Читать книгу Дети грозы. Книга 5. Драконья кровь - Мика Ртуть - Страница 3

Ни одна революция ни разу не сделала ни один мир лучше.

Ману Бодхисаттва, из неопубликованного

24 день ласточек. Риль Суардис

Рональд шер Бастерхази

Закат застал Роне лежащим на постели с мокрой тряпкой на лбу. От головной боли не помогало ничего – как ничего не помогало от тошнотворного страха, скребущегося изнутри висков, словно дюжина отборных сколопендр. Зря он думал, что дважды заглянув в Бездну, на третий раз не испугается. Ничего подобного. Ни когда он вырезал собственное сердце, ни когда умирал вместе с Даймом у позорного столба – он не боялся. Не до того было. А на этот раз, сдохнув в чужом теле от вульгарного сердечного приступа – перепугался до дрожи в коленках. Если, конечно же, у бесплотного духа могут быть коленки.

– Еще как могут, – проворчал Ману, присаживаясь на край кровати и кладя Роне на лоб холодную ладонь.

Судя по тому, что под ним, бесплотным духом, матрас прогнулся – он был прав. Да и артефактное сердце Роне вело себя совершенно не так, как должен себя вести мертвый кусок звездного серебра. Ну не может артефактное сердце биться так быстро и неровно, не может сжиматься в панике и болеть! Не мо-жет!

Однако в траве оно видело все «может» и «не может».

– Ты сумасшедший шисов дысс, Ястреб. К тому же тупой, как тролль.

– Сам ты тролль, – устало отозвался Роне вместо того, чтобы поблагодарить Хиссово отродье: его прикосновение облегчило боль и почти успокоило обезумевший артефакт.

– Да я и не спорю. Был бы умным, сидел бы себе в Сашмире, нянчил правнуков и пописывал стишата. Джетта любила слушать мои стихи. – В голосе Ману прозвучала такая отчаянная тоска, что Роне невольно ему посочувствовал. – Только конченый дурак пытается переделывать мир. Запомни, Ястреб. Ни одна революция не сделала ни один мир лучше.

– Плевал я на все революции во всех мирах. Я хочу свой замок за высокой стеной, два десятка правнуков и… – Роне замолк, потому что от увиденной картины в горле встал ком.

Простой, мирной и совершенно нереальной картины: они втроем, в старом запущенном саду. Шуалейда сидит на оплетенных виноградом качелях и показывает сказки полудюжине шерской мелкоты. Роне с Даймом расположились рядом, в плетеных креслах, неспешно играют в хатрандж и время от времени дополняют сказки своими комментариями, а мелкота, не в силах усидеть спокойно, подпрыгивает и требует еще живых картинок и новых подвигов.

– Ну почему нереальной? – Ману по обыкновению не делал различия между сказанными вслух словами и едва оформленными мыслями. – Ты, конечно, ведешь себя как анацефал. Но пока ничего непоправимо не испортил. Они оба живы и даже тебя не ненавидят.

Роне поморщился.

– Если это – не ненависть, то что тогда, Ману?

– О, друг мой, настоящая ненависть выглядит совершенно иначе, и упаси тебя Светлая ее увидеть. Шуалейда всего лишь обижена. Да и какая женщина не обиделась бы на ее месте? Ты делаешь все, чтобы ее оттолкнуть.

– Я делаю все для того, чтобы она сама пришла ко мне. И она придет.

– Ну, если тебе надо, чтобы она сама пришла убить тебя, осталось всего ничего. Поддержи Ристану в интригах, убей любимого брата Шуалейды – и она точно придет. Правда, в результате вы оба отправитесь в Ургаш, но это же такие мелочи, не так ли, Ястреб?

– Да иди ты!

– Да некуда уже, – пожал плечами Ману. – Я и так одной ногой в Бездне.

– Вот и катись туда. Какого екая ты изображаешь любящего папочку?!

Ману рассмеялся. Головная боль с новой силой впилась в виски.

– Папочку, скажешь тоже. Даже не мечтай, Ястреб. Мне нужно новое тело, а добыть его и провести нужные ритуалы можешь ты.

– Ну хоть не «только ты, о избранный», – проворчал Роне.

– До избранного тебе, уж прости, как троллю до магистратуры. Был бы рядом кто-то более подходящий…

– Вот и шел бы к Пауку. Шер-зеро, шесть веков бесценного опыта, что тебе еще-то.

– Связываться с кем-то из семейства Тхемши? Упаси Светлая! Уж лучше ты, с тобой я давно знаком…

– Ты так уверен в том, что я – тот самый Ястреб? – внезапно для самого себя задал Роне вопрос, интересовавший его вот уже… давно, короче, интересовавший.

Ману снова рассмеялся, но на этот раз совсем иначе. Теплее, что ли.

