Читать книгу Горцы - Мурман Ратиани - Страница 5

Зима в этом году была холодной. Шел январь 1902 года, весь Кавказ был в плену у наступивших холодов. Утреннее солнце слепило лучами, переливающимися серебром белого блестящего снега, который укутал предгорье и лесистые Черные горы. Среди этой божественной красоты легкой рысью на длинноногом вороном жеребце скакал в сторону Дигорского ущелья укутанный в башлык всадник. Его черная борода и брови были сплошь покрыты белым инеем, изменяя весь его облик, неизменными оставались лишь его карие, быстрые, подобно молнии, глаза, которые замечали всё, что творилось кругом.

Это был чеченский абрек Кута. Из-за навалившего в горах и в лесу снега передвигаться было очень сложно. Вот и вынужден был он остановиться у своего друга дигорца в ауле Топан в Дигории. Надо было переждать день, чтобы, как стемнеет, двигаться дальше в аул Кюнлюм в Верхней Балкарии.

Абрека осетин встретил с большой радостью, тут же в честь гостя зарезал барана, и этот день закончился очень быстро за разговорами и расспросами. Вечером, когда Кута засобирался в дорогу, друг дигорец решил его проводить. Абрек не смог отговорить осетина, и они вместе прибыли в Верхнюю Балкарию. Балкария – благодатнейшая земля, прекрасны ее горы, леса, горные луга и Эльбрус, величественный исполин всех Кавказских гор.

Рано утром всадники въехали в Кюнлюм. Даже такой мороз не в силах был справиться с рекой Черек, на берегу которой раскинулся аул, она весело с журчанием неслась вниз. На левом берегу неизменно и величественно стояла башня Абая. Аул просыпался: то там, то здесь из печных труб саклей шел утренний дым, несколько собак выбежали со двора на улицу, услышав стук копыт коней, но, видя их неторопливый шаг, лениво размахивая хвостами, убежали обратно в тепло, в свои укрытия.

Когда трое всадников подъехали к дому Ахии, из дома вышел горец, направился к воротам и, открыв их, шагнул со двора на улицу. Кута узнал его, это был старший брат Ахии Асхат. Сошедшие с коней гости разминали тела и пытались таким образом согреться:

– Ассаламу алейкум! – выступил вперед Кута и подал руку балкарцу, другой рукой вытирая иней, покрывший его лохматую шапку, брови и бороду.

– Ваалейкум ассаламу! – подозрительно рассматривал гостей балкарец, подавая каждому руку.

Когда Кута приподнял надвинутую до бровей мохнатую шапку на затылок и улыбнулся, тот громко засмеялся:

– О Аллах! Да это Кута! – быстро повернулся он в сторону дома и махнул рукой. Из дома в одной черкеске с карабином в руках выскочил Ахия:

– Чтоб мне провалиться на месте! Неужели Кута, – распростер объятия и бросился он к своему другу. – Ассаламу алайкум! Пусть ваш приезд будет подарком Аллаха, дорогие гости! – глядя то на Куту, то на осетин, обнимал он друга.

Только тут заметил Ахия, что он на радостях забыл положить карабин, и передал его старшему брату:

– Мне тоже приходится быть настороже, – улыбнулся он, кивая на карабин в руке брата.

Осетин хотел было что-то сказать, но братья балкарцы не дали и слова произнести, подталкивая их во двор. Тут же подскочившие молодые люди увели их коней на скотный двор за домом.

Всё же через некоторое время осетины еле уговорили хозяев дома, чтобы те отпустили их домой. После полдневной молитвы, поблагодарив хозяев дома за гостеприимство и пожелав Куте удачи, дигорцы ускакали домой.

