Читать книгу Геворг Марзпетуни - Мурацан - Страница 9

Царица прервала свой рассказ, желая немного успокоиться, и продолжала с оживлением:

– Да, Седа, ты права. Вспоминая радостные картины прошлого, можно на время забыть горести настоящего. Как мне дорого это прошлое… Я вспоминаю счастливую минуту, когда предстала перед государем. Он сидел в большом зале замка, окружённый придворными и князьями. Все ждали меня. Как только мы с отцом показались в дверях, государь направился ко мне и почтительно меня приветствовал. Я вспыхнула. Как ясно запомнилась мне эта минута… Отец соединил наши руки и сказал: «Вот, государь, моя дочь и твоя невеста…»

Государь, радостно улыбаясь, взял мою руку, нежно ее поцеловал и повел меня к трону, около которого стояло покрытое пурпуром кресло. «Представляю вам, князья, вашу будущую царицу», – торжественным голосом сказал государь, и все в один голос воскликнули: «Да здравствует царь! Да здравствует царица!» Затем все князья подошли ко мне и приветствовали меня в порядке старшинства. Здесь были, Седа, все отвергнутые мною когда-то князья-женихи. О, как хотелось мне тогда быть единственной красавицей в мире, чтобы все восхищались мною и говорили, что армянский царь выбрал себе достойную невесту!

– Ты была прекрасна, как херувим.

– Я радовалась, что достойна своего жениха.

– Да, он говорил потом князю Марзпетуни, что считает себя счастливым, так как ты превосходишь красотой жену Абаса. «Князь Абхазии, – говорил царь, – не может больше похваляться, что его дочь – единственное украшение армянского двора».

Во время венчания епископ взял мою руку и вложил ее в руку государя. Я подняла глаза и посмотрела на него. О, каким величественным показался он мне в эту минуту, как возвеличена была я сама… «Вот наконец осуществились мои мечты, и я счастлива», – думала я, и дерзкие мысли носились у меня в голове: «Ашот, железный царь, теперь мой, и никто не сможет отнять его у меня. Мы обвенчаны, союз наш скреплен божественной печатью…» «Что бог сочетал, того человек не разлучит», – сказал епископ. А теперь, Седа, я лишена его. Он уже не мой. Как горько поверить в эту истину… А ведь бог нас соединил… Кто же разлучил нас? Как это случилось? Говори, Седа, ты же все знаешь…

– Я и так уже многое сказала, милая царица.

– Нет, ты не рассказала мне, как началось наше несчастье. Почему из потухших искр разгорелось новое пламя?

– Причиной оказался опять наш враг.

– Кто же?

– Юсуф.

– Каким образом?

– Ты помнишь, в день вашей свадьбы он прислал царю много дорогих подарков?

– Царскую корону, меч, осыпанный драгоценными камнями, арабских коней в золотой броне и много других драгоценных подарков.

– И большой отряд арабской конницы, предназначенный для царского войска.

– Зачем он это сделал?

– Говорили, что Юсуф намерен восстать против халифа, чтобы единолично править Персией. Армянский царь тогда был в силе. Греческий император вступил с ним в союз, армянские князья объединились вокруг его престола. Он примирился даже с Гагиком Арцруни, а его единственный враг, Ашот Деспот, окончательно побежденный, бежал в Двин. Вот почему Юсуф старался снискать дружбу царя. Ваша свадьба была удобным предлогом. Своими богатыми дарами Юсуф покорил сердце царя. Но за всем этим скрывался тайный умысел. Арабский востикан не мог, конечно, желать удачи армянскому царю. Он искал его дружбы только потому, что царь был силен. Конница, которую Юсуф послал царю, оказалась причиной большого несчастья.

Царь после свадебных торжеств решил двинуться на Двин и изгнать оттуда Ашота Деспота. Если ты помнишь, этому не противился и князь Саак. Они собрали большое войско, объединив царские полки с гардманскими отрядами и конницей Юсуфа. С этими силами царь двинулся на Двин. Католикос был против этой войны, считая ее братоубийственной. Он пытался предотвратить бедствие. Но его старания примирить противников ни к чему не привели. Царь, полагаясь на свои силы и подстрекаемый, говорят, твоим братом Григором, начал войну. В самый разгар боя конница Юсуфа бежала с поля битвы. Эта внезапная измена привела в смятение царские войска, и они потерпели жестокое поражение. Коварство Юсуфа было причиной того, что царь стал готовиться к новой войне. Он вызвал на помощь войска абхазского князя и, соединившись с ними, намеревался дать грозный бой противнику. К счастью, католикосу удалось мольбами и увещеваниями примирить врагов.

