Читать книгу Ривердейл. Накануне - Микол Остоу - Страница 5

Ранним утром трейлер кажется особенно отвратительным (или восхитительно омерзительным?). Жаль, что я уродился жаворонком. Свет восходящего солнца едва-едва пробивается в крохотные оконца, но только размазывает тени по ветхой, купленной на распродажах мебели да пляшет на комках пыли в углах. Ну просто художественное воплощение понятия заброшенности.

Утро только началось, но уже не отличалось от всех предыдущих. В воздухе висел застарелый запах табачного дыма и дешевого пива. Я с трудом заставил себя сесть – вчера я пришел домой раньше папы, а потому пришлось лечь спать на кушетке, это меньшее из всего, что я мог сделать, отдать ему спальню, – и огляделся.

Вокруг царила пустота. Я ее нутром, спинным мозгом чуял в этом угрюмом месте, слышал ее, как беззвучное эхо, хотя и не мог описать словами.

Раз я пришел домой раньше папы, значит, он вчера гулял допоздна. А это значит…

Ничего хорошего.

Постоянные скандалы родителей – это кошмар, у меня внутри все переворачивалось, когда я видел, как они вопят друг на друга, особенно при Джеллибин, которая так страдала из-за этого. Но, по крайней мере, когда мама кричала на папу – хоть мы с Джеллибин и были в ужасе, – это значило, что они оба рядом, вместе.

– Это ненадолго, – сказала мне мама, запихивая потрепанный чемодан в багажник не менее потрепанной машины и усаживая в детское автокресло Джеллибин, которая ныла, что она уже достаточно большая и хочет сидеть на переднем сиденье.

И уехала. «Это ненадолго. Пока папа не наладит свою жизнь». Как будто это так просто, «наладить жизнь». Как будто существует готовый бланк со списком действий, который папе следует заполнить, вычеркивая пункты один за другим, после чего его жизнь каким-то чудесным образом наладится.

Как будто жизнь моего отца вообще когда-нибудь была налаженной.

Нельзя сказать, что я не хотел верить в него. Или в них обоих.

Но в свои шестнадцать я уже не мог припомнить время, когда у папы все было в порядке. В связи с чем мамины планы как-то не радовали.

А то, что она не взяла меня с собой? Я старался не задумываться о том, что это значит. В любом случае кто-то должен был остаться с папой, приглядывать за ним и за его определенно-не-налаженной жизнью. И вот я, ни-капли-не-блудный сын, брошен в Ривердейле, чтобы держать папашу под наблюдением.

Конечно, приглядывать за ним было бы куда легче, если бы он хоть иногда появлялся в поле моего зрения.

Но, наверное, и в этом есть какой-то свой сокровенный смысл, ведь чего приглядывать за тем, кто и так все время на виду?

Большинство школьников считают дни до летних каникул. Но мне, честно говоря, не хватало структурированности школьного года, задававшей ритм моим дням (пусть этот ритм включал ответы на уроках, контрольные и прочее).

А может быть, именно это лето казалось особенно размытым, поскольку мама и Джеллибин уехали, Бетти далеко… Арчи завяз… кто знает в чем, но его тоже никогда нет рядом, и причина точно не в том, что он так много работает на стройке, помогая папе. Я в это не верю.

Раньше мы с Арчи были практически как братья. Наши отцы вели совместный бизнес, и мы росли вместе. Но в последнее время Арчи изменился. И три недели назад, когда я пошел к нему рассказать, что мама уехала и забрала Джеллибин… Я не смог его найти. Буквально. И он не отвечал на эсэмэски. Мой лучший друг… не замечал меня в упор.

И вообще, как долго будет длиться это ее «ненадолго»?

Ночь выдалась жаркая. Смыв с себя под душем липкий пот, я быстро оделся и запихнул в один карман телефон, эту рухлядь с треснувшим экраном (ни одного сообщения), а в другой – до боли пустой кошелек. Правда, я в тот день работал, а это означало, что он будет пустовать недолго. Но прежде чем отправиться в «Твайлайт», чтобы подготовить все для нашего абсолютно серьезного, без капли иронии показа «Дня независимости», я хотел встретиться с Арчи. Пусть глянет мне в глаза и прямо скажет, что мы не едем вместе в Сентервиль смотреть дурацкий фейерверк и гулять (знаю, знаю, но это же традиция).

То есть нужно было найти и папу, и Арчи.

И почему-то мне казалось, что ни тот ни другой не облегчит мне задачу.

* * *

К Поупу я отправился пешком. Так себе удовольствие, но не брать же папин пикап, чтобы найти папу и спросить, можно ли взять его пикап.

(Понятное дело, маленький городок Ривердейл уже не кажется маленьким, когда ковыляешь на своих двоих.)