Вечером, когда гость с хозяином дома остались вдвоем, Ахия устроился на деревянной кровати напротив Куты и посмотрел ему в глаза:

– Кута, ты знаешь, что я и весь мой род вместе со всем аулом всегда рады тебе и готовы за тебя отдать свои жизни. Мы всегда ждем тебя и рады тебе. Я знаю тебя хорошо, ты всю свою сознательную жизнь на своих плечах переносишь чужую боль и тревогу, думаю, и сейчас, в эти трудные морозные дни, ты не сидишь возле теплой печки, а носишься по всему Кавказу, возложив на себя ответственность за чью-то боль. Я готов тебя послушать и хочу знать, чем бы я мог быть тебе полезен, – выжидающе разглядывал он чеченца.

Кута о чем-то думал, собираясь с мыслями, Ахия его не торопил и ожидал терпеливо, о чем ему поведает его чеченский друг.

– Грузинский князь в Сванетии держит в заложниках чеченского мальчика. Родные мальчика, потеряв надежду вернуть его обратно и, возможно, поверив, что его уже нет в живых, оставили попытки вернуть его домой, – оставаясь всё еще в плену своих мыслей, посмотрел чеченец на друга.

– А что отец, неужели он успокоился?! – в сердцах воскликнул Ахия.

– Связанного по рукам и ногам отца мальчика грузинский князь Илико Геловани зарубил насмерть на глазах сына и его матери.

– Значит, с ним его мать? – обрадовался хозяин дома.

– Нет. Мать умерла во время их побега, замерзла, не дойдя до перевала в горах.

Друзья какое-то время сидели молча.

– Кута, чем я могу тебе помочь? Если ты ко мне приехал, значит, ты что-то надумал, – пытался заставить говорить чеченского абрека балкарский абрек.

– Ахия, я вспомнил твоего друга, свана Мушни из княжеского рода Ратиани. Этот мужественный горец мог бы мне оказать большую услугу, выяснив точно о судьбе чеченского мальчика, находящегося в заточении у грузинского князя в Сванетии.

– Ты его тоже неплохо знаешь, – весело заулыбался балкарец.

Кута тоже улыбнулся, вспомнив свана Мушни, которого балкарцы звали Муратби, и красавицу-балкарку Фатику.

Было это летом 1899 года. Кута приехал вечером в Кюнлюм по просьбе Ахии. Балкарцу один офицер русской армии, ногаец, рассказал, что по почтовому тракту, сообщающемуся с Закавказьем, проходят большие деньги. Он предлагал напасть на инкассаторов на Моздокской укрепленной линии, через которую проходит почтовый тракт, где меньше всего ожидают нападения.

Тогда Ахии не оказалось дома. Братья и родные встретили чеченца с радостью и завели его в дом. Угостив гостя, брат Ахии Асхат предложил ему отдохнуть с дороги, пока он отлучится по одному делу:

– К нам утром приехал в гости друг Ахии из Вольной Сванетии. В обед он уехал в аул Гелястано на свадьбу и торжества у князя Урусбиева, там будет его девушка-балкарка, с которой он дружит с детства. Они познакомились с ней, когда она приезжала в Сванетию к своей тете, которая замужем за одним сваном. Я боюсь, как бы чего там не произошло, – с сожалением объяснил Куте брат Асхат и виновато опустил глаза.

– Едем вместе, – не оставляя места для обсуждения, встал Кута, поправляя кинжал на своем поясе.

Когда Кута и Асхат прискакали в Гелястано, свадьба была в самом разгаре. Их встретили возле широко раскрытых ворот и, как только они сошли с коней, их скакунов увели на большой задний двор. Куту и балкарца пригласили пройти во двор. Столы были накрыты и под навесами, и под открытым небом во дворе, особо важных гостей заводили в дом. Гостей было много со всего Кавказа и много знакомых Куты: черкесов, кабардинцев, осетин и несколько ингушей, которых Кута лично не знал.

