Читать книгу Рождественская сказка - Мила Коммунар - Страница 4

С отъездом дядюшки в доме стало непривычно тихо. За дверью лаборатории ничего не взрывалось – бах-бабах! Никто не кричал: «Эврика!», не бегал по дому как сумасшедший. Витрина кондитерской почти опустела. Там ещё оставалась дюжина пирожных и один тортик.

На тортике темнело ночное небо со звёздами и время от времени из облаков выплывал молодой месяц.

На пирожных появлялась надпись «Приятного аппетита», как только их собирались купить, и пропадала, когда от них отворачивались.

Тем памятным утром Бертик по-хозяйски надел передник и отправился открывать кондитерскую.

Поклонники дядюшкиного творчества уже собрались у входа. Прослышав, что Август в отъезде и пирожных теперь не дождёшься, они поспешили в ароматный переулок за оставшимися кулинарными шедеврами.

Всё шло как обычно. Покупатели толкались у прилавка, болтая о том, о сём, гадая, какая погода будет на Рождество, мечтая заполучить тортик со звёздами.

От благодушной атмосферы не осталось и следа, когда прозвенел колокольчик, дверь распахнулась, и в дверях показалась дама небольшого роста, с головы до ног укутанная в клетчатый платок. По кондитерской пронёсся шёпот: «Чурменяка, Чурменяка!» Покупатели разбежались по углам. Сам серый волк, явись он в кондитерскую дядюшки Августа, не напугал бы покупателей больше, чем приход новой покупательницы, которая, не доходя до прилавка, остановилась, да так и осталась стоять молча, опустив голову. Как двоечник у доски. На какое-то время в кондитерской воцарилась тишина. Игра в «молчанку» продолжалась до тех пор, пока одна из покупательниц не протянула: «Началоось!», после чего спешно покинула магазин, громко хлопнув дверью. За ней гуськом, подталкивая друг друга в спину, засеменили остальные. В конце концов та, которую все называли Чурменяка, осталась стоять свечкой посреди кондитерской в полном одиночестве.

Вдруг она повернулась и выбежала на улицу.

Бертик соскочил с ящика (ведь он стоял на ящике, когда был за продавца. Иначе как бы он дотянулся до прилавка?), схватил первое, что попалось под руку, – тортик с месяцем и звёздами – и бросился за дверь.

Шёл снег. За густыми белыми хлопьями он разглядел клетчатый платок.

– Постойте! – крикнул Бертик, подбежал к Чурменяке и протянул ей тортик.

Теперь Бертик видел её лицо – она смотрела на него с удивлением и благодарностью. Всё было понятно без слов.

Никаких слов Бертик и не ждал. Он заметил, как на тортике вспыхнули звёзды, кивнул и побежал назад.

– И чего все так её испугались? – размышлял он вечером, закрывая кондитерскую. – И что это за прозвище – Чурменяка?

Впервые в жизни Бертик был свидетелем, как покупатели удирали из любимой кондитерской. И так как он сам не мог понять, в чём причина такого бегства, за разъяснениями обратился к Агате.

– Люди боятся Чурменяку, – объяснила Агата. – Боятся её молчания. Была бы она обычной домохозяйкой, это были бы пустяки. Некоторым кумушкам полезно какое-то время держать свой рот на замке. Но Чурменяка не такая, как все. Она – внучка Домового. Вот люди и думают: «Что у неё на уме? Может, она сил набирается? Помолчит, помолчит, а потом каак всех ЗАКОЛДУЕТ! Лучше уж держаться от неё подальше».

– На самом деле, – подытожила Агата, – Чурменяка, хоть и немного странная, но хорошая, и бояться её глупо.

Утро следующего дня началось с метлы и лопаты. Бертику пришлось бежать на улицу, чтобы откопать уличную витрину – снега намело столько, что почти половина её утонула в снегу. Погода была прекрасная, и Бертик принялся за дело с удовольствием.

– Хорошо, что я заранее разложил всё по полочкам, – деловито размышлял он.

Очистив витрину от снега, Бертик уже собирался мести дорожку, когда вдруг заметил – в сугробе что-то блеснуло. Он поднял предмет. Это была брошка в виде рыбки.

«Где-то я уже такую штучку видел», – подумал он, бросил находку в карман и отправился заниматься своими делами.

День прошёл неплохо. Пряники шли «на ура». Дверь в кондитерскую не закрывалась, дверной колокольчик звенел без конца. Пару раз приходила Агата с проверками, кульками и горшочками с едой. Бертик убедил её сегодня больше его не навещать.

