Читать книгу Сердечная терапия - Мила Иванцова - Страница 5

Женщина стояла у окна и докуривала уже третью сигарету, пуская дым в форточку. Сначала она рассказывала очень эмоционально, жестикулировала, вставала, ходила, снова садилась, обращалась к Яне за поддержкой, восклицая:

– Нет, ну вы представляете?!

А потом, выпустив пар, подошла к окну, смотрела на ночной город и уже менее эмоционально рассказывала, в какой кошмар превратилась ее жизнь после того, как она получила доступ к электронному почтовому ящику мужа.

– Я каждый день проверяла почту, как наркоман, жаждущий дозы, меня трясло, не могла дождаться, когда муж откроет письмо, пришедшее от «милой Сони» еще в обед, а я видела его в ящике и кусала себя за руку, чтобы не открыть раньше времени. Ведь Игорь придет и увидит, что кто-то рылся в его почте, и изменит пароль к ящику, а заодно и отношение ко мне… А у «милой Сони», кстати, тоже есть муж, хоть и значительно проще Игоря, – конечно, ведь «старая тумбочка» сама делала карьеру, когда же ей было лелеять главу семьи? Но теперь она, хоть и старше меня на два года, куда как интересней: во-первых, она овеяна романтикой первой мальчишеской любви, а во-вторых, не надоела ему за тридцать лет семейной жизни, как собственная жена!

Минуту царит тишина, Антонина будто и не ждет ответа, ни о чем не спрашивает и не заглядывает в глаза Яне, как некоторые другие посетительницы.

– Я ненавижу этот сайт одноклассников! Ненавижу Интернет, его компьютер, я ненавижу эту потрепанную «Джульетту», овладевшую его мыслями! – говорит она Яне, которой не слишком доверяет, как специалисту, однако не может выпустить пар в другом месте – потому что близких подруг так и не нажила.

Она не могла рассказать кому угодно о своем тайном контроле над почтовым романом мужа – мир не без добрых людей, донесут, и последствия будут непредсказуемыми… Но после пережитого стресса и растерянности Антонина выработала собственную стратегию в данной ситуации. Она, как Шахерезада, ежедневно рассказывала мужу «сказки» о различных случаях из жизни каких-то дальних знакомых или родственников, приятелей знакомых и приятелей приятелей. Неозвученной моралью каждой сказки было то, что глупые мужчины в поисках лучшего теряют имеющееся хорошее.

Игорь слушал очень внимательно, выдавая этим небезразличие к теме. Еще год назад он бы не стал тратить время на такую пустую болтовню, а вместо этого смотрел спортивные программы или читал научный вестник, но теперь еще и вопросы по теме задавал. Антонина поняла: он обдумывает возможные перспективы, вырабатывает стратегию и тактику отступления из семьи! Хотя какая уж это семья, когда единственный сын вылетел из гнезда и зажил отдельно, хоть и не создал еще собственной семьи?

«Да-да, если бы этот гений ушел в блуд раньше, он бы, свинья, бросил жену с маленьким ребенком, а сейчас… Он оставляет еще не старую и работоспособную женщину, привыкшую к определенному уровню достатка, доживать век в одиночестве, заботиться о собственном куске хлеба или стрелять глазами по сторонам в поисках достойной замены. Собственно, разве это его остановит? У него – романтика! Крылья развернулись, спина выпрямилась, взгляд, как у орла, – жизнь на старте! И разве его беспокоит, что моей жизни тогда – каюк?» – думала как-то Антонина, сидя на лавочке Днепровской набережной с тлеющей сигаретой в руке. Она наблюдала, как с деревьев слетают в реку последние листья, а в горле першило то ли от табачного дыма, то ли от горьких мыслей.

Именно там она познакомилась с женщиной, которая присела рядом, тоже смотрела на безлюдный пляж и потирала озябшие руки. Они неожиданно разговорились, и новая знакомая дала Антонине номер Яниного мобильного.

– Пойдите! Хуже не станет. А может, попустит. На вас же грустно смотреть, такая красивая женщина, а глаза – как пустота… Похоже, у вас нет близких подруг, а вам бы хоть выговориться. Сходите, Тонечка! Но не думайте, что такие вопросы быстро решаются…

Антонина взяла номер телефона скорее из вежливости, чем действительно веря, что этот визит состоится и поможет, но, когда вновь захлестнула волна отчаяния, женщина позвонила и договорилась с Яной о встрече. Близких подруг у нее и правда не было. Как ни странно, она из-за этого не страдала. Волновать сына такими новостями не решалась. Да и что он скажет, чем поможет? Когда сыновья вырастают, они становятся мужчинами. Самцами, солидарными с представителями своего вида.