Брат Асхат быстро нашел, кого искал: его двоюродный брат, сопровождавший свана, и сам сван, сидели за столом под навесом. Друзья присоединились к ним. Сван не слышал, что ему говорил Асхат. Он то и дело, то приподнимаясь, то садясь, в толпе гостей искал кого-то. Он был чуть моложе Куты, очень крепкого сложения, в каждом его движении ощущалась кошачья ловкость, упругость и большая сила, казалось, если он раздвинет плечи, разорвется черкеска на нем. К столу, за которым сидели Кута и его товарищи, быстро подошел балкарский князь Навруз Урусбиев, со всеми поздоровавшись, он обнял Куту:

– Если я от вас уведу гостя нашего народа, надеюсь, вы не обидитесь, – посмотрел он на товарищей чеченца.

– Мы будем только рады, если вы ему уделите больше внимания, – улыбнулся и встал Асхат, пропуская абрека из-за стола. Навруз вместе с Кутой прошли в дом. Кута расположился за столом возле окна, отсюда очень хорошо просматривался двор. Многих сидящих за столом Кута не знал, но это были очень милые люди, они не мешали абреку и говорили о своих делах.

Вдруг в их комнату с шумом ворвался нарядно одетый горец, в ком легко можно было распознать князя. Быстро пробежав по лицам сидящих людей за столом, он расплылся в улыбке, увидев чеченца. Кута узнал его тоже, это был кабардинский князь Аслан Клишбиев, но титул князя ему нисколько не мешал заниматься абречеством.

– Дорогой мой друг, ты в Кабарде, а я узнаю об этом последним, – недовольный, покачивал он головой, крепко сжимая руку Куты и обнимая его. – Я знаю, что вы что-то затеяли, надеюсь, что найду место в этом деле, – не отпуская Куту, прошептал ему в ухо Аслан.

– Я знал, что найду тебя тут, – улыбался Кута, разглядывая Аслана. – Всё никак не подберешь невесту? – подшучивал он над князем. – Приезжай к Ахии, поговорим.

– Непременно я у вас появлюсь, завтра же, – с таким же шумом, как и появился, исчез за дверью кабардинский князь.

Во дворе заиграла гармонь, в такт мелодии молодой горец отбивал дробь доули. Площадка во дворе быстро наполнялась людьми, готовящимися к горским танцам. Точно так же, как готовят скакунов к скачкам, молодые горцы готовились к переплясу: каждый приглашал свою любимую на танец и в ритме движения танца пытался передать чувства, переполняющие их сердца.

Кута удобно устроился на своем стуле и готов был наблюдать за этим развлечением, пока закончат свои дела его товарищи. Брат Ахии забежал к Куте и, убедившись, что их гость устроен хорошо, побежал к другому гостю их дома, к свану, которому никак не удавалось переговорить со своей любимой девушкой.

Как и положено у горцев, первый танец исполнил старец. Несмотря на свой возраст, он легко закружился в ритме музыки, только в его движениях не было страсти, присущей влюбленным. Девушка-горянка, словно лебедь по воде, плыла в танце, то приближаясь, то отдаляясь от танцора. Уважая возраст горца, она замедляла свои движения, и со стороны старый горец казался значительно бодрее. В знак уважения к старику все, кроме музыкантов, встали со своих мест и от всей души в ритме музыки хлопали в ладоши, ведь танцевали старый князь и красавица Фатика.

Из окна Кута видел лица девушек, стоявших в кругу, мужчин, расположившихся напротив них спиной к абреку. Веселье набирало силу, каждый пытался пригласить Фатику: это были ее торжества, и она по праву была красивее всех горянок на этой свадьбе.

К Куте подсел балкарец, и они разговорились. Вдруг послышались крики и шум во дворе. Чеченец взглянул в окно и заметил, как Асхат, размахивая руками, на высоких тонах говорил с каким-то горцем. Извинившись, Кута быстро вышел во двор и направился в гущу толпы. В середине толпы друг против друга стояли две группы. Против двух братьев Ахии, за спиной которых стоял сван, стояла большая группа балкарцев, а руки всех горцев лежали на рукоятях кинжалов. В любую минуту могла пролиться кровь.

