Читать книгу ВПКУ КГБ СССР - Мухтар Дуйсенгалиевич Назарбаев - Страница 2

Фотоснимок из личного архива автора романа.

Алма-Атинское высшее пограничное командное училище (ВПКУ) КГБ СССР имени Ф.Э. Дзержинского (именно так в те годы называлось прославленное пограничное училище в 1969 году). Да и в последующие годы название ВПКУ долгие годы не менялось. С наступлением в СССР, так называемой демократизации страны, прославленное пограничное училище получила возможность переименовываться в духе веянии времени. И уже в 21-ом веке училище переросло в пограничную академию.

Но я возвращаюсь в 1969 и семидесятые годы. Территория тогдашнего пограничного училища представляла собой типичный военный городок с компактно размещёнными на ней строениями. Основным сооружением являлся учебный корпус. В центре этого архитектурно интересно выстроенного здания располагался штаб училища с парадным входом на главные выездные ворота и контрольно-пропускной пункт. С левым и правым учебными корпусами штаб соединялся воздушными закрытыми переходами. Если смотреть на здание сверху, то оно в своем единстве представляло собой букву «Н», у которой нижние оконечности были вытянуты в стороны под прямым углом. Так вот, основные стороны Н-образного здания и были учебными корпусами, а их перемычка – штабом. Штаб, как бы своими командными руками, строго держал весь учебный процесс высшего училища.

Кто впервые видел плац – поражался величиной ровной прямоугольной площади. Однако кто видел другие военные плацы, нисколько не удивился бы размерам плаца ВПКУ, так как были в других военных гарнизонах и военных училищах другие плацы ещё большей площадью. В общем, военное училище занимало большую территорию. Но когда видишь, что здесь помимо штаба с учебными корпусами разместились три казармы и плац, столовая и котельная, клуб и кафе, конюшня с большим манежем, стадион и другие спортивные городки, склады и автопарк, а также множество других вспомогательных сооружении, то понимаешь, что военная территория использована рационально.

Муратбаева, привыкшего к спортивной жизни, не особо удивляла спортивная насыщенность курсантской жизни в пограничном училище. Он и так с шестилетнего возраста вплоть до поступления в училище проживал, можно сказать, на территории Алма-Атинской средней и высшей школ милиции. А территория милицейской школы была богата спортивными городками и двумя спортивными залами. На её территории размещались оборудованные специальная полоса препятствии, поля для игры в баскетбол и ручной мяч, которые Мурат и другие ребята приспосабливали для игр в футбол. Всё свободное время пацаны проводили именно на тех спортивных сооружениях милицейского городка. Возможно, следствием именно этих обстоятельств из ребят трёх дворов, прилегающих к территории школы милиции, выросли два юношеских чемпиона Казахстана по гимнастике, чемпион Алма-Аты по боксу, призёр города по культуризму, призёр среди юношей по акробатике, спортивные разрядники по пулевой стрельбе, хорошие футболисты и другие ребята не плохо развитые в физическом отношении.

Поэтому сооружённые в пограничном училище спортивные городки для Муратбаева были привычны не только для глаз, но и для их использования по прямому назначению. А полученные спортивные навыки позволили Мурату все зачётные вступительные упражнения по физической подготовке в период абитуриентских сборов пройти без особого волнения и напряжения с перевыполнением установленных норм. Мурат с пятого класса средней общеобразовательной школы ходил на секцию гимнастики. Через год он перешёл на акробатику. Но на акробатике он не задержался и ушёл в секцию пулевой стрельбы из винтовки. А через год, так как показывал неплохие результаты в стрельбе из винтовки, он стал не только винтовочником, но и пистолетчиком. То есть он занимался стрельбой из спортивной мелкокалиберной винтовки ТОЗ и стрельбой из спортивного пистолета системы Марголин.

Среди поступивших в пограничное училище ребят, были парни с редкими удивительными способностями в физическом совершенстве. Например, Мадвакасов Бауржан мог производить на перекладине немыслимое количество повторении подъёма переворотом. Он это делал раз двести и каждый раз без устали для мышц. А прекращал их выполнение только по одной причине. Он, соскакивая с перекладины, заявлял: «Да, ну, надоело! Сколько можно? Хватит!». Ему так же легко удавались и другие физические упражнения.

