Читать книгу Времена года - Мила Лейт - Страница 11

И снова она лежала в темноте без сна. Какие-то пёстрые, сумбурные сновидения вытолкнули её в реальность, как после прыжка в воду выталкивает на поверхность. Она не могла сразу вспомнить, что же ей приснилось, и, следуя за своими ощущениями из смеси волнения и радости, вдруг вспомнила: француз! Совершенно точно он присутствовал в её сне, и именно это так взволновало её.

Почему она снова думает о нём? Да, ей понравилось с ним общаться, она даже, – так и быть! – признаёт, что ей нравится его внешность, но что с того? Скоро он уедет в свой Париж и никогда не вспомнит, как гулял по Москве со случайно подвернувшейся блондинкой – женой брата его любовницы, если быть точной… или кто он Арине?

То, что золовка увлечена им, не оставляло сомнений, а он – разделяет ли он её чувства? Принято считать, что мужчины не отказываются от ни к чему не обязывающих связей и, по возможности, стремятся приумножать число своих побед, так что, скорее всего, с Ариной их связывает не только работа над его выставкой.

Марта почувствовала смесь досады и раздражения. Ах, ну какое ей дело, у неё есть любимый муж, и кроме него ей никто не нужен уже почти десять лет! Она повернулась к лежащему рядом Борису. Ей захотелось разбудить его поцелуями и ласками и потратить этот предрассветный час на нежную близость, которая – увы! – последние несколько лет случалась между ними всё реже и реже. Но делать этого она не стала: пару месяцев назад в ответ на подобную инициативу она получила только недовольное ворчание и выставленную, как щит, спину.

Марта вздохнула. Почему всё стало так прозаично? Внезапно ей вспомнилась её давешняя теория о делении жизни на две неравные части, где первая – это влюблённость, веселье и планы на будущее, а вторая – основная – повседневные заботы. Как же так? Неужели период, отведённый на влюблённость и радость, безвозвратно ушёл, и всё, что ей осталось, – это «супружеский долг», то есть долг в полном смысле этого слова? Неужели у всех дело обстоит именно так? Слишком сдержанная для того, чтобы обсуждать подобные вещи с подругами, она не могла знать наверняка, но интуиция подсказывала, что в данном случае не одна её замужняя подруга закивала бы с ней в унисон.

А как же Арина? Вот уж кто продолжает заводить романы, веселиться, да и планов на воплощение у неё и сейчас едва ли не больше, чем у Марты было за всю жизнь. Но Арина – не замужем; кто знает – если бы ей повезло встретить «своего» мужчину, вероятно, её жизнь тоже складывалась бы по-другому? Арина всегда нравилась ей: энергичная, уверенная в себе, с замечательным чувством юмора, она, казалось, успевала в одну жизнь вмещать сразу две. Марта восхищалась её кругозором и обширными интересами; в сравнении с жизнью Арины своя собственная казалась ей стоячим болотом, но в тоже время она сочувствовала золовке – ведь у той не было семьи…

Хорошо, пусть время влюблённостей прошло, влюблённость переросла в любовь, но остальное? Неужели они настолько привыкли друг к другу, что потеряли всякий интерес? Она, конечно, устаёт и сил на «третью смену», как в бородатом анекдоте, часто просто не остаётся… но муж? Она вдруг почувствовала странное напряжение во всём теле, как человек, который понимает, что приближается к важному открытию. Первые годы их брака были, можно сказать, страстными; изменилось всё с рождением Миши. И если ей, и так спавшей в то время, порой, по три часа в сутки, ни до чего подобного не было дела, то муж – молодой, здоровый мужчина – что делал он?

Марте вдруг разом стали вспоминаться всевозможные детали, обратить внимание на которые у неё тогда не доставало сил; когда одно не сходилось с другим, когда, стоило лишь приглядеться, объяснение не вязалось с ситуацией. Вот ей показалось, что от него пахнет незнакомой парфюмерией; вот у него непрекращающийся аврал на работе, когда он изо дня в день приходит часа на три позже обычного, вот у него царапина на плече – и так далее, и так далее. А всегдашнее внимание к нему женского пола – с чего она взяла, что после женитьбы оно перестало интересовать Бориса? Она впервые посмотрела на поведение мужа другими глазами и поразилась, как слепа она была всё это время. Были ли у неё доказательства? Нет. Разумеется, ни одного настоящего факта она не могла предъявить даже самой себе. Но картинка будто сама собой собиралась из кусочков, являя ей зрелище, которому она, с одной стороны, не хотела верить, но с другой – продолжала всматриваться, обнаруживая всё новые детали.

