Читать книгу Замерзшие: 5 месяцев в снегах Гренландии - Митчелл Зукофф - Страница 11

6
Упавший человек
Ноябрь 1942 года

Оглавление

Гарри Спенсер решил, что ему пришел конец.

Еще будучи мальчишкой он взахлеб читал книжки о приключениях исследователей Арктики. Он восторгался суровой природой этого края и серьезно относился к тем опасностям, которые она готовит пришельцам. Молодой уроженец Техаса понимал, что провалился через ледяные мостки, покрывавшие незамеченную им расселину. Также Гарри осознавал, что подобные истории редко заканчиваются благополучно. Как будто тебя поглотил кит: стремительно несешься куда-то, а потом – все.

Падая, он успел подумать, что жить ему осталось очень недолго. Если разлом глубокий, скажем, около километра, то пройдет секунд пять, и он обагрит своей кровью его ледяное дно.

Этих нескольких секунд, вероятно, было бы достаточно, чтобы молодой симпатичный лейтенант представил себе будущую долгую и богатую событиями жизнь. Возможно, перед его мысленным взором предстала красавица жена Пэтси. Может, он подумал о том, что они могли бы провести много лет вместе и разделить все радости и печали, которые преподнесет им судьба. Если бы Спенсер думал так же быстро, как падал, то вообразил бы трех хорошеньких детей, а затем трех чудесных внуков. Помечтал бы о тихом вечере вдвоем с любимой в их домике-дебаркадере. Сколько еще потерь и столько побед и достижений будет впереди! Пока что он не подозревал, что станет всеми уважаемым бизнесменом, общественным деятелем, которого уважали прихожане его церкви, да и многие другие люди, живущие в городе Ирвинг в штате Техас. У него будет много наград от городской администрации и некоммерческих организаций. Мог ли он представить собственные похороны в конце долгой жизни и произносимые на них речи? Все же пяти секунд было недостаточно, чтобы по-настоящему проникнуть в смысл завершающих некролог слов: «Ум, мудрость, чувство юмора Гарри, его любовь ко всему новому и неизведанному, стремление сделать Ирвинг гостеприимным и отрытым для всех, кто сюда приезжает, желание усовершенствовать систему здравоохранения и образования, его глубокая любовь к Богу и преданность семье и друзьям – все эти качества поражали каждого, кто с ним встречался. Он верил в девиз бойскаутов[42] и каждый день проживал так, чтобы воплотить свою веру. Нам будет его не хватать!»

С каждой секундой, с каждым метром Спенсер падал все дальше в бездну, а шансы на продолжение жизни, которая, казалось, сулила еще много прекрасного и удивительного, все уменьшались.

Природа была равнодушна к попавшему в беду и не собиралась приходить ему на помощь. Обычно расселины образуются от того, что различные части ледника с разной скоростью движутся к побережью острова. Некоторые еле ползут, а другие несутся к морю, будто хотят скорее обрести новую форму существования, переродившись в айсберги. Давление между этими частями нарастает, лед трескается, и появляются разломы. У большинства из них отвесные стены, поэтому Спенсер имел все основания сравнить свое положение с падением в лифтовую шахту здания высотой в двадцать-тридцать этажей.

Но произошло нечто неожиданное и необычное. Провалившись сквозь ледяные мостки, Гарри Спенсер не летел в течение пяти секунд до самого дна расселины. Ему казалось, что время замедлилось, и падение длится бесконечно. На деле же оно длилось всего секунды три. В этом и был секрет спасения.

Скольжение вниз было столь кратким из-за того, что расселину перегородил блок льда размером с джип, который каким-то образом застрял между вертикальными стенками прямо под тем местом, где находилась сломавшаяся ледяная корка. Лейтенант соскользнул на своего рода платформу, достаточную по размерам и прочности, чтобы удержать человека. Он был оглушен от внезапности всего произошедшего, но физически не пострадал. Атеисты назвали бы это поразительной удачей, но Спенсер был верующим, и всю оставшуюся жизнь считал случившееся божественным вмешательством.

Придя немного в себя, Гарри понял, что окутан снежным одеялом: снег посыпался с поверхности вслед за его падением. Он выбрался из этого сугроба и тут осознал, как ему повезло. Он был жив и здоров. Однако приключение еще не кончилось. Надо было как-то выбраться отсюда.

Спенсер заглянул вниз за край ледяной платформы и понял, что расселина уходит далеко вглубь, в синеватую ледяную темноту. Поворачиваясь, он перенес вес тела с одной точки в другую, и блок закачался, угрожая сорваться и унести с собой в бездну того, кто на нем сидит. Однако стенки расселины сужались книзу, так что ледяная платформа просела и снова застряла чуть ниже.