– Уж поверь, своего лучшего друга я ни с кем не перепутаю, Ястреб. Даже если ты побывал в Ургаше и все забыл. Как был упрямым бараном, двинутым на науке, таким и остался. И в любви ведешь себя так же – как ишак с колючкой под хвостом. Вот объясни мне, какого шиса ты сам ненавидишь Шуалейду? Ведь она ничего плохого тебе не сделала. И не сжимай кулаки, драться тут не с кем.

– Просто заткнись, – вытолкнул Роне сквозь сжатые губы и усилием воли расслабился, успокоил взметнувшиеся вокруг него потоки тьмы.

– Ну нет. Я и так долго молчал, все надеялся, что сам поумнеешь. Но как-то ты не торопишься, ворона ты ощипанная.

– Сам ты камбала одноглазая, – огрызнулся Роне, сам не понимая, откуда эта камбала взялась.

– О, не так уж и все ты забыл, – донельзя довольно отозвался Ману. – Помнится, впервые ты назвал меня так в первую встречу. Ох и славно же мы подрались…

– Надеюсь, я начистил твою самодовольную рожу.

– Еще как… Хорошее было время… Но ты не увиливай, Ястреб. Покажи мне, что же случилось на самом деле.

– Не хочу.

– Ясное дело, что не хочешь. Но ты же не станешь заставлять меня взламывать твой рассудок? Его и так слишком мало.

– Ты!.. – Роне от возмущения забыл о головной боли и вскочил, но тут же рухнул обратно на постель, схватившись за виски. – Чтоб ты сдох, килька тухлая.

– Уже, Ястреб, уже. Так рассказывай. Сам знаешь, я не отстану.

– Пиявка.

– Угу. Пиявка. Ну?

– Что ну? Нечего тут рассказывать. Явилась глупая девчонка и чуть не убила нас обоих. Кто ее заставлял лезть, а? Идиотка! Ослица! Ты хоть представляешь, что она творит с потоками, тюлька ты в томате?!

– Ну так, отдаленно, – покивал Ману. – Так что именно она натворила, Ястреб? Не считая того, что изо всех сил пыталась спасти вашего любовника и фактически продалась за него в рабство к полоумному Брайнону.

– Вот-вот. Более идиотской торговли я в жизни не видел! Попасться в столь примитивную ловушку! И не думай, что мне ее жаль, сама дура!

– Так что там с потоками, Ястреб? И не ори, как в задницу клюнутый ишак, а расскажи и покажи.

– Да подавись ты, – обессиленно выдохнул Роне и впустил Ману в собственные воспоминания.

Смутные, рваные, полные боли, гнева и ужаса – не за себя, сам-то он к тому моменту уже один раз умер. За Дайма. За возлюбленного, которого он почти спас. Безумным, отчаянным порывом связал их в одно целое, каким-то чудом сумел обойти созданные лучшими умами империи стихийные блокаторы и всерьез рассчитывал обмануть мнимой смертью Дюбрайна не только его сумасшедшего брата, но и проклятую печать верности. Ведь первая смерть Дайма уже ослабила ее, а вторая должна была уничтожить окончательно.

И тут, в самый ответственный момент, вмешалась Шуалейда со своими проклятыми эмоциями и перекорежила всю тончайшую вязь потоков к екаям рогатым! Эта идиотка поверила, что Роне по приказу кронпринца убьет Дайма, что запорет его насмерть! Нет чтобы рассмотреть внимательно потоки! Да хоть подумать, почему разорвана ее ментальная связь и с Даймом, и с Роне, и почему Роне не может произнести ничего, кроме «да, сир» и «слушаюсь, сир»! Вместо этого идиотка так крепко поверила своим страхам, что иллюзия стала реальностью! И все усилия Роне едва не пошли прахом, их связь с Даймом вместо того, чтобы спасать Дайма – убивала Роне! Его собственный дар утекал вместе с кровью Дайма, и даже то, что Роне брал себе большую часть его ран и боли, не спасало…

Да что там. Вся энергетическая система Роне пошла вразнос, он так и не смог восстановиться. Из-за этой упрямой ослицы он завис на грани между жизнью и смертью, из-за нее вынужден был вынуть из своей груди сердце Дайма и заменить его на артефакт! Да одни только незаживающие шрамы от кнута чего стоят!

Разве можно это забыть или простить? Да она!..

– Успокойся, Ястреб. – Холодная ладонь Ману снова легла ему на лоб, и бурлящие эмоции притихли, улеглись, оставив после себя пустоту. – Успокойся и подумай головой. Ты ж ее пока не потерял, нет?

– Да иди ты…

– Спасибо, я там уже был. И все же, друг мой с ученой степенью, где твое научное мышление? Где рациональный подход? Эмоции и снова эмоции.

– Ты удовлетворил любопытство, Ману, а теперь оставь меня в покое.

– Оставить тебя маяться дурью, хочешь сказать. Роне, признайся уже, что ты ненавидишь ее только потому, что не можешь простить себя.

– Не могу. Доволен?

