Читать книгу Реквием по далекому Свету - Мияки Тацудо - Страница 2

– Вихра нашёл и планету может найду, – произнёс Морохов, прежде чем передал на станцию информацию о старте и разгерметизации входного отсека:

– XS939 R2 просит разрешение на взлет, – недолгое молчание и привычный стандартный ответ, – борт XS939 R2 разрешение получено, взлетайте, – и уже от себя инспектор добавил, – хорошего пути капитан.

– Спасибо, – Морохов ответил, перевёл двигатель из прогревающего режима в активный и, медленно выворачивая, непривычно тяжёлый джойстик управления двигателем, начал отстыковку в уже наполовину открывшемся разгерметизированном шлюзе.

– Давай старушка, время тряхнуть стариной, – он окончательно вспотел, осознавая, что боковой поддерживающей тяги у его звездолёта просто нет. Вовремя вырулив на развороте, он всё-таки попал в проём шлюза. Даже на обучающих тренажерах летной школы они есть, жизнь его к такому явно не готовила. И стоило ему только оказаться снаружи, без каких-либо по крайней мере видимых угроз для его корабля, он тут же покинул место штурмана и поспешил в центральной отсек. Там был небольшой иллюминатор, выглянув в который, он убедился в своём и так уже доказанном подозрении. Это был ещё один минус в том, что у него не было трапа. Войдя в шлюз, он мог спокойно обойти звездолёт и рассмотреть его со всех сторон. Взяв из мини холодильника, что он тоже притащил сюда, бутылку газировки, включил в отсеке режим вентиляции с последующей ионизацией. «Чем чище и свежее здесь будет, тем проще мне предстоит путешествие», – думал он и, вернувшись в рубку, с интересом для себя обнаружил, что во встроенном бортовике висит сообщение, причём датированное явно не ему. Это было интересно. Да и он любил, чтобы всё было чисто, а она непрерывна мигала, не издавая, хотя бы никаких лишних звуков: «Вы полное ничтожество Эддигон. Сколько раз я просил сделать всё чисто? Сколько, а? Но вы всё равно продолжаете купаться, но уже в грязи. Простите, но на этом наше знакомство прекратится. До свидания!» «По всей видимости бывший мусорщик помогал пиратам, но тех явно не впечатлили его мозговые способности. Или его опередил генерал, просто уволив, раз он не успел прочитать эту запись. Ну да, ладно». Морохов сел поудобнее в кресле и принялся программировать в древнем компьютере координаты с вычислением автоматического пути. «Довольно интересно прокладывать путь, обходя все возможные звёзды, большие метеориты и другие известные вбитой навигационной системе угрозы перелета». Он не встретил на пути ни одной маломальской планеты. Хоть бы что-нибудь, но увы по маршруту координат, где слышали песню Дельты, ничего подобного не было. Ему предстоял долгий перелет в полном даже по отношению к космосу одиночестве. Это будет самым грустным перелетом в его жизни. Но не только такие мысли его посещали: «Быть может они и выбрали её из-за такого интересного расположения по отношению к самой станции. Дело в том, что генерал уже говорил, что на ней проводили эксперименты по сверх перемещениям и, возможно, они рассчитывали именно на этот маршрут, да и станция, если мне не изменяет память, уже давно висит на одном месте в этой точке координат. Всё дело усложнялось ещё и затёртым наглухо защитным стеклом, закрывающим собой сам бортовик. Хотя при всём этом можно было разглядеть, что он качественно выглядит, когда его только построили, скорее всего он и сам весь блестел».

Закончив с проложением маршрута, Морохов перевёл режим двигателя из актив в авто, зафиксировал штурвал, ну тот самый джойстик. Проверил все датчики и те, которые возможно, перевёл в автоматический режим.

