве что лишний шум чуть заглушит шаги беглецов. Старший секунд тридцать-сорок назад надавил на дугу спускового крючка, но механизм дал осечку.

Старший выругался и секунд двадцать возился с отказавшимся стрелять оружием. Долго возился, мешала боль в ноге, застрявшей около педалей, и неудобная поза, необходимость сидеть изогнувшись, чтоб лишний раз ногу в капкане не беспокоить. Старший произвел кое-как необходимые манипуляции с пистолетом, дослал патрон в патронник и одновременно со щелчком затвора услышал выстрел «стечкина». Старший сразу все понял и опустил готовый к стрельбе ствол.

Все! Аллес! Финал! Финиш! Чуда не случилось, Юдинова, считай, похитили. Валерку жалко до слез, но… Но пришла пора подумать и о себе. Возможно, чудо-то как раз и случилось! Чудо, что случилась осечка! Знак свыше!

«Единственная надежда уцелеть – прикинуться, что склеил ласты, и затаиться», – думал старший, роняя на грудь уставшую разгоряченную голову с перекошенным лицом, пытаясь расслабиться. Старший уговаривал себя, мол, похитители олигарха не станут терять драгоценное время на контрольные выстрелы в проигравших битву за юдиновское тело. Он почти что себя уговорил, старший проигравшей команды, почти расслабился, а во внутреннем кармане пиджака возьми да заверещи, удивительно не ко времени, трубка мобильника! В отличие от коллег старший недолюбливал режим вибровызова, предпочитал, чтоб в кармане не трепетало, а улюлюкало громко и мелодично. Вот она и заулюлюкала, вместо того чтобы завибрировать. И старший совершил фатальную, непростительную ошибку – полез в карман отключать мобилу…

Террорист, навострив уши, шел к отвоеванному безвольному телу господина Юдинова и освобождался от старушечьих одежд на ходу. «Раз из президентского «мерса» конвоировать Юдинова вышел только один охранник, значит, в той лайбе больше никого теплого не осталось, – думал террорист, выбрасывая накладные груди. – В другой-то лайбе остался свидетель, – думал он, застегивая ремешок часов на запястье. – Придурок расстрелял все патроны и сейчас небось лежит ни жив ни мертв. Шайтан с ним! Пусть живет, пускай расскажет начальнику Пушкареву, как одинокая старушенция в считаные минуты расправилась с отрядом частной охраны. Пущай рассказывает, мне это на руку».

Он взглянул на циферблат со слабо светящимися стрелками. Он уложился в заранее намеченный временной промежуток. Он усмехнулся, представив себя на месте свидетеля его триумфа, о котором только что думал. Ему-то, свидетелю гибели сослуживцев, поди ж ты, жалкие минуты показались часами.

Дабы не тратить времени на пустяки, вместо того чтобы снять, он разорвал на себе женское платье, стер подолом грим с лица и… чу!.. Расслышал трель мобильника.

Он замер, весь обратившись в слух. Средство мобильной связи сигналило в президентской лайбе. Мобильник сыграл единожды музыкальную тему из «Крестного отца» и заткнулся. А что это означает? Одно из двух: либо мобилу отключили, либо на звонок ответили. Кто? Наверное, раненый и, вероятно, вооруженный. Второй живой свидетель. Нужен второй свидетель?.. Не-а, ни на фиг!

Он ухватил рукоятку «стечкина» за войлочным голенищем и заодно стряхнул валенок с ноги, обутой в мужской ботинок на толстой подошве.

Перловский услышал одиночный выстрел в лесу за ближайшей дорожной обочиной. Мелодию из «Крестного отца» он не слышал, а последующие выстрелы «стечкина» прозвучали совсем близко и вывели Перловского из состояния покорного ожидания приговора Судьбы.

Град осколков более не барабанил над головой, выбитые взрывной волной стекла осыпали лежащего на заднем автомобильном диванчике молодого человека и скатывались с его спины при малейшем движении. Просочившийся в салон дым щекотал ноздри. Вместо «Мерседеса» сзади – костер. Трещат, как дрова в печке, все материалы, способные гореть, о трупах товарищей в смятой, пылающей машине лучше не думать.

Перловский приподнялся на локте. Битые стекла посыпались водопадом, цепляясь за складки пиджака и брюк. Царапая пальцы о битое стекло на полу салона, Перловский ощупью искал потерянный «ИЖ». Где же пистолет?.. Вот! Вот он, возле дверцы, под спинкой водительского кресла.

Сколько осталось… ешкин кот! Нету! Не осталось патронов! А ведь казалось, что не все заряды израсходованы. Выходит, что одновременно со взрывом замыкающего «Мерседеса» вылетел и последний патрон! Скверно выходит! На редкость скверно. И запасной обоймы нету ни шиша! Что ж делать-то, а?..

