Читать книгу Мир охоты и крови - mikki host - Страница 8

– Сукин сын! – по слогам прокричала Зельда, агрессивно топча ногой пепел и поджарившиеся куски плоти. – Сукин сын! Су…

– Зельда! – не выдержал Себастьян. – Хватит орать!

– Сам прекрати орать! Из-за этого сукиного сына мы…

– Еще одно слово, и, клянусь, я сдам тебя в психушку!

Зельда уперла руки в бока и показала ему язык. Себастьян раздраженно закатил глаза и отвернулся.

Она даже не знала имени этого на голову отбитого идиота, который, стоило и Зельде, и Себастьяну выйти на него, позволил хаосу превратить его в темное создание. Никто не отрицал, что нападение тварей, вероятнее всего, и стало причиной смерти Джевела, однако осмотр тела не дал никаких ответов: где-то была содрана кожа, где-то вырваны мышцы, волосы слиплись от крови, глазницы пусты, язык отсутствовал, фаланги пальцев отрезаны. Поэтому рассматривались и другие версии. Отравление ядом или дымом, удушение, магия, запрещенные чары, старое доброе хладнокровное убийство, прочая муть… В общем, за основную версию они принимали хаос темных созданий, но были обязаны проверить и другие.

Все шло относительно хорошо ровно до тех пор, пока этот долбанутый эльф не решил убить их.

Первым делом Зельда и Себастьян изучили покои короля, осмотрели тело, все еще лежавшее на кровати – вернее, то, что от него осталось. Пока Себастьян обыскивал остальные комнаты, Зельда изучала место убийства и жертву магией. За каждым их движением следила дюжина рыцарей, и Зельде хотелось выцарапать им глаза.

Хотя, возможно, дело было в хаосе, витавшем в воздухе. Не в концентрации, из-за которой мог умереть король, а скорее в мелких частичках, которые есть везде. Тех самых, благодаря которым маг Анка доказывала, что хаос и магия ближе, чем все привыкли думать.

После осмотра был допрос. Себастьян лично опросил каждого из рыцарей, стражников, слуг и советников и еще раз поговорил с теми, кто обнаружил тело короля и дежурил возле его покоев в то время. Зельда несколько раз проверяла каждого магией и не остановилась даже тогда, когда по приказу принца к ним присоединилась Сибил.

Единственная зацепка – обломок рога, найденный в теле короля, но Зельда отказывалась отдавать его Сибил. Сначала Зельда подумала, что Себастьян свернет ей шею за это, но тот неожиданно поддержал ее и сказал, что обломок будет у Зельды ровно столько, сколько потребуется. Возможно, у него были какие-то свои мысли на этот счет, но с ней он ими не поделился.

Что вообще-то было немного обидно. За почти восемь дней поисков Зельда делилась с Себастьяном абсолютно всем. Кроме, пожалуй, одной крохотной детали, касавшейся ее проклятия, которое он не смог бы понять.

Однако Себастьян понимал многое другое: например, что в расположении стражи в час смерти короля Джевела была несостыковка, поэтому попросил Зельду привлечь к делу невидимых драу. Духи следили за выбранными Себастьяном подозреваемыми и сообщали обо всех странностях.

Единственной странностью стал тот факт, что один из стражников внезапно был заменен другим на посту примерно за час до убийства короля. Зельде потребовалось меньше двух минут, чтобы изучить скромную комнату стражника, и всего секунда, чтобы напасть на след сбежавшего мерзавца. Драу не сообщали о новых странностях, поэтому Зельда рванула за эльфом.

К несчастью, в процессе погони она потеряла его след – ровно через десять минут, ведь этот сукин сын попал под защиту ноктисов, которые помогли ему скрыться в кармане между мирами! – Зельде пришлось наступить себе на горло и открыть портал к Себастьяну, чтобы продолжить поиски вместе с ним.

И теперь, два дня спустя, они находились недалеко от Монток-Пойнта[3], где сбежавший с поста эльф-стражник (вновь найденный) был поглощен хаосом, превратившим его в темное создание, а после – сожжен магией Зельды изнутри. Остались только мелкие косточки да распавшиеся на куски новенькие рога, которые Зельда намеревалась изучить с особой тщательностью.

Довольно давно эльфийку научили использовать минимум магии, чтобы изучить останки тварей и выяснить, в какую точку станет стягиваться хаос. После смерти демонов, которые изначально не были таковыми, хаос всегда возвращался к своему настоящему хозяину. Нужно было лишь подождать, когда он прекратит попытки восстановить тело из оставшегося месива и начнет ползти к источнику.