Когда я уходил, пикап стоял перед домом, значит, отец уехал на мотоцикле (стоит заметить, что мотоцикл ничуть не лучше пикапа, если папа ушел в запой, но это уже другая тема). Как бы то ни было, я оставил машину пылиться перед домом, а сам потопал пешком.

Я пошел в обход, и это могло бы показаться бессмысленным, если не знать, что более длинная дорога пролегает через квартал Арчи. Я надеялся перехватить его перед работой и поговорить о завтрашнем вечере. Вдоль безлюдных улиц тянулись ряды темных притихших домов, ожидающих, когда же взойдет солнце. Собственно, единственное окно, в котором горел свет, было окно Арчи, что показалось мне странным, учитывая ранний час. Похоже, Арчи не спал, – а что еще мог означать этот свет? Я подождал несколько минут, чувствуя себя маньяком-извращенцем («О, да это же Джагхед Джонс, как всегда, прячется по кустам, вот ведь чудак!»), но в комнате все оставалось неподвижно. С моего места полностью просматривалась кровать, и Арчи в ней не было.

Вздохнув, я достал из кармана телефон.

«Ты уже проснулся?» – набрал я, чувствуя себя психом, преследующим жертву, а не обычным (пусть чудаковатым и застенчивым) парнем, решившим поболтать с другом.

Потом пристально уставился на окно. Ничего. Ответа на сообщение тоже не было, даже этих издевательских крохотных точек в окне чата, означающих, что твой собеседник раздумывает, что же тебе ответить. И через несколько минут – несколько больше минут, чем мне хотелось бы признать, – я пожал плечами, спрятал телефон и продолжил путь в направлении кафе Поупа.

Я понятия не имел, где может быть Арчи в такой час. Возможно, все объяснялось очень просто: например, он уже уехал с папой на стройку, чтобы пораньше приступить к работе. Но тогда пришлось бы притвориться перед самим собой, будто я не заметил машину мистера Эндрюса на подъездной дорожке у их дома. Раз машина у дома, значит, мистер Эндрюс еще не на работе. А раз мистер Эндрюс еще не на работе, значит, и Арчи еще не там. При всем желании даже я не мог сделать вид, что не замечаю несостыковок.

Так где же его черти носят, этого Арчи?

* * *

К тому моменту, как я добрался до Поупа, солнце уже взошло. Припекало, и я снова покрылся потом. В такой ранний час на парковке было безлюдно… но не настолько, насколько я ожидал. Сартр сказал: «Ад – это другие». И вам не потребуется много времени, чтобы понять: я целиком и полностью с ним согласен. (Впрочем, учитывая, что эта фраза стала моим жизненным кредо, вам при всем желании не удалось бы пообщаться со мной подольше. А если бы удалось, у вас не возникло бы такого желания.)

Арчи все не отвечал. В этом не было бы ничего странного – еще бы в такую-то рань, – если бы я не знал, что он не дома и, значит, не спит. Еще одно подтверждение того, что Арчи Эндрюс стал для меня загадкой.

Последний раз мы виделись, собственно говоря, у того же Поупа. Ровно неделю назад. Вечер выдался, как говорится, темный и ненастный, и я сидел в кафе за столиком один, пытался писать. В последнее время я все чаще этим занимаюсь. Представления не имею, сгодится ли на что-нибудь моя писанина, – вероятно, нет, кого я обманываю? – но мне типа все равно. Когда пишу, я отключаю внешний мир и в то же время все отлично осознаю и соображаю. Как по мне, так я оказываюсь в «лучшем из миров», типа по Лейбницу.

Конечно, я понимаю, что «вечер выдался темный и ненастный» – фраза-клише, самое банальное начало для истории, какое только может быть. Но не зря же начинающим авторам советуют писать правдиво и только о том, что они хорошо знают, и все такое. А вечер действительно был темный и ненастный. Ничего не могу поделать с тем, какая стояла погода.

Поуп подтрунивал надо мной из-за того, что я все сижу наедине со своим стареньким тяжелым ноутом. Мог бы и привыкнуть за все эти годы, но в тот вечер он меня достал: мол, если я и дальше буду все свободное время писать книги в глубоком одиночестве (хотя вообще-то я обычно сидел в кафе среди других посетителей), я превращусь в персонажа какого-нибудь ужастика, например, того парня из «Сияния» или даже кого похуже.

«У нас в Ривердейле такие не водятся», – ответил я. Тогда я в это верил и даже не догадывался о том, что ждет меня впереди.

Непогода бушевала уже несколько часов, и в кафе находились лишь мы с Поупом. Изредка забегал кто-нибудь забрать заказ навынос, но было ясно, что Поуп не закрывается, только чтобы не выставлять меня на улицу. Хороший он человек, не хотелось злоупотреблять его гостеприимством, и я уже собирался уходить – вернуться в трейлер, где отсутствие мамы и Джеллибин въелось в стены несводимым пятном, с которым не справится ни один отбеливатель, или отправиться еще куда-нибудь, – когда звякнул колокольчик над дверью и в кафе вошли.

