Читать книгу Тайна замка Роборэй. Виктóр из спецбригады - Морис Леблан, André de Maricourt - Страница 3

Замок Роборэй находился в самой живописной части департамента Ори недалеко от Домфрона. С восемнадцатого века он назывался Роборэем, а раньше его звали так же, как и соседнюю деревушку, Шаньи. Деревенская площадь Шаньи была как бы продолжением барского двора. И, если ворота замка бывали открыты, эта площадь казалась очень большой и просторной. В круглом внутреннем дворе были устроены солнечные часы и старинный каменный фонтан со скульптурами сирен и дельфинов.

Цирк Доротеи с музыкой проехал через деревню, то есть Кастор и Поллукс важно шагали перед фургоном и изо всех сил дули в медные трубы, стараясь выдуть из них как можно больше фальшивых нот. Кантэн тащил плакат с объявлением, что представление начнется в три часа, а Доротея стояла на крыше фургона и торжественно правила Кривой Вороной с таким видом, точно это была по крайней мере королевская колесница.

На площади уже стояло несколько фургонов и карет. Наскоро разбивали балаганы, ставили карусели, качели, игры…

Зато цирк Доротеи не делал никаких приготовлений. Доротея отправилась в мэрию за разрешением, Кантэн распряг лошадь, а мальчуганы занялись стряпней. Капитан все еще спал.

К полудню на площади появилась публика – крестьяне и торговцы из Шаньи и окрестных деревень. Кантэн, Кастор и Поллукс дремали в глубине фургона. Пообедав, Доротея снова исчезла. Она прошлась по краю утеса, подошла к обрыву, по которому карабкался утром Кантэн, погуляла в парке, потолкалась среди народа.

– Ну что? – спросил Кантэн, когда она вернулась. – Разузнала ты что-нибудь интересное?

– Да, кое-что. Оказывается этот замок долго был необитаем. Теперешний его хозяин, граф Октав де Шаньи. Последний потомок их рода. Сейчас ему лет сорок-сорок пять, и он женат на миллионерше. Раньше они здесь не жили и только после Версальского мира отремонтировали замок и вчера справили новоселье. Вот почему были гости, а сегодня устраивается народное гулянье.

– Ну а насчет названия Роборэй ты ничего не разнюхала?

– Нет, ни словечка. Я даже не знаю, почему папа вспоминал о нем перед смертью.

– Значит, мы уедем отсюда сейчас же после представления. Да? – приставал Кантэн, только и думавший о том, как бы поскорее выбраться из опасного места,

– Не знаю. Посмотрим. Я все-таки заметила здесь много странного.

– Относящегося к твоему отцу?

– Нет, – ответила она нерешительно. – Нет, совсем другое… Я просто хочу объяснить себе эти странности. Видишь ли, если в деле бывает темное место, то нужно как можно больше узнать, что за ним скрывается. И мне хотелось бы узнать побольше…

Она умолкла, задумалась, потом сказала, взглянув в глаза Кантэну:

– Ты знаешь, какая я осторожная и благоразумная. И ты знаешь, какой у меня нюх и глаз. Я вижу, я чувствую, что мне просто необходимо здесь остаться.

– Почему, из-за названия Роборэй?

– Из-за названия и по другим причинам. Я боюсь, что мне придется действовать, даже решиться на довольно опасные и неожиданные вещи.

Кантэн смотрел на нее во все глаза.

– Я ничего не понимаю, – сказал он наконец, – объясни, пожалуйста.

– Ничего особенного. Человек, которого я прихлопнула в яме, гостит в замке.

– Что ты! Здесь… Ты его видела? Он привел жандармов?

Доротея улыбнулась.

– Покамест нет. Но все может быть. Куда ты спрятал серьги?

– Я положил их на дно большой корзины, в картонную коробочку с сургучной печатью.

– Хорошо. Как только мы кончим представление, ты отнесешь их туда, в кусты рододендронов, между решеткой сада и каретным сараем.

– Разве хватились серег?

– Нет еще. По-видимому, ты попал в будуар графини. Я перезнакомилась с горничными и долго говорила с ними. Про кражу ничего не слышно. Стой, – прервала себя Доротея. – Посмотри, кажется, к тиру подошли хозяева. Верно, эта красивая блондинка – графиня.

