Читать книгу РазNообразный Наполеон - Мурат Куриев - Страница 6

«Кому после водки нужно английское пиво?»

Энтони Берджесс написал не только «Заводной апельсин», но и много других романов, в том числе о великом императоре. Называется он «Наполеоновская симфония», и вышеприведенные строки как раз оттуда.

«Водка» – это Толстой, а «английское пиво» – то, чем не хотел называться Берджесс. Его роман – «комический», и он за «тысячу верст от Толстойграда». Слова Берджесса. Очень, очень по-английски. С иронией и амбициями.

…У британцев, наверное, самое непростое отношение к Наполеону. В начале XIX века он был чудовищем, которым пугали детей. «Злобный карлик Бони!» Они его боялись, хоть и не признавались в этом. Оттого остро шутили. Потом очень долго «не замечали». Что-то вроде традиционной спеси.

По большому счету Наполеон прочно поселился в английской литературе только в ХХ веке. Но правил без исключений не бывает. На мой взгляд, есть как минимум трое британцев, чей вклад в создание «литературного Наполеона» или огромный, или очень значительный. Вот они.

«Поверхностная» книга Вальтера Скотта

…До того как в Северном море нашли нефть, Шотландия была богата только героями. Так принято считать, для образности. Красиво, но… Не совсем честно. Шотландия подарила миру выдающихся писателей и поэтов, именно здесь родился столь почитаемый и поныне жанр, как исторический роман.

Другим странам и одного Вальтера Скотта хватило бы, а у Шотландии есть еще и Роберт Стивенсон. Суровые пейзажи способствуют развитию воображения. Хотя, признаюсь честно, то, что Вальтер Скотт не только писатель, но и историк, я узнал, а главное, понял довольно поздно, уже будучи студентом.

А когда стал преподавателем, читал студентам курс историографии. И, пользуясь служебным положением, посвящал Вальтеру Скотту отдельную лекцию. Куда-то она делась, но, может, оно и к лучшему. Я не то чтобы открывал для себя Скотта заново, но точно посмотрел на его творчество под другим углом зрения – не преподавателя, а специалиста по наполеоновской эпохе.

Ведь Вальтер Скотт написал одну из первых биографий Наполеона – в 1827 году, всего через несколько лет после смерти императора. Она имела шумный успех, и слово «шумный» здесь как нельзя к месту. Бывший адъютант Наполеона Гурго всерьез обсуждал возможную дуэль со знаменитым писателем. Обошлось без кровопролития, но за их «газетной войной» с интересом наблюдала вся Европа.

«Страсти по Скотту» не закончились. Ладно Гурго – у него имелись причины обижаться на шотландца. Но зачем прекрасный американский писатель Марк Твен затеял нечто вроде «крестового похода» против Вальтера Скотта, мне до сих пор не очень понятно. Однако именно это он и сделал!

Гурго не понравилось только то, что Скотт написал про императора и про него лично, а вот Марк Твен ополчился на все сразу. Он не просто палил по шотландцу из всех орудий, он предпринял самое страшное из всего, что может произойти с писателем. Твен надсмехался – а что может быть страшнее? – над Вальтером Скоттом, пародировал его. А ведь, как сказал один из самых остроумных авторов в мировой литературе, «никакой бог и никакая религия не могут пережить насмешки. Ни церковь, ни аристократия, ни монархия, ни любой другой обман не могут встретиться лицом к лицу с насмешкой и продолжать после этого свое существование».

Впрочем, самого Скотта едкость американца задеть уже не могла, свои «нападки» Твен начал уже после смерти «создателя исторического романа». Но мертвого – не жалел.

«Вальтерскоттовская отрава», «путаный и небрежный язык» «безжизненные подделки», «безмятежный разлив бессмысленного красноречия» и так далее и тому подобное. Героев Скотта Твен называл «бескровными манекенами», а его замыслы – «убожеством».

Скотта, конечно, есть за что критиковать, я и сам это сделаю, но неистовый пыл Марка Твена кажется мне все же чрезмерным. Проще всего объяснить его конфликтом реализма с романтизмом, только это будет чересчур просто. Романтики ведь отвергали и традиции Просвещения, или классицизма, но более деликатно. Если они любили идеализировать прошлое, то реалисты обо всем рассуждают исходя из реалий современного общества. Обычно такой подход называют «антиисторичным». Можно ведь и Марка Твена упрекнуть в том, что, написав «Гекльберри Финна» в 1884-м, он прожил еще почти тридцать лет и не создал ничего даже близко приближающегося к его лучшей книге.