– Нет. Не доволен. Ты подыхаешь не потому, что Шуалейда такая дрянь, а потому что убиваешь себя сам. Наказываешь за ошибки. Ты сам себе палач, Рональд шер Бастерхази.

На это Роне отвечать не стал. Что тут ответишь, если все правда? Да, палач. Да, не может простить самого себя, потому что сам все загубил. Своими руками. Если бы он не дал воли паранойе, поверил в любовь Шуалейды и позволил ей инициировать Линзу самой, дождался ее – все повернулось бы иначе. Дайм мог избавиться от печати и не был бы вынужден подчиняться брату-маньяку. Шуалейде бы не пришлось продавать себя ради спасения Дайма. И у них было бы полноценное единение на троих, а не то противное Двуединым извращение, которое Роне пришлось сделать, чтобы только Дайм остался в живых.

Так что виноват во всем Роне и только Роне. Именно он затеял всю интригу ради единения, именно он в самый ответственный момент испугался, не смог довериться – и… все. Единение невозможно без доверия. Полного, абсолютного доверия.

Ему следовало сдохнуть еще тогда, у дверей башни Заката. Оставить Дайма наедине с Шуалейдой. Может быть, тогда бы они провели единение вдвоем, и никакой Люкрес бы уже ничего не смог с ними поделать.

И теперь он совершенно зря цепляется за жизнь. Ни Дайм, ни Шуалейда никогда его не простят, не примут его помощи, да и какая от него помощь? От его благих намерений одни неприятности. Ему давно уже следовало оставить их…

– А ну прекрати, дубина безмозглая! – послышалось откуда-то издалека. – Открой глаза! Придурок! Тупица! Ворона ты ощипанная! Встать, я сказал!

Какая-то злая сила вздернула Роне на ноги, встряхнула, и словно сотни молний вонзились в него, разрывая мышцы и дробя кости… И вдруг все закончилось. Роне осознал себя опустошенным, висящим в воздухе, бессильным, но живым.

– Открой глаза. Сейчас же.

Роне повиновался, и первым, что он увидел – была Бездна. Она смотрела на него из черного, без белка, глаза Ману. Она дышала. Она шептала тысячей голосов. Она ждала. Она требовала – живи.

– Живи, дери тебя тысяча ракшасов! Слышишь?

– Слышу, – одними губами прошептал Роне.

– И не вздумай сбегать. Трусливое ссыкло.

– Я не…

– Ты – да. Трусливая ощипанная ворона, а не Ястреб. Наворотил дел, так исправляй! В Ургаш ему захотелось! Покоя и забвения ему! Даже не мечтай, понял?

– Да понял я, понял. Отпусти. Тоже мне, еще один Паук нашелся.

– А с Пауком у меня будет отдельный разговор, – прошептала Бездна. – Не умеет воспитывать идиотов – пусть не берется!

Тьма наконец-то отпустила Роне, и он рухнул на постель.

– Да шис с ним, с Пауком. Ты… спасибо, Ману. Ману?

Не услышав ответа, Роне открыл глаза и сел. Огляделся. Нахмурился, огляделся еще раз.

Ману не было. Ни почти материального призрака. Ни бесплотного духа. Ни даже его тени, едва ощутимого присутствия. Ни-че-го. Только…

Только на полу валялся раскрытый фолиант, озаглавленный «Ссеубех. Основы химеристики».

Роне бережно поднял его, взглянул на страницы… и чуть не заорал от ужаса.

Страницы были пусты. Ни единой буквы, ни единого пятнышка. Только пожелтевший от старости чистый пергамент. Но самое главное – в фолианте не было души. Просто мертвая книга.

– Ману… ты же здесь, Ману? – позвал Роне, прижимая фолиант к груди, пытаясь согреть его собственным теплом.

Никто не отозвался… или нет? Или слабое: «Здесь я, ворона ты щипаная» – не послышалось?

– Ману, камбала одноглазая, не пугай меня.

Что-то легко коснулось щеки Роне и… все.

– Ладно. Ты здесь, это главное. Вот осел старый, я все равно тебя верну. Найду тебе подходящее тело, и будешь как новенький. И Джетту твою найдем, нечего ей бродить неприкаянной, людей пугать… Слышишь? А не вернешься, сделаю из тебя селедочный паштет, понял? Килька ты…

– Патрон! – прервал его скрипучий голос Эйты. – Патрон, к вам пришли!

– Кого там гоблины принесли?

– Королевский гвардеец, патрон.

– Чтоб они все провалились, – пробормотал Роне, бережно пристроил фолиант на пюпитр, велел Эйты положить рядом полный энергокристалл и пошел вниз, в гостиную.

Королевский гвардеец столбом стоял на пороге.

– Его величество желает немедленно видеть вашу темность в оранжерее. Шер Бенаске скончался, – отчеканил гвардеец, глядя строго перед собой.

– Сейчас буду, – ответил Роне и жестом захлопнул дверь прямо перед носом гвардейца.