– Да, я ее сразу узнал.

– Прислуга ее очень хвалит. Говорят, что она добрая и простая. Зато графу от всех достается: все считают его несимпатичным человеком.

Кантэн тревожно вглядывался в группу у тира и спросил:

– Там трое мужчин. Который муж графини?

– Важный, полный, в сером костюме. Смотри, смотри, он взял ружье. А те двое, кажется, родственники. Высокий, с бородкой, в роговых очках живет здесь целый месяц, а молодой, в бархатной куртке и гетрах, приехал вчера.

– Странно, они смотрят на тебя, как на знакомую.

– Потому что я говорила с ними. Бородатый даже пробовал за мной поухаживать.

Кантэн вспыхнул и собирался что-то выпалить, но Доротея быстро его укротила:

– Тише. Побереги силы. Борьба начинается. Подойдем к ним поближе.

Вокруг тира собралась толпа. Всем хотелось посмотреть, как стреляет хозяин замка, слывший хорошим стрелком. Он выпустил двенадцать пуль, и все они попали в картонный круг мишени. Раздались аплодисменты. Из ложной скромности граф протестовал:

– Оставьте, опыт неудачен. Ни одна не попала в центр.

– Нет навыка, – сказал кто-то за его спиной.

Доротея успела пробраться к самому стрелку и сказала это с таким видом знатока, что все невольно улыбнулись. Бородатый господин в очках представил ее графу и графине:

– Мадемуазель Доротея, директриса цирка.

Доротея поклонилась. Граф, покровительственно улыбаясь, спросил ее:

– Вы критикуете меня как директриса цирка?

– Нет, как любительница.

– А… Разве вы тоже стреляете?

– Иногда.

– В крупную цель?

– Нет, в мелкую. Например, в брошенную монетку.

– И без промаха?

– Разумеется.

– Но, несомненно, пользуетесь прекрасным оружием?

– Напротив. Хороший стрелок должен справиться с каким угодно. Даже с такой допотопной штукой, как эта.

Она взяла с прилавка какой-то старый, ржавый револьвер, зарядила его и прицелилась в картонный круг, в который стрелял де Шаньи.

Первая пуля попала в центр, вторая – на полсантиметра ниже, третья – в первую.

Граф был ошеломлен:

– Это поразительно! Она даже не прицелилась толком. Что вы на это скажете, Эстрейхер!

Эстрейхер пришел в восхищение.

– Неслыханно! Сказочно! Мадемуазель, вы можете составить себе состояние.

Доротея, не отвечая, выпустила еще три пули, потом бросила револьвер и громко объявила:

– Господа! Имею честь вам сообщить, что представление в моем цирке начинается. Кроме стрельбы в цель, вы увидите танцы, вольтижировку, акробатику, фейерверк, бой быков, гонку автомобилей, крушение поезда, пантомиму и много других номеров. Мы начинаем!

Доротея преобразилась. С этой минуты она стала воплощением подвижности, изящества и веселья. Кантэн огородил перед фургоном круг, вбил в землю несколько колышков с кольцами и продел через них веревку. Для хозяев замка Кантэн расставил стулья, остальные разместились вокруг арены – кто на простых скамьях, кто на бочках или ящиках, а кто и просто стоя.

Первой вышла Доротея. Меж двух невысоких столбов натянули канат. Она прыгала по канату как мячик, ложилась на него, качаясь, точно в гамаке, снова вскакивала, бегала взад и вперед, кланялась на все стороны. Потом спрыгнула на землю и стала танцевать.

В ее танцах не было ничего заученного. Казалось, что каждая поза, каждый жест – вдохновенная импровизация. Это не был танец одного настроения или народа. Тут были все нации и все темпераменты. Вот танцует англичанка из лондонских окраин. Вот огнеглазая испанка с кастаньетами. Она плавно скользила в русской, вихрем кружилась в камаринской, и тут же превращалась в женщину из бара, танцующую тягучее сладострастное танго.

И как просто выходило все это: легкое, чуть уловимое движение, слегка подхваченная шаль или прикосновение к прическе – и вся она преображалась. Через край разливалась кипучая здоровая молодость, страсть становилась стыдливой, восторг сменялся застенчивой нежностью. И во всем и всегда она оставалась прекрасной.

