Читать книгу Колесо судьбы. Дочь вождя - Морвейн Ветер - Страница 4

Королевский двор походил на усадьбы богатых бондов: лишь величина построек давала понять, что здесь живут правители. В остальном же имения конунгов и ярлов от жилищ простых бондов отличало только наличие приёмного покоя, который называли «палатой».

Льеф остановил коня и бросил поводья треллю, вышедшему навстречу.

Днём зала, где три дня и три ночи пировали вернувшиеся из похода викинги, напоминала комнату в жилищах простых воинов и выделялась только пышностью резьбы и красотой гобеленов, укрывавших в праздничную ночь стены. Эта зала была так велика, что конунг мог в ней принимать прибывавших к нему с визитами ярлов и знатных бондов – те свободно помещались внутри со всей своей огромной свитой. А кроме того, на пиры созывались все именитые люди с окрестных земель – и для них тоже хватало места за столом.

Льеф огляделся по сторонам.

Стены ещё были убраны цветными щитами, оставшимися после пира, шлемами и кольчугами, так что палата выглядела воинственно.

Конунг Эрик стоял в полумраке и рассматривал драгоценности.

Льеф остановился у лавки, покрытой шитым золотыми нитями «чужеземным» полавочником. Не только на кресле конунга, но и на лавках лежали великолепные подушки в наволочках, украшенных искусными узорами.

– Конунг, – окликнул воин, и только тогда Эрик обернулся.

Взгляд его, устремлённый на пасынка, был рассеянным, и всё же конунг отозвался тепло и даже с нежностью:

– Льеф?

– Да, мой господин, – Льеф склонил голову, – я пришёл предупредить, что уезжаю домой.

Конунг несколько секунд всё так же задумчиво смотрел на него, а потом кивнул собственным мыслям и сказал:

– Пойдём.

Следом за конунгом Льеф покинул пиршественную залу и, минуя главный, бревенчатый дом, протянувшийся с севера на юг, направился к ещё одному сооружению – палате, стоявшей немного особняком.

Короли, ярлы и лагманы помимо пиршественной палаты выстраивали в своих имениях специальный зал для приёмов, где проводили встречи, переговоры и советы, принимали просителей и гостей. К такому залу и повел конунг пасынка. Мужчины вошли внутрь, и Льеф остановился, разглядывая с детства знакомые стены, которые, тем не менее, давно не видел.

Столбы по обе стороны высокого сиденья, видневшегося у одной из стен и предназначенного для самого конунга, украшала резьба необыкновенного мастерства. Такие же узоры испещряли стены.

Одна часть резьбы изображала подвиги Хаддинга и его путешествие в царство мертвых, другая – сражение Видара с волком Фенриром, третья – Улля, направлявшего стрелы в цель.

***

Северяне часто отдавали сыновей в обучение к родичам, чтобы из них получались настоящие викинги.

Так и Эрик Красивый находил радость и пользу в том, чтобы принимать сыновей именитых соседей и обучать их на своём дворе. Первыми из таких воспитанников становились, конечно, дети его собственных братьев и знатных ярлов – таких, как отец Льефа.

Льеф попал в семью конунга, когда ему не исполнилось ещё и пятнадцати лет. С ним обходились хорошо, а за столом сажали возле хозяина. И Льеф сохранил лучшие воспоминания о временах, которые провёл в этом доме. Конунг всегда был добр к нему и относился по-родственному. Конечно, воспитанники делали работу, которая требовалась в поместье: рубили дрова и помогали кузнецу, строгали доски и делали мебель, и много чего еще. Но тем же занимались и родные сыновья – такие, как Рун.

Льефу нравилось в доме Эрика. Здесь всегда с радушием принимали гостей. Скальды, лекари – все находили тут приют. И Льеф понимал, что никогда бы не узнал и не увидел так много, оставаясь у себя в усадьбе, как узнал и увидел здесь.

***

Двор конунга представлял своего рода военную школу. И сыновья знати, и просто свободные юноши мечтали поступить в королевский хирд и обучиться здесь воинскому мастерству, а если повезёт – то и снискать славу в дальних походах.

Все они, как и взрослые дружинники, получали при дворе конунга кров и стол. Сопровождали своего повелителя в поездках, когда летом тот разъезжал по поместьям бондов, собирая «хромой налог». Получали свою долю трофеев в военных походах. За подвиги конунг дарил им мечи и копья, красивую одежду и драгоценности, а мог пожаловать и драккар.

Двор в то же время был и его войском. Насчитывал он почти тысячу человек. Встречались здесь как северяне, так и чужеземцы.

В округах, где чаще всего случались нападения врагов, отвечали за оборону подвластные конунгу военачальники – ярлы.

В бой ходили все: и конунги, и бонды, и просто свободные люди. И все они хотя бы раз в жизни ступали на палубы драккаров, которые несли храбрецов к далеким берегам.

При дворе конунга состояли люди из разных краев Севера, все они были равны между собой – и свены, и даны, и сами люди Севера.