Гарри встал на ноги и огляделся. Посмотрел вправо, потом влево. Насколько он мог видеть, в расселине была только одна такая платформа. Если бы он ступил на ледяную корку чуть дальше, то почти наверняка лежал бы уже мертвым на дне расселины.

На душе у него было до странности спокойно. Он вдыхал чистый морозный воздух, созерцал красоту бело-голубых льдов, выглядевших как стены легкого, будто эфирного храма. Он скользил взглядом по их пронизанным светом полупрозрачным поверхностям и, подняв голову, заметил вверху белое отверстие, через которое провалился. Ему было видно небо – тоже голубое, но совсем другого, сияющего оттенка. Подсвеченные солнцем облака складывались в рисунок, похожий на фресковую роспись потолка.

Молодой, недавно женившийся двадцатидвухлетний летчик оказался не в лучшем месте – застрял на полпути к страшному дну разлома. Выбраться самостоятельно было невозможно. Стены расселины были слишком отвесными и скользкими, к тому же у него не было инструмента, чтобы сделать выбоины, за которые можно было бы цепляться. Но в тот момент Гарри Спенсера это не смущало. Он стоял на своей маленькой ледяной платформе, среди фантастической красоты, созданной по прихоти природы, и был абсолютно уверен, что это расселина не станет местом его упокоения.

«У Бога на меня другие планы, – думал он. – Иначе этот кусок льда не застрял бы здесь».


Когда Спенсер провалился под лед, Билл O’Хара стал звать на помощь всех, кто был в самолете или возился вокруг обломков. Вначале его никто не услышал. Но он позвал еще три раза, и когда привлек наконец внимание товарищей, то прокричал: «Веревку, веревку захватите!» Только что поднявшиеся после молитвы Спина и Монтеверде выбежали из хвостовой части бомбардировщика, и бросились на помощь, не обращая внимания ни на больно кусавший уже обмороженные ноги холод, ни на риск провалиться в другую расселину. За ними последовали остальные члены экипажа, которые до того искали в снегу обломки радиооборудования и коробки с пайками, которые могли выпасть из развалившейся на части машины.

Пролом в поверхности льда шириной около пяти метров был вполне способен поглотить всю команду. Поэтому к краю расселины они приблизились очень осторожно, шагая, как по минному полю. До этого члены экипажа «PN9E» не имели представления о том, как может выглядеть прикрытая тонким слоем льда расселина. До крушения самолета они, наверное, и не думали, что им когда-нибудь придется это узнать. Вскоре они познакомятся с теми признаками, которые должны заставить идущего по снежной равнине насторожиться. Туччароне так описывал это: «В опасном месте видны небольшие ледяные гребешки, высотой пять-семь сантиметров, припорошенные снегом». При этом далеко не все «замаскированные» разломы можно было опознать по этим приметам, и потому каждый шаг по леднику таил в себе угрозу.

Монтеверде лег на живот, подполз к краю и окликнул Спенсера. Тот ответил, что жив и здоров. Остальные летчики поспешили обратно к самолету – собрать куски нейлоновых полотнищ от парашютов, которые они разорвали два дня назад, чтобы завернуться в них и не мерзнуть ночью. Они соединили шесть длинных кусков в крепкую «веревку» и потом по собственным следам, не отклоняясь от уже протоптанной дорожки ни на сантиметр, вернулись к расселине и кинули веревку своему сослуживцу. Спенсер сделал на конце большую петлю и продел ее через голову. Импровизированное лассо прочно обхватило его под мышками. Семеро товарищей Гарри (то есть все, за исключением отморозившего руки Спины) взялись за другой конец и принялись тащить друга на поверхность. С каждым движением нейлоновые стропы все больше врезались в кромку льда, проделывая в ней глубокие каналы. Когда Спенсер был уже совсем близко, Монтеверде и остальные осознали, что дело плохо: сейчас Гарри окажется с обратной стороны тонкой ледяной корки, которая, как полка, нависает над бездной. Взобраться на нее просто невозможно.

Все устали и выбились из сил, а потому решено было спустить Спенсера обратно, на тридцать метров вниз, на ледяную платформу. Они вытащили веревку и принялись разрабатывать другой план действий.

