Читать книгу Головы с красивыми детскими лицами - Мира Троп - Страница 2

«О-о-о, подруга, похоже, это серьезно».

Мария долго смотрела на упаковку прокладок в своей руке. Тугая пленка была разорвана, внутри не хватало двух штук. Этой пачки хватит на следующий месяц.

Она сидела на кафельном полу в ванной своего молодого человека. По его шкафам и тумбам уже была раскинута большая часть ее вещей, но упаковка прокладок с надписью «нормал» и тремя закрашенными капельками заставила Марию остановиться. И усомниться.

Мария заглянула в шкафчик под раковиной. Олег заранее сдвинул дезодорант, флакон с туалетной водой, лосьон и пену для бритья в сторону, к самой стенке ящичка. И все равно у Марии было чувство, будто ее прокладкам здесь едва хватит места.

Они встречались больше года, но Мария никак не могла поверить, что решилась поиграть с ним в это подобие семьи. С тех пор, как переехала в Т., ее независимость только укреплялась: с двадцати лет она самостоятельно снимала квартиру, обеспечивала себя всем необходимым и никогда не давала мужчинам повода допустить мысль, что кто-либо из них может претендовать на ее свободу.

А что же теперь?

– Я повесил твои рубашки в шкаф, – сказал Олег. Он стоял у порога ванной, глядел на Марию и улыбался, раскачиваясь с пятки на носок. Подошел незаметно, как и всегда. – Мои – слева, твои – справа. Посмотри потом. Если не понравится – все перевесим, как тебе будет удобно.

– Спасибо. – Мария подняла пачку прокладок повыше, чтобы он их увидел. Олег быстро отвел глаза. – Я почти закончила. Шампунь могу поставить здесь же?

– Располагайся! – засуетился Олег. – Ставь, куда хочешь и что хочешь. Не чувствуй себя как дома. Это и есть твой дом.

– Что ж, мне дважды повторять не надо. – Мария забросила прокладки в шкафчик и встала, демонстративно отряхнув руки. – Остались только книги. Быстрее бы с ними разделаться, умираю с голоду.

– Маш?

– А?

Олег мялся в проходе, одновременно готовый и пропустить ее по своим делам, и остановить, чтобы сказать еще несколько слов. Мария встала напротив него, дав добро говорить.

– Как хорошо, что ты здесь, – сказал он наконец и подбадривающе кивнул, ни то себе, ни то ей.

Мария улыбнулась, показав оба ряда крепких, белых, хищных зубов, и звонко поцеловала его в скромную улыбку. На его дрожащих от усилия сдержать смешок губах остался след ее ярко-красной помады. Мария послюнявила большой палец и вытерла пятно. Он залился краской, как мальчишка.

Что ж. Пусть прокладки лежат там, куда Мария их швырнула. Может, из этой затеи что-то и выйдет.

Пока Олег готовил ужин, Мария раскладывала книги по полкам и думала о том, из какой нелепости сложились их отношения.

Чуть больше года назад она пошла на курсы фотографов – латать зияющую дыру высшего образования очередным навыком. Подумывала о том, чтобы сделать фотографию дополнительным заработком, но не нашла себя в этом направлении, а сами курсы закончила только из нежелания бросать начатое.

Не нашел себя в этом искусстве еще один молодой человек, которому больше по душе была художественная изобразительность. Его, тихого и скромного, Мария не заметила бы вовсе, если бы накануне окончания курса Олег не попросил одолжить ему свой фотоаппарат. Ее шутливые угрозы хорошенько наподдать ему, если он поломает «никон», Олег выслушал со всем вниманием и клятвенно пообещал быть с ее вещью очень осторожным. Ее это позабавило, но далеко не так, как то, что за этим последовало.

Олег вернул фотоаппарат в целости и сохранности уже на следующий день, но в чехле Мария обнаружила кое-что еще: сложенный в несколько раз листок плотной бумаги. До того, как она успела поднять на Олега глаза, он отвернулся, сделав вид, что его чрезвычайно заинтересовал пейзаж за окном.