«Думай! Думай, дурак! Думай, дубина! Думай!..» – в голове крутится одна и та же фраза, одно и то же слово, но пользы от попыток настроить мозговые извилины на рабочий лад – ноль. Дельных мыслей – ни одной!..

Перловский выглянул в разбитое окошко, в которое стрелял наобум, попусту расходуя патроны. Повернул голову влево, вправо… Или померещилось, или действительно мелькнул в просвете разгоняемых ветром дымов странный силуэт, толстый, о четырех ногах, две идут по асфальту, две болтаются, будто парализованные…

«Это кто-то взвалил на спину еще кого-то и тащит на другую сторону дороги», – догадался Перловский.

Кто-то тащил кого-то, фактически уже перетащил, пересек полосу асфальта за шлагбаумом упавших деревьев, за источником клубящихся дымов, гонимых ветерком.

Минула секунда, и Перловский сообразил, кто есть кто. Минута, другая, и Перловский взялся за ручку автомобильной дверцы.

«Неужели я, один и без оружия, решусь преследовать террориста, похитившего Михаил Юрьича?..» – удивлялся своей решимости Перловский, сгорбившись, осторожно выбираясь из машины.

Террорист нес президента «Никоса», горбясь под его тяжестью. Михаил Юрьевич был высок ростом, любил побаловаться пивком и пренебрегал диетами, а модный фитнесс вообще ненавидел, отчего к своим пятидесяти растолстел и потяжелел изрядно. Террорист на всякий случай тюкнул президента костяшками пальцев по так называемому «заушному бугру», прежде чем взваливать его тушу на плечи. Можно было, конечно, обойтись и без ударного наркоза, шокированный гипертоник Юдинов и так был никакой, но, как говорится, береженого бог бережет. Случается, что в экстремальной ситуации напуганный до смерти, до обморока человек ни с того ни с сего перевоплощается в истерика-берсеркера.

Террористу предстояло хлопотное дело – надо было дотащиться до спрятанного возле тропинки к железнодорожной станции мотоцикла, подобрать заранее приготовленную веревку и связать сначала руки, свисающие с плеч носильщика, после обмотать веревкой себя и президента, зафиксировать узлами жирную ношу за спиной, а потом вместе с живой ношей взобраться на мотоцикл.

Ох, не зря придумана поговорка: «И на старуху бывает проруха», ой, не зря! Эта самая загадочная «проруха» все ж таки настигла террориста. Уж после того, как он окончательно вышел из образа старушки, снял старушечьи одежды, стер старческий грим. Он тащил Юдинова, а тот, свинья, сопел в ухо, прямо в ухо носильщику. И стонал вдобавок время от времени, боров поганый. Стоны да сопения ой как мешали слушать шорохи леса, звуки с дороги, глушили все шумы, как когда-то «глушилки» КГБ вещание вражеских радиостанций. Кашель Перловского похититель Юдинова не услышал.

Перловский сдуру вдохнул полной грудью, и в горле запершило от дыма. Стоя на коленях около трупов товарищей, в первую очередь расстрелянных «старушкой», Перловский закашлялся громко и надрывно. Кашляя и отхаркиваясь, Перловский продолжал ощупывать трупы, искать оружие.

У застреленного первым в кобуре под мышкой он нашел пистолет «глок-17», весьма популярный в середине 90-х. Поискал бы еще, нашел бы в пиджачном кармане и заявление, из коего следовало, что «глок» найден минувшей ночью и нашедший везет его сдавать органам правопорядка.

У застреленного последним из четверых поспешивших к сбитой «бабушке», у водителя «мерса», в котором ехал и сам Перловский, он нашел в кобуре на поясе «ИЖ», точную копию своей «пушки», но с полным магазином.

Откашлявшись, с двумя пистолетами, Перловский на цыпочках перебежал дорогу. За асфальтом сплошь кустарник, молодая поросль, лужи, ошметки талого снега, черные и противные! Переться напролом, шуму будет… Но чего это там, левее, за проплешинами?.. Ого, да это же тропинка! Быстрее! По асфальтовой кромке к тропинке!

Перловский ступил на тропу, выставив перед собой оба пистолета. С этой стороны дороги задымления практически нет, луна светится достаточно ярко, чтобы различать путь. Пламя, пожирающее перевернутую при взрыве бензобака машину, трещит за спиной, слышны лесные шорохи и… И слышно впереди, в редколесье, какое-то копошение!

Готовый открыть огонь в любую минуту, Перловский двинулся по тропинке крадучись, стараясь не задевать веток по сторонам, наступая на пятку, плавно переваливаясь на носок, затаив дыхание, напрягая глаза.

С каждым шагом подозрительные звуки все ближе и ближе. Вот уже и прищуренные глаза видят… Не поймешь, чего они видят: темное, длинное, с двумя горбами, рогатое… Ба! Да это же мотоцикл с седоками!