В конце дня, закрыв магазин, Бертик побежал во двор прогуляться с Квитом. Он опустил руку в карман. Там ещё лежала найденная утром брошка. Бертик вдруг вспомнил, где он её видел: на клетчатом платке той странной Чурменяки, что приходила накануне в их кондитерскую.

«Должно быть, теперь она её ищет», – подумал Бертик и отправился к Агате, чтобы посоветоваться, как ему быть.

По дороге он передумал и завернул к своему другу Питеру, живущему по соседству. Питер был старше Бертика на целых три года, выше на две головы и уже давно ходил в школу, что, однако, не мешало ему то и дело просить помощи у Бертика в делах арифметики.

– Не думаю, что у неё полно брошек. Наверное, она огорчена. Как ты думаешь? – обратился Бертик к своему другу.

– Моя мама говорила, что Чурменяка – внучка Домового, – вместо ответа шёпотом сказал Питер. – Разве ты не знаешь, что она живёт в Полосатом доме? Там полно привидений.

– Тётенька как тётенька, – возразил Бертик.

И друзья принялись спорить и спорили до тех пор, пока Бертик не решил, что переубеждать Питера дело пустое.

После Питера Бертику совсем расхотелось советоваться с Агатой. Не дай бог, поднимет шум, да ещё Августу даст телеграмму: «Срочно возвращайся! Твой ненаглядный племянник собирается забраться в Полосатый дом, битком набитый привидениями!»

Пришлось держать совет с Квитом.

Тот выслушал хозяина и ничего не сказал. А что он мог сказать? Собаки ведь не говорят. Он просто глядел на Бертика своими весёлыми глазами, выставив наружу розовый язычок. И на том спасибо.

Оставалось вспомнить правило Августа, которому тот научил Бертика. Выведенное на листке бумаги, заключённое в рамку, оно висело у Бертика в комнате над кроватью и гласило:

«Не знаешь, как поступить – поступай благородно».

– Вряд ли эта Чурменяка ещё раз заглянет в нашу кондитерскую. Пожалуй, отнесу ей брошку, раз мне сейчас всё равно делать нечего, – пусть обрадуется, – так решил Бертик и отправился искать Полосатый дом.

Как известно, выйти на нужную дорогу в этом городе было не так-то просто. Просто было заблудиться. Бертик примерно представлял, какое взять направление, но всё же на всякий случай осведомился у прохожего господина: «Как пройти к Полосатому дому?» Прохожий испуганно поглядел на Бертика, ничего не ответил и, спрятав нос в воротник, быстро зашагал дальше. «Питер номер два», – усмехнулся Бертик. Однако что-то неприятное шевельнулось у него в душе. Он остановился, чтобы задать себе вопрос: «Трус я или нет?» Честно ответил на него: «Не знаю» – и пошёл дальше.

Хорошо, что он взял с собой Квита. Тот весело бежал впереди, то и дело оглядываясь на хозяина, подбадривая его всем своим видом.

Изрядно проплутав, проскочив через чужой огород, каменистыми тропинками между домами друзья, наконец, подошли к высокой ограде Полосатого дома.

Вокруг не было ни души. Лишь пара воробьёв восседала на железных завитушках ворот, наблюдая за всем, что происходит.

Бертик взглянул на дом. Тот стоял, окружённый заснеженным розовым садом. Давно не чищенные дорожки, плети засохшего плюща, уныло свисающие с колонн, засыпанные сухими листьями лестницы – на всём лежала тень грусти и запустения.

Зажав в кулачке брошку, Бертик встал немного поодаль с намерением ждать Чурменяку, пока не надоест.

Глядеть на Полосатый дом он больше не собирался. Особенно на окна. Не то чтобы он поверил Питеру насчёт привидений. Просто. На всякий случай. Вдруг в окне дома ему что-нибудь померещится?

Пока стоял в ожидании, Бертик наблюдал, как редкие прохожие обходят Полосатый дом стороной и заранее торопливо перебегают на противоположную сторону.

Правду сказать, их поведение было нормальным, если учесть, сколько тайн, слухов и мрачных легенд было связано с этим домом. Тем более, что слухи и легенды не рождаются ни с того ни с сего.

Начать хотя бы с того, что Полосатый дом после безвременной кончины его хозяйки Графини остался без наследника.