– Слушай, – начала она, но Себастьян ее тут же перебил:

– Если ты еще раз назовешь его сукиным сыном…

– Нет же! Я вообще-то по делу.

– Тогда слушаю.

Он внимательно рассматривал береговую линию, игнорируя почти доползавшую до ног воду, и в основном занимался тем, что выглядел загадочно.

Нет, серьезно, Зельда не понимала, зачем он что-то там высматривает, ведь она и так поставила барьеры, оградив место, и начертила защитные сигилы.

– Нам придется подождать, пока хаос не начнет притягиваться к своему хозяину, – произнесла Зельда, покосившись на блестевшие в вечерних сумерках рога, валявшиеся на земле.

– Долго?

– Может, пару минут, а может, и часов.

– Прекрасно, – саркастично пробормотал Себастьян, повернувшись, – и что ты…

Зельда истошно закричала и отшатнулась, едва не споткнувшись о плоский камень, торчавший из влажного песка. В руке Себастьяна мгновенно оказался пистолет, и он начал оглядываться, ища источник угрозы, но, ничего не заметив, быстро убрал оружие и подбежал к кричавшей Зельде. Она закричала еще громче и снова отскочила, когда ей показалось, что Себастьян попытался протянуть к ней руки.

– Зельда! Какого…

Девушка вцепилась себе в волосы и затрясла головой.

– Зельда!

«Тебе это кажется, Зельда, – в голове прошелестел знакомый голос, который всегда помогал успокаиваться. – Это только в твоей голове».

– Зельда, – тише и, что на мгновение показалось ей странным, мягче позвал Себастьян, – здесь никого нет, прекрати кричать и объясни мне, что с тобой.

Зельда через силу открыла глаза и увидела перед собой исполосованное кровоточащими ранами лицо искателя. Светлые волосы слиплись от крови, одежда скрипела, а медный запах забивал ноздри. Кровь брызнула изо рта, когда Себастьян произнес:

– Зельда, ты должна сказать мне, что…

Она зажмурилась и покачала головой. В ушах нарастал гул, рев тварей, шум дождя, постепенно усиливавшегося, и оглушающий грохот табуна лошадей. Проклятие, из-за которого она порой видела то, чего не было на самом деле, вновь проснулось.

«Тебе это кажется, Зельда, – произнес все тот же голос. – Это только в твоей голове».

– Это в моей… в моей голове, – пробормотала она, стараясь дышать через рот, чтобы ее не вывернуло от тошнотворного запаха. – Крови нет, дождь не ранит, солнце встает и садится каждый день…

– Что?

– Это только в моей голове… – повторила Зельда, все еще не решаясь приоткрыть хотя бы один глаз и убедиться, что на самом деле Себастьян не ранен. – Он был прав, он был прав… Только в моей голове… Крови нет, дождь не ранит, солнце встает и садится каждый день…

– Зельда, – настойчиво произнес Себастьян и аккуратно отнял сначала одну ее руку от взлохмаченных белых волос, а следом и другую, сжав их в своих ладонях, – не знаю, что за хрень ты бормочешь, но успокойся. Здесь никого нет, мы одни. Все нормально. Сейчас ты вдохнешь, выдохнешь, успокоишься, и мы вместе подождем, пока хаос начнет тянуться к своему хозяину. Мы найдем того, кто обратил этого эльфа, найдем убийцу Джевела и будем купаться в деньгах, помнишь?

Что-то такое Зельда действительно помнила. Пару дней назад она сказала Себастьяну, что за успешное завершение поиска принц Джулиан заплатит им столько, что они до конца своей жизни будут купаться в деньгах. Но она думала, что Себастьян не обратил внимания на ее слова. Он часто не отвечал на ее отвлеченные рассуждения или просто называл их чушью.

– Зельда, немедленно посмотри на меня.

Эльфийка сделала маленький осторожный вдох через нос и, не распознав медного запаха, приоткрыла глаза. Лицо Себастьяна вновь было нормальным: в меру надменным, с презрительно изогнутыми бровями – они, кажется, всегда были такими, – сощуренными голубыми глазами и чистой кожей.

– Крови нет, – прошептала Зельда, во все глаза разглядывая его.

– Крови нет. Хотя я понятия не имею, что это значит. Не хочешь объяснить?