Балкарцы требовали от свана освободить Фатику от данного ему слова, что она выйдет за него замуж. Один балкарец поклялся именем Аллаха, что не позволит свану увезти Фатику, а клятва отмывалась только кровью. Сван заявил, что никогда не откажется от любимой девушки и что готов за нее погибнуть. Братья Ахии поклялись, что убьют любого, кто подойдет к их гостю. Балкарцы, которых было несколько десятков человек, напирали на свана, и в воздухе стояло напряжение, готовое взорваться в любую минуту.

Кута понимал балкарцев: такие красивые женщины, как Фатика, делают честь любому народу, и они не хотели, чтобы ее увезли в другие края. Чуткий взгляд абрека чуть ранее успел заметить, как переглядывались сван и балкарка. Сомнений не было: они любили друг друга. Какие бы страсти там ни кипели, за кого пойдет его дочь, решал все-таки отец Фатики, который сидел тут же, чуть в стороне, а за его спиной стояли сыновья, наблюдавшие за разгоравшимися страстями.

Группы уже почти сошлись, когда Кута вошел в круг и стал между враждующими сторонами. Когда один из балкарцев протянул руку, чтобы убрать Куту с дороги, абрек чуть выдвинул кинжал из ножен, обнажая лезвие блестящей стали.

– Если я вытащу его из ножен, не вложу его обратно в ножны, кроме как обагренным чьей-то кровью! – зло посмотрел он на напирающих балкарцев.

– Это Кута! – услышал он голос из напирающей толпы балкарцев.

– Что еще за Кута! – пренебрежительно бросил чуть захмелевший среди балкарцев заводила, увлекающий всех за собой на свана.

– Это чеченец, абрек Кута! – радостно воскликнул кто-то из окружающей толпы. – Ассаламу алейкум! – подскочил к нему его хороший знакомый из черкесских бесленеевцев и, положив руку на рукоять кинжала, встал рядом с ним.

Балкарец из надвигающейся группы, узнав Куту, обнял его, подавая ему руку:

– Кута, ты против нас? Ты хочешь с нами сразиться из-за свана? – искренне был удивлен горец.

Кута видел, как осложнилась ситуация, как враждующие группы поклялись, и понимал, что кто-то из клятвы должен был выйти через пролитие крови, так как никто не желал отказаться от Фатики.

– Я ни за кого, я за себя самого! – громко заявил чеченец, так что во дворе наступила тишина. – Я Фатику не видел раньше, но был наслышан о ее красоте! А теперь, увидев ее, решил, что сам женюсь на ней!

По толпе прокатились возгласы удивления. Братья Ахии опешили и открыли от удивления рты. Сван схватился за кинжал, но его удержали его провожатые. Подвыпивший балкарец не менее громко заявил:

– Нам плевать, кого убить, свана или чеченца, но Фатику никому не отдам!

К Куте и бесленеевскому черкесу подошел балкарский князь Урусбиев, о чем-то поговорив с остальными, князь поднял руку, требуя тишины:

– Кута – мой гость! – Князь обвел взглядом стоявших во дворе людей. – И чьей женой станет Фатика, определит не бой на кинжалах, не даже желание самой Фатики. За кого её выдаст ее отец Мухарби, тому она и будет женой, – посмотрел князь в сторону отца девушки. Толпа расступилась, образовывая живой коридор, где важно восседал Мухарби. Навруз направился к старцу:

– Уважаемый Мухарби! Твоя дочь уже невеста. Достойная невеста, если за нее готовы тут же у нас во дворе сложить свои головы прославленные и известные люди. Я прошу у вас ее руки для своего гостя и друга, чеченца Куты, более достойного мужа ей не найти!

– А знает этот достойный чеченец, что моя дочь стоит очень дорого? – усмехнулся он, поглаживая свою длинную седую бороду.

