Читать книгу Миллиарды Арсена Люпена - Морис Леблан - Страница 4

1

Разбуженные выстрелами, прибежали вокзальный служащий и еще двое соседей. У одного из них дома имелся телефон. Виктор попросил его связаться с комиссариатом Сен-Клу. Второй поспешил за доктором, которому пришлось констатировать смерть папаши Леско, сраженного пулей в сердце. Эдуэна, чье ранение оказалось легким, увезли в Париж.

Когда из Сен-Клу приехал комиссар со своими полицейскими, Виктор, строго следивший, чтобы никто ничего не трогал, рассказал о разыгравшейся трагедии. Оба решили, что для поиска следов, оставленных преступниками, лучше дождаться утра; Виктор вернулся к себе в Париж.

В девять часов он опять приехал в Гарш и увидел, что интересующий его дом окружен плотной толпой любопытных, которых с трудом удерживала на расстоянии цепь полицейских. В саду, куда он прошел, и в доме распоряжались инспекторы и жандармы. Одни говорили, что ожидается приезд представителя прокуратуры Версаля, а другие утверждали, будто Париж этот приказ отменил и следствие поведет прокуратура округа Сены.

На основании беседы с комиссаром из Сен-Клу, равно как и собственных наблюдений, Виктор пришел к выводу… исключительно негативного свойства, ибо дело по-прежнему оставалось очень темным.

Следов человека, сбежавшего через первый этаж, и женщины, бежавшей через окно, найдено не было.

Правда, обнаружили место, где женщина преодолела живую изгородь и выскочила на улочку, параллельную шоссе. Под окном же второго этажа нашли отпечатки, оставленные стойками приставной лестницы. Но саму лестницу, которая, скорее всего, была металлической, складной и легкой, не нашли. Неясно было, где сообщники вновь встретились и как они покинули здешние края. Удалось лишь установить, что начиная с полуночи в трехстах метрах от места преступления находился автомобиль, который в час с четвертью, судя по всему, направился через Буживаль в Париж.

Собаку папаши Леско нашли в будке отравленной.

В саду, на дорожках, посыпанных гравием, ни следа.

Пули, извлеченные из плеча инспектора Эдуэна и из трупа, были выпущены из браунинга калибра 7,65 миллиметра. Но куда делся сам браунинг?

Кроме этих мелких фактов – ничего. Так что Виктор поторопился уйти, тем более что к месту преступления стали стекаться журналисты и фотографы.

Инспектор всегда любил работать в одиночку, чтобы, как он говорил, не терять время на «рассуждения о предположениях». Его интересовали психология преступления, работа мысли и чутье. А остальное – выявление фактов, погоня, слежка – он выполнял скрепя сердце, всегда самостоятельно и, так сказать, на свой лад.

Он зашел к Вайану, вокзальному служащему, и побеседовал с его женой, уже вернувшейся из Версаля; она твердила, что ничего не знает и не сможет опознать типа, бродившего вечерами вокруг дома папаши Леско. Но возле вокзала Виктору встретился сам Вайан, как раз возвращавшийся со службы и согласившийся зайти с ним в кафе «Спорт».

– Видите ли, – начал Вайан, когда аперитив развязал ему язык, – Гертруда (это моя хозяюшка), так вот, Гертруда, как разносчица хлеба, заходит в разные дома, и если она станет болтать, это может ей навредить. Но я-то совсем другое дело: как железнодорожник и государственный служащий, я обязан помогать правосудию.

– И что?

– Да то, – промолвил Вайан, понижая голос, – что серую каскетку, о которой она мне рассказывала, я нашел сегодня у себя в саду, в крапиве рядом с кучей мусора. Убегая, этот тип закинул ее мне за забор.

– Что еще?

– А еще Гертруда уверена, что субъект, бродивший вокруг во вторник вечером, ну тот, что в серой каскетке, – это господин, которому она каждый день приносит хлеб… Господин из высшего общества.