Заметив, что Себастьян все еще держит ее, Зельда стряхнула его руки и отступила на шаг. Она была уверена, что проклятие не вернется, но именно это и произошло. Почти одиннадцать месяцев спустя.

– Невероятно! Почему оно всегда приходит так не вовремя?!

Себастьян озадаченно моргнул. Зельда была достаточно умной и знала, что Себастьяна трудно удивить. Даже когда они были в доме семьи Гривелли – на следующий день после встречи с Джулианом – и искали информацию о нескольких старых поисках, Себастьян с удивительным спокойствием поинтересовался у своей шестнадцатилетней сестры Рокси, как та себя чувствует. Зельда слышала, что совсем недавно девчонка сцепилась с сильной демоницей где-то в Англии. Поэтому, увидев невозмутимость Себастьяна, эльфийка не постеснялась обругать его за черствость, после чего пообещала Рокси как-нибудь показать, насколько хорошо оружие из артизарской стали. Было что-то очень привлекательное в этой девчонке, в одиночку завалившей демона, месяц терроризировавшего какой-то там пансион, и даже ее вопрос о том, что такое артизарская сталь, не умалял этой привлекательности.

Но и тогда Себастьян не отреагировал на ее замечание. Казалось, ему было плевать, что Зельда через три секунды после знакомства с Рокси пообещала показать ей, как обращаться с оружием. Он только скупо напомнил сестре не перенапрягаться и пить отвары.

В общем, Себастьяна было трудно поймать на проявлении каких-либо эмоций. Но сейчас он смотрел так, будто Зельда призналась, что собственными руками задушила короля Джевела. Хотя нет, эльфийка была уверена, что в таком случае выражение его лица не изменилось бы, оставшись таким же холодным и незаинтересованным. За десять дней совместной работы, когда они были вынуждены находиться рядом почти двадцать четыре часа в сутки, она изучила весь спектр эмоциональности этого искателя и знала.

Поэтому сейчас не понимала, почему он смотрит на нее так удивленно. Но это длилось всего несколько секунд.

В следующий миг с Себастьяна будто разом слетела маска. Он вновь презрительно сощурил глаза, скривил губы, словно готовился озвучить язвительное и чрезвычайно точное замечание, и слабо качнул головой в сторону.

– Твой хаос движется.

Зельда покосилась на горстки пепла, оставшиеся от демона, и увидела тонкий след из черных песчинок, охваченных ультрамариновыми нитями ее магии.

– Немного быстрее, чем я ожидала.

Зельда развернулась и, не говоря больше ни слова, направилась за хаосом. Совсем скоро он начнет растворяться в воздухе, в самой магии этого мира и свободных частицах хаоса, и таким образом будет искать своего хозяина. Но уж лучше Зельда с уверенным видом двинется вперед и откроет портал чуть дальше, чем продолжит стоять под пристальным взглядом Себастьяна и притворяться, будто никакого странного приступа не было.

Фортинбрас был прав, когда сказал, что этот мир понравится ей больше. Но он не говорил, что в нем окажется так трудно.

Пару дней назад в Канберре демон рогом продырявил Дионе предплечье, и после лечения Энцелад приказал ей отдыхать и набираться сил. Сегодня она вновь могла вернуться в строй, о чем Энцелад и намеревался сообщить, однако в комнате сестры обнаружил только Артура, спящего в обнимку с подушкой.

Не то чтобы Энцелад был удивлен. Он прекрасно знал об отношениях Дионы и Артура и считал, что тот был не таким уж плохим человеком и рыцарем. Он вполне устраивал Энцелада, чего нельзя было сказать о прошлых любовниках и ухажерах Дионы.

Большинство из них шли на попятную, по-настоящему осознав, кто она и ее брат. Артур же, хоть и был младше – Энцелад никогда не забывал о разнице в двести лет, которая существовала между сигридцами из другого мира и теми, кто жил здесь еще до Вторжения, – имел достаточно наглости и храбрости, чтобы не бояться его, иногда даже спорить, и одновременно очаровывать Диону своим характером и неиссякаемым позитивом.

Энцеладу потребовалось почти пять минут, чтобы вбить Артуру в голову, что он должен немедленно собраться и отправиться с Шераей к Кемене, которую поймал один из магов. И как раз в тот момент, когда Артур, закутавшись в одеяло, отползал на другую половину кровати, на пороге спальни появилась Диона.

– Где мой чай, Энци?