Уставшая и нездоровая, Яна понимала, что посетительнице действительно плохо и она рада, что может хотя бы выговориться, понимала также, что женщина может в конце концов спросить, что же ей делать, как действовать в этой ситуации? Но Яна меньше всего хотела давать конкретные советы, ведь это чужая жизнь. Хотя этой можно посоветовать что угодно. Все равно она выйдет, закурит, слегка успокоенная, сядет в свою машину и, конечно, подумает, что «психолог» слишком молода давать советы и вообще никакой она не психолог, а так – самозванка, то есть слушаться ее не обязательно, хотя за визит и заплачены деньги.

Да-да, с некоторых пор люди стали оставлять Яне деньги или какой-нибудь подарок за ее «работу». В первый раз она очень смутилась, потому что столько выслушала исповедей своих знакомых, что одной больше, одной меньше… Какие уж тут деньги? Но люди шли, времени и сил на ковыряние вместе с ними в их проблемах тратилось немало, и некоторые из них умели очень деликатно оставить некую сумму, как говорится, сколько не жалко. Яна в конце концов согласилась с этим, хотя, перейдя на «платные услуги», очень переживала, чтобы не стали ее считать шарлатанкой. Никогда и никого она не зазывала и не искала клиенток, как никогда и не называла цены, вероятно, как те правильные деревенские «бабки», которые говорят: «Сколько дадите. А не дадите, то и так Господь не оставит».

Вдруг заиграла мелодия мобильного. Антонина встала и направилась в угол, где на вешалке грустило ее пальто. Достала из кармана трубку, посмотрела на экран, поджала губы, вздохнула, нажала на кнопочку и, стараясь говорить спокойно, произнесла:

– Слушаю! Что? Волнуешься? Не напрягайся! Да, немного загулялись, все хорошо, ты ужинай без меня, мы тут с подружками шоппинг устроили, так и поели заодно. Да. Пока. Обнимаю.

Она нажала на «сброс», сунула телефон обратно в карман и, вдохнув побольше воздуха, пошла на новый вираж своего монолога:

– Нет, вы слышали? Он, видите ли, волнуется! Да ты бы и рад был, чтобы меня где-нибудь танком переехало и тебе не пришлось бы ничего решать! Его, оказывается, волнует, не случилось ли чего в дороге! Он спрашивает, хватило ли мне денег на шоппинг! Будто я не могу пользоваться его кредитной картой! Его интересует, ужинать ли ему самому и скоро ли я буду! Ненавижу гада! Я ему отомщу! Он у меня запомнит свои романтические сюси-пуси с Соней! Представляете – они общаются уже месяц, а она до сих пор не прислала ему своей свежей фотки! Корова кривоногая! Она говорит, что не умеет прицепить к письму фото! Кто этого в наше время не умеет? Было бы желание! Если бы вы знали, чего мне стоит не написать ей все, что я по этому поводу думаю! Но… тогда я буду кругом виновата, а она – несчастная жертва. И вот я рассказываю ему сказки о том, как дядя Вася закончил в грязи, оставив тетю Нелю, мать моей подруги… Шахерезада, блин! – Антонина в сердцах ударила кулаком в дверь каморки рядом с вешалкой.

Вдруг сценарий встречи выходит из-под контроля – белая дверь кладовки стремительно распахивается, едва не сбивая с ног посетительницу, и в кабинет буквально врывается миловидная, но взволнованная женщина лет тридцати в расстегнутом белом халате. Она даже не извиняется за то, что толкнула дверью Антонину, на мгновение замирает, гневно, но с интересом разглядывая ее, потом бросает взгляд на Яну, которая сидит спиной к окну, укутав плечи шарфом, но от неожиданности тоже подхватывается.

Первой приходит в себя Антонина.

– Что это за белое привидение живет у вас в чулане, Яна?! – обращается она к хозяйке кабинета. – И чего бы я так таращилась? – спрашивает она у нового действующего лица.

– Да вот смотрю, кому это жизнь не мила, хоть удавись, кому это хуже всех?! – отвечает молодая женщина, вызывающе вскинув голову, и делает энергичный жест рукой, словно изображая перед собой большой вопросительный знак.

Антонина вскипает – эта сумасшедшая слышала их разговор, точнее, ее монолог! Вот так сходила выговориться наедине с психологом! Она снова смотрит на Яну, но уже с укором – ничего себе кабинетик психотерапии! А как же тайна исповеди? Яна растерянно молчит, подсознательно или сознательно отпуская ситуацию.

– Ты не очень-то себе позволяй, у меня сын твоего возраста! Должна бы уже знать, что подслушивать неприлично, ты не наивный ребенок!