– Его имя?

– Барон Максим д’Отрей. Смотрите, вон там, немного влево… дом… единственный доходный дом на дороге в Сен-Клу… Пожалуй, метров пятьсот отсюда будет… Этот человек занимает пятый этаж, живет там с женой и старой служанкой. Очень приличные люди, разве что немножко гордые, но весьма порядочные, так что, возможно, Гертруда и ошиблась.

– Он живет на ренту?

– Что вы! Торгует шампанскими винами. И каждый день ездит в Париж.

– А в котором часу возвращается?

– Шестичасовым поездом, который прибывает сюда в шесть девятнадцать.

– В прошлый понедельник он тоже вернулся этим поездом?

– Точно так. Правда, насчет вчерашнего дня сказать не могу, потому что я отвозил жену.

Виктор задумался. Дело вполне могло обстоять следующим образом: в понедельник в вагоне шестичасового поезда, идущего из Парижа, мадам Шассен сидела рядом с папашей Леско. Будучи в процессе развода, она обычно разговаривала со своим любовником только в присутствии матери, но в этот понедельник, поддавшись минутному порыву, она украла желтый конверт. И очень тихо, сохраняя невозмутимое выражение лица, сообщила Леско, что сейчас передаст ему важный пакет, что и сделала, возможно успев перед этим свернуть конверт в трубочку и перевязать бечевкой. Это заметил ехавший в том же вагоне барон д’Отрей. А он ведь читал в газетах… Желтый конверт… Неужто такое совпадение?..

В Сен-Клу мадам Шассен покидает поезд и идет домой. Папаша Леско едет до Гарша. Максим д’Отрей, которому надо выходить на той же станции, выслеживает его, запоминает дом, во вторник и в среду бродит вокруг, осматриваясь, а в четверг решается…

«Однако слишком уж все гладко складывается, – размышлял Виктор, расставшись с Вайаном и направляясь к дому барона. – Никогда прежде истина не являла себя столь простым и естественным образом».

2

Виктор поднялся на пятый этаж и позвонил. Почтенная седовласая служанка в очках открыла дверь и, не спрашивая его имени, провела в гостиную.

– Передайте мою визитную карточку, – попросил он.

В комнате, служившей также столовой, стояли стулья, обеденный стол, буфет и маленький одноногий столик; мебель была не новой, но сверкала чистотой. На стенах – благочестивые картинки; на камине – несколько книг и брошюр религиозного содержания. Из окна открывался очаровательный вид на парк Сен-Клу.

В комнату вошла явно удивленная визитом молодая дама. Ее лицо без малейшего следа рисовой пудры и сложная прическа свидетельствовали о полном пренебрежении модой; высокую грудь обтягивало выцветшее домашнее платье.

Но, несмотря на это, она, пожалуй, выглядела бы даже привлекательно, если бы не надменный взгляд и заносчиво вскинутая голова – то и другое, очевидно, соответствовало ее представлениям об истинной баронессе.

– Что вам угодно, месье? – коротко спросила она.

– Я хотел бы поговорить с бароном д’Отреем относительно некоторых событий, случившихся в поезде в понедельник вечером.

– Полагаю, речь идет о краже желтого конверта, о которой мы прочли в газетах?

– Да. Следствием кражи стало убийство, совершенное этой ночью в Гарше. Убит господин Леско.

– Господин Леско? – равнодушно повторила она. – Не знаю такого… И что, уже есть какие-то предположения?

– Никаких. Но мне поручили расспросить всех, кто в понедельник ехал из Парижа в Гарш на шестичасовом поезде. А так как барон д’Отрей…

– Мой муж сейчас в Париже.

Она явно ждала, что Виктор сразу откланяется. Но тот продолжил:

– Господин д’Отрей имеет привычку гулять после обеда?

– Очень редко.

– Однако во вторник и в среду…

– Вы правы, в эти дни у него болела голова и он выходил подышать свежим воздухом.