– Все это мне известно. Но какое это имеет отношение к моим несчастьям?

– Очень большое. Эта неудачная битва была прямой причиной того, что наместник Утика, князь Мовсес, восстал против царя. Царь и князь Саак отправились в Утик подавлять восстание.

– И подавили его. Царь в бою снес мечом голову Мовсесу.

– Да, но на место восставшего Мовсеса он назначил наместником Утика Цлик-Амрама.

– Цлик-Амрама? Значит, вот откуда все началось?

Царица взволнованно приподнялась и, выпрямившись, села на постели, устремив глаза на кормилицу. Седа молчала. Она, видимо, боялась продолжать, не желая вновь огорчить свою госпожу.

– Что же ты замолчала, Седа?

– Не знаю, о чем и говорить, – ответила кормилица, грустно улыбнувшись.

– Ты сказала, что царь назначил наместником Утика Цлик-Амрама?

– Да.

– Почему именно его, а не другого? Что ты знаешь об этом?

– Царь слышал об Амраме только хорошее.

– Да, он был сильным и могущественным человеком. Недаром его прозвали Цлик11. Но какое это имеет значение?

Седа молчала.

– Расскажи, не утаивая, все, что знаешь, – строго приказала царица. Седа не смела ослушаться.

– После того как восстание в Утике было подавлено, брат твой, князь Григор, вернулся в Гардман один, без князя Саака. На вопрос княгини-матери, где князь Севада, Григор ответил, что князь с царем отправились в Еразгаворс навестить царицу. Вскоре твой отец вернулся в Гардман, грустный и удрученный. Княгиня сильно забеспокоилась, думая, что он получил какое-нибудь печальное известие, касающееся тебя. Спросить князя она не решалась. Ты знаешь, что отец твой всегда гневался, когда к нему приставали с расспросами. Два дня он не выходил из замка. На третий день состоялось тайное совещание с матерью-княгиней и братьями. После этого весь дом погрузился в печаль. Это меня чрезвычайно взволновало. Впрочем, княгиня не имела от меня никаких тайн, и вскоре я узнала обо всем. «Моя Саакануйш несчастна», – сказала княгиня. «Почему?» – спросила удивленно я. «Предосторожности, принятые князем, не помогли, – продолжала она сокрушенно. – Князь думал, что, выдав замуж севордскую княжну за Цлик-Амрама, он вычеркнет из сердца государя воспоминания о прошлой любви. Но он жестоко ошибся. Искры любви разгораются и грозят превратиться в пламя». – «Каким образом?» – испуганно спросила я. «Покорив мятежника Мовсеса, царь спустился в Севордское ущелье, чтобы дать отдых войскам. Там его встретил Цлик-Амрам с севордскими князьями и пригласил в свою крепость Тавуш. Севада, предчувствуя несчастье, сделал все, чтобы царь не принял этого приглашения, но его усилия были тщетны. Царь, до этого дня торопившийся выполнить обещание, данное царице, и вернуться в назначенный срок в Еразгаворс, охотно принял приглашение Цлик-Амрама и поехал в Тавуш». – «Что же дальше?» – спросила я. «Князь присоединился к нему, – продолжала княгиня, – и вот что он рассказал: «Там, говорит, жила бывшая возлюбленная царя, жена Цлик-Амрама. Она встретила государя у крепостных ворот. Княгиня так похорошела, была так прекрасна, что на нее нельзя было смотреть без восхищения. Я видел, как при встрече с царем она вздрогнула и покраснела. Могло казаться, что она оробела перед государем, но мне все было ясно. От моих зорких глаз, – сказал князь Севада, – не скрылось и волнение государя. Жена Амрама в ту минуту была так хороша, что меня не удивило бы, если бы царь обнял ее. Я видел, как в их глазах вспыхнули искры прежней любви. Их взгляды незаметно для присутствующих сказали друг другу многое. Но царь сдержал себя и больше ни разу не посмотрел на княгиню. Цлик-Амрам, видимо, был недоволен, что жена его не привлекает внимание государя. Однако скоро мои предчувствия сбылись. Государь, который намеревался наместником Утика назначить моего сына Григора, вдруг решил передать эту должность Цлик-Амраму. Я не противился, видя, что молчаливый взгляд прекрасной княгини убедительнее, чем все мое красноречие. На следующее утро царь подписал грамоту о «княжестве Утика», назначив Амрама своим наместником. Княгиня пришла лично благодарить государя. Пришла во всеоружии своих чар и своей красоты. Что касается Цлик-Амрама, он от радости готов был целовать царю руки. В тот же день вечером я напомнил государю обещание, которое он дал царице – возвратиться в Еразгаворс, – и был удивлен, когда он объявил, что желает провести в Тавуше еще два дня, чтобы дать распоряжения и указания Цлик-Амраму. Я больше не мог оставаться там, – сказал мне князь, – и быть свидетелем того, как возрождается старая любовь. Я вернулся сюда, потому что у меня не было сил ехать в Еразгаворс. Какими глазами я посмотрел бы в глаза дочери и как объяснил бы ей пребывание царя в крепости Тавуш?»