Сестра выглядела превосходно в новых, сидевших точно вторая кожа, черных доспехах, еще слабо поблескивавших защитными чарами. На лице – ни следа усталости или рассеянности, серые глаза сверкали так, будто Диона была готова прямо сейчас ринуться в бой. Она даже русые волосы собрала в тугой хвост, как делала всегда, когда бралась за работу.

– Где ты была? – спросил Энцелад, проигнорировав замечание о чае. Диона почему-то была уверена, что каждый раз, когда брат будил ее, он был обязан приносить ее любимый чай с жасмином.

– У Марселин, где еще мне быть?

– Мы нужны Гилберту.

– Если бы мы были нужны ему, мы бы уже были с ним.

Принесенная ими клятва позволяла понять, когда король всерьез нуждался в них, но Энцелад не привык отклоняться от привычной инструкции. Даже если Гилберт просто сказал прийти сразу же, как Диона проснется, это не означало, что они могли растянуть его ожидание на несколько часов. И так прошло больше десяти минут, которые сильно нервировали Энцелада.

Диона широко улыбнулась брату и поманила за собой.

– Когда-нибудь вы сведете меня в могилу… – пробормотал Энцелад, идя вслед за сестрой.

– И я тебя очень люблю. Но, может, сходишь с кем-нибудь на свидание? – невинно хлопая глазами, предложила Диона, свернув налево. – Ты такой угрюмый, надо больше…

– Что мне сделать, чтобы ты наконец успокоилась?

– Не быть таким вредным и злым.

– Я не вредный и не злой. Просто выполняю свою работу.

– Вот она и сведет тебя в могилу.

Энцелад устало вздохнул. Диона была невыносима лишь в двух случаях – когда ей не позволяли участвовать в каком-нибудь крупном деле и в первые часы после того, как целители официально разрешали ей не соблюдать постельный режим. Иногда Энцелад не понимал: как эта неугомонная, бесцеремонная и дерзкая девушка может быть его близнецом?

– Так мы же к Гилберту, – озадаченно произнесла Диона, когда коридор, который должен был вести в кабинет, перестроился и вывел к кухне.

– Верно, – подтвердил Энцелад, открыв двери.

Диона прошла за ним и удивленно уставилась на короля, старательно поправлявшего чашки и маленькие тарелочки на подносе. Ни Одовака, ни Луки, ни кого-либо из слуг на кухне не было.

– Нам очень нужно произвести на нее впечатление, – даже не поднимая взгляда, сказал Гилберт.

– На нее? – повторила Диона, облокотившись о стол. – А-а, поняла.

До сих пор к принцессе Сонал из рода Арраны, которую Гилберт взял под свою защиту и опеку, никого не подпускали, кроме Шераи и Марселин – из-за шокового состояния и вероятности того, что она может представлять угрозу для остальных. Но Шерая вот-вот должна была отправиться к Кемене, а Марселин, вероятно, как и всегда, собиралась и дальше безвылазно сидеть в комнате Стефана.

Судя по взволнованному лицу, идеально сидевших рубашке, пиджаке и брюках, а также кое-как приглаженным кудрям, Гилберт был настроен максимально серьезно. Причем настолько, что решил сам принести принцессе завтрак и наверняка стоял над душой у Одовака, пока тот готовил. Однако Гилберт так и не сказал, для чего пригласил рыцарей и почему они вообще встретятся с принцессой. Разве есть какое-то дело до простых рыцарей?

– И зачем? – спросила Диона, легонько стуча пальцами по столу.

– Если она будет на стороне коалиции, лэндтирсцы, вероятнее всего, примкнут к нам.

Девушка нахмурилась:

– У нас вообще есть шансы? Они же столько лет отказывались сотрудничать.

– Мы спасли их принцессу. Лэндтирсцы могут отказываться работать с нами, но за своей принцессой они точно пойдут.

Энцелад прислонился спиной к стене и поджал губы.

Будучи маленькой страной, Лэндтирс пал практически сразу во время Вторжения. Спастись сумели немногие, но на Земле находилось достаточно лэндтирсцев, давным-давно совершивших Переход. В чем-то Гилберт был прав: лэндтирсцы – гордый народ и за чужим лидером не пойдут, но вполне может быть, что, если коалиция заключит союз с Сонал, они пересмотрят свое решение.

Почти двести лет лэндтирсцы отказывались сотрудничать именно из-за того, что во время Вторжения их стране не пришли на помощь. Из-за разорванного брачного договора между Лэндтирсом и Ребнезаром они лишились обещанной военной поддержки, поэтому неудивительно, что лэндтирсцы были озлоблены. Гилберт являлся для них живым воплощением нерешительности Лайне.