Вместо музыки глухо рокочет барабан под палками Кастора и Поллукса. Молча смотрит зачарованная публика, восхищенная изменчивой пляской. Вот на арене мальчишка-апаш. Но оторвешься на мгновение, а на арене – кокетливая, изнеженная дама, танцующая с веером жеманный менуэт. И кто она, эта волшебница? Ребенок? Женщина? И сколько лет ей: пятнадцать, двадцать или больше? Доротея остановилась. Раздались аплодисменты. А она мигом взобралась на фургон и повелительно крикнула публике:

– Тише! Капитан проснулся!

Позади козел была низкая, узкая корзина, похожая на будку. Доротея подняла крышу и спросила:

– Капитан Монфокон. Неужто вы до сих пор не проснулись? Да отвечайте же, капитан! Публика вас ждет.

Она сняла крышку, и оказалось, что это не будка, а уютная колыбелька, в которой сладко спал краснощекий бутуз лет шести-семи. Он сладко зевал и тянулся ручонками к Доротее. Доротея наклонилась к нему и нежно его расцеловала. Потом обернулась к Кантэну:

– Барон де Сен-Кантэн. Будем продолжать программу. Сейчас выход капитана Монфокона. Приготовьтесь и дайте ему поесть.

Капитан Монфокон был комиком труппы. Он был одет в форму американского солдата, шитую на взрослого человека. Полы его френча волочились по земле, брюки были засучены до колен. Это было очень неудобно, и малыш не мог ступить ни шагу, чтобы не запутаться и не упасть, растянувшись во весь рост на земле. Комизм его выхода и таился в этих беспрерывных падениях и в бесстрастной серьезности, с какой малыш поднимался и снова падал.

Кантэн подал ему хлыст, ломоть хлеба, густо намазанный вареньем, и подвел Кривую Ворону. Капитан набил рот хлебом, измазав всю мордашку вареньем, взял хлыст и важно вывел коня на арену.

– Перемени ногу, – важно командовал он с набитым ртом. – Танцуй польку. Так… По всему кругу. На дыбы. Теперь падеспань. Хорошо… Прекрасно…

Пегая одноглазая кобыла, возведенная на старости лет в чин цирковой лошади, понуро семенила по арене, совершенно не слушая команды капитана. Впрочем, капитан не смущался непослушанием лошади. Беспрестанно спотыкаясь и падая, снова поднимаясь и жадно уплетая свой завтрак, он все время оставался невозмутимым, и это взаимное равнодушие старой лошади и маленького карапуза было так забавно, что даже Доротея звонко хохотала, заражая зрителей своим непритворным весельем.

– Прекрасно, господин капитан, – подбодряла она ребенка. – Великолепно, а теперь мы исполним драму «Похищение цыганки». Барон де Сен-Кантэн исполнит «гнусного похитителя».

«Гнусный похититель» с диким ревом бросился на Доротею, схватил ее, перекинул через седло, вскочил на коня. Невозмутимая кобыла так же медленно и понуро семенила по арене. Но Кантэн изображал лицом и позой бешено скачущего всадника. Припав к седлу, он исступленно кричал:

– Галопом! Карьером! Погоня!

А капитан все так же невозмутимо вытащил из-за пояса игрушечный пистолетик и выстрелил в «гнусного похитителя». Кантэн кубарем скатился с седла, а освобожденная цыганка подбежала к своему избавителю и крепко расцеловала его в обе щеки.

Потом Кантэн показывал партерную гимнастику. Были и другие номера, в которых участвовали Кастор и Поллукс. Все было мило, весело, остроумно.

– Капитан Монфокон, возьмите шляпу, произведите в публике сбор. А вы, Кастор и Поллукс, – командовала Доротея, – бейте громче в барабан, чтобы заглушить звон золота, падающего в шляпу!

Капитан с огромной шляпой обошел публику, бросавшую ему медь и смятые кредитки. Потом Доротея вскочила на крышу фургона и произнесла прощальную речь.

