Читать книгу ППП – Психоз после полуночи - MrSl, Самара Мо - Страница 3

Замедляю шаг у булочной. Глаз фиксирует старика, стоящего за прилавком в белом фартуке и колпаке. Он говорит с покупателями, на лице добродушная улыбка.

– Добрый день. Чего желаете? Три сдобных булочки и батон. Вот, пожалуйста.

Люди разговаривают с ним, но из его рта вырывается лишь хрип. Мне кажется, я знал его раньше, возможно бывал здесь, но вспомнить не могу. В памяти только картинка: шершавые, натруженные руки упаковывающие хлеб и пирожки в пакеты, и пустые грустные глаза, как у глубоко больной старой собаки.

Мимо меня пролетают машины, но мне, почему-то кажется, что я бегу быстрее. Всё вокруг потеряло привычные очертания, стало бездушным и пустым.

Вокруг много людей, но мне, как будто, нет до них дела. Я куда-то очень тороплюсь. Не помню, какой сегодня день или даже год, не знаю, кто я, где жил и что здесь делаю, но неоспоримо точно осознаю, что сильно опаздываю. Непередаваемое словами предчувствие, возможной, необратимой, невосполнимой утраты жжёт грудь. Литры расплавленного железа наполнили моё сердце, циркулируют по венам и артериям, подстёгивая мой разум: вперёд, вперёд. Это агония, я почти в бреду и всё равно не могу прекратить свой бег в никуда. В горле застыли слезы, но я понятия не имею, что за обстоятельство могло вызвать такие сильные эмоции.

Маленький мальчик бьётся в истерике прямо на пыльном тротуаре и бьет ногами воздух. Рядом с ним лежит никому ненужный красно-желтый игрушечный грузовик. Парню жарко, потому что мать забыла взять его бейсболку. Она клянёт себя за нелепую рассеянность на чём свет стоит, но вида не подаёт, ни за что не подаст. Стоит над ним, зажав глаза руками, чтоб он не видел её слабости, чтоб не почувствовал себя сильным. Не смотрит на сына, не боится за него. Вовсе не обязательно открывать глаза, чтобы уловить опасность за родного тебе человека. Вкус солёных слёз на её бледном лице, на руках, на губах.

Рядом безликие люди. Вопящие с веток деревьев вороны. Глядят на меня сверху вниз проницательными чёрными глазами. Наблюдают. Суровые, умные птицы. Что видят они во мне? Что знают?

Не отдаю себе отчета, почему обращаю внимание на те или иные вещи. Замираю на мгновение и смотрю. Они словно дорожные транспаранты, знаки которые не пропустишь, даже если захочешь. Они врезаются в сознание и не отпускают. Разработанные быть яркими, приметными глазу. Может это что-то значит для меня или значило когда-то? Время потеряло счет. Главное успеть.

Помню, как лежал на бетоне в скрюченной позе, точно зародыш галапагосского пингвина в своей собственной призрачной скорлупе, отграничивающей меня от мира. Тело сдавливала густая темнота. Темнота и боль из повреждённой левой руки. Я думал, что умру от болевого шока, прежде чем смогу открыть глаза. Мне думалось, будто я очнулся посреди операции по ампутации конечности, несмотря на тщетные старания анестезиолога усыпить мой разум. Мне хотелось крикнуть: Люди, что же вы делаете со мной? Я должен был злиться, хоть и понимал, что заблуждаюсь в своих суждениях. Потому что чувствовал своим шестым чувством, что вокруг меня не толкутся люди, свет операционной лампы не ослепляет меня, и никто не контролирует дозы моей боли.

Затем я открыл глаза и, щурясь через пелену слез, поискал какую-нибудь бездушную сволочь, сидящую на корточках передо мной. Не мог я быть здесь один. Увидеть кого-нибудь, кто, скалясь гнилыми зубами, наблюдает за тем, как я корчусь в муках. Никого рядом с собой не обнаружил. Оказалось, я в заброшенном доме на окраине города. Где-то снаружи надоедливо капает вода. Окна выбиты, стены разукрашены и исписаны дерзкой подростковой рукой, фразами вроде «Всю люди чмо» или «Приходи сюда сучка, поговорим». На полу вонючие сгнившие доски с торчащими наружу ржавыми гвоздями. Пустые бутылки из-под какого-то дешёвого пойла, которое покупают разве что дети из-за его доступности и дешевизны. Окурки сигарет, затушенные о подоконники и использованные презервативы, будто сдутые шары на неудавшемся празднике любви и похоти.

– Куда вы лезете, леди? – возмущённо произнёс голос-туман.

Я вздрогнул, вскрикнул от новой и последней вспышки боли и тут же забыл, что у меня вообще что-то болело, так как голос из тумана, прерывая поток моих мыслей, агрессивно продолжил:

– Эй, вы там, всех за ограду, бл… ь!

Ничего подобного совсем не ожидал. Да и кто ожидает. Приподнялся на здоровой руке, неуверенно прохрипел в пустой дом:

– Здесь есть кто-нибудь? Мне нужна помощь. Кажется я…

Я не ждал ответа. С тем же успехом я, преисполненный желанием потрепаться с кем-нибудь, мог бы зайти в городской морг посреди ночи и спросить: Есть кто живой? Но мне, всё же ответили.