Впереди, метрах в семи-восьми, на тропинке мотоцикл. За рогатку руля держится байкер в шлеме с прозрачным забралом, одетый в короткую кожанку, в черные джинсы и ботинки на толстой подошве. Байкер только что выкатил мотоцикл на тропу, только что уселся в седло. Диво, как ему удалось сесть и усадить Михаила Юрьевича Юдинова на место пассажира у себя за спиной. Юдинова веревочные кольца прижали пузом к спине байкера.

«Ему кто-то помогал вязать Юдинова», – подумал Перловский, прислушиваясь, оглядываясь, поднимая пистолеты, целясь… Блин! Шурика лысого попадешь в похитителя, не задев похищенного!.. Обнаружить, что ли, себя, рвануть к мотоциклу, рискуя нарваться на пулю мотоциклиста или его невидимого помощника?.. Ну?! Рискнуть или…

Поздно! Мотоцикл рыгнул выхлопными газами, движок затарахтел, колеса закрутились, и мотоцикл помчался прочь по тропинке.

Следующую минуту Перловский потратил на поиски помощника террориста. Рискуя, между прочим, быть обнаруженным, двигаясь с минимальной предосторожностью, в основном надеясь на слух и на удачу.

Стремглав пролетели шестьдесят секунд, затих вдалеке рокот мотоциклетного мотора, испарился запашок выхлопных газов, и Перловский, вспомнив подходящее моменту изречение старика Конфуция: «Трудно найти черную кошку в темной комнате, тем более если ее там нет», опустил руки, выпрямил спину. Заковыристо матерясь, Перловский развернулся кругом и побежал к дороге, к огню и дыму, проверять, а вдруг кто живой, в смысле раненый, из ребят остался. Если кто выжил, надо оказать посильную помощь и обязательно надо связываться с Пушкаревым, докладывать о похищении президента, о трупах, о светопреставлении со стрельбой и взрывами.

«Тропинка, по идее, должна вести к железной дороге, – думал Перловский, подбегая к асфальту. – Пушкарев свяжется с ментами на железнодорожной станции и организует перехват мотоциклиста-террориста!»

Перловский бежал, не замечая, что во врезном боковом кармане его пиджака давно вибрирует, требуя к себе внимания, трубка мобильного телефона. Перловский вспомнил о своем мобильнике и ответил на виброзвонок Пушкарева, лишь выбежав на асфальтовую плоскость, и в то же самое время, когда Перловский произнес «алло», мотоцикл с необычной парочкой в седле свернул с проторенной тропки на бездорожье.

Иное бездорожье гораздо более пригодно для верховой езды на мотоцикле, чем некоторые пешеходные тропки. Меньше брызг из-под колес, мотоциклетная фара высвечивает пунктир колеи, сохранившейся назло оттепели с ночи, после перегона мотоцикла к месту акции, маршрут следования знакомый, деревья редки, и можно слегка прибавить газу.

Мотоцикл совершал плавные виражи по комфортному бездорожью в течение двадцати с лишним минут, пока не вырулил на убогую дорожку, более похожую на просеку. Здесь, на дорожке-просеке, стоял, дожидаясь мотоциклиста, задрипанный «жигуленок-шестерка» с номерными знаками, испачканными грязью. Разухабистая дорожка вела в никуда, терялась в жидком редколесье, заезжали сюда разве что наиболее отчаянные моторизованные грибники, оттого автомобиль и стоял открыто, без всякой маскировки.

Спец по террористическим акциям остановил мотоцикл, проворно соскочил с седла вместе с нагрузкой в виде бесчувственного президента, раскладным ножом перерезал веревочные путы и сноровисто крутанулся на каблуках, подхватил оседающее наземь тело господина Юдинова.

Юдинова он запихнул на задние сиденья «Жигулей». Прежде чем сесть за баранку, проверил карманы похищенного и быстро обнаружил то, чего искал, – мобильный телефон. Он бросил находку в сторону сослужившего службу мотоцикла. Он подозревал, что опытный Пушкарев распорядился снабдить мобилу радиомаячком, потому она не звонит и не вибрирует, начальник службы безопасности «Никоса» надеется, что мобила останется в кармане Большого Босса. Напрасно надеется.

Повернув ключ в замке зажигания «Жигулей», террорист, ухмыльнувшись, произнес историческую фразу: «Поехали», и «жигуленок» нехотя забуксовал. Пришлось терять время – снимать с Юдинова барское пальто, бросать его под левое заднее колесо, стаскивать с Михаила Юрьевича пиджак, чтоб помочь преодолеть слякотную ямку правому заднему колесу. Ночью, когда он загонял сюда «Жигули», было ощутимо прохладней, и почва нормально держала автомобиль.

Он повторил хрестоматийное «поехали», вторично поворачивая ключ в замке зажигания, и «жигуленок» медленно, нехотя поехал, цепляя днищем земляные шишки, переваливаясь с боку на бок по-утиному. Хвала небесам, безобразно раскисшая к утру дорожка-просека коротка, всего-то один поворот-загогулина, и автомобиль выехал на грунтовку.

