Читать книгу Динка-малинка - Милана Фелиз - Страница 5

Савка был старше Динки на три года. Первые несколько лет жизни мальчик сильно болел, поэтому мать заметила беременность Динкой лишь на сроке три месяца. Когда женщина ложилась с Савкой в больницу, ей часто приходилось оставлять маленькую Динку на отца и Машку. В это время Динка обычно сваливалась с высокой температурой, худела и начинала мочиться в постель не только по ночам, но и днём. Все таблетки, которые ей пытался впихнуть отец, тут же оказывались на одеяле вместе с рвотой. В такие моменты Динка не боялась, что её треснут за испачканное одеяло. В такие моменты она умирала на какое-то время. Её не интересовали даже сладости с фруктами, которые в обычные дни редко появлялись в их доме. Лакомства, купленные отцом, обычно так и оставались лежать нетронутыми на табурете рядом с кроватью до самого приезда матери. Однако стоило только матери вернуться домой, щёки Динки наливались, подобно спелым яблокам, глаза зажигались озорным детским огоньком, и проблема частой смены обмоченных простыней переставала быть такой острой. После болезни девочка прятала конфеты в шкаф и под подушку, а потом съедала их, изредка делясь с Савкой.

В отличие от светловолосой румяной Динки, Савка всегда выглядел болезненно. Его оттопыренные уши выглядывали из-под жгучих чёрных волос, на стрижку которых у матери часто не было времени и сил. Однако даже сильно отрастая, шевелюра Савки не опускалась на плечи, а топорщилась в разные стороны, из-за чего детская голова на тонкой шее напоминала чупа-чупс. Савка страдал от постоянной аллергии, он часто чихал и задыхался, и на его щеках и теле годами не проходил диатез. Именно для Савки изначально заводились козы – козье молоко в первые годы жизни мальчика оказалось для него наименее аллергенным.

– Я обязана ему жизнью, – Диана глубоко вздохнула и на несколько секунд закрыла лицо ладонями, – мне кажется, именно с тех пор я и боюсь высоты и воды…

В тот летний день 1993 года Савке и Динке разрешили поиграть с соседскими детьми вне ограды дома, чтобы попускать кораблики в луже у калитки.

Соседские девчонки восьми и десяти лет, а также их старший брат, которому должно было исполниться тринадцать, выпросили у своей матери старую газету и принялись за дело. У Динки не получалось сложить бумагу, как надо, но Савка, повторяя за соседским мальчишкой, соорудил целый морской флот. В лужу детьми было спущено десять кораблей, но почти все они застряли из-за грязи ещё на старте своего путешествия – лужа оказалась недостаточно глубокой.

– Я знаю глубокую лужу тут недалеко, – отозвался самый старший из компании. – Там, под железнодорожным мостом.

– Но нам не разрешали далеко отходить… – засомневался Савка и продолжил палкой подталкивать один из корабликов, который вскоре распался и превратился в размокший лист бумаги.

– Да ладно, мост и лужу отсюда даже видно, – сказала младшая из соседских девочек. – Мы только кораблики запустим.

– Мишка скоро погонит коров, он нас увидит и расскажет бате, – возразил Савка.

– А мы запустим кораблики и посмотрим на них с моста, – предложил соседский мальчишка, – так мы и увидим, когда Мишка с коровами появится. Тем более мне всегда было интересно, правда ли, что Мишка гоняет коров, сидя верхом на большом чёрном быке Романовых.

Через полчаса все корабли были спущены на воду, а дети, присев на корточки, завороженно смотрели на них через щели моста. По мутной воде ходили лёгкие волны, и кораблики медленно расплывались в разные стороны.

«Как же высоко и страшно… Вдруг там монстр? Вдруг он сейчас потопит все наши кораблики и схватит нас? Просто так всех нас затащит туда в грязь?» – подумала Динка, тревожно глядя на воду. Её голова закружилась, она с огромным усилием встала и заметила, что все дети вокруг исчезли, словно их и никогда не было рядом. Ноги Динки не двигались, она, остолбенев, стояла посреди моста и пыталась найти глазами Савку. Внезапно девочка услышала громкий гудок и увидела тепловоз, который на полном ходу мчался на неё. Маленькими ножками она переступила с одной шпалы на другую, а потом, качнувшись, упала на четвереньки и медленно поползла от приближавшейся опасности. Сигнал поезда и звук тяжёлых железных колёс почти оглушили её.

– Динка! Нет… Динка! – ветер донёс откуда-то издалека крик Мишки. Мишка рванул к мосту со всех ног, и кепка слетела с его головы. Коровы разбрелись в разные стороны, крики мальчика перешли в отчаянный вопль.

– Динка! Динка! Динка-а-а-а! – завизжал Мишка, а потом запнулся и упал в грязь, которую перемешали утром коровьи копыта. Во рту пересохло, а внутри носа неприятно защипало. Он резко вскочил и продолжил бег.