Режим автоматизации вроде работал исправно. Он ещё немного посидел, следя за панелью, ничего не происходило: «Большего и желать не надо было». – Он встал, вернувшись в центральный отсек, отключил систему очистки воздуха и сел на диван, в попытке расслабиться, но как-то было не уютно. То ли из-за постоянного давления за бортом звездолета, то ли еще из-за чего. Скорее всего все было не так гладко, как ему самому этого хотелось. Он встал и подошёл к всё ещё запертому грузовому отсеку: «Что ты скрываешь за собой?» – он постучал по тяжёлой железной двери рукой и даже приложил к ней ухо: «Ну вдруг там спрятан контрабандный вихр? Никто же не знает, но скорее всего его просто списали из-за сломанного трюма вот и всё». Но осадок неприятный не собирался никуда уходить. Он попробовал почитать, но как-то особо не получалось сосредоточиться. Бросив эти попытки, он встал и в очередной раз пошёл всё осматривать. С гораздо большим пристрастием он проверил стыки иллюминаторов, различных механических узлов и систем, подтягивал их и смазывал маслом по мере необходимости, тут же протирая до блеска и удовлетворившись, шел дальше. Достал стоявший в пыли и без дела ящик с инструментами, перебирая каждый из них и очищая от покрывавшего их налета, он тут же представлял себе, где и как он может их там применить. Не особо утруждая себя этим занятием, он взял в руки некий электронный прибор, до него не сразу дошло, что он делает, но включив, разобрался сразу – древний, допотопный измеритель излучения, такой применяли на авариях при AЭC и других местах, связанных с радиоактивными выбросами. И было неплохо, что находясь здесь, он практически не издавал характерного этому прибору треска. Решив продолжить свои маленькие эксперименты, он спустился в машинное отделение, где поднес прибор ближе к двигателю и удивился, всё-таки достаточно достойной работе создателей и сборщиков этого двигателя, если бы была хоть одна в нём пробоина, он фонил бы сто процентов. Но всё было хотя бы с виду в порядке. Морохов взглянул на генератор, приборы которого, чуть подергиваясь, говорили о том, что всё в порядке. Вроде как успокоившись, он поднялся наверх, убрав измеритель обратно, осмотрел отсек, подумав, что тут явно не хватает минимального уюта, и маломальская картина здесь была бы очень уместна. Даже если учесть, что это рабочая лошадка, кто из нас не любит, чтоб на работе было немного приятнее находиться? Он сделал себе кофе, достал листок формата А4 и начал, попивая напиток, легкими линиями, как когда-то в университете на черчение, вырисовывать сначала поверхность, решив, что его рисунок будет некой абстракцией (другого в принципе вида художественной живописи он не знал), вырисовывать её линиями. Когда наброски затмили весь низ листа, став хоть чем-то похожим на некую поверхность, он принялся вырисовать ракету. Не те, что привычно изображали на плакатах с полетами, с призывами покорения межгалактических просторов. А простой звездолёт, небольшой, как его собственный мусоровоз. Самое непонятное для него, как здравомыслящего юноши тогда, когда он был ещё студентом, было то, как выглядели современные звездолёты. Он задавался вопросом, в какой момент люди в буквальном смысле забили на эстетику и перешли к этим вычурным прямым линиям? Нет вы вспомните, как элегантно, скошено от углов и прямых стыков, обтекая корпус, собирались самолёты и последние из автомобилей, и это делалось не только из простой красоты, но больше для придания ускорения с конкретной целью экономии горючего. А это что за прямоугольники, как они вообще думали, что они взлетят? Ну конечно всё так и было, пока не изобрели световые двигатели, работающие на энергии света. Им тут же и стало плевать, какого рода корпус будет держать их на своем борту. С их же приходом в массовую изготовку кораблей ушла вся элегантность и эстетичность. На своем веку Морохов видел лишь несколько кораблей, которые, как говорит современная молодежь: «ему зашли». Ну он действительно не мог оторваться от огромного шаттла и при нём же находившегося челнока. Линии которого словно были отточены самим ветром. Говорили, что он принадлежал некому принцу, что строил его под свой личный заказ, но сейчас, полетав по миру на старом железе, он рисовал именно его, чаще встречаемого в космосе. Именно на таких вот квадратах и открывался мир. Ибо только им, по большому счёту, можно гораздо более просто осуществлять жесткие посадки. А ты, красота, не для простых исследователей или солдат, сломайся на ней что-то, и больше он с этой планеты никуда уже не взлетит. С этой мыслью он дорисовал наконец-то незамысловатый рисунок. Допив кофе, и всё ещё рассматривая своё творение, он явно неожиданно для самого себя остался в полной темноте:

– Вот тебе раз, – произнес Морохов и особо не торопился что-либо предпринимать. Он дождался, пока включится аварийное освещение, работающее на аккумуляторах и еле-еле, но хоть как-то, оно осветило отсек. Морохов тут же встал и побрел в рубку, помня, что прежде чем химичить с двигателем, нужно вернуть все положения тумблеров в исходное положение, это как с машиной. Вы же, если заглохните, прежде чем завестись заново, вернёте коробку передач в нейтральное положение. Также и здесь, всё усложнялось отсутствием помощника и ему придётся, видимо не раз, сбегать из машины в рубку и обратно.

В машинном его ждал маленький, но неприятный сюрприз. Везде стоял пар, который, ко всему прочему, усугублялся присутствием минимального освещения. Благо пар был приемлемый, по всей видимости это были проблемы с системой охлаждения. Он разделся, дабы не испортить одежду, от которой сейчас было мало толку, и, прихватив с собой ящик с инструментами, полез вниз к самому двигателю. В результате чего, не найдя наружных повреждений, обыскав его практически целиком, он не придумал ничего другого, как лезть в сам двигатель, а именно в его выпускной коллектор.

Для начала Морохов аккуратно проверил температуру залитой трубы с выступающими по внутреннему кругу полосками железа: «Странно, в современных двигателях они закрытого типа, и в них течёт дополнительное охлаждение. Тут же все полосы открыты и, идя с центра по низу, стоят в накопившейся в них воде. Ничего не поделаешь, придётся лезть внутрь», – с этими мыслями он аккуратно забрался в немалых размеров отверстие и, ползком пролезая по выпирающим полоскам железа, отметил для себя неудобство ремонта в связи с впиванием вышеупомянутых в свои ноги. Добравшись наконец до выпускного кольца, он рукой попытался повернуть его, проверив на подвижность, но оно, в отличие от всего двигателя, оказалось всё ещё горячим. Резко отдернув от него руку, он снял установленный перед началом охлаждающих туннелей кожух и увидел причину залитого двигателя. Трубки, по которым текла охлаждающая жидкость, были порваны, и она до сих пор вытекала из них. Попытавшись соединить порванные части, он убедился, что их длины никак не хватит. Пришлось выбираться обратно:

