Читать книгу 5 + 7: сожженные письма - Мила Романова - Страница 4

ТРЕТЬЕ ПИСЬМО

Оглавление

Потеплело. Бренчит капель. Скользко. Только рассвело, выключили фонари. Девочка лет восьми с мамой на светофоре. Мама в шикарном белом пальто, у нее звонит телефон. Отпускает руку, достает телефон. Зеленый свет, девочка выбегает на пешеходный переход и ее сносит джип. Стоп-кадр. Звук с отставанием.


Глухой удар. Не вырвавшийся крик матери. Раскрытые в ужасе глаза прохожих. Хруст проломившейся грудной клетки. Три тоны по костям. Кровавые следы шин по грязному снегу.


Девочка еще жива.


К ней подбегает мать и случайные свидетели.


– Держись!


Девочку хлопают по плечу. Она кричит от боли.


– Ну, ну, будь сильной.


Девочка продолжает кричать. Ее лицо – сплошная кровавая каша, не понятно, это слезы или кровь.


Прохожие хмурятся. Мать прикрикивает:


– Давай же, соберись!


Люди переговариваются: «И чего разлеглась, машины проехать не могут», «У многих и посложнее ситуация в жизни», «В Африке так вообще дети голодают, а тут всего лишь джип переехал».


Грузная тетка с тележкой подходит совсем близко к девочке. Она, кажется, плохо видит и слышит. Поэтому наклоняется и громко произносит:


– Вставай! Как тебе не стыдно! Посмотри, ты и так маме белое пальто кровью запачкала!


Бред, да?


А ведь именно так себя и вело большинство людей. Разница лишь в том, что в моем случае боль была эмоциональная. Не видимая человеческому глазу. И все, больше нет разницы.


А ты, конечно, молодец. Поступил не только как подлец, но и трус. Уехал, вынудив меня первой сообщать общим знакомым, что мы расстались. Ненавижу тебя и за это тоже. Ты хоть понимаешь, как жестоко ты поступил? Ты хоть понимаешь, что говоря фразу «мы разошлись», я начинала рыдать?


Людям нравится верить, что они хорошие и добрые. Но когда вдруг они видели, что дежурные фразы типа «Держись» и «Ты – сильная», не работают, хмурились. Злились даже. Реально не понимали, что поддержка такого рода может сработать, только когда птичка накакала на пиджак.


«Держись».


«Ты сильная».


Что это вообще? Кому помогают такие фразы? Культуристам на соревнованиях?


«Соберись».


И правда, чего это я?


«Ты не можешь говорить ни о чем другом».


А я смотрю на смс тебе.


«в воскресенье я меньше всего понимаю, какой смысл жить дальше. мои друзья веселятся и подбадривают, думая, что у меня хандра и все пройдет. ко мне никто не приехал сегодня, хотя я просила, мне реально важно, чтобы меня держали за руку, мне кажется, что еще немного и я уже не смогу вспомнить ничего хорошего из своей жизни. наверное бог отвернулся от меня».


Палец на кнопке «Отправить». Я кусаю губы, я говорю вслух: «Я сильнее, чем кажусь. Я сильнее, чем кажусь. Ясильнеечемкажусь, ясильнеечемкажусь, ясильнеечемкажусь».


Прямо сейчас мне кажется, что отрезать палец легче, чем не нажать им на кнопку «Отправить».


Я сильнее, чем кажусь?


Ищу людей, человеческого контакта, понимания.


«Нет, мы тебя на вечеринку не возьмем. Зачем нам конкуренция?))»


Я не тех людей принимаю за людей.


Мне казалось, я переношу депрессию на ногах, так же как многие переносят грипп. Я много пыталась делать из того, что «надо делать», но меня не покидало ощущение, что я ношу на ногах свой будущий труп. Why bother? Из-за чего напрягаться?


«Слушай, хватит грузиться. Люди, вон, руки-ноги теряют и живут».


По-хуй.


Мне похуй.


И мне не стыдно.


Когда человек переживает Боль, ему, честно говоря, посрать на других. Боль не может уменьшиться от осознания, что кому-то больнее.


Когда ты в центре боли, ты не можешь думать ни о чем, кроме этой боли. Боль в тебе, боль заглатывает тебя, сливается с тобой. Становится ТОБОЙ.


«Все будет хорошо».


За эту фразу хочется убивать.


За фразу «многим хуже» хочется убивать медленно и мучительно.


