Читать книгу Таинственный посох - Монах Варнава (Санин) - Страница 4

Умерла у одного известного физика – его имя часто можно встретить в авторитетных научных журналах – дочь. Единственное утешение и отрада после смерти любимой жены…

Все его статьи, все изобретения, многими из которых пользуемся мы сейчас, даже не зная, кто их автор, да и сама жизнь, потеряли свой былой интерес, всякий дальнейший смысл. Верил бы в Бога, как стали теперь многие верить, так было бы легче. А так…

Как сделанный им когда-то в юности робот, почти механически ходил он в институт, делал там что-то. Затем возвращался домой, что-то ел и опять что-то делал… То вытирал пыль с казавшейся ему бесконечно длинной, темной стенки, боясь коснуться семейных фотографий. Наверное, чтобы не разорвалось от горя и без того стучащее в груди на пределе сердце… То поливал поникшие, словно осиротевшие вместе с ним цветы.

Так продолжалось до тех пор, пока не зашел он в храм. Большой такой, с сияющими в лучах заходящего солнца крестами на синих куполах. Сам не зная, зачем зашел.

Постоял, глядя на огромные темные иконы старинного письма и силясь хоть что-то понять. Потоптался у свечного ящика, где продаются иконы поменьше. Купил – побольше да покрупней – свечей. Но, стесняясь спросить у молодых парней в подрясниках, где ставят свечи за умерших, – всё-таки немолодой, седой человек, к тому же признанный во всём мире ученый, а таких прописных истин не знает, – только вздохнул. Потоптался. Да так и вышел со свечами из храма.

Принес их домой. Поставил на стол большую сервизную тарелку в крупных, с бутонами, розах, на которой жена в их дни рождения с особенной гордостью – хорошо готовить она, если честно, никогда не умела – подавала им с дочкой один и тот же невероятно вкусный торт.

Подогрев спичкой снизу, прилепил к тарелке, сколько у него их было, свечи. Зажег все до единой. Выключил свет. И сел перед целой стаей живых огней, подперев кулаками впавшие за последний месяц щеки.

«Зачем жить, если всё когда-нибудь да кончается? Причем так страшно… нелепо… глупо… – думал он. – Вон, свечи – и те плачут. Восковыми, конечно, слезами…»

Слабо удивившись тому, что он, как говорится, до мозга костей физик, неожиданно стал самым настоящим лириком, он прикрыл глаза и стал вспоминать жизнь дочки с самого ее рождения. Слезы потекли по щекам. Он пытался стряхнуть их резкими движениями головы, но они струились уже по подбородку.

Так прошла минута, а может, час. Спроси у него кто – сколько именно, он бы и не знал, что ответить. Только пришел в себя от ощущения, что чего-то ему не хватает. И вскоре, даже не открывая глаз, понял чего: света. А когда открыл их, убедился. Да, точно: свечи почему-то погасли. Все до одной. Неужели и правда совсем незаметно прошло столько времени?

«Нет!» – взглянув на окно, убедился он: еще даже вечер не перерос в ночь.

И, вздохнув, с горечью сделал вытекающий из всех своих предыдущих мыслей вывод:

– Вот, даже свечи – и те погасли…

Он снова закрыл глаза и почти тут же невольно открыл их от какого-то странного ощущения внезапно вновь появившегося перед ним света.

«Не может быть!» – прошептал он.

Но факт, как любил он приговаривать во время своего очередного открытия в лаборатории, оставался фактом. Свечи – горели… Все до одной!

Как физик он прекрасно понимал, что этого не может быть. Ну хотя бы потому, что такого не может быть никогда! И тем не менее свечи горели! Причем еще более ярко и даже как-то радостнее, чем прежде.

Да, припомнив недавний разговор с другим ученым, он попытался объяснить себе это явление земными мерками. Тот говорил ему, что где-то за рубежом химики изобрели шуточные свечи, которые могут сами собой гаснуть и зажигаться вновь. Но то шуточные. А это были не какие-то там искусственные, а самые настоящие, судя по цвету и запаху, восковые. Причем купленные не в предновогодней лавке со всякими шумными петардами и ракетами, а в православном храме. И более того, изготовленные, как ему сказали при их покупке, в одном из строгих монастырей.

Пока он размышлял над всем этим, свечи опять погасли! Затем, уже прямо на его глазах, снова зажглись. Словно живые. Будто подзывая его и силясь о чем-то сказать…

И тут он вдруг понял о чем!

Уже больше не пытаясь определить причину того, что происходило сейчас перед ним, он только ахнул от совершенно неожиданной мысли: «Вот и свечи загорелись! Да еще не раз, чтобы мне, тугодуму и маловеру, стало ясно, что таким образом они дают мне понять о том, что до сих пор было скрыто от меня, – о моей дочке! Ведь точно так же и ее душа, которая, как мне казалось, навсегда погаснув, загорится вновь! Или – как, наверное, правильней будет сказать – воскреснет! И жены! И моя душа!

И я встречусь с ними опять! Причем навсегда, навечно!»

Потрясенный этим – как он теперь ясно понимал – главным открытием в своей жизни, физик сидел, не отводя глаз от живых свечей. И думал, думал…

Лицо его было светлым. Жизнь снова обретала свой смысл. И больше не отдавала его назад.

Свечи вдруг снова, и на этот раз окончательно, погасли. Но теперь – устало улыбнулся физик – уже совершенно естественным образом.

Потому что давно уже наступило утро!