Коля Троян был круглым отличником по всем дисциплинам. А по физической подготовке, казалось, нет таких упражнений, которых он не смог бы выполнить, да ещё лучшим образом. Тем более, что он получил не только хорошую физическую подготовку, но и хорошие знания в стенах военизированного Суворовского училища.

Седых Валера – это Самсон в курсантской форме. Силач с добрейшей душой.

Замятин Валера – единая гора мышц. Именно эта горочка мышц затрудняла ему чётко выполнять строевые приёмы. В физической силовой борьбе повалить его втроём было делом почти невозможным. А ещё он, работая на заводе, успел вступить в ряды КПСС.

Самое первое ощутимое впечатление о начале армейской службы в прославленном пограничном училище наложила военная форма одежды, которую Муратбаев впервые надел в конце августа 1969 года. Форма на нём смотрелась не такой, какой он её видел на курсантах старших курсов. Новая, не обтёртая форма не сидела, а просто висела на Мурате. Посмотрев на себя в зеркало во весь рост, он почти не узнавал себя. Не сразу было понять: то ли форма его, то ли он форму испохабил. То, что висело на нём в совокупности с тем, кто именно напялил на себя эту форму, в некотором роде оскорбляло понятие военной формы одежды. Мурат казался себе ниже ростом, неуклюжим. И вообще, чувство обиды постигло его, смотря в большое ростовое зеркало на своё отражение в таком облачении. Он представлял увидеть себя таким, каким видел со стороны курсантов из курсов постарше. Размышляя об этом, Муратбаев сделал для себя вывод, о том, что, видимо, мало надеть форму, чтобы выглядеть бравым и ладным. Такое перевоплощение достигается многими занятиями, тренировками, способствующими физическому и внутреннему совершенствованию. Обстановка и условия обучения в училище более, чем позволяли для такого роста. Прославленное учебное заведение располагало богатой учебно-материальной базой, прекрасно подготовленным с большим опытом практической и теоретической работы профессорско-преподавательским составом. Строгая военная дисциплина, базирующаяся на лучших чекистских традициях, была обязательной как для курсантов, так и для офицеров пограничного училища. Офицеры безукоризненно выполняли требования воинских уставов и подавали в этом яркий пример для своих воспитанников. И не смотря на все слагаемые поддержки порядка и дисциплины всё же, сравнительно редко, имели место нарушения воинской дисциплины со стороны курсантов. За провинности наказания следовали очень строгие, но в пределах дозволенных Дисциплинарным уставом. Самым страшным наказанием являлось отчисление курсанта из училища. И такие случаи имели место. Отчисляли курсантов за их недисциплинированность, по состоянию здоровья, за не успеваемость в учёбе и тех, кто не пожелал завершать свою учёбу в стенах славного военного учебного заведения.

Первого сентября на первом учебном разводе всех курсантских подразделений училища прямо из гауптвахты вывели курсанта перед общим строем обучающихся и их командиров. Начальник штаба зачитал приказ об исключении провинившегося из училища и отправке его для шестимесячного прохождения срочной службы на границе в звании рядового. По команде начальника училища комендант учебного гарнизона вышел из строя с ножницами и направился к курсанту стоящему перед строем без зелёной фуражки и поясного ремня. Офицер срезал с плеч наказанного курсантские погоны и под конвоем его вновь отправили на гауптвахту. История вины курсанта была в следующем. Он заканчивал обучение на последнем курсе пограничного училища и готовился к выпуску. Были позади сданные зачёты и экзамены. Из четырёх государственных экзаменов, которые были завершающим этапам на пути к выпуску, оставались ещё два. То есть до выпуска из училища в звании лейтенанта оставалось десять дней. После успешно сданного второго государственного экзамена выпускник убыл домой с увольнительной на три часа к молодой жене. Прибыв в училище без опоздания, курсант доложил об этом дежурному офицеру. Тот, как бы в шутку спросил у курсанта мол, что последние деньки остались до выпуска, а по такому поводу не мешало бы и выпить с женой. Без пяти минут офицер взял, да и как бы по дружеский сказал дежурному офицеру, что пообедал дома с женой ну, и выпил стаканчик вина. Отметив увольнительную записку у дежурного, курсант направился в казарму. Дежурный сразу же доложил вышестоящему начальству, что такой-то курсант вернулся из увольнения с запахом спиртного, о чём виновный сам сознался. Через час увольнявшийся был арестован и направлен на 15 суток на гауптвахту. В итоге, оставшиеся два экзамена прошли в течение десяти дней без его участия, государственная московская комиссия убыла в столицу, выпускники торжественно выпустились, получив офицерские звания с дипломами об окончании высшего военного заведения и убыли в свой первый тридцатидневный уже офицерский отпуск в свои родные города. А виновного в употреблении вина лишили курсантского звания, исключили из училища и в звании рядового отправили на пограничную заставу дослужить ещё шесть месяцев. В дальнейшем стало известно, что бывшему курсанту, который проучился в пограничном училище четыре года, в пограничном отряде ему присвоили звание старшины срочной службы. Вот такая грустная история.