Северяне разбивали усадьбы на островах Ледового океана и вдоль побережья материка, но корабли их ходили за добычей далеко: в западные земли, в Британию и даже к племенам франков, добираясь до самых южных краев, где правили шахи и султаны.

Собственные же земли викингов были скудны и прокормили бы совсем немного жителей – потому каждой весной люди Севера выступали против Юга войной. Иногда они ходили грабить и воевать, иногда попросту искали новые торговые пути – ведущие, как правило, на восток.

Северян вела жажда власти, «доброго имени» и воинской славы.

Все они – кроме преступников – перед богами были равны. Только нарушивших закон не считали людьми, и их мог убить любой.

Даже конунг имел в своей власти лишь такой надел, какой могла обработать его семья. Он правил свободными людьми, и другого дохода, кроме того, что получал с поместья, у него не было.

Когда люди Севера только пришли в этот холодный край – и многими поколениями позже, пока оставались ещё бескрайние пустоши и дремучие леса, не имевшие хозяев – каждый присваивал и возделывал столько ничейной земли, сколько желал.

Тот же, кто хотел построить усадьбу на общей земле, там, где простирались поля и пастбища, собирал три стога сена, закладывал дом о четырёх углах и с двумя свидетелями обходил эти владения, чтобы обозначить границы – что мог объехать зимним днём верхом, то становилось его. Земля принадлежала тому, кто первым ставил на ней жильё. Именовалось такое владение – одаль.

***

– Вы вернулись домой рано, – сказал Эрик, усаживаясь на покрытую полавочником скамью и взбивая подушки, расшитые красными нитками, чтобы удобней устроиться между них.

– Так и есть.

– Ещё не наступил месяц убоя скота.

– Да.

Осенью северяне неизменно устремлялись в страны, где рос виноград – рассчитывали время так, чтобы пристать к берегу в дни праздника сбора урожая и забрать на родину вино. Особенно ценилось в северных землях франкское.

Винодельцы успели изучить подобную тактику и старались укрыть драгоценный напиток от алчных завоевателей, однако это почти не помогало.

Конунг ждал объяснений, и Льеф продолжил:

– У нас были раненые. Шесть наших драккаров погибло.

– Вышел не очень удачный поход, да? – Эрик нахмурил брови.

– Рун поторопился… – Льеф замолк, чувствуя, что сказал не то. – Он хочет славы, мой господин. Все мы идём в бой ради неё.

Конунг замолк, размышляя о его словах.

Вспыльчивость была на Севере не в цене. Она показывала неумение как владеть собой, так и принимать решения с холодной головой. Не любили, правда, и тех, кто дразнил вспыльчивых.

«У кого ума больше, тот и отступит», – так говорили старшие в роду.

Даже расквитаться с убийцей друга или родственника сразу же, не остыв, принималось за позор – чем больше времени обиженный ждал подходящего момента для мести, тем большего уважения он заслуживал.

– Рун со временем остепенится, – произнёс Льеф.

– Ты знаешь, Льеф, он мой сын, и я тоже его люблю. И я ценю твою преданность ему, Льеф, ты его кровный брат. Но этого не случится никогда.

***

Северяне считали, что кровные братья связаны особыми узами. Юноши, выросшие вместе, как Рун и Льеф, или воины, плечо к плечу стоявшие в бою, часто совершали обряд смешения крови, и союз этот был нерушим.

Обряд проводился в торжественной обстановке и с соблюдением особых ритуалов.

Состоял он в том, что двое проходили под полосой дёрна, свежевырезанной из земли и закрепленной на копьях с высеченными на их древках рунами – тайными магическими письменами.

Так было с Льефом и Руном.

Перед тем, как вместе отправиться в первый бой, они вышли на середину долгой отмели и срезали большой пласт дёрна, оставив его края прикрепленными к земле. Подставили под него копья с рунами такой длины, что стоя можно было достать рукой до того места, где наконечник соединялся с древком. Пройдя под дёрном, оба пустили себе кровь. Она потекла по земле, и перемешались земля и кровь между собой. Мужчины опустились на колени и дали обет хранить верность друг другу весь век. Они поклялись мстить друг за друга, как брат за брата, и призвали в свидетели всех богов.

Названые братья коснулись земли, а, встав с колен, заключили друг друга в объятья. Клятва давалась один раз на всю жизнь. Каждый из мужчин в любой миг был готов защитить брата и в битве, и в мирной жизни. А когда ход времени призывал побратимов отойти от боевых дел, то и дома свои они строили недалеко друг от друга – чтобы по-прежнему иметь возможность помочь. Души их связывала между собой общая кровь. Если же валькирии уносили одного в чертоги Вальхаллы, то второй должен был отомстить за него.

Вместе ступали они на палубы драккаров. В битвах с неприятелем корабли их стояли борт о борт. Если же случалось так, что оба оказывались на одном драккаре, то один всегда занимал место у мачты, где кипел самый лютый бой, а другой – у побратима за спиной.