Я хожу словно пьяной, контуженной, телом обстукиваю стены. Как зомби. Меня постоянно толкают в метро. Ватное тело, не мое, я не владею им, я вообще «не в себе». Очень правильное описание. Душа словно отказывается влетать в тело. Потому что ей не нравится, ЧТО это тело теперь окружает. Не нравится, ЧТО это тело чувствует.


Да и в душе солнца нет даже лучом.


«А ты хорошо выглядишь».


Людям важно видеть, ВИДЕТЬ, что тебе больно. Кровища, торчащие кости, темные круги под глазами, разорванная одежда. Да черт его знает, ЧТО у них в голове! Бухаешь? Значит, страдаешь. Похудела на двадцать кило. ВООБЩЕ СТРАДАЕШЬ.


«Ты хорошо выглядишь».


Что это? Эмоциональная глухота? Месть? Желание добить?


Не, не видно, а раз не видно, значит этого нет. Убогая логика. Это сейчас я понимаю, что те, кто никогда не терял, кто не переживал потерю, просто не ПОНИМАЕТ, что это такое. Как если бы человек рассказывал, каково это – быть на Луне. Или быть человеком другого пола. Такие представления будут полны иллюзий. И штампов. И ничего похожего не иметь с реальностью.


Безразличие. Недальновидность. Веселая жестокость.


Многие боятся даже думать, что в этой жизни возможна такая боль. Они боятся ее, отрицают ее, отрицают тебя. Играются в фантазию «А я бы на твоем месте». И конечно рисуют образ супер-героя, они же могут, они в ресурсе. И даже искренне могут говорить тебе «соберись!», только они всегда упускают из вида то, что говорят с больным человеком. Человеком с болью. С человеком-болью. Отворачивают лицо от всего, что может нарушить их идеальную картину реальности, где все хорошо и все – молодцы.


А кто не молодец, тот сам виноват. Не собрался? Вычеркиваем.


Религия успешности. Всех больных, поломанных – на костер, в братскую могилу, в забвение. Мы, такие классные и сильные, здесь. А остальные – там.


В безысходности, тьме, бессмысленности.


Где каждая мысль – как лезвие, как иголка, протыкающая кожу. Тебе больно, ты плачешь, кругом кровища, ты кричишь. Но ты одна. И никто не придет. И чуда не будет.


Я все-таки отправила тебе то смс. ОТПРАВИЛА.


Ну что за безволие… Что за глупость…


Ты не ответил. Я никогда не прощу тебе этого. Что ты оставил меня один на один с этой болью, с людьми, которые не могли помочь.


Те, кто не проходил этот путь, не может понять.


А тот, кто прошел, понимает без слов.


Это как тюрьма, смерть, война, «горячая точка». Трансформационный опыт, меняющий тебя навсегда.


Поймет только тот, кто проживал. «Болел». «Воевал». Любил. Терял. Менялся.


«Ветераны». Я благодарна Богу, что мне встретились эти люди.


Они просто берут твои руки в свои. И говорят: «Тебе больно. Это нормально».


Ветераны не скажут, «все будет хорошо». Они помнят, как их бесили эти слова. Они знают, что НЕ БУДЕТ ВСЕ ХОРОШО. Что сейчас больно. И будет больно. И так будет долго.


«Почему ты сразу мне не сказала? Я бы приехала к тебе жить». И это мне сказала даже не близкая подруга. А человек, который прошел расставание и помнит, как страшно оставаться дома одной. Когда открываешь окно и прикидываешь, убьешься ли, когда спрыгнешь. Заметь, не «если», а «когда». И мозг все фильтрует бесстрастно, очень технично. «Деревья. Можно зацепиться за ветки и покалечиться».


А задача не в том, чтобы сделать еще больнее. А в том, чтобы просто.


Остановить.


Боль.


Ты совершенно перестал понимать меня. И даже не хочешь понимать меня. Я ненавижу твои равнодушные глаза! Такие пустые, такие холодные! Я не могу смотреть на наши фотографии, потому что там… Потому что там ты смотришь на меня, на МЕНЯ, с любовью! А сейчас? Кто ты? Что ты? Кто похитил тебя из тела? Кто забрал тебя у меня? Ты даже не спрашиваешь, как я. А когда я говорю тебе, что не вижу смысла жить дальше, равнодушно сливаешь тему. Проверяешь телефон. Молчишь. Не отвечаешь на смс. Словно тебе все равно. А тебе ведь и действительно все равно. Ты просто взял и вычеркнул меня из своей жизни. И из жизни вообще. Я не знаю, как это объяснить, но я словно потеряла все ориентиры. Словно при попытке загрузить компьютер не найден «системный файл». Я не знаю теперь, что хорошо, а что плохо. Что черное, а что белое. Я не понимаю, кто ты, и не понимаю, кто я. И тем более я не понимаю, как дальше жить и главное – зачем?