Для начала к одному концу веревки привязали подвесную систему парашюта. До этого петля больно врезалась Спенсеру под мышки и сдавливала грудную клетку так, что ему казалось, будто его режут пополам. Парашютные стропы были куда удобнее и безопаснее: верхние лямки надевались на плечи и грудь, в нижние продевались ноги. Помимо этого Гарри спустили нож-боло из «набора для джунглей». Когда подготовка ко второму этапу спасательной операции была завершена, семеро летчиков снова принялись тянуть своего товарища наверх. Когда он достиг тонкой кромки льда, нависавшей над расселиной, то начал снизу прорубать ножом лед «полки». Монтеверде сверху делал то же самое. Так совместными усилиями они прорубили V-образный канал и достигли кромки расселины, куда и вытащили Спенсера.

От момента падения до этой счастливой минуты прошло более трех часов.

Для Спенсера все закончилось относительно неплохо: он продрог до костей, потерял перчатку и почти обморозил одну руку, но других повреждений у него не было. Впереди у него была долгая и плодотворная жизнь, много побед и труда на благо общества. А до того самого некролога от благодарных сограждан было еще очень далеко.


Это происшествие заставило экипаж «PN9E» осознать, что они потерпели крушение на леднике, изобилующем скрытыми расселинами. Даже беглый рейд по окрестностям показал: опасности поджидают на каждом шагу. Особую тревогу вызывала трещина, пролегавшая под хвостом бомбардировщика. Поначалу она была небольшой, но потом начала стремительно расти. Через несколько дней она могла расшириться настолько, что угрожала бы жизни экипажа или по меньшей мере уничтожить их убежище.

Если бы катастрофа произошла в конце лета, ледовые мостки над разломами уже растаяли бы, и сеть расселин, как карта дорог, предстала бы перед взорами летчиков. Но в ноябре эти коварные ловушки не были видны. Они превратились в нечто подобное подземным туннелям.

Это значило, что команда потерпевшего крушение бомбардировщика не сможет дойти до Коджи-бей. И фантазии о том, что они будут охотиться на тюленей, пока их не отыщут корабли береговой охраны, тоже пришлось оставить. Добраться на спасательном плотике до Главной береговой станции тоже не удастся. Они попали в ледяную западню, и их выживание зависит от того, смогут ли их обнаружить с воздуха. Но даже если их найдут, встанет следующий вопрос: как спасатели снимут с ледника потерпевших крушение? Самолет не сможет приземлиться среди расселин, а люди на мотосанях или собачьих упряжках вынуждены будут пройти по тому же опасному пути, ступив на который чуть не погиб Гарри Спенсер.

Измученные, продрогшие летчики вернулись обратно к разбитому бомбардировщику. Они собрали деревянные обломки, оставшиеся от разбитого радиоотсека, полили их остатками топлива и разожгли костер прямо на льду. Монтеверди выдал каждому по полной порции еды, соответствующей в пайке одному полному приему пищи. Это должно было помочь восполнить потраченные силы, а заодно и стало праздничной трапезой в честь спасения второго пилота. Люди кое-как обогрелись у костра и стянули ботинки, чтобы помассировать ноги и разогнать кровь. Затем все вместе помолились – поблагодарили Бога за то, что удалось выручить друга из беды. С тех пор они каждый день молились вместе, как маленькая община. Среди потерпевших бедствие на далеком заснеженном острове атеистов не было.


Еще до того, как пришлось вызволять Спенсера, все члены команды еле ходили из-за того, что у них были обморожены ступни. Но после многих часов, проведенных у расселины, ноги у всех стали болеть еще больше. Тяжелее было тем, чьи летные или обычные ботинки были кожаными, а не резиновыми[43]. Вуди Перьер обнаружил, что его кожаная обувь, не имевшая ни толстой стельки, ни утеплителя, кое-как сохраняла тепло и мягкость днем, но ночью целиком промерзала. Когда Вуди надевал ее утром, создавалось ощущение, что суешь ногу в ведро со льдом. Обычные (невоенного образца) кожаные ботинки O’Хары так и не просохли с тех пор, как тот спрыгнул снег, чтобы втащить Пола Спину обратно в самолет сразу после крушения. Те часы, которые Билл провел у расселины, не прошли для него даром: ноги потеряли чувствительность от лодыжек и ниже. Он сказал Монтеверде, что, как ему кажется, у него серьезное обморожение. Разговор происходил внутри самолета. Пол Спина слышал, как штурман говорит командиру: «Я вообще не чувствую ног, не могу понять, есть они у меня, или нет». Когда Арманд помог товарищу снять ботинки, его взору открылась ужасная картина: кожа на ступнях и выше покрылась страшными, глубокими трещинами, переливающимися разными цветами – синим, желтым, зеленым. Осматривая повреждения, Арманд поразился тому, что и на ощупь ноги не были похожи на живую человеческую плоть. Скорее, это напоминало холодный металл пулеметных стволов с «В-17». Командир экипажа понимал, что причина происходящего не только в том, что штурман ходит в легких кожаных ботинках. O’Хара ко всему прочему, был самым самоотверженным, не жаловался и не жалел себя. Он застудил ноги уже тогда, когда спасал Пола Спину, потом усугубил положение тем, что попытался пойти со Спенсером к морю. Долгое «дежурство» у расселины стало последней каплей.