– Динка! Динка! Прыгай с моста, дура! – заорал Мишка, закашлявшись, но сестра его больше не слышала. В эту секунду поезд промчался перед глазами мальчика, его сердце неистово и отчаянно заколотилось, а уши перестали что-либо слышать из-за пульсирующей в висках крови. Мишка хрипел и продолжал бежать, солёные слезы катились градом по немытым щекам, одышка царапала спёртое горло. Кирзовые сапоги без портянок сбили ноги в кровь, отчего каждый шаг отдавался жгучей болью в пальцах и пятках.

Добежав до насыпи железной дороги, Мишка повалился с ног и пополз вверх. Камни и песок поцарапали его ладони, а в рот попала пыль и противно заскрипела на зубах. Внезапно он услышал заливистый смех прямо под мостом – смех Динки. Мишка встал, неудачно развернулся и кубарем скатился вниз. Казалось, в его теле не было ни одной косточки, которая бы не ныла от боли. Мишка, как собака, отряхнулся, поднялся и заглянул под мост. С противоположной стороны лужи стояли Савка и Динка.

– Дура! Дура! Коза поганая! Что ты там шеперилась? – плакал Савка и дёргал её за руку.

Мишка бросился к ним через лужу, зачерпывая сапогами воду и грязь.

– Как вы тут оказались? Кто вас на мост завёл? Как вы успели? – Мишка оступился, упал на колени и подполз к брату и сестре. Он обнял их из последних сил, крепко прижав к грязной куртке.

– Мы на жопе съехали, – засмеялась Динка, – только я жопу поцарапала об камни.

– Мы пошли с ними кораблики попускать и посмотреть, как ты коров гнать будешь, – указал Савка на мальчишку и его сестёр, которые всё это время стояли на безопасном расстоянии от моста и наблюдали за всем происходящим со стороны. – Я сначала тоже ушёл с ними, а потом заметил, что Динка отстала, пришлось заново лезть на мост. В последний момент толкнул её на насыпь сбоку и прыгнул сам…

– Уроды! Муд*ки! – Мишка резко подпрыгнул, едва не сбив Динку и Савку, и устремился к соседским детям. – Какого хрена вы их сюда привели? Какого хрена вы их тут бросили?

Он схватил младшую из девчонок и тряхнул за плечо, отчего та упала и захныкала. Другую девочку он оттолкнул, ударив наотмашь, и погнался за мальчиком-подростком, который успел пуститься наутёк. Мишка быстро нагнал беглеца и нанёс ему сильный удар ногой по ягодице. Мальчишка громко вскрикнул от боли, выгнув спину. Схватив противника за шею, Мишка запрыгнул на него сзади и повалил на землю. Соседский мальчик уже почти не сопротивлялся, когда Мишка перевернул его лицом к себе, сел ему на грудь и принялся наносить тяжёлые удары по носу и челюсти, иногда промахиваясь и отбивая костяшки пальцев об землю.

– Оставь его! – кто-то схватил Мишку за плечо.

Это была одна из бабушек, которая пришла встречать коров. Воспользовавшись замешательством Мишки, мальчишка выскользнул из цепких рук соперника и, держась за разбитую губу и прихрамывая, устремился следом за своими сбежавшими сёстрами.

Родители узнали о случившемся сначала от соседки, которая пришла жаловаться на Мишку за то, что тот побил её сына. Однако, услышав подробности, отец едва сдержался, чтобы не отлупить саму женщину. С матами он вытолкал её за ворота, запретив навсегда появляться на пороге их дома.

В тот вечер мать украдкой вытирала то и дело наворачивавшиеся на глазах слёзы. Она не стала сепарировать молоко и почти всё споила телятам. Между домашними делами она обнимала каждого из попадавшихся под руку детей и проклинала железную дорогу, которая находилась так близко от их дома.

На улице было темно, начинался дождь. Женщина брела по железнодорожным путям, освещая себе путь тусклым фонариком. В кирзовые сапоги, надетые на голые ноги, то и дело попадали мелкие камни. Хлопковая ночнушка промокла, военная ветровка больше не согревала и не спасала от ветра. Длинные растрёпанные волосы прилипали к лицу, лезли в глаза и нос.

– Динка! Доча! Доченька! – кричала мать в пустоту.

Ветер усиливался, в лицо вместе с дождём начали прилетать острые крупицы песка с железнодорожной насыпи.

– Мамуша… – совсем рядом раздался голос Динки, – мамочка, мама…

– Доченька! Доча! – в горле запершило, сапоги словно приросли к земле.

– Мама!!! – отозвался детский голос уже дальше.

Глаза ослепил свет быстро приближающегося поезда, уши заложило от стука колес и серии долгих гудков. Внезапно в слепящих бликах мелькнула растрепанная детская головка.

– Доча! Доча, уходи! Прыгай с моста! – мать хотела подбежать к дочери, но ноги в сапогах, до краёв наполненных камнями, не дали женщине сдвинуться с места ни на сантиметр.