В общем, выражаясь словами самого Твена, недостатки в творчестве Вальтера Скотта были им «сильно преувеличены». Хотя имеются и очевидные, оспаривать это просто бессмысленно. Чудовищная «многословность», всегда плохо прописанные женские персонажи, да много чего…

Однако вплоть до последней трети XIX века шотландец был настоящим «властителем дум». Точно одним из самых читаемых авторов. Бальзак называл его «гением», им восхищались Байрон и Гёте, Пушкин и Лермонтов. Но среди современников Скотта нашлись и те, кто давал странные по тем временам прогнозы.

Знаменитый историк и философ Томас Карлейль (тоже, кстати, шотландец) всеобщую эйфорию не разделял и высказал предположение, что феноменальный успех Скотта – явление временное. Это нечто модное, но отнюдь не вечное.

Книга самого Карлейля об истории Французской революции популярна до сих пор. Многие романы Вальтера Скотта – тоже. Но стал ли бы я рекомендовать его «Жизнь Наполеона» в качестве произведения, с которого стоит начинать знакомство с императором? Нет.

Это только Марина Цветаева читала все, что написано про Наполеона. А так – никто не обязан. Напомню, что первые две биографии императора, которые получили всеобщее признание, созданы Стендалем и Вальтером Скоттом. Как я уже говорил, если выбирать, то, конечно, Стендаля. Что вовсе не означает, будто «Наполеон» Скотта плох или безнадежно устарел. Шотландца-то все же называют историком, а француза – нет.

Я могу лишь подтвердить: Вальтер Скотт действительно историк, и по-своему выдающийся. В том, что касается истории Шотландии и раннего английского Средневековья, – авторитет и останется им навсегда.

Многие ученые считают, что Скотт создал особое направление в исторической науке – живописательное. Он и правда дал нам возможность почувствовать историю на вкус. Все эти бесчисленные детали, которые так сильно раздражают в его романах тех, кто жаждет действия, все они – плод кропотливой работы. Серьезнейшей подготовки! Да, Скотт – историк. И человек, написавший одну из самых известных биографий Наполеона.

«Это – первое мое сочинение, в успехе которого я почему-то уверен». Немного странное заявление для писателя, уже опубликовавшего «Пуритан», «Айвенго», «Роб Роя» и «Квентина Дорварда». Но – как в воду глядел Вальтер Скотт. Огромная «Жизнь Наполеона» станет настоящим бестселлером, а сам он получит невероятный по тем временам гонорар – восемнадцать тысяч фунтов.

Скотт и не скрывал, что рассчитывает именно на коммерческий успех. Имел право. Он популярен, про скончавшегося всего несколько лет назад Наполеона и говорить нечего. Вряд ли пресловутая шотландская «страсть к наживе» сказалась на качестве. Нет, здесь другое.

В декабре 1825-го Скотт пишет в своем дневнике о будущей книге: «Она выйдет поверхностной, но я не собираюсь из-за этого от нее отказываться. Лучше поверхностная книга, которая хорошо и наглядно преподносит известные и признанные факты, чем безжизненное и скучное повествование, прерывающееся каждый миг для рассмотрения незначительных деталей».

Интересно… Как это – «поверхностная»? Тысячи страниц! «Незначительные детали»? Так ведь Скотт был славен именно вниманием к деталям! Что-то тут не так…

Над книгой он работает примерно два года. Дотошные литературоведы подсчитали: с учетом того, что он «отвлекался» на другие романы, тяжело пережил смерть жены, устраивал финансовые дела, он фактически потратил на монументальный труд всего… год.

Изучал ли Скотт источники? Конечно. Он, например, провел несколько личных бесед с герцогом Веллингтоном и даже переписывался с Денисом Давыдовым. Но год?! Конечно, получится поверхностно. Скотт сознательно идет на это. Уверен, что, если бы речь шла о его любимой Шотландии, он бы себе такого не позволил.