Фортинбрас, второй принц Ребнезара и старший брат Гилберта, должен был жениться на принцессе Сонал. Но из-за того, что Арне выбрал его своим сальватором, брачный договор расторгли. А новый, согласно которому именно Гилберт должен был жениться на Сонал и впоследствии стать королем-консортом Лэндтирса, просто не успели составить.

– Для этого принцесса должна верить, что мы на ее стороне, – произнесла Диона. – Слышала, что она… ну, довольно капризная.

– Ты даже не представляешь насколько. Но хотя бы за спасение своей жизни она будет обязана выслушать меня.

– Надави на нее своим авторитетом. Она-то лишь принцесса, а ты – король.

– Вот поэтому мне и нужны вы, – с ядовитой улыбкой сказал Гилберт. – В Лэндтирсе ходили легенды о кэргорских рыцарях. Я хочу, чтобы она знала, что вы принесли клятву мне.

Энцелад подумал, что такое может сработать, если только Сонал не посчитает это преступлением. Лэндтирсцы славились своей верностью клятвам: если клятва была произнесена, они следовали ей до последнего вздоха. Очень часто слуги после смерти господ не уходили к другим, пока не получали на это разрешение от родственников покойного.

Кэргорцы тоже чтили клятвы, но на ином уровне, и у них не существовало закона, запрещавшего одному рыцарю перейти на службу к другому господину. У Энцелада с Дионой все было довольно просто и печально: королевский род, которому поколениями служила семья Эрнандес, оборвался во время Вторжения. Сами близнецы потеряли друг друга при Переходе и почти пять лет потратили на поиски в этом незнакомом, диком и опасном мире, который всеми силами пытался уничтожить их.

Они могли предложить свою службу любому, кто был достаточно умен, чтобы оценить их по достоинству, но Энцелад до сих пор в полной мере не понимал, почему тогда они принесли клятву Гилберту. Тогда король еще был слишком юн, чтобы осознавать, какую ответственность возлагает подобная клятва на обе стороны, а Энцелад – растерян, чтобы подумать дважды. Хотя Диона практически сразу сказала, что Гилберт был один и нуждался в поддержке, а раз уж они могут ее оказать, то почему бы не сделать этого? Они были воспитаны сражаться, следовать долгу и помогать тем, кто в этом нуждался. Диона твердо решила принести клятву Гилберту, а Энцелад был готов на что угодно, лишь бы не расставаться с сестрой. И за почти двести лет ни разу не пожалел.

Однако принцесса Сонал могла довольно остро отреагировать на такой расклад событий. В подобных случаях лэндтирсцы говорили, что рыцари нарушили свою клятву, навсегда связавшую их с кем-то другим, и в наказание должны умереть.

– В общем, – со вздохом произнесла Диона, – расклад не самый удачный. Чудесно. Это именно то, чего нам не хватало. А Сонал так и будет здесь жить?

– Куда ты предлагаешь ее переселить? – удивился Гилберт.

– Куда угодно.

– Вот уж нет. Если принцесса пожелает, я найду ей безопасное место, где она будет чувствовать себя комфортно, но если ее устраивает мой особняк, она останется.

Диона процедила ругательство сквозь зубы:

– Она же нас даже за людей не считает!

Это было ошибочное утверждение, ведь к верным рыцарям в Лэндтирсе относились очень хорошо. Впрочем, в словах Дионы присутствовала и доля здравого смысла: если Сонал посчитает их клятвопреступниками, они перестанут быть для нее людьми. Энцелад слышал достаточно про представителей рода Арраны и понимал, что принцесса вполне может отреагировать именно так.

– Я объясню принцессе, что любая попытка оскорбить моих людей будет воспринята мной как личное оскорбление.

– Лучше бы мы допрашивали Кемену, – как бы невзначай пробормотала Диона.

На это Гилберт ничего не сказал и, проверив, что на подносе все расположено именно так, как ему нужно, кивком головы указал на дверь.

Энцелад молча пропустил короля вперед и, одарив сестру предупреждающим взглядом, направился следом. Диона могла возмущаться хоть целую вечность, что уж лучше она самостоятельно продырявит себе руку демоническим рогом, чем будет знакомиться с капризной принцессой, однако все равно сделает то, что прикажут.