– Конечно, не наивный. И не ребенок! Я здесь работаю в вечернюю смену. После того, как отстою день на рынке и натаскаюсь ящиков с овощами и фруктами в любую погоду. А вечером мою здесь лестницы и коридоры и помогаю дежурной воспитательнице укладывать детей круглосуточной группы. А потом – с разрешения директора – и сама ложусь спать на одной из свободных детских кроваток, чтобы утром снова идти на работу. Переодеваюсь в этой каморке, где – тоже с разрешения директора – я храню свои вещи и вещи моей дочери, которая учится в школе-интернате.

Антонина и Яна смотрят на женщину, словно парализованные.

– Ну-ну! Мать-одиночка, неспособная позаботиться о собственном ребенке, будет меня учить жизни! Это ваша коллега, Яна? Ассистент? И я должна это выслушивать?! – бурно реагирует Антонина.

– Нет, вы не кривите губы, дамочка, ребенок не в интернате, где начинают свой сомнительный путь обездоленные дети сомнительных родителей, а в республиканской балетной школе-интернате, такая одна в столице, и принимают туда особо одаренных детей.

Выражение лица Антонины из презрительно-недовольного становится скептически-небезразличным, а «гостья» продолжает:

– Мы переехали с мужем и Стасей в Киев, чтобы отдать дочку в балетную школу, это было ее мечтой, но тут напоролись на авантюрную строительную компанию. Вложили все деньги, вырученные за нашу квартиру, в однокомнатную в новостройке, которая теперь так и останется на уровне котлована. Мы думали дождаться сдачи дома, пережить год-два в арендованной квартире – не ленивые, денег бы заработали, в столице с голоду не умрешь, только не ленись! Но эта история со строительной компанией совершенно подкосила мужа. Он начал лечить депрессию водкой, но не закончил – однажды вечером попал под колеса маршрутки…

Женщина стояла, сунув руки в карманы белого халата, и говорила уже не гневно, а на удивление спокойно, издалека глядя в ночное окно.

Антонина, услышав ее последние слова, прижала ладонь ко рту и замерла, а Яна плотнее укуталась в шарф и оперлась плечом о стену.

– Оставшись без мужа, без крыши над головой, с ребенком, которого только устроили в балетную школу, я имела все шансы заныть, спиться, просто сломаться. Жить негде, возвращаться некуда, муж нашел для себя легкий выход, прости его, Господи… Кому мы нужны? Пожалуй, только ответственность за дочку, которая и так настрадалась в начале своей жизни, удержала меня. И вместо того, чтобы жаловаться на жизнь и биться головой об стенку, я поклялась выжить, выстоять, доказать, что я могу и помочь ребенку, и не разувериться, а идти вперед по пути, который мы когда-то выбрали на семейном совете.

Женщина замолчала, еще мгновение смотрела в окно, потом взглянула на Яну и Антонину, на ее лице промелькнуло выражение растерянности и удивления, что она действительно все это рассказала о себе совершенно незнакомым женщинам, да еще вроде бы ставила себя в пример. Она вдруг смутилась и горько улыбнулась:

– Вы не обижайтесь, пожалуйста. И не думайте, что я себя нахваливаю. Простите, что так ворвалась. Я зашла тихонько из коридора переодеться, там еще одна дверь. Обычно в это время здесь уже никого нет, но я услышала ваш рассказ, слишком уж вы громко жаловались на жизнь. Но, как говорила моя бабушка, не видели вы жареного волка! Даже я думаю, что нам с дочкой не хуже всех, по крайней мере, мы при здоровье, а разве мало людей лежат в больницах без надежды выжить? То-то… Конечно, и вам не позавидуешь, можно посочувствовать, но, как говорится, кому суп жидок, а кому жемчуг мелок, уж простите… Пойду я, мне еще работать и работать. Простите. Вырвалось. Собственно, у меня тоже здесь друзей нет, не с кем… да то такое. – Женщина махнула рукой и пошла к выходу.

– Да хоть скажите, как вас зовут? – удивленная скоротечностью событий, спросила Антонина.

– Александра. Простите еще раз! – отозвалась молодая женщина. – А у вас здесь очень красивые изделия, было бы время, ходила бы с радостью в ваш кружок, я тоже кое-что умею, – улыбнулась она Яне. – Я хорошо шью, делала костюмы дочери для выступлений, себе одежду шила, с бисером экспериментирую, может, еще бы чему-то научилась.

– Заходите, буду рада. Просто так заходите, на чай, – ответила, улыбаясь, Яна, а Антонина молча проводила неожиданную гостью взглядом.