По грунтовке, случалось, гоняли грузовики от железнодорожной станции к шоссе, поэтому грунтовка относительно проходима, хоть и ухабиста. На ухабах «жигуленок» кувыркался минут десять и относительно благополучно добрался до заасфальтированной четырехполосной трассы, до цивилизованного шоссе. Но стоило повернуть с грунта на асфальт, как впереди, в каких-то пятидесяти метрах, обнаружилась разноцветная милицейская машина со «светомузыкой» на крыше и надписью из трех букв на корпусе: «ДПС».

Патрульная машина припарковалась у кромки шоссе, она потихонечку жгла бензин, обеспечивая работу систем обогрева, и за рулем ее прел упитанный лейтенант, равнодушно взирая сквозь сонный прищур на мельтешение габаритных огней, на движение двоеточий фар и подфарников за лобовым стеклом. А на открытом воздухе, на холодке, прислонившись задницей к багажнику казенной машины, дымил сигаретой субтильный сержант, вооруженный полосатым жезлом.

Курильщик в сержантских погонах малость удивился, узрев «Жигули», съехавшие с грунтовки. Какого лешего, интересно, «шестерка» поперлась в сей сумрачный час по зыбкой грунтовке? Не то чтобы очень интересно, однако почему бы и не удовлетворить собственное любопытство, благо всего-то и требуется, что взмахнуть разок магическим полосатым жезлом. И сержант величаво махнул черно-белой волшебной палочкой.

Повинуясь мановению жезла автодорожной власти, «Жигули» притормозили. Щелкнул замок правой передней дверцы, из «шестерки» выглянул улыбающийся по-свойски симпатичный мужик.

– Командир! – Мужик весело подмигнул сержанту сразу обоими глазами. – Прости засранца, командир! Тороплюсь!

Улыбчивый засранец бросил под ноги сержанту горсть мятых денежных купюр и какой-то тяжелый, продолговато обтекаемый предмет размером со спелый лимон, после чего нагло хлопнул автомобильной дверцей. Ветерок поволок мятые купюры по асфальту, а «жигуль» оборзевшего торопыги попер далее по шоссе, причем все быстрее и быстрее.

Субтильный сержант прям-таки опешил от столь вопиющего неуважения к своей служивой персоне. В «горячих точках» дорожный полицейский, естественно, не бывал и тяжелый предмет размером со спелый лимон не идентифицировал, зато денежные купюры оскорбительно малого достоинства разглядел отчетливо. В сержантской душе зрел всплеск неистового негодования, меж тем «лимонка» закатилась под днище разноцветной служебной машины, и ухнул взрыв.

Граната взорвалась исключительно удачно для террориста в «Жигулях». Сработай детонатор на мгновение раньше, и патрульную машину выкинуло бы за обочину. Но взрывчатая смесь сдетонировала возле заднего правого колеса, и машину «ДПС» швырнуло на шоссе, «светомузыкой» об асфальт, развернуло, она загородила движение и запылала свечой в предутреннем сумраке.

«Жигулям» оставалось проехать метров сто до развилки, когда сзади ухнуло и в зеркальце за бортом вспыхнуло. «Жигули» за секунды преодолели стометровку, повернули на ответвление в две полосы от четырехполосной транспортной артерии, взобрались на пригорок, съехали вниз, миновали просыпающуюся деревеньку, бензозаправку, прибавили скорость, проскочили железнодорожный переезд, попетляли по лабиринту улиц захудалого поселка, выкатили на другое шоссе, пошире того, где горела машина «ДПС», и повернулись задним бампером к столице. Справа мелькали хвойные деревья и верстовые столбы, слева шел плотный автомобильный поток по направлению к мегаполису, «жигуленок» удерживал скорость около восьмидесяти километров в час и позволял себя обгонять более ретивым авто.

«Шестерка» серого цвета с заляпанными грязью номерами съехала на обихоженную лесную дорогу минут через сорок после поворота задом к Москве. В небесах уже угадывался рассвет, луна исчезла, тучи-дирижабли, позавчера атаковавшие город, уныло плыли обратно, гонимые антициклоном. «Жигули-шестерка» проехали полкилометра по дороге сквозь пышный еловый лес, повернули на примыкавшую к дороге лесную поляну и остановились, чихнув мотором в последний раз.

В теплое время года любители бесшабашного отдыха на природе жарили здесь, на этой поляне, шашлыки, пили водку и мусорили где ни попадя. Ежели проехать еще километр по сопряженной с поляной дороге, то откроется вид на садовые участки, где любители шашлыков под водочку поддерживали порядок и мусорить остерегались. Зачем же гадить на родных участках, когда для этого существует бесхозная полянка?