– Кто же придумал такую ненадежную систему, будь он неладен, – повторил Морохов, ища в тусклом свете подходящие по длине трубки. Нашел не совсем уместный к этой системе кусок железной трубы. Но как говорится делать больше нечего. И он снова полез в коллектор. Опять повторилась история с ненавистно впивающими в ноги полосками железа. Проклиная всё это, находясь при этом до сих пор в жарком от пара, который, слава Богу, хотя бы успел, пока он тут ползает туда-сюда, развеяться. В итоге он умудрился присоединить два шланга хомутами к трубе и максимально аккуратно, закрепив трубу, он закрыл всё это кожухом и всё-таки ещё раз, уже в перчатках, решил попробовать повернуть выпускное кольцо. И надо отдать должное ему это удалось и даже лучше – оно, провернувшись, встав на свои пазы, закрутилось само, и тихо так, словно шёпотом начало набирать обороты. Морохов понял, что дела его плохи, и быстро полез задом обратно. Никогда ещё раньше он не ползал с такой скоростью. И буквально, выпав из коллектора, сразу сжался и прополз в правый от лестницы бок. В ту же секунду двигатель, зашумев максимально на сколько он обычно шумит при включении, озарился светом, от которого остатки воды резко выпарились, а он, Морохов, грязный, в ноль, в паре уже с улыбкой на лице, прополз к небольшой площадке, от которой лестница вела его наверх. Странно было то, что хоть двигатель и заработал, сам он его не включал, да и освещение всё ещё было довольно тусклое. Поднявшись, он отвернул крышку энергощитка, где ему открылся настоящий хаос из различных, ранее, по всей видимости, разноцветных проводов, но ныне одинаково покрытых пылью и ещё чем-то. Но в глаза сразу бросился толстый штифт, который достаточно отошёл. Вставив его обратно, тут же загорелся привычный свет, и он тяжело выдохнул, ибо ему очень не хотелось разбираться во всём этом. Хоть и надо было. Может и дверь грузовой открылась бы. Но сил и желания не было. Он закрыл всё на место и вернулся в рубку. Сев в чём есть в кресло, он задумался, что понимает почему оно такое грязное было с его сюда приходом. Нет не из-за мусора, кто-то просто устал его чинить и сил убирать уже не оставалось. Он перевёл режим в актив, и звездолёт вновь продолжил свое путешествие. И тут он увидел то, о чём он ещё не успел подумать, но оно вышло само собой, вытекая из всего произошедшего – бортовой компьютер сбил все установленные им настройки: «Вот чёрт! – сказать вам как часто звездолеты ломаются прямо в открытом космосе? – очень часто». Настолько, что любой капитан давно как говорится на них собаку бы съел, но при этом всё равно, каждый раз они испытывают на себе дикое отвращение ко всему этому неожиданному ремонту. Он наконец-то завершил продолжительные настройки и вернулся в центральной отсек, сел на диван. Ни о каком неприятном осадке речи уже не было. От усталости, в чём он был, в том и уснул.

Проснувшись, первым делом протиснулся в душевую, которая к его изумлению работала довольно исправно. Вода шла и ладно. Вышел, вернулся к столу, и вспомнил о своей картине, нашёл несколько железок и, приварив их ручной сваркой к противоположной от дивана стене, сделав рамку – карман, засунул туда свое созданное творение. Сел на диван, оценив, как-то и аппетит тут же пришёл. Он разогрел себе еды и впервые с момента старта с особым удовольствием поел. С тех пор всё шло относительно гладко.

Морохов пришёл в рубку и сел в кресло, рассматривая абсолютно ничего, где-то горят звёзды и медленно, практически зрительно неосязаемо, звездолёт двигался среди всего этого. Наступало то самое время полета, которое волей-неволей психологически заставляло себя чувствовать одиноким. Некая депрессия накатывала и появлялись мысли из ряда: «А что если вот именно сейчас всё вымерло, а я остался абсолютно один, в этом старом ведре, бороздя сплошное ничего дальше? И самое печальное было то, что он действительно сейчас делал перелет к ничему, несмотря на чьи-то слухи, звуки и так далее. По факту он летел туда, где нет ничего. Абсолютная пустота в абсолютной пустоте. Полный ноль. И как по-вашему себя должен чувствовать человек? Или как-то по-другому? Вряд ли». Он взглянул на бортовик, тот передавал, что всё чуть ли не прекрасно, что конечно было далеко до истины, но действовало вполне успокаивающе. Одному, Морохову, до этого удавалось летать только по небольшим расстояниям и то не сильно отрываясь от самой земли. А сейчас он и не помнит, когда на ней был в последний раз. Всё в космосе, жизнь он уже по факту посвятил ему. Этой непроглядной тьме, где все мертво и живо одновременно. Тут медленно на горизонте стало подниматься что-то сверх яркое. Некое сияние напоминало ему обычный восход солнца на земле, коего тут быть не могло, но было. Сияние продолжало расти, поднимаясь и приближаясь к нему всё ближе. Слепило настолько сильно, что ему пришлось прикрывать своё лицо руками. Мусоровоз начало трясти, всё падало, и Морохов тут же вспомнил про свой колхоз, запереживал не повторилось бы с ним история ещё раз. Он закрепил себя в кресле, взяв штурвал в свои руки, и дав курс ниже, пытаясь как-то уклониться от этого светового потока. И ему это удалось. Тут же он увидел отчётливо причину этого света. Огромный, невиданной мощи, крейсер шёл встречным курсом прямо на корабль. И в этот момент проходил над его головой. И то свечение было показателем его мощности и серьезности намерений. Редко кому разрешают управлять так светом. И уж тем более одобрят такого рода установки устройства на носу корабля. Дикая устрашающая машина прошла его мусоровоз и ушла из виду. Запереживав за станцию, Морохов набрал закрытый канал самого генерала и передал об увиденном сообщение.