Был и такой интересный случай среди первокурсников. Из далёкого грузинского села приехал поступать в училище высокий симпатичный паренёк по имени Зураб Мойцрапишвили. Он с большим трудом поступил в пограничное училище, кое-как набрав общий проходной балл. И когда выдали курсантское обмундирование, он с великим возмущением и недоумением потребовал от начальника группы чекистскую кожанку и маузер. Училище-то чекистское, Комитета государственной безопасности (КГБ). Все восприняли его требования, как шутку весёлого и разговорчивого молодого человека. Но когда он подал письменную жалобу на имя начальника училища о том, что, ему, поступившему в чекистское училище, положены кожанка с револьвером, а в итоге его одели во что-то не понятное, то некоторым начальникам стало не до шуток. Многим думалось, что парень, как говорится, включил «дурака», по причине того, что ему за два месяца пребывания в стенах строгого военного училища, охота стать офицером пограничником улетучилась как утренний туман с вершин кавказских гор. Зураб действительно вёл речь на серьёзной основе. Когда ему начальники всё объяснили, Мойцрапишвили наотрез отказался обучаться пограничному делу, заявив, что в училище заманивают честных людей, а затем обманывают. И вообще, он должен бы предстать перед жителями родного села настоящим чекистом в кожаной куртке и с револьвером. А теперь что? Как он может показаться дома в такой не понятной одежде с погонами юнкера царской армии. К тому же, учиться-то, оказывается, придётся целых четыре года. На самом деле Зураб готовился получить офицерское звание через год. На такой длительный срок он не рассчитывал. Да и родственники его ждут домой в новом обличии следующим летом. Вот так! В итоге, Зураб был отчислен из училища по собственному желанию. А так как он ещё не принимал военной присяги, то считался гражданским лицом и потому мог ехать, куда ему вздумается. Однако думается, что это был хитрый ход Зураба в плане уклонения от обязательного военного призыва в армию. В своём районном военкомате он числился, как направленный в военное училище. И видимо, у парня была какая-та возможность таким путём полностью избавить себя от призыва в армию.

Военная присяга обязывала военнослужащего не только беспрекословно исполнять приказы начальства, но и ко многому другому, от чего гражданские лица были вполне освобождены. Обычно молодые воины присягали на верность Родине, принимая на себя присягу после прохождения краткого курса молодого бойца. В этом курсанты пограничного училища не имели исключения. День принятия курсантами первого курса присяги был назначен на пятое октября 1969 года. Такой день в военном училище, да и в любой воинской части, считался праздничным днём. К десяти часам личный состав всего училища стоял на плацу училища в торжественном строю. На первой линии построения в составах своих курсантских групп стояли первокурсники с автоматами на груди. За ними, на второй линии стояли группы курсантов остальных курсов без оружия. Приглашённые на торжественное событие родственники молодых курсантов собрались с левой и правой сторон трибуны. Оркестр сыграл Зарю, встречный марш, а затем под его марш было вынесено боевое знамя пограничного училища. Знамя в развёрнутом виде, в сопровождении знамёнщиков и взвода охраны боевого знамени, прошествовало вдоль всего строя училища и заняло место на правом фланге общего построения. Начальник училища сделал с трибуны короткое выступление, а затем выступили дочь знаменитого генерала Панфилова, несколько участников Великой Отечественной войны и двое представителей от родителей курсантов первокурсников. Затем группы курсантов первого курса развели по установленным на плацу местам принятия военной присяги. К этим же столом стали подтягиваться родители и родственники курсантов принимающих военную присягу. Находясь в общем строю, Мурат заметил рядом с начальником училища своего отца. Он по такому случаю прибыл в училище в своей полковничьей форме. Как только первокурсников построили в двухшереножном строю для принятия ими присяги, старший Муратбаев встал рядом с курсовым офицером группы, но немного позади. Отец Мурата поздравлял каждого курсанта группы с принятием им военной присяги. Когда очередь дошла до Мурата и он, зачитав текст присяги, расписался в ведомости, отец поздравил его и дал ему несколько кратких напутствующих наказов. Такой день действительно не забывается. И через десятки лет Мурат помнил тот день и поздравление отца.