Это была картинка, нарисованная мелками и углем. На ней она сама в образе Девы Марии держала на руках младенца, лицо которого принадлежало Олегу и выражало карикатурный восторг при виде ее – спасительницы, одолжившей ему фотоаппарат.

Ничего более странного и аморального Мария до того дня в руках не держала. Иными словами, она была восторге.

То, что Мария приняла сначала за самую оригинальную благодарность, было первым, мучительным для робкого Олега шагом к ее неприступному сердцу. Она поняла это днем позже, когда заметила, что собственный фотоаппарат его вполне исправен, и что ее «никоном» он даже не пользовался. Тогда Мария насторожилась и при каждой его попытке подсесть ближе демонстративно бросала на соседний стул сумку, а от его робких взглядов отмахивалась как от мух.

Но, уходя домой после занятий, она заметила, что Олег поглядывает на нее без злобы, так свойственной мужчинам с больно задетым самолюбием. Заметив на себе взгляд Марии, он тут же краснел, прятал глаза и восстанавливал нарушенную дистанцию.

Всю последующую неделю Мария по-прежнему не давала Олегу удобного повода с ней заговорить, но, замечая на себе его долгий взгляд, переставала поворачиваться, чтобы уничтожить его взглядом в ответ. Слабо отдавая себе отчет в том, с чего вдруг идет на такие уступки, Мария стала все чаще позволять неудачливому поклоннику разглядывать себя безнаказанно, а иной раз даже поворачивала голову так, чтобы ее боб-каре с выбритым по самый затылок виском была видна Олегу в наиболее выгодном ракурсе.

В день, когда они заканчивали курс и строились для общей фотографии, Олег сделал еще одну попытку приблизиться к ней: маленькими шажками он подобрался к Марии и замер, ожидая, что за этим последует. Мария покосилась на него: лицо у Олега побагровело от напряжения, а зубы он стискивал так, будто стоял на мине.

Мария усмехнулась и ничего не сказала. Она еще больше сократила дистанцию между собой и Олегом, когда фотограф попросил их встать кучнее. Звук его судорожного вздоха, когда она задела его плечом, обеспечил Марию самой широкой, самой смеющейся улыбкой на общем снимке.

А дальше еще круче: ненасытный до снимков фотограф попросил всех встать в свободные позы, кто во что горазд. Развеселившаяся от смущения Олега Мария не задумываясь схватила его за плечи, развернула и запрыгнула на спину, оглушительно крикнув:

– ФОТКАЙ!

Так и получилось знаменитое фото новоиспеченных фотографов, на котором Мария с победно вкинутым сертификатом седлала пригнувшегося под ее весом Олега. Надо отдать фотографу должное: он поймал момент, когда Олег, судорожно поддержавший Марию за бедра, безумно вытаращился в объектив. Цвет его лица не многим отличался от любимой помады Марии, и оставался таковым все то время, что группа выпускников хохотала над получившимся снимком.

Мария точно не решила для себя, можно ли такое издевательство назвать садистическим удовольствием, но встретила подошедшего к ней после выпуска Олега в отличном настроении. Он был готов провалиться сквозь землю, но все же выдавил из себя то, что был должен либо спросить сейчас, либо замолчать навсегда:

– У меня есть хоть один шанс?

Ответ на этот вопрос хотела бы знать и сама Мария. Она никогда не стремилась к тому, чтобы строить отношения, особенно после нескольких лет мучительного сожительства с женщиной, которая вымаливала крупицы любви у превратившего ее жизнь в ад человека – со своей матерью. До сих пор воспоминания о том, как она писала любовные письма отцу в тюрьму, где он сидел за домашнее насилие, вызывали у Марии дрожь отвращения.

За двадцать восемь лет своей жизни Мария ни разу не состояла в продолжительных отношениях. Только в самых редких случаях она подпускала к себе ухажеров, но мало с кем продержалась больше дюжины свиданий: Мария быстро раскусывала их намеренье в будущем заявить на нее свои права. Однако Олег не был похож ни на одного из ее предыдущих поклонников. Он был скованным двадцатипятилетним сопляком, но понимал неприступность ее границ, и тем пробудил у Марии интерес – не любовный, а околонаучный. Но этого хватило, чтобы она ответила Олегу в тот день:

– Один? Пожалуй, что из миллиона. И все-таки не равен нулю.