Надеясь обратить процесс разложения тканей вспять или хотя бы ограничить поражение, Монтеверде целый день растирал ноги штурмана и пытался согреть их теплом своего тела. Постепенно они стали немного теплеть. Трещины засыпали стрептоцидом, чтобы избежать распространения инфекции. В течение дня ступни и лодыжки O’Хара покрылись пятнами различных оттенков, по мере того, как кровообращение понемногу восстанавливалось и возвращалась чувствительность. Другие члены экипажа подменяли Монтеверде и по часу массировали мертвевшие участки кожи на ногах у лейтенанта. Надо сказать, что обмороженные конечности не болят: они немеют. А вот новый приток крови сопровождается обжигающей болью.

То, что случилось со штурманом, напугало его товарищей. Ходившие в обычных кожаных ботинках летчики решили поменять их на резиновые или кожаные летные, найденные среди обломков самолета. Находясь внутри своего убежища, они старались, как могли, проветривать и просушивать обувь. Ее набивали парашютным шелком, чтобы хоть как-то утеплить. При этом необходимо было оставлять место для движения большого пальца – нужно было почаще им шевелить, чтобы активизировать кровообращение.

Кроме этого, летчики поняли, что перчатки следовало оставлять снаружи, на холоде. В противном случае, оттаивая, они наливались влагой и потом снова замерзали, становясь грубее и жестче. Люди начали осознавать, что попали в страшное место, где рука лучше чувствует себя в замерзшей перчатке, чем в оттаявшей, но насквозь промокшей.

На собственном тяжелом опыте команда «PN9E» постигала то, что могла бы узнать при менее трагических обстоятельствах. Если бы пилоты транзитной авиации знакомились с «Руководством по выживанию в Арктике», предназначенным для военных летчиков, потерпевших крушение среди холодов и снегов, то знали бы, что им предписывается не носить тесную обувь. Также там говорилось: «Если размер имеющихся ботинок не позволяет надеть под них две пары толстых носков так, чтобы оставить ноге достаточно свободного места, откажитесь от носков. Оберните ногу несколько раз самодельной портянкой, сделанной из ткани, которой укрывают крылья самолета и двигатель, или используйте другой плотный материал, имеющийся на борту». Далее следовало зловещее предсказание: «Позаботьтесь о ногах, они будут единственным средством передвижения, если спасатели не смогут вас отыскать».

Увы, не читавший этих инструкций экипаж не знал, что массировать поврежденные морозом ткани нельзя: это, вероятно, ускорит их разрушение. «Не растирайте обмороженные участки, – предупреждали в руководстве, – даже самый щадящий массаж может причинить серьезный вред». Специалисты советовали укутать чем-нибудь руки или ноги, пострадавшие от холода, чтобы те постепенно согревались. Члены экипажа ухудшили положение дел еще и тем, что растирали обмороженную кожу снегом. Такой народный способ «лечения» абсолютно неэффективен, лишь дополнительно охлаждает кожу и вызывает появление волдырей. Полу Спине так усердно втирали снег, что у него возникли волдыри размером с теннисный мяч.

При этом Спина, несмотря на то, что кроме обморожения у него было еще и сломано запястье, все же чувствовал себя лучше, чем O’Хара. Тому, как и другим, в перспективе, грозило прогрессирующее омертвение тканей, так называемая сухая гангрена, вызывающая омертвение членов.

Сухая гангрена развивается медленнее, чем обычная, при которой в ране размножаются бактерии и начинают убивать ткани. Если не лечить простую гангрену, то она мгновенно распространяется с кровотоком и убивает больного в течение нескольких дней. Сухая форма развивается несколько менее стремительно. Вначале кровь, а вместе с ней и кислород, перестают поступать к поврежденной части тела. Когда это происходит, тот или иной член теряет подвижность, начинает усыхать, а кожа меняет цвет. «Мумифицированный» участок становится красно-черным и вскоре фактически отмирает. У заядлого курильщика подобное нарушение кровообращения иногда происходит постепенно, в течение нескольких лет. А у молодого штурмана с обмороженными ногами тот же процесс может занять несколько недель.

