Читать книгу Звездное поле = Йолдызлы басу - Мирза Мухаммат, Мухаммат Мирза - Страница 4

Тридцатый год. Июнь у двора.

Звенит набат над центром села.

Настала сенокоса пора.

А тут собранье, – ну и дела!

На площадь, где мечеть и Совет,

Народ спешит, как войско на сбор.

На острых косах блещет рассвет,

Из вил и грабель частый забор.

В колонны встали сотни подвод.

В глазах людей тревожный вопрос:

«Зачем опять собрали народ

На митинг? Эх, пропал сенокос!»

И так всё время в пору работ

Людей морочит сельский актив,

Как будто нет важнее забот,

Чем языком хлестать коллектив.

Поддужный звон заполнил майдан,

Всё громче ропот, сердится сход:

«Какой указ сейчас будет дан?

Вновь на врагов объявят поход?»

Ребятки перед входом в Совет

Стоят, как перед схваткой в куреш6,

Кричат: «Спокойно!» людям в ответ,

И тут открылись двери, как брешь.

«Товарищи! – хлестнуло майдан, –

Приехал к нам товарищ Малов!» –

Срывает голос свой Газиззян,

Вожак у комсомольцев-орлов.

Малов у нас уже побывал

(Разливом Шабезсу занесло),

Недаром помнят все: стар и мал,

Как разорил он наше село.

Забрали всё: коров, лошадей,

Телеги, сани, землю, зерно.

В один колхоз согнали людей,

Крестьян-трудяг пустили на дно.

Всех, кто покрепче, – на Соловки…

В избе Мингаза сел комсомол,

Ячейка здесь теперь, мужики…

«Сельпролетарцы» – новый помол.

В активе – Абузар, Марфуга,

А секретарь у них – Газиззян.

Шумит ячейка, словно пурга, –

Побольше б раскулачить селян!

У коновязи ржёт жеребец,

Малов на нём в деревню примчал,

Намотан недоуздка конец

На почерневший конский причал.

«Смотрите! Это сам Турайгыр!

Конь Мингаз-бая дом узнаёт!»

И ржаньем лошадиный батыр

Хозяина тоскливо зовёт.

Но дом не свой: он умер давно,

И флаг, как красный саван, на нём.

Знать, Турайгыру вновь суждено

Служить чужому ночью и днём.

И тут заголосил Газиззян:

«То-ва-ри-щи-и-и!!!» Застыло село…

Но был у недоуздка изъян,

Он лопнул, и коня понесло!

Скакал он по деревне отцов,

По милой, по родной стороне,

А следом – ржанье ста жеребцов

Неслось, как в родовом табуне.

Взлетел он птицей под облака,

Перескочил подводы легко,

Помчал любимый конь кулака,

Но улететь не смог далеко.

Взрезая воздух, пули свистят,

Двойной удар несут удальцу,

В момент полжизни конской скостят

За то, что не привязан к крыльцу.

Толчок, – и содрогнулась земля,

Ещё толчок, – и мир помертвел,

Взметнулись, завертелись поля,

И конь, споткнувшись, тихо осел.

А на крыльце судили муллу

И муэдзина всем напоказ,

На них безбожно лили хулу

(Таков «отца народов» наказ).

Тут первой говорит Марфуга,

Наган свой поправляя рывком:

«Десятка – малый срок для врага,

Об этом мы доложим в райком,

Давно пора свалить минарет,

Позорит он наш красный Курмаш,

Всем видом унижая Совет,

И полумесяц – символ не наш!

Мы все хотим по-новому жить!

Но, чтоб гордилась нами страна,

Религию пора подрубить:

Она, как пережиток, вредна!»

Взял слово активист Абузар:

«Согласен!» – рявкнул, как отрубил.

А Газиззян продолжил базар, –

Митинговать он очень любил.

Доволен всем товарищ Малов,

Его в пример поставит райцентр:

Муллу забрали без лишних слов,

Подняв по атеизму процент.

К мечети мчит лихой комсомол.

Топор, аркан – и пал минарет,

И вот на крыше голой, как стол,

Дыры печать, – исполнен декрет.

Не прячет слёзы старый мулла,

В крестьянских глотках каменный ком,

Важнее всех покосов дела,

Которые спускает райком.

В траве застыл лихой Турайгыр,

Клюют вороны очи коня.

Вступает перевёрнутый мир

На новый путь, безбожьем звеня.

А Шабезсу опять разлилась…