Сообщение было принято генералом и истолковано и то решение, что он принял, о коих событиях жители станции не знали, было воспринято с большой шумихой. Он дал указание установить все имеющиеся на борту станции световые двигатели, тем самым убрать возможность ремонта прибывающих звездолетов на станцию. На естественный вопрос низких чинов: «Зачем это делать?» – он дал конкретно прямой ответ: «Для увеличения неимоверно низкой скорости передвижения нашей станции. А делается это для того, чтобы в экстренный момент была возможность её перемещения». Как и ожидалось, сам ответ не открыл для солдат абсолютно ничего, лишь лишние разговоры, которых естественно было не избежать, но так или иначе, генералу было чего боятся, и он тщательнейшим образом это скрывал.

Морохов, всё ещё сидя пристегнутым в кресле, зашёл в бортовой компьютер в поисках увиденного звездолета и, найдя похожее описание, обнаружил, что остальная информация о нём была засекречена.

– Кого интересно могут бояться эти ребята в принципе, что информация о них закрыта. Либо наши боятся их и специально не хотят, чтобы мы видели, что всё, что мы всё это время делали, по сути своей устарело и является абсолютно бесполезным занятием, – он засмеялся, представив их встречу: «Так товарищ генерал Кобызев, Ваша техника и методы морально устарели и подлежат, как и сами вы, списанию в утиль. А-ха-ха», – он рассмеялся во весь голос, отчасти понимая, что нагнетающее пустотой одиночество начало переходить на новый уровень. Он уже начал общаться вслух с самим собой:

