Читать книгу Бегущая в зеркалах - Мила Бояджиева - Страница 9

Они поселились в дешевой маленькой квартирке на самом верху шестиэтажного дома. За широким окном, в рассохшейся, облезлой раме, виднелось нагромождение крыш, покрытых крашеной жестью или черепицей – старой потемневшей и поновее – почти оранжевой. Чужие балкончики и мансарды с цветочными ящиками, в которых еще вовсю цвела розово-алая кустистая герань, чужие окна, принаряженные кокетливым оборчатым тюлем или небрежно задернутые выгоревшими шторками, жили своей особой жизнью, которую Алиса с интересом наблюдала.

Вскоре она уже узнавала свои любимые окна, наливавшиеся вечерами малиновым или апельсиновым светом от уютных абажуров, свои приглянувшиеся балкончики, на одном из которых, почти визави, в солнечные дни колченогая инвалидка вывешивала клетку с попугайчиками.

С Филиппом же здесь творилось что-то неладное. Он метался, как загнанный зверь по длинной узкой комнате, и казалось, что стоит только приоткрыть дверь, и зверь вырвется, умчится в тот край их короткого счастья, где у пруда покачиваются под палой листвой пустые качели…

Все чаще Алиса видела в мерцании его сумрачных глаз тайный страх. Наверное, поэтому она так и не решилась рассказать ему правду об одном странном звонке в конце сентября, в самом конце теплого сентября. Телефон в квартире беглецов бездействовал, так что о нем практически забыли. Черный, с несвежей, уже затягивающейся грязью выщербленной у ступенчатого основания, он обиженно помалкивал среди каких-то старых журналов и растрепанных книг, небрежно и тесно засунутых на этажерку в процессе весьма приблизительной уборки. Когда ненужный аппарат вдруг подал голос, его надсадное верещание было столь злобным, что Алиса опасливо подняла трубку. Мягкий баритон с едва заметным акцентом вкрадчиво назвал ее имя:

– Мадемуазель Грави? Прошу прощения за беспокойство. Только крайняя необходимость заставила меня побеспокоить вас, вернее, обратиться за помощью. Речь идет о моем друге Азхаре Бонисандре, известном вам, скорее всего, под именем Филипп. Я имею для него сообщение чрезвычайной важности. Если бы мадемуазель подсказала мне, где я могу найти Азхара… Повторяю, речь идет о жизненно важном деле… – Голос звучал взволнованно, все сильнее обнаруживая округлый, как арабская буква, акцент.

«Учитель!» – подумала Алиса и быстро позвала, протягивая трубку к двери: – Филипп! Филипп!

В пыльно-плюшевом проеме занавесей появилась бронзовая отливка классического героя в обычной черной футболке с большой разливной ложкой в руке. В последние дни Филипп находил странное забвение в приготовлении экзотических блюд с участием малосъедобных, но вполне доступных по цене продуктов – каких-то трухлявых кореньев, пахнущих болотной гнилью, орехов в зеленой пробковой скорлупе, бобов, которые он покупал на воскресном рынке у своих соотечественников, употребляя мелодичные труднопроизносимые названия.

Он слегка притормозил на пороге, заметив, как медленно умирает радость на ее лице: будто двигали рычаг реостата и свет бледнел, обещая неминуемую темноту. Алиса быстро опустила на рычаги трубку и тихо выдохнула:

– Ошибка. Кто-то спутал номер.

Ложь родилась сама собой, уродливый недоносок, которого теперь предстояло вынянчить. Она услышала абсолютно четко щелчок отбоя и короткие гудки – связь не прервалась, кто-то, позвавший Азхара, не захотел говорить с ним! А может – не смог? Алиса не решилась рассказать Филиппу о странно замолчавшей телефонной трубке.

Через два дня она проснулась чуть свет от барабанной дроби дождевых струй, падающих из обрубка водосточной трубы прямо на жестяной карниз, сонно огляделась и вмиг вскочила, не обнаружив, как обычно, недремлющего Филиппа. В центре его смятой подушки, лениво шевеля клешнями, расположился крупный лаково-черный жук. Алиса бросилась искать Филиппа, но и в крошечной ванной, и на кухне, и даже на лестничной клетке было абсолютно пусто. Уже порядком испугавшись, она обнаружила записку, подсунутую за раму мутноватого трюмо: «Меня позвал Учитель. Жди». Но и к вечеру Филипп не появился. Телефон упорно молчал. Боясь согнать так и не двинувшегося с места жука, она осталась на диване, не зажигая свет и даже не вспомнив о еде. Она старалась ни о чем не думать, и лишь почему-то очень жалела, что не успела сообщить Филиппу, все время откладывая, о своей теперь уже явной беременности. Темнота сгущалась, черное пятно на подушке, от которого Алиса не могла отвести взгляд, росло, растекалось, заливая неубранную постель липким мраком.

Было уже совсем светло, когда Алису разбудил требовательный резкий звонок. В туманной дымке над сонными, еще сырыми от дождя крышами поднималось солнце. Незнакомый мужской голос, не назвавшись, сказал несколько слов, и прежде, чем она что-то сообразила, в трубке послышались гудки. «Читайте утренний выпуск „Обсервера“» – прогнусавил неизвестный.

Алиса бросилась вниз, к старику лоточнику на ближнем углу, распаковывающему стопы свежих газет. Подагрические пальцы в грязных митенках невозможно долго копались в бумажной кипе и наконец вытащили необходимый Алисе номер.

– Для такого сырого утра мадемуазель довольно легко одета, – подмигнул старик ранней покупательнице и вернулся к своему занятию, мурлыча какую-то польку. Но тут же застыл: с жадностью голодного туземца девушка принялась потрошить пухлый номер, роняя на мокрый булыжник измятые хрустящие листы, и вдруг замерла, покрываясь гипсовой бледностью.

Развернув раздел «происшествий», Алиса несколько раз перечитала короткий текст и окаменела, как человек, раненный в сердце, но еще не понявший, что уже мертв. А когда поняла – рухнула на колени, стиснув ладонями виски, – так громок и ужасен был вырвавшийся из ее горла вой.

«Тело неизвестного юноши восточного происхождения найдено на путях пригородной электрички. На шее убитого – серебряный медальон, на груди – свежевытравленное клеймо, знак тайного общества арабского Востока. Инспектор криминальной полиции Клемон, ведущий расследование, отказался комментировать происшествие».