Несмотря на то, что Монтеверде и Спенсер не были знакомы с правилами помощи при обморожении и с руководством по выживанию, они отчасти устроили быт команды в соответствии с этими законами. Какие-то знания у них имелись: оба офицера когда-то были бойскаутами и изучали законы выживания в экстремальных условиях. Во-первых, они регулярно чистили самолет от снега, чтобы его было лучше видно с высоты. Во-вторых, режим был устроен так, чтобы люди много отдыхали и восстанавливали силы. В-третьих, следили за тем, чтобы не допустить обезвоживания организма.

И все же как полезно было бы им знать другие положения руководства! В нем, например, говорилось, что стоит слить запасы масла, имеющиеся в самолете, и развести сигнальный огонь с большим количеством дыма. Его нужно поддерживать днем и ночью. Также рекомендовалось снять с двигателей капоты, сделанные из блестящих металлических пластин. Их надо было закрепить на крылья в качестве отражателей солнца, что тоже привлечет спасателей. Ни того, ни другого команда «В-17» не сделала.

Еще одному совету, не отращивать бороду, они просто не могли последовать, даже если бы знали о нем. Растительность на лице опасна, так как накапливает влагу от дыхания и на ней образуется ледяная корка, дополнительно охлаждающая кожу. Но у экипажа бомбардировщика не было бритв, поэтому вскоре все девятеро обросли бородами.

Другие рекомендации и законы выживания из документа для летчиков и вовсе были неактуальны. Содержавшиеся в нем предупреждения о северной мошке касались только тех, кто потерпел крушение в летние месяцы. Тем, кто затерялся в лесу, предлагалось выжечь целую поляну или узкий участок леса. Но в Гренландии на тысячу километров не было ни одного дерева. Упоминание, что корень пастернака может вызвать тошноту, тоже было бесполезным: на леднике ничего не росло.

Не было поблизости и местных жителей, эскимосов, объясниться с которыми помог бы элементарный разговорник, включенный в руководство. Там давались фразы на гренландском языке[44], например: «Где мне найти белого человека? – Kah-bloon-Ah nowk».

Некоторые рекомендации могли вызывать скептическую улыбку, скажем, бодрое сообщение, что «можно победить Арктику, если оставаться в тепле и сухости, много отдыхать, потреблять достаточно жиров». Замерзшим летчикам, жившим в разломившемся пополам самолете и экономившим каждую крошку пайка, это показалось бы издевательством.

Зажатый среди расселин экипаж «PN9E» интуитивно следовал главному закону, который также содержался в руководстве: «Если в полете случилось чрезвычайное происшествие и пришлось совершить аварийную посадку, не покидайте самолет, оставайтесь рядом с ним. Спасатели будут искать и найдут вас. Но помните: любая поисковая операция требует времени. Не оставляйте надежду на спасение. Спасатели хорошо знают свое ремесло и сделают все, что в их силах, чтобы обнаружить вас».

Так совпало, что 10 ноября, на следующий день после крушения бомбардировщика «PN9E» еще один военный самолет, принадлежащий Союзникам, аварийно сел на восточном побережье Гренландии. Его полетное задание никак не было связано с поисками пропавшего «С-53» с экипажем Макдауэлла и потерпевшего крушение «В-17» под командованием Монтеверде.

В тот роковой ноябрь печальный список машин, попавших в гренландскую ловушку, пополнил «Дуглас» «А-20»[45] – тактический бомбардировщик с тремя канадскими летчиками на борту. Они нарушили практически все возможные правила выживания в Арктике, и это привело к неожиданным результатам.

42

Девиз бойскаутов США, как и у пионеров СССР, – «Будь готов!»

43

Имеются в виду летные меховые сапоги модели А-6 с надетыми на них и пришитыми к ним кожаными галошами (прим. ред.).

44

На нем говорит коренное население Гренландии. Принадлежит к инуитской ветви эскимосской группы эскимосско-алеутских языков (прим. ред.).

45

Douglas «A-20» – американский средний бомбардировщик и торпедоносец, в больших количествах поставлявшийся из США в страны антигитлеровской коалиции особенно в СССР, где был широко известен под британским наименованием «Бостон» (прим. ред.).

Замерзшие: 5 месяцев в снегах Гренландии

Подняться наверх