Курсантская жизнь в основном была заполнена учёбой. Да и армейская служба курсантов, регламентированная воинскими уставами, в общем-то, тоже являлась учёбой. Но кроме учёбы и службы были выходные и праздничные дни, увольнения из расположения училища и просто личная жизнь в строгих армейских рамках. Что касается выходных, то здесь лучшим днём была суббота. В воскресенье, обычно с утра проводились спортивные мероприятия обязательные для всех. А далее шли скучные лекции.

Зато в субботу имеешь предчувствие предстоящего впереди выходного дня. А если курсант записан в увольнение, то предстоит просто прекрасный день. Увольнение из расположения училища на семь часов – это воздух свободы, это свобода мыслей и относительная свобода действий, это встреча с друзьями и девушкой, это маленький кусочек гражданской жизни. По распорядку строгой армейской жизни увольнения предусматривались только в субботу с шестнадцати до двадцати трёх часов и в воскресенье с утра до обеда и после обеда до двадцати двух часов.      Но не каждый курсант мог рассчитывать на регулярные увольнения. Во-первых, понятие «постоянная боевая готовность» разрешало одновременное увольнение военнослужащих из расположения воинской части до тридцати процентов от личного состава. А это означало, что до Муратбаева следующее увольнение может настать в курсантской учебной группе через третью партию своих боевых коллег по учёбе. Во-вторых, если курсант на протяжении всей недели по службе и учёбе не имел замечании от начальников, то на свою законную очередь он мог рассчитывать. В-третьих, когда подходит очередь на городское увольнение, случалось так, что курсант, как назло, внезапно попадал в суточный наряд на службу. Здесь решающее значение имело вполне субъективное мнение заместителя начальника группы старшего сержанта Цымбал. Все вопросы касательно подчинённых он решал исключительно с позиции личного настроения и его личного расположения к курсанту. Михаил Цымбал в большой степени представлял собой фельдфебеля, солдафона. Надолго запомнились Муратбаеву картинки с участием курсанта и старшего сержанта. Подходит к Цымбалу курсант Милованов, подчёркивая широкой улыбкой своё грушеобразное лицо и чётко приставив ногу, отдавая начальнику воинскую честь, подносит правую руку к головному убору и обращается:

– Товарищ старший сержант! Прошу разрешить мне очередное увольнение из расположения училища!

Ответ не заставляет себя ждать:

– Вы, почему улыбаетесь?! В уставе не сказано, что нужно улыбаться при обращении к начальнику. Вот когда будете выполнять требования устава, тогда и пойдёте в увольнение. А поэтому увольнение Вам не разрешаю. Идите!

С лица Милованова улыбка быстро сходит. Отходит от начальника, садится на свою табуретку. Цымбал всегда после любого своего запрета старался поставить свою жирную точку и тем самым максимально подавить курсанта. И в этот раз он привычно пытается «наступить начищенными тяжёлыми яловыми сапогами маленького начальника» на душу обиженного подчинённого.

– Товарищ курсант! Вы, почему отходите от начальника как колхозник от бригадира? Что-то Вы теперь не улыбаетесь? Ведь я запрещаю Вам увольнение для Вашей же пользы. Своим командирским запретом я Вас учу и воспитываю.