Читать книгу Под опасным солнцем - Мишель Бюсси - Страница 18
Моя бутылка в океане
Часть II
Моя бутылка в океане
Глава 7
ОглавлениеЯ внезапно просыпаюсь.
И мгновенно понимаю отчего. Чертов петух! Устроился прямо над моим окном.
Я открываю один глаз.
Первое, что я вижу, – следы пива, которым Мари-Амбр заляпала стол в моем бунгало, перед тем как уйти наконец к себе. Второе – разбросанные на тумбочке листки из моей океанской бутылки. Третье – будильник. Четыре часа утра! И последнее – силуэт за оконной занавеской.
Силуэт медленно, стараясь не шуметь, пробирался вдоль террасы. Но Гастона он все равно разбудил… и меня заодно.
Четыре часа.
Что за лунатик там бродит в это время?
Гастон затих, а я знаю, что заснуть не смогу. Не раздумывая, влезаю в штаны, натягиваю пропитанную репеллентом майку – ни трусов, ни лифчика, – хватаю мобильник и как можно тише приоткрываю дверь бунгало.
Кто может разгуливать по дорожкам «Опасного солнца» среди ночи?
Янн? Янн очень рано встает.
Смотрю на террасу, освещенную лампочкой под навесом. Бунгало Фарейн и Янна ближе всего к этой лампочке, которая горит всю ночь. Подстерегаю хоть какое-то движение, хоть какой-нибудь звук, но ничего не различаю. Похоже, в бунгало «Нуку-Хива» все спят, как, впрочем, и во всех остальных.
Вот только мне это не приснилось, и не призрак разбудил Гастона. Я всматриваюсь в сад, иду по аллее мимо фаре Танаэ. И там тоже все спят. В ночи светят лишь мириады звезд, четвертушка луны и очень редкие фонари вдоль дороги, огибающей пансион. Этого достаточно, чтобы увидеть, как тень выскальзывает за ворота. Но я ничего не успеваю разглядеть, кроме черного спешащего силуэта. Вместо того чтобы спуститься к деревне, тень сворачивает в противоположную сторону, к порту Тахауку.
Решено – следую за ней.
Потому что я, в конце концов, пишу детективный роман, и мне необходимы подробности, чтобы заполнить мою бутылку для океана, даже если ПИФ заманивает нас в ловушку.
Тень время от времени исчезает то за поворотом, то за деревьями, и каждый раз я не сомневаюсь, что она пропала окончательно, что ее поглотил лес или неосвещенный проход. Но тень неизменно появляется снова – скользит по асфальту.
Куда дальше? Я перебираю в голове возможные направления.
Порт Тахауку? Там никто не ночует, в марине ни одной яхты на якоре, а в пирогах нет коек. Атуона – не Бора-Бора…
Дискотека? Просторное бетонное сооружение, где раз в месяц устраивают деревенские праздники. Тоже нет. Тень скользит мимо сарая, не останавливаясь. И не торопясь.
Я тоже стараюсь идти медленно, чтобы себя не выдать, а главное – потому что понятия не имею, куда ставлю ноги. И речи не может быть о том, чтобы включить фонарик в мобильнике и посветить себе. С таким же успехом можно крикнуть: «Эй, вы кто?» Больше ни одного фонаря при дороге нет, но невероятные звезды позволяют видеть. Я, словно заблудившийся моряк, смотрю на Южный Крест над головой.
Тень снова исчезает за поворотом. Я смутно припоминаю, что здесь, в стороне от последнего поворота на дороге к порту, стоит хижина, построенная из всякого хлама. Танаэ рассказала мне, что на острове это считается загородным домом, четыре саманные стенки и лист железа вместо крыши – жителям долин больше ничего и не надо, чтобы провести выходные у океана. Новые постройки теоретически запрещены, но хижины разборные, а главное – ими делятся. Мэр дает разрешение на строительство только в том случае, если хозяин обязуется оставлять ключи любому, кто об этом попросит, на те дни, когда лачуга свободна.
Чем дольше я об этом думаю, тем больше убеждаю себя, что там назначено ночное свидание.
Я угадала, куда направляется тень? Воодушевившись, прибавляю шагу…
Ой, простите!
Я только что столкнулась с кем-то в темноте!
Потирая колено, обзываю себя ненормальной.
Тот, кого я чуть не сбила с ног, извиняться и не думает.
Шарю перед собой руками.