Из всех произведений Скотта «Жизнь Наполеона Бонапарта» самое «модное». Суровый шотландец хотел сделать бестселлер – и сделал это. Проиграв как историк и, что еще более обидно, как писатель. Пока – полбеды. Точнее даже одна треть. Будем соблюдать правильную пропорцию.

Вальтер Скотт, как подавляющее большинство романтиков, очень зависим от состояния собственной души. Душа его – там, в вересковых пустошах и кельтских преданиях. Шотландия, Британия – его подлинная страсть. А Наполеон…

«Скотту стоило бы написать о Веллингтоне – тот был индивидуальностью, но не иконой. Поступи он так, кредиторы, возможно, выручили бы меньше денег, зато он смог бы вложить в свой труд всего себя, и мы бы получили беспрецедентное по интересу сочинение».

Метко сказано! Абсолютно согласен с Хескетом Пирсоном, автором прекрасной биографии самого Вальтера Скотта. Позволю себе привести еще одну цитату из Пирсона, подпишусь под каждым словом. «…Скотт недолюбливал главное действующее лицо и дал это почувствовать в главах, которые читаются так же утомительно, как, судя по всему, и писались».

«Недолюбливать» можно, можно даже не любить – страшнее другое. У Скотта нет настоящего интереса к герою, он так толком и не сформулировал свое собственное отношение к нему. Прочитав многотомный труд, вы так и не поймете – так какой же он, Наполеон Вальтера Скотта?

Противоречивый? Кто с этим спорит? Только шотландец слишком уж часто противоречит и сам себе. Гений? Возможно, но – эгоист. Эгоист? Безусловно. Но его эгоизм «был благородного и возвышенного свойства». Или вот еще: «…Хотя его мощный ум был способен работать в любом направлении, он не мог отказать себе в войне и тщеславии».

Мешала Скотту «подняться над суетой» и позиция патриота Британии. Он не Байрон, который позволял себе открыто восхищаться Бонапартом. Настроения в стране в целом и антинаполеоновские, и антифранцузские. Какими еще они могли быть? Байрон общественное мнение игнорировал, а Скотт – один из тех, кто его создавал.

Маленький штрих. Вальтер Скотт едва ли не единственный с кем герцог Веллингтон обсуждал Ватерлоо. Потом писатель прислал Железному герцогу что-то вроде набросков. Веллингтону прочитанное совсем не понравилось, и от дальнейшего сотрудничества он отказался.

В книге Скотт уделяет много внимания не только Наполеону, но и французскому народу. Делает это, мягко говоря, весьма субъективно. Одна из его мыслей вызвала во Франции настоящую бурю. Скотт написал, что это «народ, жаждущий славы больше, чем свободы». Заметим, что сам писатель придерживался довольно консервативных убеждений и ему не стоило бы рассуждать о свободе.

Французам «Жизнь Наполеона Бонапарта» сильно не понравилась. Вернемся к вышеупомянутой истории с бывшим адъютантом императора, генералом Гаспаром Гурго, которая (по-своему) очень показательна.

В Министерстве по делам колоний Вальтер Скотт нашел документы, выставлявшие Гурго в весьма невыгодном свете. Речь шла о его поведении на острове Святой Елены. Гурго и правда персонаж непростой. В отсутствии преданности императору я бы его обвинять не стал, но на некоторые «своеобразные поступки» генерал был вполне способен. Даже во Франции есть немало тех, кто считает, что в своих собственных мемуарах Гурго не вполне честен.

Однако Скотт, опираясь исключительно на английские документы, которым, применительно к Святой Елене, тоже не стоит особо доверять, выдвинул в адрес адъютанта генерала серьезные обвинения. Тогда-то Гурго и решил вызвать писателя на дуэль.

Надо признать, что Скотт не испугался, выбрал себе секунданта, а спустя короткое время написал в дневнике, что он бы не стал бегать «ни от него, ни от любого другого француза из тех, кто вылизывал Бонапартову задницу».

История довольно мутная, но про «Бонапартову задницу» сказано от души. Многое объясняет. Будущий император Наполеон III, принц Луи Бонапарт, про дуэль не говорил, но высказался резко, заявив, что Вальтер Скотт не только принижает славу Наполеона, но и пытается очернить всю нацию. Соратники императора наперебой указывали на многочисленные ошибки в книге шотландца.