Террорист остановил «Жигули» возле углубления в почве, где с лета гнили отходы активных отдыхающих. Он вышел из автомобиля, открыл багажник, там лежал труп парнишки лет двадцати с сережкой в мочке уха, в яркой куртке, стильных брюках, в выпендрежных ботинках на платформе. Террорист нагнулся к мертвому молодому франту, бережно его поднял, перенес в салон, усадил мертвеца в кресло водителя. Он снял с покойника куртку на искусственном меху, бросил ее на соседнее сиденье, закатал рукав ядовито-зеленого свитера, обнажил локтевой сгиб покойника. Он открыл «бардачок», взял оттуда разовый, использованный шприц, уронил его под ноги мертвого паренька. Он вытащил из «бардачка» еще одну «эфку», гранату, прозванную народом «лимонкой», сунул «эфку» в карман своей кожанки, а из кармана выскреб горсть мятых долларов и бросил валюту в «бардак», поверх доверенности на «Жигули», оформленной на имя покойного паренька.

Ежели обнаружат серый «жигуль» в течение ближайших часов, то возникнет соблазн у тех, кто его обнаружил, стырить баксы и слинять по-тихому, не связываясь с ментами. А ежели стырят и настучат о трупе в ментуру, так когда еще та пожалует. А если быстро пожалует, то все равно без помощи патологоанатома хрен догадаешься, что паренька сначала придушили и бездыханному ввели смертельную дозу героина в вену на локтевом сгибе.

Закончив возиться с мертвым, террорист занялся полуживым президентом.

Михаил Юрьевич Юдинов мало-помалу отходил от ударного наркоза, тихо, очень-очень тихо стонал, мелко, будто виброзвонок в мобильном телефоне, дрожал и, как это ни странно, потел, хоть и остался без пальто, без пиджака, в одной тонкой сорочке, расстегнувшейся на тугом, жирном животе.

– Ваше высочество! Вы того! Вы, типа, крепитесь! – прикрикнул на Юдинова его похититель. – Ваше сиятельство! – Похититель похлопал похищенного по щекам. – Вы, типа, возьмите себя в руки, а то на руках мне вас носить затруднительно, тяжеловес вы наш. Ну-ка, ваше степенство, держитесь-ка за меня, и… и раз, два, взяли! Раз, два, сели!.. А теперь, типа, прошу и помогаю покинуть карету. И раз, два, встали!..

Кое-как удалось вытащить-выволочь господина Юдинова из автомобиля, поставить на ноги. Похититель поднырнул под руку похищенному, обхватил обширную талию.

– Ваше преосвященство, ну-ка, ножками-ножками, ать-два! Ать-два! Обопритесь на меня и шагаем, ваше благородие! Широко шагаем, в ногу, ну-ка…

Зомби по фамилии Юдинов, навалившись на живую подпорку, с превеликим трудом сделал первый шаг затекшей ногой, затруднился на втором шаге, но далее пошел бодрее, правда, и навалился на плечи сопровождающего сильнее.

– Ох, и тяжелый же вы, ваша милость! Ох, и наели ж вы пузо, ваше высокоблагородие, за счет обездоленных масс… Ну-ка, осторожней, господин олигарх! В лес входим, ноги выше! Глядите, не спотыкайтесь, а то прямо не знаю, как вас подниму, сдюжу ли…

Юдинов разлепил мутные очи и попробовал смотреть под ноги. Безусловно – перед глазами все плывет, искорки мелькают, голова кружится. По щекастому лицу президента, белому с красными, как от ожогов, пятнами, хлестнула еловая ветка, следующая, и опять колкая ветвь, и еще, и снова. Его вели в бурелом, в настоящую чащу. Зачем?

– Скоро придем, ваше высочество, – обнадежил похититель. – Мужайтесь, уже скоро.

– Яа-а… – застонал Юдинов, – …я больше…

– Можете! Сможете, глубокоуважаемый! Надо смочь. Смогли нефтяной концерн создать, сможете и до землянки дойти.

– До…

– Правильно: должны! Молодец, правильные слова пытаетесь говорить!

– До… докуда?..

– Ах, вы об этом… Повторяю: до землянки.

– Ка… – Юдинов всхлипнул, поднатужился, но, кроме слога «ка», ничего более произнести не сумел.

– Что значит «ка»?.. Какать? Вы хотели сказать… в смысле – попроситься… Ой? Какой же я недотепа! Понял! Ну конечно! Вы хотели спросить: «Какой землянки?!» Да? Типа, что за землянка такая-сякая является конечной целью нашего марафона. Угадал? Ну, ясен перец, угадал! Объясняю – поляна, где мы бросили автомобиль, примыкает к дороге, которая ведет к садовому товариществу. Накануне зимних холодов в товариществе садоводов-огородников пустынно, пустует и землянка, что спряталась в окрестной лесополосе. Ее, эту землянку, соорудили наследники товарищей садоводов, по-своему, по-ребячьи, решая проблему отцов и детей. Отличнейшая, я вам доложу, землянка у детишек получилась! В самодельном, не побоюсь сказать, «подземном доме» отроки и отроковицы, сбежав с огородов, спешат потерять девственность, затянуться первой в жизни сигаретой, отведать спиртного и так далее и тому подобное. Потерпите, поднатужьтесь, ваше благородие, в землянке нам с вами будет хорошо, даю гарантию.