– Я люблю Руна, – повторил Эрик, – но я не уверен, что из него получится хороший конунг. Или хотя бы хороший король. Но ты всегда был при мне, так же, как он. Ты знаешь, что у отца твоего есть со мной родство.

Льеф молчал, понимая, к чему клонит Эрик, но не зная, что сказать в ответ.

После смерти конунга титул не передавался по наследству – хотя новым и становился чаще всего сын прежнего. Конунгом мог стать любой, кто имел хотя бы дальнее с ним родство. Законность происхождения была не важна.

– Ты знаешь, конунг, я никогда не стремился к власти. И тем более не желал отнять её у брата.

Эрик снова взбил подушку и задумчиво произнёс:

– А может, так и должно быть? Может, власть сумеет удержать тот, кто никогда к ней не стремился?

Льеф молчал, и конунг продолжил:

– Тот, кто займёт моё место, станет и первым воином, и верховным жрецом. Он будет вершить суд и созывать дружины со всех земель. Решать, отправится ли войско в поход. Наказывать преступников, а иногда и сам станет сжигать дома тех, кто преступил закон. Но он и должен будет защищать берега нашей земли от набегов недругов, хранить мир и безопасность наших людей. Дело не в том, чего хочет каждый из нас. Дело в том, кто сможет нести бремя королевской судьбы.

– Конунга выбирает тинг. А ты знаешь, что думают люди о Руне и обо мне.

– Конунга выбирает тинг. Но эрлы пока ещё верны мне.

– Я могу управлять кораблём, – упрямо повторил Льеф. – Мне нравится свежий ветер моря и плеск вёсел за кормой. Большего мне не нужно. Моя дружина – моя семья. Если бы вдруг я стал конунгом – я стал бы выше её.

– Тебе не хватает семьи? – конунг испытующе посмотрел на него.

Льеф стиснул кулак.

– Я нашёл её при твоём дворе.

– Тогда почему теперь ты хочешь от меня уехать?

Льеф отвёл взгляд. Причина была одна, и её звали Кена.

***

Дни тянулись за днями. В лекарской избе ничего не менялось. Даже Сигрун перестала навещать раненую.

– Ты почти здорова, – говорила она, но Кена подозревала, что дело не только в том, что рана зажила.

Сигрун исчезала из избы по вечерам и возвращалась – то грустная, то весёлая – когда высоко в небе уже стояла луна.

Трое из воинов, лежавших рядом с южанкой, отправились к богам. Остальные встали на ноги и покинули лекарский дом.

Только Кена продолжала лежать и ждать. В голове её всплывали образы викингов – то один, с золотыми волосами и глазами колкими, как лёд, то другой, похожий на южную ночь. Но, к радости или к печали, к пленнице не заглядывал ни один из них.

Кена потихоньку свыкалась с мыслью о том, что ей никогда не вернуться домой.

Только раз она обратилась к Сигрун с вопросом:

– Что такое судьба?

Сигрун с удивлением посмотрела на неё, а затем в глазах её проскользнула насмешка:

– Тебе-то что? Ты – рабыня. Ты потеряла свою удачу навсегда.

Кена отвернулась к окну, и Сигрун, пожалев о своих словах, присела рядом с ней на краешек топчана.

– Урд, Верданди и Скульд – Судьба, Становление и Долг – вот имена норн, что живут в чертогах Одина под сенью ясеня Иггдрасиль, – сказала она. – Они плетут нити судьбы. Какой узор выткут – тот и будет твоей судьбой. Начертанного ими нельзя изменить и нельзя избежать. Скульд, младшую из норн, с валькириями Гунгой и Рингой, отправляет Один во все битвы, и они выбирают тех, для кого этот бой станет последним. И на конях своих валькирии заберут их с собой на вечный пир. А кто вернется с похода живым – время того ещё не пришло, у каждого свой путь и у каждого свой конец. Другие духи приходят в момент появления ребенка на свет, чтобы установить младенцу срок жизни: одни из рода ассов, другие из рода светлых альвов. Они являются человеку в начале жизни и определяют для него судьбу, а затем всю жизнь сопутствуют ему. Самых одарённых, сильных и именитых сопровождают в их пути могущественные духи-спутники. Через предчувствия, сны и предсказания боги извещают людей о своей воле и предопределяют их судьбу. Так, если во сне явится странница, взмахнет крыльями птица или другое животное обратится к тебе – то это твой дух хочет тебя предупредить.

– Но норны оставили меня, – закончила Кена за неё.

– Есть и такие ритуалы, что возвращают удачу, – Сигрун провела кончиками пальцев около её спутавшихся за время болезни волос. – Судьба – это не рок. Но внутреннее предназначение человека. Ты должна проявить свою волю, быть достойной судьбы.

Кена не ответила, и Сигрун её покинула.

А вечером следующего дня стук копыт разрезал тишину за окном, и всадник, закутанный в меховой плащ и капюшон, в маске, защищавшей лицо от ветра, остановился у дверей.

Какое-то время Кена слышала за стеной негромкий говор, а потом Сигрун вошла в дом.

– Собирайся, – сказала она, – он приехал за тобой.