– Арчи! Ну и ну, кого к нам ветром занесло! Ты чего разгуливаешь в такую погоду? – воскликнул Поуп раньше чем я повернулся и увидел его.

– Джагхед…

Волосы Арчи прилипли ко лбу, с одежды струилась вода, и на полу под его ногами растекалась небольшая лужица. Какое там разгуливаешь! У него был такой вид, будто по нему паровой каток проехался, а потом дождем сверху полило. А все из-за взгляда – какого-то растерянного. Нет, даже не растерянного. Скорее, запуганного.

– Привет. – Я и сам растерялся. Покосился на капли, дробно падающие с кончиков его пальцев, потом спохватился, указал на место напротив за столиком: – Присядешь?

Арчи заколебался, и в сердце у меня будто нож провернули. Было время, когда мне не пришлось бы предлагать, а он бы не раздумывал. Причем совсем недавно.

Наверное, действительно все может измениться за одно лето.

Я пожал плечами, будто мне все равно, хотя и сам себе не верил. Арчи сел напротив.

– Привет.

– Давно не виделись. – Похоже, тем вечером я мыслил только штампами. – Чем занимаешься?

– Работаю у папы, сам знаешь. Лью бетон. – Он поморщился. – Это, конечно, не работа мечты, но папе нужна помощь. Так что, хочешь не хочешь…

– Хочешь не хочешь, – согласился я.

Мой папа работал на мистера Эндрюса, и не было необходимости объяснять, насколько это тяжкий труд.

– А ты… все пишешь. – Арчи кивнул в сторону стоявшего передо мной ноутбука.

– Пробую понемногу. На литературную премию не рассчитываю, конечно. Не знаю, найдутся ли вообще желающие это прочесть.

Его лицо смягчилось, но он словно думал о чем-то совсем другом. О чем-то далеком.

– Да брось, обязательно найдутся. Ты всегда лучше всех придумывал истории. Помнишь, как мы ночевали в домике на дереве? Твои страшилки всегда были страшнее всех. Я делал вид, что не боюсь, а на самом деле хотелось дунуть домой и забиться под кровать с Вегасом в обнимку.

– Да уж, помню. – Я улыбнулся. – Притворщик из тебя был никудышный.

«Тогда я читал тебя, как открытую книгу, Арч, – подумал я. – Да и сейчас вообще-то тоже».

Работа не стройке не объясняла, почему мы так отдалились друг от друга. Почему его никогда не было рядом. А главное, почему у него такой убитый, растерянный взгляд.

– Слушай… – вдруг вскинулся Арчи, – что, если я… и сам пишу? – Он смущенно потупился, как будто это был самый позорный поступок в его жизни.

– Да ты что?!

Стыдиться тут нечего, но очень уж неожиданно это прозвучало. Наш футболист Арчи, школьный качок – и начал писать? Неожиданно – это еще мягко сказано.

– Неужели роман или что-то такое?

– Ну… скорее, стихи. – Щеки Арчи стали пунцовыми.

– Стихи? Ты?

– Ну, не знаю… Наверное… это типа песен… – Он смутился окончательно. – Ладно, забей. Неважно. – Краткий момент слабости миновал. – Что делаешь на праздники?

– Третьего буду крутить в «Сумерках» «День независимости», все как всегда. Но четвертого кинотеатр не работает, так что у меня выходной.

– Ну да, конечно. Прикольно. – Он задумчиво пригладил волосы.

Не знаю, кто меня за язык дернул. Но я думал об этом уже несколько недель, а сегодня – с того самого момента, как проснулся. Наши отношения с Арчи совсем разладились, и я собирался выбросить эти глупости из головы. Но сейчас вдруг резко передумал.

Может, все дело было в выражении его лица – будто какая-то тоска его глодала. А может, в разговоре о домике на дереве и о том, как давно мы дружим.

– Помнишь, как мы каждый год ездили в Сентервиль смотреть фейерверк?

– Классно было.

– Может, и в этом году съездим? Вспомним молодость, на автобусе прокатимся.

У меня внутри все сжалось от нехорошего предчувствия. Сейчас он откажется…

Но лицо Арчи внезапно прояснилось:

– Да. Точно, отлично! Зайдешь за мной в четыре?

– Договорились!

И на мгновение мне почудилось, будто между нами все как прежде.

Тошно вспоминать, до чего же хотелось поверить в это. К тому моменту, как я понял, что у нас с Арчи происходит на самом деле, и насколько шаткой стала наша давняя дружба… к тому моменту было уже поздно что-то делать.