– За… зачем вы… – Юдинов споткнулся, зацепившись носком за торчащий из земли корень.

– Осторожно! – Похититель плотнее прижался к похищенному и сам чуть не потерял равновесие. – Я ведь просил: будьте внимательнее! Слушайтесь меня, я вам, барин, добра желаю.

– Зачем… вы… меня… мучаете?.. – выдавил из себя Юдинов, упираясь, отказываясь шагать, делая попытку отстраниться от похитителя.

– Я, вас?! – возмутился подкупающе искренне конвоир господина президента. – Помилуйте, ваше благородие! Это вы меня замучили! Идете, как пьяный, прям стыдно за вас!.. Ну-с, барин, че ж вы встали-то?! Пошли! Финишная прямая! Вона, за теми елками наша вожделенная землянка… Ну?.. Ать… Я сказал: ать, я говорю: два! Ать, два! Ну же…

– Я отказываюсь вам подчиняться! – неожиданно четко и твердо заявил господин Юдинов, расслабил колени, обмяк, намереваясь упасть.

– Не удержу! Стойте! Хуже будет! – Сгорбившись под тяжестью Михаила Юрьевича, террорист исхитрился протиснуть пятерню ему между ног, ухватил Юдинова за мошонку и сжал кулак.

– А-а-о-о-у-у!.. – завыл Юдинов, передумав падать, вытягиваясь в струнку и как бы трезвея.

– Что, бо-бо? – Садистская хватка ослабла. – Больно вашему величеству? Будете меня слушаться, батюшка барин, или…

Юдинов поспешил кивнуть, по сморщенному лбу Михаила Юрьевича скатилась соленая капля и сорвалась с кончика носа, глава «Никоса» более не благоухал зарубежной парфюмерией, от него разило потом и страхом.

– Пошли. – Тиски пальцев, терзавших мошонку, разжались. – Пойдем, боярин. А на тот случай, ежели тебе вдруг опять захочется покапризничать, помни – сначала я раздавлю яйца, затем, для симметрии, выдавлю глазные яблоки, ибо они тоже шарообразные и их тоже пара. Ты… ой! Прошу пардона – вы, ваше степенство, и не подозреваете, какой я выдумщик. Чикатило отдыхает! И пусть! Пусть себе отдыхает, а нам, милостивый государь, надоть ать, два, левой! Ать, два, дружно!

Меж заплетающихся ног Юдинова болело, но в мозгу прояснилось. Колени дрожали, а в мозговых извилинах забушевали, разбуянились мысли: «Я – трус! Я – баба! Меня унижают, ведут, как барана на бойню, а я… Я – баран, баба, трус!..»

Террорист почувствовал напряжение в мышцах жертвы, изменение ритма сердцебиения, частоты дыхания и сделал вывод: в организме похищенного просыпаются скрытые резервы, организм мобилизует силы, еще немного, еще чуть-чуть, и у господина президента случится приступ боевой истерии.

«Я был совершенно прав, когда нокаутировал «заушный бугор» их благородия», – похвалил себя террорист и произнес:

– Вашу дочку, ежели не ошибаюсь, Ниночкой зовут? Весьма, знаете ли, сексапильная у вас доча. Я бы не отказался ее…

Похититель провоцировал у пленника всплеск звериной ярости, готовился ее погасить и добился своего.

– Мер-р-завец!!! – зарычал Юдинов медведем и тут же, моментально, собранные в щепоть пальцы ударили взбесившегося Михаила Юрьевича в грудь, под левый сосок.

Выпученные глаза остекленели, из открытого, кричащего рта закапала слюна, Михаил Юрьевич Юдинов потерял сознание, а следом и равновесие. Наркоз от щадящего воздействия на хитрую точку под левым соском длится гораздо меньше по времени, чем обморок после тумака по черепу за ухом, однако достаточно, чтобы дотащить размякшую тушу президента до землянки, которая вот она, во-о-он, за тем ельником, метрах в десяти-пятнадцати впереди.

Секунду террорист размышлял, стоит ли переть тушу его величества на закорках, как тогда, на месте проведения акции, или тащить Юдинова волоком. Решил тащить и, взяв президента за ноги, как будто уцепившись за оглобли телеги, поволок. Голова господина Юдинова подскакивала на неровностях почвы, руки волочились за головой, расстегнувшаяся сорочка, зацепившись за сучок, с жалобным треском порвалась по шву. Полное, местами еще чистое, кое-где все еще розовое тело президента «Никоса» выглядело как никогда плачевно.