– Благодарю вас, господа! С искренним сожалением покидаем мы ваше гостеприимное местечко. Но прежде чем уехать, мы считаем долгом сообщить почтеннейшей публике, что мадемуазель Доротея (она церемонно поклонилась при этом) – не только директриса цирка и первоклассная артистка. Она обладает редким даром ясновидения и чтения чужих мыслей. По линиям руки, на картах, по почерку, звездам и кофейной гуще она открывает все сокровенное. Она рассеивает тьму, она разгадывает тайны и загадки. С помощью своей волшебной палочки она в покинутых развалинах, под камнями старинных замков, в заброшенных колодцах и подземельях отыскивает давным-давно запрятанные клады, о существовании которых не знает никто. Кто ищет их – тому она, несомненно, поможет.

Закончив речь, Доротея спустилась на землю. Мальчики уже укладывали вещи. Кантэн подошел к ней и зашептал испуганно:

– За нами следят. Жандармы не спускают с цирка глаз.

– Разве ты не слыхал моей речи!

– А что?

– А то, что к нам придут за советом, к Доротее ясновидящей. А вот и клиенты: бородатый и тот, другой, в бархатной куртке.

Бородач был восхищен. Он рассыпался перед Доротеей в любезностях, потом представился ей:

– Максим Эстрейхер.

И представил своего друга:

– Рауль Дювернуа.

Затем оба молодых человека пригласили Доротею от имени графини де Шаньи пожаловать в замок на чашку чая.

– Вы просите меня одну? – лукаво спросила Доротея.

– Конечно, нет, – возразил Рауль Дювернуа с вежливым, почти изысканным поклоном. – Моя кузина будет рада видеть и ваших юных товарищей. Надеюсь, вы нам не откажете.

Доротея пообещала быть, только переоденется и приведет себя в порядок.

– Нет-нет, не переодевайтесь, – просил Эстрейхер. – Приходите так, в этом костюме. Он вам очень к лицу, а главное – ничего не скрывает и подчеркивает грацию и красоту вашей фигуры.

Доротея покраснела и сухо отрезала:

– Я не люблю комплиментов.

– Помилуйте! Разве это комплименты, – возразил Эстрейхер, не скрывая иронии. – Это только должная дань вашей красоте.

Когда молодые люди удалились, Доротея пальцем подманила Кантэна и сказала, смотря им вслед:

– Будь осторожен с бородатым.

– Почему?

– Он хотел подстрелить тебя сегодня утром.

Кантэн чуть не упал в обморок.

– Не может быть. Ты не ошиблась? – пролепетал он со страхом.

– Нет. Та же походка и так же волочит левую ногу.

– Неужто он узнал меня?

– Может быть. Увидев твои прыжки на арене, он, верно, вспомнил того дьявола, который утром лазил по канату. А от тебя перешел ко мне и догадался, что это я хватила его камнем по черепу. Я вижу по его глазам, что он все понял. Какая гнусная у него манера лезть с пошлостями и при этом насмешливо улыбаться.

Кантэн вспылил:

– И ты еще хочешь остаться! Ты смеешь еще оставаться.

– Смею.

– Несмотря на бородатого?

– Ведь он понял, что я его разгадала.

– Чего ты хочешь?

– Хочу погадать им и заинтересовать их.

– Зачем?

– Чтобы заставить проболтаться.

Кантэн был окончательно сбит с толку.

– О чем же?

– О том, что меня интересует.

– А если обнаружится кража? Если нас потащат на допрос?

Терпение Доротеи лопнуло:

– Если ты такой трус, возьми у капитана деревянное ружье и стань на караул у фургона. А когда появятся жандармы – пали в них пробками! Понял?

Доротея быстро привела себя в порядок и пошла в замок. Рядом с ней шагал долговязый Кантэн и рассказывал все подробности своего ночного приключения. Сзади шли Кастор и Поллукс, а за ними – капитан, тащивший повозку, нагруженную его незатейливыми игрушками.

Приняли их в главной гостиной замка. Прислуга сказала правду: графиня была славная, сердечная женщина. Она ласково угощала мальчиков сладостями и была очень мила с Доротеей.

Доротея совсем не казалась смущенной. В гостиной она держала себя скромно, но так же непринужденно, как и в фургоне. Она даже не нарядилась, только поверх своего скромного платья набросила шелковую шаль и перехватила ее поясом. Приличные, полные достоинства манеры, умный выразительный взгляд, литературные обороты, в которых только изредка вкрадывались народные словечки, веселая подвижность – все восхищало графиню и ее мужа.