Лицо, пара больших глаз, тонкий нос, шеи нет, толстенькое тело, огромные груди.
Тики!
Мне тут же вспоминается то, о чем говорили Майма и Танаэ. Несколько месяцев назад кто-то сделал пять тики и расставил их вокруг «Опасного солнца». Так, значит, это последний из них, тот, у которого мана чувствительности и доброжелательности. Я несколько раз проезжала мимо него в машине Танаэ, не различая ничего, кроме серой тумбы под откосом.
Я нащупываю каменные цветы в каменных волосах у тики и в его руках с двадцатью пальцами.
Прошло уже несколько минут с тех пор, как исчезла тень. Фонарь освещает ленту дороги за поворотом, по ней никто не проходил. Или тень затерялась в лесу, что представляется мне маловероятным без всякого освещения, или она зашла в единственно возможное жилище – в лачугу над портом.
Как бы там ни было, она меня не заметит.
И я, поддавшись любопытству, включаю фонарик в мобильнике.
Направляю свет прямо в лицо серой статуе. Как будто застукала ее на месте преступления.
Вот только врасплох захватили меня. Я не просто удивлена, я едва не бросаюсь бежать – бежать или ущипнуть себя, лишь бы убедиться, что я не сплю.
Этот тики напротив, тики чувствительности… я узнаю его!
И знаю, что это невозможно, как такое лицо может вынырнуть из прошлого?
Я недоверчиво, как будто у меня под руками оживает призрак, прикасаюсь к холодному камню, трогаю нос, глазные впадины, тяжелую грудь.
Кто-то хочет свести меня с ума! Мне расставляют ловушку!
И они своего добьются, если я и дальше буду смотреть на эту статую, как на зеркало, которое меня завораживает. Ее мана меня парализует.
Я выключаю фонарик.
Призрак превращается в серую тумбу. Я перевожу дыхание.
Может, я увлеклась? У меня разыгралось воображение? Как можно изваять лицо по образу модели, которой давным-давно не существует? Мои пальцы, будто боясь окаменеть в свой черед, отрываются от холодного камня и шарят по груди, кожа почти раскаленная. Большой и указательный находят наконец одно из красных зерен ожерелья на шее. Его магия мгновенно меня успокаивает.
Мне надо собраться с мыслями. Вспомнить, зачем я вышла из дома среди ночи. Следовать за тенью.
Я ускоряю шаг, спешу отойти подальше от тики, потом, у поворота, снова замедляю. Хижина опасно пристроилась на скале над портом, среди карибских сосен. Даже не видя еще, горит ли в ней свет, я догадываюсь, что тень внутри.
Второй раз меньше чем за минуту у меня едва не останавливается сердце.
На этот раз я узнаю не лицо, а голос.
Голос Пьер-Ива Франсуа.
Я одновременно смеюсь и ругаюсь. Значит, это и в самом деле игра! Писатель все подстроил, он не утонул, его не похитили и не убили. Он спрятался. Меньше чем в километре от пансиона. Для того чтобы подстегнуть наше воображение.
За слабо светящимся окном лачуги я различаю тени Пьер-Ива, который расхаживает туда-сюда, и неизвестной из «Опасного солнца», явившейся к нему с ночным визитом.
Только два силуэта, лиц не видно.
Театр теней за белым экраном, спектакль, который они играют для меня.
Я проклинаю Пьер-Ива с его вывертами и проклинаю тики, из-за которого опоздала и упустила начало разговора. Не понимаю, о чем говорит Пьер-Ив, до меня долетают только обрывки фраз, когда он чуть ли не орет.
Улавливаю, что Пьер-Ив извиняется перед той, что пришла к нему (это, без сомнения, женщина, в «Опасном солнце», кроме Янна, нет ни одного мужчины), ему очень жаль, но он обязан сказать правду, всю правду, он не виноват, он вообще ни при чем.
Мне бы хотелось, чтобы тень ответила, я уверена, что узнала бы голос, но нет, она молчит или говорит слишком тихо, пришибленная словами ПИФа. Мне кажется, я слышу плач, и только.
Пьер-Ив все твердит, что лучше знать правду, даже если она ужасна и жестока, что «если тебе не хотелось знать, не надо было спрашивать», и без остановки мечется по хижине, то и дело мелькая перед окном, а тень не шевелится, замерла, будто тики.