Подземный притон сопливых подростков, как и обещал террорист, производил весьма положительное впечатление – замаскированная снаружи дверь-люк, шесть квадратных метров полезной площади, залитый цементом пол. Из него в центре торчит бревно-подпорка, упирается в дощатый потолок. Рядом с деревянной колонной, поддерживающей потолок, встали полосатый матрац и самодельный столик из листа фанеры. На фанерной столешнице примостилась керосиновая лампа.

Сначала террорист с зажигалкой в руке спустился в землянку один, поджег фитиль керосиновой лампы и только потом втащил в «подземный дом» Юдинова. Оттабанил президента на матрац, глубоко вздохнул, резко выдохнул и… И подарил себе минуту отдыха. Сел на цементный пол, привалился спиной к бревну-подпорке.

Переносить с места на место президентское тело сразу после расстрела его телохранителей было не так утомительно, поелику и сил в запасе оставалось больше, и предстояло драпать, а бега с препятствиями всегда возбуждают, всякий раз отменно стимулируют.

Меж тем очередной промежуточный этап операции «Олигарх» можно считать успешно завершенным. Можно расслабиться, заслужил, но на минуту всего лишь. Грядут следующие этапы, гораздо важнее пройденных.

Резкий вдох, медленный выдох, и подъем, и шаг к самодельному фанерному столику, под ним заранее спрятанный целлофановый пакет с аксессуарами для дальнейшей работы. В первую очередь следует переложить содержимое пакета на зыбкую столешницу. Шуршание целлофана, и в оранжевом свете керосиновой лампы заблестели никелированные наручники, железная длинная цепь с крупными звеньями, тлеющий фитиль отразился в пластмассовых корпусах двух мобильных телефонов, одного нормального, другого с изуродованной наборной панелью, следующей на фанерный квадрат легла продолговатая картонная коробочка, за ней прозрачный пакетик, полный лекарств, замыкает ряд баночка кока-колы.

Юдинов пошевелился, скрипнули пружины матраца. Похититель президента взял со стола цепь, поддел пальцем наручники. Он обмотал цепь вокруг деревянного столба-подпорки, в пару крайних звеньев просунул дугу наручников, щелчок, и один из браслетов превратился в нестандартно большое звено цепи. Второй щелчок, и левое запястье господина Юдинова окольцовано, Михаил Юрьевич прикован к бревну, фигушки вырвется.

Пора заняться здоровьем господина прикованного президента. Из прозрачного пакетика на фанеру высыпаются упаковки лекарств, похититель выбирает самое радикальное лекарственное средство для понижения артериального давления и, демонстрируя навыки профессионального медбрата, открывает рот пленнику, сует таблетку под язык их благородию.

– Нет уж! Нет, ваше благородие! Чур, не плеваться! Сосите таблетку, она вам поможет… Ау-у! Ваша милость, вы меня слышите? Вернулась способность слышать, а?.. Эй, Михал Юрич, глазки-то откройте. Просыпайтесь, ваше величество, вас ждут великие дела.

– Где… где я?..

– Запамятовали, монсеньор? Вы в плену у изувера. Вы в зиндане. Пошевелите ручкой, слышите звон цепей?

– Мы в землянке?..

– Чудесно! Вы все вспомнили! Да, мы дошли. Точнее, я дошел, а вы, сачок вы этакий, прокатились за мой счет. Но забудем о прошлом, побазарим за будущее, о’кей? Последняя моя реплика во время нашего с вами, синьор Помидор, общения на природе касалась принцессы Нины, вашей дражайшей дочери, помните? Вы ведь не хотите, чтобы она хоронила папу? Вы, догадываюсь, мечтаете выжить и отомстить мне, извергу, садисту и убийце. Правильно я говорю, ваше степенство?

Вяло дернулась рука Юдинова, окольцованная браслетом наручников. Звякнули цепи, скрипнул матрац. Михаил Юрьевич повернул взъерошенную голову, поглядел на столб, вокруг которого обвилась цепь, на столик из фанеры, на своего весельчака-мучителя и молвил отрешенно:

– Сколько вам надо?

– Вот! Вот наконец-то конкретный вопрос делового человека. Много надо, однако чемоданы с зелеными двадцатками меня не устраивают. Я слыхал, дескать, в вашем рабочем кабинете есть сейф, а в сейфе брюлики, денежный эквивалент коих огромен. Помогите мне добыть эти бриллианты – и останетесь живы.

– В сейфе хранится бриллиантовое колье, реликвия нашей…

– Вашей семьи! – подхватил весельчак-террорист. – Вашего рода. Да, я знаю эту историю. Вы нажили капиталы, и к вам обратился антиквар, предложил купить драгоценность, якобы принадлежавшую до семнадцатого года вашей дворянской фамилии. Почему вы храните колье на работе, ваше благородие? Отчего не держите фамильную реликвию в домашнем сейфе? Не доверяете жене? Я слышал, у вас с супругой сложные отношения в последнее время. Сочувствую вам, монсеньор, бабы, они…

– Желтая пресса преувеличила стоимость колье, – перебил Михаил Юрьевич изверга-собеседника окрепшим голосом. – Я отдал за украшение всего полмиллиона. На черном рынке вам за него дадут не больше ста тысяч.