– А в четверг, то есть вчера вечером?

– Вчера вечером работа задержала его в Париже…

– Он там заночевал?

– Нет, вернулся домой.

– В котором часу?

– Я уже засыпала, но сквозь сон услышала, как пробило одиннадцать часов.

– Одиннадцать часов? Значит, за два часа до совершения преступления. Это точно?

Тут баронесса, которая до сих пор отвечала машинально, с вымученной вежливостью, внезапно осознала, что происходит, бросила взгляд на визитную карточку «Виктор, специальная бригада уголовной полиции» и сухо ответила:

– Я всегда точна.

– Вы успели перекинуться с ним парой слов?

– Разумеется.

– Значит, к тому времени вы полностью проснулись?

Она вспыхнула, словно застеснявшись, и не ответила. А Виктор продолжил:

– В котором часу барон д’Отрей уехал сегодня утром?

– Когда хлопнула дверь в прихожей, я открыла глаза: часы показывали шесть часов десять минут.

– Он с вами не попрощался?

– Это что, допрос? – спросила она уже раздраженно.

– Наши расследования иногда вынуждают нас быть нескромными. И последнее… – Он вытащил из кармана серую каскетку. – Как вы считаете, эта вещь принадлежит барону д’Отрею?

– Да, – ответила она, рассматривая шапку. – Это старая каскетка, которую он не надевал уже несколько лет; она валялась где-то в глубине шкафа.

С какой непосредственностью, а может, по рассеянности она сделала это признание, уличающее ее супруга! Но с другой стороны, не означает ли такое чистосердечие, что в остальных своих ответах она также не солгала?

Извинившись за назойливость, Виктор попрощался и пообещал еще раз зайти ближе к вечеру.

Расспросы консьержки, которую он нашел в ее комнатушке, подтвердили правдивость слов мадам д’Отрей. Барон позвонил около одиннадцати часов вечера, попросив открыть ему, и постучал около шести утра, когда покидал дом. Ночью же никто не входил и не уходил. Так как в здании сдавались только три квартиры, а другие жильцы по вечерам дом не покидали, то наблюдать за входной дверью было несложно.

– А кто-нибудь, кроме вас, может открыть дверь изнутри?

– Без моего ведома – нет, – ответила консьержка. – Для этого надо было бы зайти ко мне в каморку, а я закрываюсь на ключ и на задвижку.

– Мадам д’Отрей выходит по утрам?

– Никогда. На рынок ходит Анна, их старая служанка. Смотрите, вон она, поднимается по черной лестнице.

– А телефон в доме есть?

– Нет.

Недоумевая, Виктор ушел; его раздирали противоречивые мысли.

В сущности, в чем он мог обвинить барона? У него было прочное, подтвержденное алиби: в момент совершения преступления он находился со своей женой.

На вокзале, куда Виктор вернулся после завтрака, он задал вопрос всем, кто там работал: «Не заметил ли кто-нибудь из вас сегодня утром, когда народу еще мало, барона д’Отрея, садившегося в один из ранних поездов?»

Ответ прозвучал единодушно и категорично:

– Нет.

Тогда как он уехал из Гарша?

Всю вторую половину дня инспектор собирал сведения о супругах д’Отрей: опрашивал поставщиков, аптекаря, местные власти, служащих почты. Во время своего турне он убедился, что парочка мало кому внушала симпатию; последним он навестил домовладельца Гюстава Жерома, муниципального советника и торговца лесом и углем, чьи споры с бароном развлекали местное общество.

Месье и мадам Жером жили в красивом доме, где все дышало достатком и благополучием. Однако уже на лестнице Виктор услышал доносившиеся со второго этажа шум ссоры, хлопанье дверей и голоса: мрачный и унылый – мужчины и визгливый и возмущенный – женщины.

– Ты пьяница! Да, ты! Месье Гюстав Жером, муниципальный советник, – пьяница! Что ты делал вчера вечером в Париже?