Олег сиял, а Мария прикидывала, долго ли продлится этот любовный спектакль.

У них было свидание.

Затем – второе.

И вот теперь они живут вместе.

Конечно, пришли они к этому не так быстро и просто: Мария ни за что не согласилась бы съехаться, если бы не была уверена, что Олег не станет заступать за границы ее личного пространства, когда они будут делить одну постель.

Олег даже не заикался о том, чтобы посадить ее дома: он всецело поддерживал желание Марии строить карьеру, а сам тихо и мирно занимался фрилансом: рисовал на заказ портреты и разного рода картины, какие мог потянуть на топливе своего таланта и кофе. Работал в основном из дома, а когда Мария принимала его приглашение остаться с ночевкой, встречал с работы горячим ужином и, если она была в настроении, сексом. Домашними делами занимался охотно, никогда не пытался приобщить Марию ни к уборке, ни к готовке, ни к стирке-глажке, если только сама она не высказывала желание помочь.

В таком легком, ненавязчивом и ни к чему не обязывающем темпе их отношения развивались больше года, пока Олег не набрался смелости предложить Марии жить вместе. Он, тоже выросший без отца, сгорал от нетерпения самому себе стать образцом настоящего мужчины, и объявил о готовности освободить Марию от тягот жизни в одиночестве. Подразумевалось под этим и лишение ее необходимости платить за съемное жилье, но вслух он это не произнес, и сделал правильно.

Она ненавидела, когда кто-то пытался покуситься на ее финансовую независимость, и все-таки была впечатлена тем, что Олег был готов взять на себя новые расходы: он затеял к переезду Марии ремонт, да и в целом стал увеличивать чек их свиданий. Оказалось, что у Олега появился постоянный заказчик, который щедро оплачивал его художественные услуги: он рисовал фотороботы пропавших без вести детей для полиции.

– Это очень востребовано, – рассказывал Олег, с воодушевлением показывая Марии недавние работы. – Фотороботы чуть более карикатурные, чем портреты. Видишь? Подчеркивается округлость щек, пухлость губ или неидеальная форма носа. Благодаря фотороботу те черты лица, которые мало кто замечает, сразу бросаются в глаза, и шансов, что прохожий узнает пропавшего ребенка, если его увидит, становится больше.

– Столько детей, боже мой, – ужасалась Мария.

– Да, – вздыхал он, – но я очень рад, что могу помочь в их поиске хотя бы таким образом. А как здорово получились, а? Даже копии себе для портфолио отрисовал. И на память – если жертвы найдутся.

Для работы в трехкомнатной квартире, доставшейся ему от покойного деда, Олег отвел себе самую маленькую комнатку. Там у него стоял стол, высота и наклон которого регулировались для большего удобства, стул с прямой спинкой, лампа, бьющая на лист бумаги ярким белым светом, широкая тумба и кресло, в котором он любил устаиваться с ноутбуком на коленях и вести переписки с заказчиками. Прислоненное к пустой длинной стенке, оно смотрелось одиноко и нелепо.

– Когда я был ребенком, здесь стоял диван. На нем свой век долеживал мой дед, за которым я ухаживал. Он страдал деменцией. Стаскивал штаны и гадил под себя. – Олег виновато улыбался. – Диван я выбросил.

Мария поддерживала его и уверяла, что поступила бы на его месте также. Диван, на котором сходил с ума и умирал дедуля – не лучшая вещь, которую Олег мог оставить себе о нем на память.

Итак, убедившись, что Олег не собирается обязывать ее к чему-либо и сам финансово от нее не зависит, Мария приняла предложение жить вместе: дала тот самый шанс, один из миллиона.

Надолго ли? Что они будут думать об этой затее месяц спустя? А через год?

Черт с ним, – решила Мария, затолкав «Бессонницу» Стивена Кинга между двух других книг. – Будь что будет.