– Точно, стоит поискать в эфире музыку. А почему нет? Те же умники пираты или купец, нашли, – он вспомнил, что пиратам он его сам обозвал: «Да какая к чёрту разница, у них получилось, глядишь и я что-нибудь интересное найти смогу», – он принялся крутить шайбу поиска, меняя дальность их волн. Сигнал в космосе на то и сигнал, что его хрен без антенны словишь. Неожиданно для самого себя, подумал он, что всё равно её точное наличие он никак не сможет проверить, за единственным исключением. Он вышел назад в центральный отсек и вновь отвинтил крышку электрического щитка, улыбнувшись, глянув на свою картину, начал протирать кабеля, не полностью, так чтобы было видно, что на них написано, либо изображено. По цифрам и маркировке порой можно было понять для чего оно применяется. И как это обычно бывает ему пришлось протереть их всех, пока он не нашел нужный, аккуратно протерев его полностью и поправив, высунув и вставив его обратно в разъём, к своему удивлению он увидел загоревшийся зелёный индикатор: «Другое дело». Он закрыл щиток, прошёл в рубку и, усевшись поудобнее, начал повторно поиск сигнала. «Как же ласково для уха», – он надел специальные наушники для общения и приема передачи. Слушая ненапряжённое, естественно по сравнению с обыденным шумом мусоровоза, шипение, наконец-то ему всё-таки посчастливилось на одной из дальних станций найти какое-то вещание. О чудо, планета Вита, рекламировала сама себя. После рекламы был анонс прилетов с погодными аномалиями на ближайший месяц и заиграла очень необычная местная музыка, но даже она умудрялась вытянуть, становившееся невыносимым угнетающее нарастающее одиночество. Под неё Морохов и уснул. Он вряд ли вспомнит тот сон, что ему снился, скорее всего это был космос, и он проснулся от дикого крика. Своего крика. Наушники, от его резкого возвращения в реальность, слетели с головы, ударились об панель приборов и отлетели на пол. Он резко вскочил, ещё толком не придя в себя, и раздавил их, наступив ногой. И тут же со скрипом вернулась сама реальность. Миссия начинала переходить из разряда невыполнимой в невыносимую. Он поднял то, что осталось от них с пола, пошёл в центральный отсек и, очень серьёзно подойдя к вопросу их починки, проковырялся в них, наверное, с час. Хотя время тут не имело никакой разницы, оно менялось вместе с отдалением постоянно и уследить за ним мог только его бортовой компьютер. Поэтому он давно перестал обращать на него своё внимание. Собрать удалось одно ухо из двух, но уже что-то. Положив аккуратно своё достижение на полку, он сел, достав газировки. Отпив ее, он подошел к зеркалу и, глядя в него, произнёс, – Морохов, что с тобой происходит? – перед ним было лицо пьющего алкоголика, причём давно пьющего. А ведь прошло не так много времени. Умывшись, поев, и сделав гимнастику, он уже более уверенно смотрел на своё отражение. Но тоска опять возвращалась, и он вновь начал думать, чем себя занять в этой дыре. Порывшись среди имеющихся и нетронутых им книг, он нашел книгу о строении его мусоровоза. Из неё он узнал, что его предшественник с приставкой R, их мало того, что было собрано чуть ли не всего с десяток, так ещё и из-за дешевизны в них не было простых удобств, типа душа, столика, и самое главное – бортового компьютера. Летали пилоты на них без автоматизации самостоятельно. «Кошмар», – Морохов на секунду представил, как бы он сейчас выглядел, если б всё время неотрывно держался за штурвал. Про грузовой отсек ничего путного он не узнал, видимо заклинило изнутри, нужен ремонтный док. Дойдя до главы о защитной системе, ухмыльнулся, что такая глава вообще присутствует в этой книге, он очень удивился, когда увидел изображенный мусоровоз и обтекаемый его нарисованный, привычный для больших кораблей, но явно не для таких вот малюток, защитный слой силового поля. «Но на кой хрен?» – Морохов был действительно поражён. Вот же силовой генератор. Дальше, видимо для удивленных, было примечание, где и пояснялось, что данные звездолёты создавались для средней полосы, где для очистки путей следования они собственно и применялись. Мусоровоз убирал остатки метеоритных дождей, отбросов планет и всего того хлама, что попал туда. Ведь корабли на свете имеют за собой неимоверную тягу, которая потоком за собой очень медленно, но тянет попавшиеся осколки и другой хлам, а так как всем были почему-то более интересны центральные планеты, может климат лучше, либо ресурсы, все и тащились туда. «Вот так да», – изучение подарка судьбы продолжается. Он вернулся в рубку и проверив всё, убедился в своих доводах, его нельзя было никак включить с приборов, но был ранее выпавший из вида индикатор, по которому особо и не было понятно, что это поле. И раз он не горел, его и не было соответственно. Морохов пошёл в механический отсек и понял в чём весь смысл. Один из тумблеров на новом генераторе видимо, судя по тому же значку, что на индикаторе, отвечал за поле. Он заменил два старых одним новым. Щёлкнув им, чуть с опозданием, он загудел и Морохов почувствовал, как плавно гул перешёл на весь корпус корабля. «Здорово», – наконец-то что-то позитивное в его полете, особенно в плане защиты. В рубке ничего не изменилось, он сделал себе кофе, и сидя, попивая его в кресле штурмана, приятно продолжил любоваться сплошным ничем: «Хоть бы позвонил кто. Эх, в летной школе куда как всё это интересней преподносят».