Принцесса встретила их не самым дружелюбным способом, швырнув в голову Гилберта подушку, которую Энцелад вовремя перехватил. Выглядела Сонал гораздо лучше, чем рыцарь представлял: светлые волосы, которыми отличался род Арраны, уже сияли золотом, светло-голубые глаза прояснились, а гематомы и следы от многочисленных ранений поблекли.

Принцесса молча смотрела на них и тянулась рукой ко второй подушке, когда дальняя дверь открылась и из ванной комнаты вышла Шерая. Даже не взглянув на Сонал, она холодно произнесла:

– Опустите подушку.

Девушка очень медленно вернула подушку на кровать и неожиданно резко спросила Гилберта:

– Кто с вами?

– Мои рыцари, – с улыбкой, тщательно прятавшей волнение, ответил король. – Не беспокойтесь, они не причинят вам вреда. Вы голодны? Мой повар отлично готовит, уверен, вам понравится.

– Ваша служанка отказывалась говорить мне, где я! – все тем же резким тоном продолжила принцесса, встав с постели и расправив плечи.

– Шерая не служанка, и я попросил ее молчать, так как хотел сам обо всем рассказать. Вы позволите?

Сонал прищурилась, оглядывая его, и спустя несколько секунд кивнула. Гилберт поставил поднос на круглый стол у балкона и аккуратно выдвинул стул.

– Пожалуйста, присядьте, Ваше Величество. То, что я вам скажу, может сильно шокировать вас.

– Не указывайте мне, что делать. Я в состоянии сама принять решение.

Энцелад заметил, как Шерая подняла глаза к потолку и качнула головой.

– Я пойду, – произнесла маг, обращаясь к Гилберту, но принцесса повернулась к Шерае с таким видом, будто отчитывались перед ней. – Марселин принесет нужные отвары через час.

– Будь осторожна и не задерживайся. Рыцари ждут тебя внизу.

Сонал взглядом проводила Шераю за дверь, проследила, как Энцелад и Диона без лишних слов встали по обе стороны от выхода, и наконец посмотрела на поднос, принесенный Гилбертом.

– Я жду вашего ответа.

– А я жду, когда вы сядете. У меня полно дел, но, поверьте, я готов пожертвовать ими и подождать, пока вы поймете, кто здесь хозяин.

– Почему здесь вы? – спросила Сонал, медленно опустив ладони на спинку стула напротив того, который Гилберт услужливо выдвинул для нее.

– Ожидали кого-то другого?

– Фортинбраса. Я видела его. Он обещал, что поможет.

Как и всякий раз, когда кто-то упоминал это имя, уголок рта Гилберта нервно дернулся, и он сжал кулаки до громкого хруста.

– Здесь я, Ваше Высочество, – обманчиво спокойным и миролюбивым тоном произнес Гилберт. – Я, а не Предатель.

Сонал оторопело моргнула.

– Предатель? Нет, вы не понимаете… Он обещал, и он…

– Предатель, – услужливо подсказал Гилберт. – Давайте я кое-что объясню, Ваше Высочество. Этот мир отличается от того, что вы помните. Вторжение в Сигрид произошло двести лет назад, и тогда многие совершили Переход сюда, во Второй мир. Вы разве не заметили, что мне почти двадцать?

Принцесса посмотрела на него как на умалишенного и упала на стул, ударившись локтем о поверхность стола. Гилберт мгновенно сел рядом и, аккуратно взяв ладони Сонал в свои, тихо, но уверенно продолжил:

– Все не так, как вы помните, Ваше Высочество. И я уверяю вас, что того Третьего сальватора больше нет. Он сгинул в Сигриде.

Энцелад был уверен, что Гилберт заготовил четко структурированную речь и отрепетировал ее трижды. Однако любое упоминание Предателя, даже намек на него, выбивал короля из колеи куда сильнее, чем хаотичные нападения демонов или многочисленные проблемы, сваливавшиеся на их головы. Гилберт мог вынести любую угрозу, неразрешимую задачу, скверное празднество и даже продолжительную беседу с принцем Джулианом, но только не упоминание Предателя. Что угодно, только не это.

Энцелад ждал взрыва.

– Не понимаю… – пробормотала Сонал, прижав руки к груди. – Я видела его, слышите? Видела. Он был там, спас, обещал помочь…

– Должно быть, вы еще не окрепли достаточно и ваш разум находится в смятении, но…

– Уйдите, – решительно произнесла девушка, выдернув свои ладони из рук Гилберта, и подскочила на ноги. – Убирайтесь!