Через два дня князь Севада вызвал меня к себе и сказал: «Седа, моя Саануйш одинока. Теперь она больше, чем когда-либо, нуждается в твоих заботах. Готовься завтра же ехать в Ширак». Я с радостью согласилась, так как есть ли большее счастье для меня, чем служить тебе? Князь знал, что княгиня рассказала мне обо всем. Перед моим отъездом он в присутствии княгини сказал мне: «Седа, ты знаешь, какая опасность угрожает счастью моей дочери. Она еще молода и может сама ускорить надвигающуюся развязку. Поезжай и следи за каждым ее шагом. Ты женщина опытная, знаешь жизнь. Постарайся, чтобы твоя царица всегда была во всеоружии, чтобы каждый ее шаг, слово, взгляд пробуждали любовь мужа и заставляли его забыть чары жены Амрама. Никакое искусство не в состоянии воспламенить любовь, но оно может погасить искры старой любви и помешать им разгореться. Брак еще не обеспечивает любви, супруги должны всеми мерами ее охранять. В брачной жизни надо продолжать ту же борьбу, при помощи которой человек овладевает любимым существом. Об этом нужно думать постоянно. Так уж создан человек; добившись желанной цели, он теряет к ней интерес. Настает время испытаний. Твоя царица этого не знает, и хорошо, если никогда не узнает. Она искренне любит государя и верит ему безгранично. Но такая любовь часто приводит к ошибкам. Иногда достаточно бывает неосторожного слова, грубого движения, небрежности в одежде, чтобы в любящее сердце просочился яд отвращения. За первой каплей следует вторая, третья, и чувство умирает. Все это ты знаешь, Седа. Поезжай и оберегай свою Саануйш от надвигающихся бед. Чувства царя уже не прежние, я это видел ясно. Позаботься, чтобы моя дочь не нанесла его любви последнего удара. Я же со своей стороны постараюсь найти способ предотвратить опасность».

С такими наставлениями князь отправил меня. После этого, как тебе известно, я приехала в Ширак. Государь был уже у тебя, в Еразгаворсе. Он продолжал окружать тебя нежной заботой. Ты была довольна судьбой. Подозрения князя не оправдались; по крайней мере, я не замечала никакой перемены в государе, видя его с тобой всегда нежным и любезным. Но когда в это же лето он стал устраивать для тебя увеселительные выезды в Сюнийские и Гугарские горы и, приставив к тебе сюнийских княгинь, сам, под предлогом неотложных дел, уезжал в севордскую область, мною овладели сомнения. Я тебе ничего не говорила; ты была так весела и счастлива, что надо было иметь каменное сердце, чтобы отравить подозрением твою чистую душу. Но я уже видела, что над сердцем царя властвует жена Амрама. Поездки в Утик стали повторяться. Ты ничего не подозревала, но мы, то есть родители твои в Гардмане и я во дворце, совсем измучились. Вскоре посещения царя так участились, что женщины во дворце и даже телохранители царя стали говорить: «Видно, наш государь влюбился в севордскую страну».

– Скажи мне, они догадывались, зачем царь посещает Утик? – спросила царица, дрожа от волнения.

– Нет. Это было известно только двум его телохранителям.