– Не вы одна, я тоже могу предсказывать, – заявил Эстрейхер. – По крайней мере за ваше будущее я ручаюсь. Я уверен, мадемуазель Доротея, что вас ждет слава и богатство. И если бы вам захотелось попасть в Париж, я бы с радостью согласился покровительствовать вам. У меня есть связи и я гарантирую вам блестящую карьеру.

Она покачала головой:

– Мерси. Мне ничего не нужно.

– Может быть, я вам неприятен?

– Вы мне ни неприятны, ни приятны. Я просто вас не знаю – вот и все.

– Жаль. Если бы вы знали меня – вы бы мне верили.

– Сомневаюсь.

– Почему?

Она взяла его руку и стала рассматривать линии.

– Распутство. Жажда наживы. Совести нет.

– О… Я протестую. У меня? Нет совести!

– Это показывает ваша рука.

– А что говорит моя рука о моем будущем? Ждет ли меня удача?

– Нет.

– Как… Я никогда не разбогатею?

– Боюсь, что нет.

– Черт побери! А когда я умру?

– Скоро.

– Вот как! И долго буду болеть?

– Нет. Всего несколько секунд.

– Значит, я погибну от несчастного случая?

– Да.

– Каким образом?

Доротея провела пальцем по какой-то линии ладони.

– Посмотрите, – сказала она. – Видите эту линию у основания указательного пальца?

– Вижу. А что это значит?

– Виселица.

Все расхохотались. Эстрейхер притворился, будто его очень забавляет хиромантия, а граф Октав захлопал в ладоши:

– Браво, браво! Уж если вы предсказали этому развратнику петлю, значит, вы настоящая ясновидящая, и я больше не стану сомневаться. – Он переглянулся с женой и продолжал: – Да, да, не стану сомневаться и прямо скажу…

– Причину, из-за которой вы пригласили меня в гости, – подхватила Доротея.

– Что вы, – возразил граф, чуть-чуть смутившись. – Мы пригласили вас потому, что хотели иметь удовольствие побеседовать с вами.

– И испытать мои способности ясновидящей.

– Ну да, – вмешалась графиня. – Ваша прощальная речь нас заинтересовала. Признаюсь, мы не верим во всякие волшебства, но хотим задать вам несколько вопросов, так сказать, из пустого, несерьезного любопытства.

– Хорошо. Хоть вы и не верите в мои способности, я все-таки удовлетворю ваше любопытство.

Графиня удивилась:

– Каким образом?

– Отвечая на ваши вопросы.

– Под гипнозом?

– Зачем? По крайней мере, сейчас гипноз не нужен. А что будет дальше – посмотрим.

Доротея отослала детей в сад, оставила только Кантэна и подсела к графине.

– Я к вашим услугам.

Графиня замялась:

– Я, право, не знаю…

– Говорите прямо, графиня. Не стесняйтесь.

– Ну, хорошо.

И подчеркнуто легкомысленным тоном, стараясь показать, что все это пустяки, которым никто не придает значения, графиня продолжала:

– Вы говорили о забытых кладах, о спрятанных под камнями сокровищах. Наш замок существует несколько веков. В нем, вероятно, не раз разыгрывались разные драмы, бывали бои и разные происшествия. И вот нам хотелось бы знать, не спрятал ли кто-нибудь из наших предков один из тех сказочных кладов, на которые вы намекали.

Доротея задумалась и не сразу ответила.

– Я всегда отвечаю, – сказала она наконец, – с большей или меньшей точностью, если мне вполне доверяют. Но если говорят недомолвками и не прямо ставят вопрос…

– Какие недомолвки… Уверяю вас…

Но Доротея не сдавалась:

– Вы мне сказали, что спрашиваете меня из пустого любопытства. Но почему же никто мне не сказал о том, что в замке уже производятся раскопки.

– Может быть, раскопки и производились, – вмешался граф, – но давно, несколько десятков лет назад, при покойном отце или деде.

– Нет, – настаивала Доротея. – Недавно производились раскопки.