Голос Пьер-Ива звучит тише, шаги замедляются. Мне все труднее что-нибудь расслышать, я подбираюсь ближе, оскальзываясь на сосновых корнях, и понимаю, что он пытается привести в чувство тень, оглушенную его откровениями. «Ты же знаешь, я могу тебе помочь».
Смотрю, как грузная фигура останавливается перед хрупким призраком. Вижу, как ПИФ касается рукой его лица, – наверное, хочет стереть слезу. Вижу, как он разводит в стороны руки, будто разрывает цепь, и снова смыкает. «Я к тебе так привязан». Вижу, как его голова наклоняется, сливается в единое целое с головой неподвижного призрака, вижу, как выпячивается толстое пузо, и на мгновение игра теней создает иллюзию, будто в комнате только один человек, будто Пьер-Ив проглотил гостью, что неосторожно пришла на свидание с ним…
И тут он ее выплевывает!
Она и не думала скармливать себя людоеду.
Плюет ему в лицо.
А потом все происходит очень быстро.
Я только и вижу какую-то дерганую пляску, урывками, когда они оказываются перед окном, и пытаюсь восстановить пропущенное.
Пьер-Ив не намерен упускать свою добычу, но добыча проворнее, она отбивается, что-то падает, мебель трясется, «успокойся, успокойся» – это снова голос Пьер-Ива, звон разбитого стекла, град ударов.
Я подхожу еще ближе, не могу просто стоять и смотреть. Когда до хижины остается меньше двух метров, вижу, как две руки поднимаются, сжимая что-то узкое и длинное, – маркизская дубинка? весло от пироги? просто метла? Я не успеваю разглядеть, что именно, а оно, просвистев в воздухе, уже бьет по лицу Пьер-Ива.
Тишину ночи разрывает его крик.
А следом – мой.
Я не могу удержаться.
Представление обрывается. Как фильм, когда бобина соскочит. И больше ни звука, кроме двух воплей, Пьер-Ива и моего собственного, они продолжают эхом отзываться в моем воображении.
Тень приближается к окну. Эта штука все еще торчит справа от ее головы, будто ружье за плечом, вот сейчас вскинет, выстрелит, убьет.
Я больше не раздумываю. Надо бежать! И я бегу. Споткнувшись о сосновый корень, упираюсь руками в землю, в колкие иглы. Я уверена, что дубинка вот-вот обрушится мне на голову. Кругом тихо. Вскакиваю, мчусь дальше в темноте. Я и не думала, что мои ноги могут так быстро меня нести. Что мое сердце может так сильно биться.
Выбегаю на дорогу.
Кажется, вдали, над хижиной, что-то светится, для автомобильных фар слишком слабо, для фонаря слишком высоко.
За мной гонятся?
Меня узнали?
Пьер-Ив убит?
Я – свидетель, которого надо убрать?
Не могу больше бежать, склон слишком крутой, просто иду как можно быстрее.
Повернуть обратно? Позвать кого-нибудь на помощь?
Снова на пути проклятый тики. Всего лишь серое пятно, я и не думаю его освещать.
Стараюсь убедить себя, что все это только кошмар, что завтра все будут на месте.
Добираюсь до «Опасного солнца». Все спят, даже Гастон.
Я знаю, что надо бы всех перебудить, вытащить на террасу, увидеть, кого недостает. Или хотя бы Янна разбудить. Янна и его жену, они оба полицейские, они знают, что делать. Или Майму, я ей одной могу доверять, но нет, это невозможно, ее мать спит в том же бунгало.
Я знаю, что надо делать, но вместо этого бегу в свое бунгало и запираюсь.
У меня в ушах звучат слова Пьер-Ива, сказанные им вчера за обедом, мне кажется, с тех пор прошла целая вечность.
Что бы ни случилось в ближайшие дни и часы, что бы ни произошло до той минуты, как вы, через пять дней, снова сядете в самолет, продолжайте писать. Отмечайте все! Записывайте все! Ваши впечатления, ваши эмоции, по горячим следам.
А если я снова видела представление? Если все это – часть заранее написанного сценария? Если Пьер-Ив снова, как в своих книгах, все подстроил?
Я слишком сильно сомневаюсь, для того чтобы всех разбудить, и слишком сильно боюсь, для того чтобы выйти одной.
И продолжаю сидеть на кровати.
Я знаю, что мне больше не уснуть.
Пьер-Ив, я сделаю, как ты велел.
Я напишу свой роман.
БРОШУ В ОКЕАН СВОЮ БУТЫЛКУ.