В дальнем углу из-под рваных старых коробок выбралась дворняга. Посмотрела на меня равнодушно. Звонко гавкнула, прижав голову к земле. Её настороженная поза означала: Ты чё тут забыл? Это моя территория, разве не чуешь? На мгновение я увидел себя её глазами. Мой образ выглядел жалко и чего тут скрывать, я жалел себя. Даже во взгляде этой трусливой собаки я выглядел жертвой. Может меня избили? Ударили по голове, вследствие чего у меня отшибло память. Рука непроизвольно двинулась вверх к голове, ощупала череп дрожащими пальцами в поисках вылезающего из дыры серого вещества засохшего в волосах, ну или хотя бы здоровенной шишки. Испытал отчаяние от того что ничего не обнаружил. Не бывает следствия без причины. В моём случае не было причины, или я её не замечал. Даже головной боли не было, так что вариант – повезло со слишком толстой черепной коробкой, я тоже отмёл.

Невероятно, что в голове возможна такая пустота, будто и мозга нет тоже. Я не помню ничего, но при этом осознаю, что помнил достаточно много. Ощущения, прикосновения, слова, жесты, звуки, куда ушло это всё?

– Тащите собак! – раздался всё тот же басистый голос, но уже отдалённей.

Я проигнорировал его. На этот раз. Пусть он и то единственное, что заполняет моё сознание. Вместо этого сосредоточился на всё усиливающемся желании помочь кому-то. Оно пришло изнутри, будто уродливая рыба из чёрной бездны. Тихий звук унылой скрипки, исполняемый сперва на одной струне, затем на другой. Всё тоньше, всё выше, всё отчётливей. Я ухватился за этот звук, хоть и боялся его, как и неведомой ранее науке чрезвычайно хищной рыбы. Ухватился, как хватают угасающее воспоминание. Потянул его на себя что было сил, и чуть не оглох, потому что звук превратился в страшный вопль терзаемого мучениями ребёнка. Острая необходимость помочь ему пронзила меня в самое сердце. Меня колотила дрожь. Собака, похоже, учуяла страх, потому что внезапно пришла в движение. Я испугался её. Совершенно безотчётный страх. Задняя часть её тела оказалась парализованной. Дворняга-инвалид придвигалась ко мне на передних лапах, подтаскивая за собой свои неподвижные задние конечности, делая передышки через каждые 2—3 шажка. В перерывах усаживалась на землю и глубоко дышала. Я смотрел на бедолагу, широко раскрытыми глазами и не желал знать, что за сила толкает её навстречу ко мне, потому что, чёрт меня побери, она должна была уже умереть. С этим нельзя жить. Теперь я мог разглядеть выпирающие наружу ребра и подёрнутый белёсой плёнкой глаз животного. Другой, налитый кровью, неподвижно смотрел на меня.

Шооорк, шооорк, шооорк. Искалеченное животное – сама смерть, надвигалось прямо на меня, словно не озвученное вслух пророчество. Я решил не ждать что будет, когда она таки доберётся до поставленной цели. Спотыкаясь о мусор, побежал наперерез ей, к дверному проёму, полуразвалившаяся дверь в котором висела лишь на нижнем навесе, грозя вскоре убить кого-нибудь случайно. Я не сводил с собаки глаз. Заметил, что она тут же изменила направление и теперь ползла быстрее, без остановок, высунув на бок длинный розовый язык. Сзади неё оставалась ровная пыльная полоса, расчищенная скомкавшейся шерстью и тяжестью неподвижных лап. Я побежал через двор, заросший лопухами и папоротником, сознавая, что она не перестанет лезть за мной. Куда бы я не убежал, она меня всё равно настигнет.

Не слышал я ни визга колёс, ни возмущённой брани водителя. И не видел серебристого ситроена с двумя чёрными полосами на крыше и капоте, потому что в ужасе глядел куда угодно, только не вперёд. Жёсткий толчок бампера о бедро отбросил меня на землю. При падении я как полный дурак выставил больную руку вперёд, чтобы смягчить падение. Успел вообразить, как в неё загоняют острый железный прут до самой шеи. Напрасно. Нервные окончания судорожно завибрировали на посылаемый мозгом запрос, но сигнал, запущенный в нервную систему, вернулся обратно, не достигнув цели.

Твою мать! Меня прошиб холодный пот. Водитель скрылся за поворотом 9-ти этажного здания, оставив меня лежать в зелёных лопухах и грязи. Внезапно почувствовал на шее смрадное дыхание собаки и скрип сточенных клыков. Оглянулся, готовый отразить атаку. Её не было рядом, только двигающаяся тень на полу, почти у самой двери.

Боже, пусть дверь накроет ненасытную тварь и убьёт её на месте. Бог не ответил. Вместо этого я услышал, как заскулила дворняга, но не поверил, что от боли. Скорее ярость от вынужденной медлительности мучила её. На секунду я забыл куда спешил, но неизвестный голос из тумана напомнил мне:

– Поторопись, урод. Тут дело важное. Ты не в курсе?

Я вскочил на ноги и побежал. Так я оказался на улицах города вроде бы привычных глазу, но совершенно незнакомых мне. Koмcoмoльcкaя, Coвeтcкиx кocмoнaвтoв, Tpoицкий. Не мoгy пoнять, зaчeм я здecь? Я yпycкaю чтo-тo вaжнoe. Повсюду зелёные деревья, одно большое зелёное пятно. Ветер не треплет мне волосы, земля под ногами не сопротивляется мне, подгоняет. Инстинкты, если они и жили когда-то во мне, сброшены на ноль. Одна лишь цель движет мной, бегущего сквозь толпу. Я будто в гоночной машине мчусь по встречке, не взирая на опасность. Ничего не важно, кроме… Я должен найти себя, чтобы узнать, кому необходимо помочь.