– Ах, Седа, зачем ты меня обманываешь? Двух человек достаточно, чтобы оповестить двухсот. А кому из дворцовых женщин было известно о моем несчастье?

– Тогда, кажется, никому. Вскоре брат царя Абас со своим тестем, князем абхазским Гургеном, попытался взять в плен государя и убить его. Царь скрылся от них. Заговорщики искали его в Шираке, а потом с войсками двинулись на Еразгаворс. Ты, конечно, помнишь, что еще до их прихода царь всех нас отправил в Утик, в Севордское ущелье. Мы укрылись в крепости Тавуш у Цлик-Амрама. Вот тогда-то две из придворных женщин заметили близость царя с княгиней Аспрам. Они порицали его за то, что он укрыл нас в доме своей возлюбленной, а не в одной из сюнийских крепостей.

– Кто эти женщины, Седа? Говори, я хочу знать, – спросила царица.

– Одна – мать нашей Шаандухт, другая – княгиня Гоар.

– Они говорили с тобой об этом?

– Да, но тайно. Кроме нас, никто этого не знал. Впрочем, я со своей стороны старалась рассеять их подозрения.

– Напрасно. Этим ты не могла закрыть им глаза. Почему ты тогда же не открыла мне этой тайны? Если бы я знала, что, кроме меня, она известна и другим, я вонзила бы нож в сердце этой низкой женщины, а потом убила себя. Ашот Железный избежал бы той опасности, в которой он сейчас находится, Саак Севада и его сын не были бы ослеплены.

– Как, царица? Неужели и ты узнала об этом в крепости Тавуш?

– Да, Седа, во дворце этой низкой женщины, через несколько дней после нашего приезда.

– Каким образом?

– Ты помнишь, как однажды князь Амрам, возбужденный вином, забыв о своем достоинстве, принялся любезничать с княгинями. Я удалилась из зала. Какая-то непонятная тоска овладела мною. Я не знала, чем рассеять ее. Я не хотела, чтобы кто-нибудь из княгинь сопровождал меня, и пошла одна бродить по дворцу. Я надеялась встретить царя, который уединился для чтения писем, полученных из Еразгаворса. В одном из покоев я вдруг услышала его голос и радостно пошла к двери, которая вела в покои княгини Аспрам. Здесь я услышала голос княгини. Я думала, что она занята хозяйственными делами, и очень удивилась, что они оказались вместе. Ужасное предчувствие стеснило мое сердце. Дыхание прерывалось… Я подошла к дверям со страхом и надеждой, открыла их, и что же я увидела?.. Седа… О, зачем в эту минуту я не задохнулась, зачем не умерла?.. Княгиня Аспрам… в объятиях царя…

– Боже мой!..

– Да, мой Ашот, властелин моего сердца, сидел, обнявшись с женой Цлик-Амрама… Ах, Седа, понимаешь ли ты, как я была потрясена?.. Гром и молния не могли бы столь безжалостно поразить мое сердце…

– Что же ты сделала?

– Ничего. Они оба побледнели, как мертвецы. Я же молча вышла оттуда и уединилась в одной из соседних комнат.

– Тогда-то ты и заболела?

– Да, от страданий, причиненных мне этой роковой встречей… Я болела тогда целых два месяца.

– И ты никому ничего не сказала?

– Не сказала, чтобы не разрушить семью армянского царя. Я не хотела рукой дочери Саака Севада нанести удар армянской короне и престолу. Ах, зачем скрывать, Седа? Я не сказала никому, чтобы не возрадовались мои соперницы, чтоб завистливые княгини не ликовали, а мои бывшие женихи не насмехались над моей гордостью.

– Бедная моя госпожа… – прошептала Седа.

– И все же за свою гордость я жестоко наказана…

– Бог милостив, царица. Не может быть, чтобы та, что так геройски перенесла свое горе, не вкусила бы вновь прежнее счастье.

– Милая Седа, как ты добра… Но разве мертвые в наши дни воскресают? Встань, мать Седа! Пойди отдохни. Я тебя утомила, прости меня.

Седа, давно ожидавшая этого приказания, помогла царице снять оставшиеся на ней одежды, поправила постель и, пожелав доброй ночи, удалилась в комнату рядом с опочивальней.

Царица легла. Но грустные думы долго терзали ее. Уже светало, когда глаза ее сомкнулись. Старая Седа давно уже мирно спала.