А еще я ненавижу тебя за то, что это так долго. Что невозможно усилием мысли или воли решить, что оп! Я живу новой жизнью! Причем не просто новой, а классной и счастливой. Нет, постоянно засасывает назад. Повторяю мантрой «все хорошо, все хорошо, все хорошо», и плачу, и слезы смывают только что нанесенную косметику. И так несколько раз за день.


Не думаю, что у тебя так же. Ты так радостно ускакал в новую жизнь, открыл новый бизнес, погрузился в «решение вопросов», новый офис, визитки, будущее… Тот самый бизнес, в который я не верила, и сейчас, словно назло… Ты занят решением новых вопросов – куда поехать, какие вещи прикупить, с кем встретиться. У тебя так много желанного в будущем! Столько же, сколько у меня в прошлом. Я ненавижу тебя за то, что ты развернул меня спиной к будущему. И не просто развернул, а дал пинка под зад. Чтобы я скатилась, упала, начинала не с той точки, где была, а откатилась на десять лет назад. С морщинами и с энергией 80-летнего человека.


«Ветераны» говорят мне перестать думать о тебе, о «старом» тебе. Прокричаться, подраться, все что угодно, лишь бы выпустить из себя… Даже не знаю, ЧТО. А я ношу комок мыслей, крика, смыслов, не могу извергнуть из себя. Это мертво, но мне важно. И хотя это отравляет меня, я держусь. Потому что кажется, что если я, Я назову тебя… сукой, гадом, подлецом, козлом, уродом, предателем, я окончательно изменю смыслы. Смысловую реальность. Превращу девять лет нашей жизни в дерьмо.


Я ведь все еще называю тебя «любимый», в моем телефоне ты все еще «Медведь-Пират».


А я наверное дура.


Знаешь, сколько раз я раскачивалась на ногах в метро, прикидывая, как сильно нужно оттолкнуться, чтобы прыгнуть под поезд? А пару раз, знаешь, кто-то из пассажиров просто вставал передо мной и рельсами, и кровь отходила от лица, и шумно кто-то бился подушками в голове.


«Ветераны» не только признают реальность твоей боли, и честно предупреждают, что это надолго. Надолго. Но не навсегда.


Они знают, что БОЛЬ КОНЕЧНА.


Конечна… После долгих месяцев боли эта мысль кажется спасительной.


«Все проходит».


Раньше я эту фразу применяла к позитивным событиям в моей жизни, как напоминание о том, что нужно быть благодарной за каждую минуту счастья. И тогда эта фраза была скорее пугалом, криком ворона, холодным ветром в жаркий день. Но та же фраза применительно к боли – освобождает. Дает надежду.


Тяжело осознать, что конечная станция слишком далеко. Что едешь по шпалам со звуком «пиз» и «дец». И ехать еще далеко. Словно ты на втором километре. И понимаешь, что идешь по Дороге Боли, у тебя нет возможности повернуть назад (там еще хуже), у тебя нет многих знаний, умений, инструментов и помощников, которые у тебя были. И тебе предстоит встретить еще пиздец и маленькую горку, столкнуться со своими Страхами и прочими неприятными существами. И ты злишься от того, что ты вообще не хотела по этой дороге идти и вообще у тебя другие дела. А еще ты злишься от того, что ты на втором километре. А пройти надо десять. Или сто. Да еще и неизвестно, ЧТО будет дальше.


Ты идешь по Дороге Боли, идешь, идешь… И только таким образом ты ее победишь.


В теории.


Я живу без кожи. От мяуканья котенка слезы на глазах. От рассказа случайного собеседника, в котором он упомянет про выкидыш жены и последующий развод, накрывает боль. Его боль, его бывшей жены. Боль просочится через обломки моей души и я соединюсь с каким-то общим Вселенским чувством горя. Он положит мне руку на коленку, мне станет ломко и обидно до противного. Почему столько людей живет в боли? Почему люди такие несчастливые? Почему люди сами себя делают такими несчастными?


Тяжелым открытием было, что боль не линейна, и что она живет и функционирует волнами, по спирали, накрывая с головой и возя лицом по песку.


Каждое утро начинается заново.


Просыпаешься, и чувствуешь, что ты на ДНЕ. Как болванчик с немигающими глазами. Надо вставать, идти в душ, делать какие-то дела. А все равно. Потому что в голове вопль.

Крик.


Крик.


Крик.


Падение в пропасть.


Снова.