– Как я вам завидую, ваше высокоблагородие, самодержец нефтяного крана! Ах, как бы я хотел так же буднично произносить: «Всего полмиллиона!» Слыхали поговорку: «У кого суп жидкий, у кого бриллианты мелкие»? Сто тысяч баксов для меня, сирого, огромная, фантастическая сумма. Однако давайте забудем на некоторое время о делах. Обратите внимание, ваша светлость, вы только что изволили разговаривать членораздельно и вполне вменяемым голосом. Моя таблетка помогла, ваше самочувствие улучшается. Будьте любезны взглянуть сюда, – похититель ткнул пальцем в россыпь лекарственных упаковок на столике, – здесь представлены в широком ассортименте разнообразные медицинские препараты. Валидол, дибазол, ношпа и так далее. Это все для вас, цените мою заботу. А вот – банка американской воды, чтоб было чем запить лекарство, чем жажду утолить. А вот это… – Он снял крышку с картонной коробочки. – …вот, извольте полюбопытствовать, здесь, в коробке, лежит ровно восемь, так сказать, «снаряженных» одноразовых шприцев из пластмассы. Приглядитесь, видите, один «баян» помечен красным маркером, остальные пронумерованы зеленым фломастером. Видите, цифры на пластмассе шприцев? Приглядитесь, вот на этом нарисована единица, на этом двойка, и так далее… Будьте любезны ручку, ваше сиятельство, я уколю вас шприцем с красной отметиной. Не бойтесь, больно не будет.

Разве мог Юдинов противиться инъекции? Нет, конечно. Игла вонзилась в вену на локтевом сгибе, Михаил Юрьевич стоически пережил укол.

– Вам не холодно, господин Юдинов? В одной-то рубашке, да к тому же рваной и промокшей, вам должно быть прохладно, ваше сиятельство. Потерпите, скоро согреетесь. Вещество, которое я вам ввел, постепенно разогреет члены. Через часик вы почувствуете приятное тепло, к вечеру у вас начнется жар, к утру вы умрете, ежели не примете должные контрмеры. Я ввел вам довольно редкий яд пролонгированного действия. В одном из семи оставшихся, пронумерованных зеленым фломастером «баянов» находится антидот, то бишь противоядие. В остальных шести шприцах средство, которое в ходу у ветеринаров. Живодеры колют его животным, и те издыхают в страшных муках. Вам следует взять единственный спасительный шприц и ввести антидот не позднее полуночи. Сумеете сами себя уколоть?.. О, Всевышний, о чем я спрашиваю? Современные дети запросто попадают иголкой в вену, а уж вы-то, взрослый человек, и подавно справитесь с элементарной медицинской процедурой… На ваш естественный в сложившихся обстоятельствах вопрос: «В котором конкретно из семи представленных шприцев находится антидот?» – я отвечу по телефону. Вот, полюбуйтесь, вот лежит на фанере совершенно нормальный мобильный телефон, а вот, с ним рядышком, трубка с искалеченной панелькой. Видите, у изуродованной трубки осталась лишь та кнопка, которую надобно нажимать для того, чтобы ответить на поступивший звонок. Сами с этой трубки вы позвонить не сможете, для того ее и уродовали. Этот неполноценный телефончик, это одностороннее средство мобильной связи, я оставлю вам, ваше олигархическое величество. А с исправного телефона я сей же час позвоню Евгению Пушкареву, начальнику службы вашей безопасности, и расскажу про яд, про антидот, ну а вы подтвердите мои слова, о’кей? Убежден, вам будет приятно услыхать знакомый голос Пушкарева и перекинуться с ним парой слов. Ну а потом, после того как вы все подтвердите, я продолжу разговор с Женей Пушкаревым и сообщу ему условия дальнейшей игры. По завершении телефонных переговоров мы с вами еще кое-чего обсудим по мелочи, после этого я вас покину. Исправный телефончик, ясен перец, я заберу с собой. Останетесь в одиночестве, не стесняйтесь, кушайте валидол, пейте кока-колу и ждите моего звонка. Отрицательных побочных эффектов лекарства из аптеки не вызовут, не волнуйтесь. Вам, ясен пень, не возбраняется рискнуть и выбрать один из семи шприцев наугад, но я бы на вашем месте дождался звонка. С Пушкаревым, я уверен, мы обо всем договоримся, и до полуночи я обязательно свяжусь с вами, ваша милость, позвоню и назову номер шприца с антидотом. Вот, пожалуй, и… Ах, да! Я, разгильдяй, совершенно позабыл об этикете и до сих пор вам не представился! Обязательно! Вы слышите? Непременно скажите Пушкареву, что вас похитил Семен Андреевич Ступин по кличке Бультерьер… Ну-с, напомните-ка мне номер Женьки Пушкарева.