«Такой дом и без хозяина! – качали головой любители обсуждать чужие дела. – Подумать только, никто не заявил свои права на такую роскошную собственность!» Другие рассказывали, что все родственники Графини погибли во время войн и революций или умерли раньше неё. Вспоминали, что какой-то очень дальний родственник навещал Графиню в последнее время. Она почему-то не относилась к нему всерьёз и в конце концов не нашла ничего лучше, как составить Завещание на взятого ею на воспитание мальчика-сироту. И всё равно без толку – Завещание потом не нашли, а мальчика взял к себе кто-то из слуг.

Так горожане излагали свою версию событий пятилетней давности. Как правило, к этому рассказу прилагался ещё один, довольно жуткий. Якобы каждый божий день Графиня бродит по дому в поисках своего Завещания. На этот счёт все сходились во мнении: «Сама же написала, сама же куда-то и засунула».

По правде говоря, что касается поведения старушек, такая байка выглядела правдоподобно. Потому что со старушками такие происшествия – не редкость, не в обиду им будь сказано. Спрячут что-нибудь в чуланчике – и ищи свищи. Так, что и Домовой не найдёт. Но всё остальное – самая настоящая небылица. Если бы жители города были знакомы с Графиней ближе, при её жизни, они никогда бы такой чепухи не придумали.

Пока знатная старушка была жива, она ни капельки не сомневалась, что привидений не существует, и заявляла об этом тоном, не допускающим возражений. Став призраком в день и час, назначенный судьбой, она, теперь уже из упрямства, не желала отказываться от своих убеждений. Старушка и в Царствии небесном продолжала настаивать на своём и никогда «не являлась», не бродила по коридорам и комнатам Полосатого дома «из принципа».

Так что про привидение – это всё выдумки. По крайней мере, на тот момент, когда Бертик стоял у ограды Полосатого дома, поджидая Чурменяку. О её загадочном существовании в этом доме тоже ходили фантастические истории.

Горожан просто оторопь брала при мысли, что Чурменяка живёт в тесном чулане для садового инвентаря! Дверь этого чулана пряталась в фасаде дома, за водосточной трубой. Смельчаки, которые из любопытства совали туда свой нос, ничего похожего на признаки человеческого жилья там не находили. Лопаты, грабли, метёлки, прочий садовый хлам – это всё, что они могли обнаружить.

В этих ужасных, с точки зрения простого обывателя, условиях она жила при Графине и после. Когда хозяйка дома была жива – она благосклонно относилась к Чурменяке, даже была с ней дружна – внучке Домового неоднократно предлагали перебраться в одну из многочисленных комнат. Чурменяка неизменно отвечала отказом.

«Зачем теперь, когда Графиня покинула этот мир, Царствие ей небесное? Для чего теперь-то, когда все три этажа в её распоряжении, продолжать влачить жалкое существование в чулане размером с платяной шкаф? Зачем там ютиться вместе с граблями и лопатами, когда полным-полно комнат, в которых можно жить припеваючи? Ещё бы в мышеловке поселилась!» – возмущались горожане. При этом ни у кого не возникал вопрос, на каких правах Чурменяка вообще живёт в Полосатом доме? Но это же очевидно: у домовых свои права, особые. Уж не говоря о том, что жители города не могли себе представить Полосатый дом без Чурменяки.

Этот дом и Чурменяка в самом деле стали одним целым. Судьба Полосатого дома стала её судьбой.

Бертик уже раздумывал, не покинуть ли свой пост и не сбежать ли домой, когда тихий голос окликнул его: «Бертик!»

Это была Чурменяка, в своём клетчатом платке и старомодной шапочке.

– Не удивляйся, – начала она с объяснений. – В вашей кондитерской я и вправду не могла сказать ни слова. Так со мной случается, когда меня боятся или я кому-то не нравлюсь. Когда люди не улыбаются мне даже в ответ на мою улыбку, я теряю дар речи.

– Я нашёл вашу брошку, – сказал Бертик. Разжав кулачок, он протянул свою находку.

– Надо же! Нашлась! А я её везде искала. Это подарок дедушки. Кстати, у него сегодня день рождения. Так что, ещё раз спасибо за тортик, – сказала Чурменяка и неожиданно предложила:

– Пойдёмте к нам чай пить. Наверное, вы замёрзли.

Эти слова она произнесла так просто и с таким дружеским расположением, что Бертик сразу согласился. Однако удивился – оказывается, есть ещё и дедушка? И спросил: «А разве он ещё жив?»

– Конечно, – удивилась Чурменяка. – Разве Домовые умирают?

Бертик растерялся. Он не знал, как ответить на этот вопрос.