Тело болит так будто по нему прошел танк. Ужасно долго засыпала, кажется, заснула только под утро. Аппетита нет. Шевелиться не хочется.


Доброе утро.


Как же много мыслей думает мозг. Причем моделируя то, чего не было и не будет никогда. Не важно, что ты спишь. Мысли словно тараканы – при внезапно включенном свете – бросаются врассыпную. Но, але! Я все слышала! Я чувствовала ваши лапки внутри черепа.


Вопросы, вопросы, вопросы…


Что пошло не так? Какую я допустила ошибку? Не поддержала твой новый бизнес? Слишком много работала? Не смогла родить тебе ребенка? Быстро и просто?


ПОЧЕМУ???


Мозг роется в помойках памяти как бомж. Если душа улетела, а обратная связь с телом так и не наладилась, то да. Мозг – бомж, без определенного места жительства. Пытается собрать дом из картонок, ржавого чайника и прочих непригодных вещей…


И даже не грустно, нет. Это ТОСКА. В душе разливается ТОСКА. Ядом. Шаг назад, прыжок. Прыжок с моста.


«Я не чувствую себя нужной никому, я не вижу смысла жить, мне кажется, что все в моей жизни было зря, что я не умею любить и недостойна быть любимой, и что последние девять лет моей жизни оказались нулем. И все ноль».


Зачем я пишу тебе?


Я пишу, потому что мне говорили, будет легче. Что смогу простить и отпустить.

Хуйня.


Все – ноль.


В веках – слезный отек.


Я встаю, мою тело, вливаю в него кофе. Кажется, сейчас три часа дня. Мне надо увидеться с тобой. Я крашу лицо. Я не знаю чьи это потухшие глаза, которые раньше были зелеными. Не знаю, чьи губы, которые раньше были в улыбке. Не знаю чьи это волосы, которые раньше были воздушными и золотыми. Не знаю, но крашу, так принято.


Собираю в пакет твои вещи.


Мы встречаемся, у меня дрожит тело. Ноги как бумажная гармошка. Дрожат даже щеки. Мое тело понимает, что я рядом с источником боли. Тело! А я все еще нет…


– Давай я дам тебе денег, а квартиры оставлю себе.


– Мне нужна прописка в этом городе.


Молчишь.

– Ну.. я могу оставить тебе прописку.


– И выписать в любой момент.


– Ты мне не веришь?


– Я верила тебе девять лет.


Кидаешь деньги, уходишь.


Забываешь пакет. Или оставляешь специально?


Ухожу. Иду по улице, честно по принципу «дышать и ходить». Не важно, что два часа ночи. Купила твоих сигарет. Ну и что, что я не курю.


Иду и думаю о том, что закрою одеялами окна и щели в дверях. Одно одеяло постелю на пол. Поставлю «Реквием по мечте» на репит. Открою газ.


Резать вены – очень романтизированная история. Ведь перед смертью расслабляется сфинктер, и в кровавой ванне находят не бледную прекрасную деву, а плавающее дерьмо.


С повешением и того хуже. И шею ломает, и язык синий, глаза на выкате, сфинктер опять же… Да и где вешаться-то? Весь мир в натяжном потолке…


Пистолета нет.


Таблетки? Не знаю, какие. Да и судороги… А если недотравишься, то психушка, искусственный желудок, ходить с пакетом, не.


С пакетом. С пакетом твоих вещей хожу же.


Остановилась. Закурила. Словно прикоснулась к твоим губам. Никотиновый поцелуй, взасос, взатяг.


– Слышь, сука.


О, отлично.


Передо мной какой-то хмырь, в руках у него что? Нож? Так даже лучше.


– Пакет давай.


Смотрю в глаза ночному собеседнику. Протягиваю ему пакет.

– Ну?


Нож дрожит в руке.


Смотрю.


Он пятится.

– Ну нахуй.


Он крестится (почему?) и перебегает на другую сторону дороги.


Дно.


Наверное, можно найти и в этом что-то позитивное. Например, то, что от дна можно оттолкнуться. Что ниже не упадешь, да? Что завтра будет лучше, чем вчера?


Я все еще стою. Дождь. Легкий и ленивый, не долетает до земли, зависает в воздухе. Словно мокрая паутина. Ловящая отблески желто-оранжевых огней и аварийных сигналов.


Б Е З Д Н А


Граффити на стене дома.


Именно так, через пробел. И я впервые поняла, УВИДЕЛА это слово. Дна нет. Возможности оттолкнуться – нет.


Без вариантов.


Без-дна.

5 + 7: сожженные письма

Подняться наверх