Гилберт медленно поднялся и жестом остановил Диону, которая уже сделала шаг к нему.

– Ваше Высочество, я бы никогда не стал лгать вам.

– Прочь отсюда! – завизжала Сонал, замахав на него руками. – Убирайтесь! Вон! Оставьте меня в покое!

– Разумеется, Ваше Высочество. Позавтракайте, отдохните, подумайте над тем, что я сказал. Я пришлю Уннер, служанку, она поможет вам…

– Ничего мне не надо! Убирайтесь, пока я не убила вас!

Быстрее, чем Гилберт успел среагировать, Энцелад оказался рядом и завел короля себе за спину. Принцесса мгновенно растеряла весь пыл и испуганно смотрела на него снизу верх – в сравнении с ней рыцарь казался настоящим великаном. Плечи Сонал начали подрагивать, но взгляда она не отводила.

– Энцелад, будь добр, не пугай ее, – произнес Гилберт. – Ее Высочество не в себе, разве не видишь? Мы должны дать ей отдохнуть.

Не сводя с принцессы пристального взгляда, рыцарь сделал шаг назад.

– Пожалуйста, позавтракайте, – улыбаясь, сказал Гилберт. – Я был бы очень рад, если бы у вас хватило сил для следующего разговора, во время которого я предельно ясно объясню, где вы и в каком положении находитесь.

Даже не обратив внимания на поникшие плечи Сонал, великан развернулся и вышел из комнаты. Прежде чем отправиться следом, Энцелад еще раз посмотрел на принцессу, которую бросало из крайности в крайность. Она напоминала зашуганного зверька, но ровно в тот момент, когда рыцарь закрыл дверь, бросилась вперед, забарабанила по дереву и закричала:

– Вы не можете запереть меня здесь! Он сказал, что поможет, слышите?!

– Идем, – сквозь зубы произнес Гилберт.

Энцелад все еще ждал взрыва, но тот произошел с сильной задержкой – на мраморной лестнице, ведущей на третий этаж. Гилберт остановился на середине пути, поставил ладони на перила и резко сжал их, яростно вскрикнув. Камень громко треснул, маленькие резные столбики рассыпались в пыль, а многочисленные трещинки расползлись по всей длине перил и ступенек. Диона отскочила в сторону, когда из-под ее ноги вниз улетел крупный кусок мрамора.

Сегодня им крупно повезло: очень часто Гилберт ломал стену, пол или какую-нибудь огромную колонну. Он никогда не пытался сдерживаться, в одно или два простых касания вкладывал всю силу, которая не справлялась с гневом, кипевшим внутри.

Гилберт вдруг выпрямился, пыльными руками убрал упавшие на лицо волосы и посмотрел на Эрнандесов:

– Свободны.

Ногой отпихнув несколько отколовшихся кусков мрамора, он переступил через крупную трещину и продолжил подниматься, сжимая кулаки.

– Мой король, – тихо произнесла Диона, сделав шаг вперед. – Для чего мы были нужны на самом деле?

– Чтобы остановить меня, – ответил Гилберт лишь после того, как оказался на самой верхней ступеньке. – Я знал, что она скажет о нем, и боялся, что захочу придушить ее. Хотел, чтобы в этом случае вы меня остановили.

Диона уже открыла рот, чтобы задать новый вопрос, но Гилберт ушел.

Какая, собственно говоря, разница, о ком заговорила Сонал? Она была в плену у демонов, ее рассудок наверняка омрачен хаосом, к тому же Марселин поила ее отварами, притупляющими ощущения, и принцесса наверняка не понимала, где находилась, с кем говорила и что происходило.

Гилберт мысленно повторял это, рассматривая свое отражение в зеркале. В черных волосах пыль, одежду покрывает мелкая мраморная крошка, в уголках глаз – подступающие слезы, которые он изо всех сил сдерживал.

Гилберт сейчас не в том положении, чтобы поддаваться эмоциям и позволять гневу и ненависти контролировать его. Он должен позаботиться о Сонал, заняться поисками Николаса, Кита и демоницы, оказать помощь принцу Джулиану, встретиться с королевой Ариадной и ее советником Беро, найти время для встречи с Сионием… У Гилберта было слишком много дел, чтобы отвлекаться на пожирающие изнутри гнев и ненависть.

Однако Сонал приняла его за Фортинбраса.