Или всё это нервы? Неужели она превращается в патологически подозрительную особу, во всём видящую обман только потому, что сценарий их отношений стал более ровным? И он сказал, что хочет второго ребёнка… значит, он считает их брак достаточно прочным и счастливым для этого. И снова волна раздражения, ещё более сильная, чем в тот момент, когда она услышала эти слова от мужа, накрыла её. Пока она будет разрываться между младенцем, старшим ребёнком и домашними делами, он будет продолжать жить, как нравится, куда-то ходить, с кем-то встречаться, с кем-то спать!..

Не в силах оставаться на месте, она поднялась с кровати и принялась за всегдашние утренние дела. Она надеялась, что привычные действия успокоят её и отвлекут от неприятных мыслей, в справедливости которых она, к тому же, не была уверена, но раздражение не проходило. К нему даже добавилась какая-то злость – на мужа, на себя, на то, что жизнь устроена так, а не иначе. Но если это – правило жизни, то получается – у всех так? Если уж их брак, который со стороны по всем общепринятым критериям можно было бы назвать образцовым, на поверку совсем не то, что кажется – где же правда?

Странно было начинать день в таком настроении. Марта любила утро. Утро – оно как приятное ожидание, как предвкушение, как начало. Что принесёт с собой день – неизвестно, но утро ещё, как правило, ничем не омрачено; мир кажется таким чистым и умытым, добрым, невинным. С самого детства Марте не надоедало рассматривать рассветную росу – иногда она даже делала снимки особенно красивых или интересных узоров из капель. И даже зимой, когда утро мало отличается от вечера, ей казалось, что именно утром воздух чище и как будто свежее.

– Что с тобой? – Борис вошёл на кухню как обычно, в то время, когда Миша уже завтракал, а Марта мыла кастрюльку из-под каши для сына.

Она не ожидала, что муж вот так сразу почувствует её настроение, и даже растерялась, лихорадочно решая, как ей быть: в конце концов, не могла же она с ходу выложить ему все свои подозрения и недовольство. Да он просто на смех её поднимет, и хорошо ещё, если не решит, что его жена, оказывается, полная дура и, к тому же, неврастеничка. А если же её подозрения не напрасны – ещё хуже: муж затаится, уничтожит всё, что могло бы хоть как-то пролить свет на то, как дела обстоят на самом деле, и тогда ей не останется ничего, кроме как бессильно злиться, так и продолжая терзаться сомнениями.

– Я сегодня опять плохо спала… – Она перевела взгляд обратно на посуду. – Не знаю, что со мной происходит.

Говорила Марта негромко, стараясь, чтобы голос не выдал её эмоций.

– Устала я…

«Верчусь, как белка в колесе; каждый день – одно и то же… Нет, наверное, и раньше было одно и то же, но тогда меня всё радовало. Или казалось, что всё лучшее – ещё впереди. А сейчас – как будто долго разворачивала красивую упаковку с подарком, а там – ничего или какая-то ерунда… Будущее уже наступило, а я его не узнала, потому что представляла его себе другим. Не могу сказать, правда, каким именно, но не таким, иначе я бы поняла, что оно наступило. Это как в старину: жениху посылали портрет невесты, ей – портрет жениха, а когда молодые люди встречались, то зачастую не могли узнать друг друга, потому что портреты были до такой степени приукрашены, что переставали походить на оригиналы. Вот, наверное, забавно иногда получалось…»

От этой мысли Марта улыбнулась. Повернулась к мужу – тот завтракал на ходу. Что ж, они-то поженились по любви. Она внимательно смотрела на него: неужели он не любит её больше? Или – но нет, этого не может быть! – никогда не любил?.. Чушь какая! Тогда почему она всё больше и больше ощущает себя домработницей, а не женой – женщиной, которая нужна не для того, чтобы в доме были чистота и борщ на плите, а для того, чтобы быть вместе в горе в и радости? А уж ощущая свою нужность, свою незаменимость близкому человеку, она сама и приготовит, и погладит, и даже диванные подушки вышьет. Она подошла к Борису, молча обняла его. Она так соскучилась по тем временам, когда обниматься было их естественной потребностью, – и когда они прошли?.. Муж обнял её в ответ, чуть коснулся губами виска.

– Ну всё, малыш, я побежал. Не грусти давай.

Ей хотелось задержать его, сказать, как стосковалась она по его рукам, по его глазам – по его вниманию, наконец! – но Марта видела, что мысли мужа уже заняты другим, и слова застряли у неё в горле, натолкнувшись, как на глухую стену, на его равнодушие. Борис всегда был занят в первую очередь собой, но раньше у него хватало внимания и для неё. Сейчас же она – словно актёр второго, а то и третьего плана в пьесе его жизни. Пелена жгучих слёз обиды и бессилия что-либо изменить затуманила зрение. Марта отвернулась и принялась торопливо убирать со стола за Мишей.