Поезд шёл прямо на девочку, которая неуклюже топала по шпалам, не слыша криков матери. Через секунду Динка растворилась, превратившись в белое облако, а поезд продолжил свой путь, двинувшись в сторону женщины. Она почувствовала, как в долю секунды через её грудь прошли все тридцать вагонов, которые, словно тысячи мелких крючков, впились в сердце, а затем, взорвавшись внутри, разорвали его на части, оставив между рёбрами сквозную дыру.

– Динка! Доча! – мать упала на колени и поползла к месту, где в последний раз видела дочь. В нос ударил сладковатый запах крови, земля под ногами и руками стала превращаться в кровавую кашу с грязью и человеческими костями.

– Мамочка, мамуш! – маленькая рука гладила лоб матери. – Мамочка, ты что так хрипишь?

– А? Доча!

– Ты так дёргалась и стонала, что я проснулась.

– Спи, доченька. – Мать натянула покрывало на себя и на дочь, а потом бросила тревожный взгляд на кровать Савки. Савка, как всегда, свернулся калачиком под одеялом, спрятавшись с головой. С первого взгляда даже было не понятно, что на постели кто-то спит, но, прислушавшись, мать различила размеренное дыхание сына и облегчённо сомкнула глаза.

Только спустя несколько лет Динка поняла, как сильно рисковал Савка, практически вытолкнувший её из-под колёс поезда, как сильно переживал Мишка, и почему Маша повторяла некрасивое слово «с*ки», глядя в сторону соседского дома. Соседи съехали в то же лето, продав своё скромное жилище алкоголикам, которые в течение всего пары лет превратили его в руины.

Наступила осень, инцидент с поездом почти забылся, и жизнь семьи вошла в своё привычное русло.

– Знаете… Я ненавижу есть… Вот просто терпеть не могу. – Диана пристально посмотрела в глаза психолога и напряглась всем телом, сжав руки в кулаки.

– Именно поэтому вы лечились от анорексии?

– Да, ведь когда я стала взрослой, у меня появилось право…

– Право на что?

– На то, чтобы не есть. Это снова так по-детски… Навредить себе назло родителям, чтобы они пожалели, что когда-то насильно заставляли нас с Савкой есть. В те моменты я просто хотела исчезнуть. Можно сказать, свой план я осуществила лет через двадцать, становясь с каждым днём всё меньше, всё легче…

– Когда вы заговорили об этой проблеме со мной несколько минут назад, то вы…

– Я ждала вашей реакции. Я впервые в жизни сказала об этом открыто. Даже своему предыдущему психиатру я врала… Просто чтобы меня не закрыли. И есть я стала только из-за того, что у меня появилась мотивация – я не хотела ложиться в психушку. Мне простая-то терапия осточертела.

– Жрать нечего, как обычно… – отец стоял над кастрюлей и помешивал суп алюминиевой ложкой.

В этот раз он сильно задержался на дежурстве, так что все обязанности по хозяйству матери пришлось выполнять почти в одиночку, и женщина припозднилась с дойкой.

Савка и Динка сидели в темноте зала и аккуратно складывали игрушки в старый портфель, стараясь не издавать лишних звуков. Дети забыли убрать игрушки к приезду отца и были даже рады, когда тот застрял на кухне, занимаясь приготовлением ужина.

Он зашёл в зал только один раз, чтобы сбросить рабочую куртку, но из-за выключенного света не заметил бардака вокруг.

– Есть идите! – из кухни раздался командный голос отца.

Динка и Савка вздрогнули и посмотрели друг на друга, застыв.

– Что сидишь? Пойдём… – шепнул Савка.

На ватных ногах дети вошли на кухню.

– Руки мойте и садитесь, – бросил отец, разливая неприглядное месиво по тарелкам. – Мишку с мамкой пока дождёшься, с голоду подохнешь.

«Как жаль, что мы ещё маленькие, чтобы поить телят вместе с матерью, – пронеслось в голове у Динки. – Мишка-то придёт есть, когда батя уже не будет следить… Хотя какие мы маленькие? Мне уже семь, а Савке целых десять…»

На столе стояли три больших глубоких тарелки, до краёв наполненные жижей, которая должна была быть щами. Крупные куски капусты, картофеля и жирного мяса источали затхлый запах заплесневевшего грязного белья. Дети сели за стол, и отец придвинул к каждому по тарелке, алюминиевой ложке, рваному куску хлеба и кружке чая.

– Ну что смотрите, ешьте давайте. – Отец, потирая ладони, оглядел стол, затем сел на свой стул и принялся за трапезу, громко стуча ложкой и хлюпая.

Динка отщипнула кусок хлеба и сунула его в рот. Савка последовал её примеру.

– А суп кто будет жрать? Лопайте, я сказал, а то и так дохлые, – рявкнул отец.