Они действительно были похожи, особенно теперь, когда Гилберт стал старше: прямой нос, острые скулы, голубые глаза, лишь овал лица да легкие кудри отличали его. Ни с Алебастром, ни с Гвендолин или Розалией Гилберт не был схож настолько. Боги будто решили поиздеваться над ним и смешали кровь так, что они оказались чрезвычайно похожи с Фортинбрасом.

– Спокойно, – пробормотал Гилберт, но рука уже коснулась большого напольного зеркала и с силой отшвырнула его в сторону.

Миллионы осколков разлетелись во все стороны, серебристый металл жалобно заскрипел и сжался от силы удара.

– Ракс, – выплюнул Гилберт, посмотрев на руку.

У него было слишком много дел, чтобы отвлекаться на пожиравшие изнутри гнев и ненависть, но Сонал перепутала его с Фортинбрасом. С братом, которого он любил, которому безоговорочно верил и который предал его, весь их род и целый мир.

– Ракс, ракс, ракс!

Гилберт кричал, и его голос срывался в рычание, пока руки тянулись ко всему, что находилось достаточно близко: полки, мелкие шкафчики, стол, книги, пустые чашки и тарелки, мелкие коробки с дарами от фей. Гилберт хватал первое, что попадалось под руку, и швырял со всей силы, не заботясь о том, что разбивает, рвет или кромсает. Он не обращал внимания, как острые осколки посуды рвали портьеры и одежду, лежавшую на кровати; как бархатные ленты, которыми были обвязаны коробки, с жалобным треском рвались; как мебель скрипела, когда он одним движением пинал ее, тем самым сбивая с пути все остальное. Коллекция каких-то книг – из-за слез он даже не видел каких, – которая всегда стояла на полке в его спальне, потому что слишком нравилась ему, была разорвана за считаные секунды. Стул с грохотом влетел в закрытую дверь, ведущую в ванную комнату, и разбился в щепки.

Все вокруг разбивалось, крошилось и рвалось, но Гилберту было плевать. Он хотел, чтобы хоть что-нибудь отвлекло его от ужасающих мыслей о Предателе, но слова Сонал продолжали греметь в голове до тех пор, пока руки Гилберта не стали мокрыми из-за крови. Он рвал на себе волосы, кричал так громко, что в ушах стоял звон, и до того яростно скрипел зубами, что они уже давно должны были искрошиться.

Но не останавливался.

Гилберт ненавидел Предателя, но еще больше он ненавидел себя. За то, что был слабым. За то, что когда-то зависел от Предателя. За то, что все видели в нем лишь его брата и думали, что он делает недостаточно, чтобы искупить его грехи. Но разве Гилберт был обязан отвечать за него? Он изгнал его из рода, разорвал кантарацан, и пострадал из-за этого куда сильнее, чем многие думали. Рокот зависел от кантарацана, кровной связи, но Гилберт пожертвовал этим, чтобы доказать, что Предатель для него – никто.

Фортинбрас был для него всем миром, поддержкой, любящим братом, который всегда помогал и был готов пожертвовать всем ради его благополучия и счастья, но он был и обезумевшим великаном, который голыми руками разрывал каждого, кто попадался на пути, выжигал жизнь в других великанах и пил их кровь. Во Вторжении Гилберт лишь мельком видел, как Предатель зубами разорвал горло Горацию – магу, верно служившему Гилберту много лет, но этого оказалось достаточно, чтобы поселить в нем животный ужас, не исчезавший спустя столько лет. Шерая воспользовалась Переходом раньше, чем Предатель успел сделать в их сторону хотя бы шаг, однако Гилберту хватило безумной улыбки, чужой крови на губах и глаз, горевших магией.

Он не представлял, что могло изменить Фортинбраса так сильно, но многочисленные показания сигридцев, которые видели его во время Вторжения, лишь подтвердили, что Третий сальватор предал миры.

Но еще раньше он предал род Лайне.

Гилберт ненавидел свою кровь, отравленную чужим предательством, ярость, кипевшую внутри, и боль, разрывавшую на части. Он кричал, ломал все, что еще не было сломано, и совсем не заметил, когда оказался на полу, среди груды порванной одежды, разбитой в щепки мебели и расколотой посуды, как трясся от рыданий, животного ужаса перед Предателем и ненависти, сжигающей изнутри.

Даже после изгнания и двухсот лет, прошедших с гибели Сигрида, Гилберт ненавидел Фортинбраса за то, что тот разорвал его сердце на части.