– Не может быть. Мы живем здесь не более месяца.

– Я говорю не о месяцах, а о нескольких днях, даже часах.

– Уверяю вас, – с живостью заговорила графиня, – что никто из нас не начинал раскопок.

– Значит, раскопки производятся кем-то другим и без вашего ведома.

– Кем? С какой стати? Где? – спрашивала графиня с непритворным волнением.

Доротея умолкла, задумалась и ответила не сразу:

– Извините, если я вмешиваюсь в чужие дела. Это один из моих недостатков. Недаром Кантэн вечно твердит мне, что рано или поздно попаду в неприятную историю… Сегодня мы приехали задолго до представления, и я пошла немного побродить. Гуляя, я нечаянно обратила внимание на кое-какие мелочи, потом задумалась, сопоставила их и сделала выводы.

Хозяева и гости переглянулись. Видно было, что они не на шутку заинтригованы.

– Я рассматривала, – продолжала Доротея, – прелестный старинный фонтан посреди внутреннего двора. Долго любовалась скульптурой и вдруг заметила, что мраморные плиты бассейна недавно поднимались. Не знаю, добились ли искавшие толку, но камни и землю они аккуратно поставили на место, но все-таки не настолько аккуратно, чтобы скрыть следы своих раскопок.

Граф и гости снова переглянулись. И один из гостей спросил:

– Может быть, ремонтировали бассейн или исправляли канализацию?

– Нет, – решительно ответила графиня. – Фонтана не трогали.

И, обернувшись к Доротее, спросила:

– Вы, вероятно, заметили не только это?

– Да, – ответила Доротея. – Такие же раскопки были недавно и на площадке, где выступают камни утеса. Ломали камень и сломали лом, конец которого до сих пор торчит из щели утеса.

– Странно, – нервно заговорила графиня. – Почему они выбрали именно эти два места? Чего они ищут? Чего хотят? Вы ничего не заметили особенного?

Не задумываясь и медленно отчеканивая слова, как бы желая этим подчеркнуть, что сейчас идет речь о самой сути дела, Доротея ответила:

– Об этом написано на самом памятнике. Вы видите капительную колонну фонтана, окруженную сиренами? Так вот, на одной из сторон этой колонны есть почти стертая надпись.

– Почему же мы никогда ее не замечали? – вскрикнула графиня.

– А все-таки она существует. Буквы стерлись и почти слились с мрамором. И все-таки одно слово, целое слово уцелело, и его легко можно прочесть.

– Какое слово?

– Слово «Fortuna».

Три слога – For-tu-na – отчетливо прозвучали в тишине огромной гостиной. Граф глухо повторил эти три слога, а Доротея продолжала:

– Да, слово «Фортуна». И это же слово написано на камне фундамента, опирающегося на ту скалу. Там буквы еще более стерты, и их скорее угадываешь, чем читаешь. Но все-таки все буквы налицо.

Пораженный граф сорвался с места, и, когда Доротея договорила последнюю фразу, он уже летел по двору к фонтану. Он бросил беглый взгляд на капитель, затем помчался к обрыву и скоро вернулся обратно. Все с нетерпением бросились к нему:

– Да, – сказал он тревожно, – раскопки были и тут, и там. И слово «Fortuna», которого мы до сих пор не замечали, можно легко прочесть… Значит, искали и нашли.

– Нет, – твердо возразила Доротея.

– Почему вы так думаете?

Она не сразу ответила. Пристально взглянула на Эстрейхера, поймала его взгляд на себе. Эстрейхер уже не сомневался, что она его разоблачила и понимал, куда она клонит. Он только не знал, решится ли Доротея вступить с ним в открытую борьбу. А главное, он не знал, во имя чего она затевает всю эту историю. Он отвел глаза в сторону и повторил вопрос графини:

– Да, интересно знать, почему вы утверждаете, что ничего не нашли?

Доротея приняла вызов:

– Потому что поиски продолжаются. В овраге, под стенами замка, среди камней, оторвавшихся от утеса, есть старый обтесанный камень, оставшийся от разрушенной постройки. Слово «Fortuna» вырезано и на нем. Этот камень на днях поднимали: это видно по свежеразрытой земле и по чьим-то следам вокруг камня.