– Все хлопоты своего гостя за его женитьбу я беру на себя! – весело улыбнулся князь, довольный таким оборотом дела.

– Я считаю, что мы договорились! – встал Мухарби, давая знать сыновьям, что они уходят.

– В следующее воскресенье можете забирать свою невесту! – объявил Мухарби, уже покидая княжеский двор с сыновьями.

Тут же, вскочив на своих коней, ускакали братья Ахии со своим гостем сваном.

– А знает ли этот чеченец, что праздник надо устроить и на балкарской земле до того, как они увезут невесту? – никак не успокаивался балкарец из уже успокоившейся группы горцев.

– Будет вам праздник, каких вы еще не видели! – улыбался Аслан Клишбиев, стоявший, пожимая руку Куты.

Была уже ночь, когда братья Ахии со сваном прискакали в родной аул Кюнлюм. Ахия был уже дома:

– Ну, как свадьба? Видели Фатику? – глядел он на вошедшего в дом брата Асхата, выискивая во дворе в темноте кого-то. – А где Кута? – смотрел на братьев и свана Ахия.

– Наверно, со своей невестой, – усмехнулся старший брат.

– На Фатику имеет право смотреть теперь только твой друг Кута, она его невеста, – поддержал Асхата двоюродный брат.

Ахия ничего не понимал, глядя на осунувшегося от горя свана, понимая, что что-то произошло.

– Мушни, кто-нибудь может мне объяснить, что случилось с вами, что произошло на свадьбе?

Братья, передавая друг другу слово, подробно рассказали, что произошло на свадьбе в ауле Гелястано, а князь Мушни Ратиани только молчал.

– Ахия, помоги мне ее увидеть хоть один раз, – умоляюще посмотрел Мушни на друга. – Если она согласна, мы убежим через хребет в мою страну, где ее даже чеченцу не достать.

Страдающий взгляд друга ранил сердце балкарца.

– Тут что-то не так, – возился в памяти Ахия. – Я Куту знаю хорошо. Знаю его род, много гостил в его доме в Довта-Мартане. Он не крадет чужое счастье, его жизнь посвящена тому, чтобы делать других счастливыми, – не верил услышанному Ахия. – С юношеских лет этот отважный чеченец борется за честь угнетаемых и оскорбленных врагами горцев, несмотря на их религию и происхождение, в любом уголке Кавказа. Не щадя своей жизни, он устремляется на помощь бедным и нуждающимся и бьется насмерть со злом, где бы оно ни творилось. Зная его благородство и мужество, зовут на помощь, ждут там, где никто другой не может справиться с бедой, – рассуждал балкарец, верный друг Куты. Не дожидаясь утра, вооружившись, абрек Ахия поскакал куда-то в ночь.

Вернувшись в свой родной аул Кундетово, Мухарби распорядился готовить Фатику к свадьбе в ближайшее воскресенье. Фатика согласилась и ушла к себе: решение отца не подлежало обсуждению. Умом она это понимала, но ее сердце разрывалось от настигшего горя. Мушни был старше ее на пять лет. Она еще маленькой девочкой всегда восхищалась им и его другом Хергиани, когда гостила у тети в Сванетии. Ей было пять лет, когда в Сванетии ее котенок залез высоко на дерево и не мог оттуда слезть. Фатика просила у соседских мальчишек достать ее котенка, но никто не решался залезть на верхушку тонкой ветки. Она плакала, и слезы ручьями бежали по ее детским щекам, когда мальчишки с соседней улицы шли мимо них.

– Что плачешь, девочка? – вытер один из них слезы подолом своей накрахмаленной белой рубашки.

– Котенок! Мой котенок, – указала она рукой на ветку, где от испуга и бессилия звал на помощь перепуганный котенок.

– Пошли, князь! – звали мальчишку друзья.

Но он, не обращая внимания на их просьбы, полез на дерево, начал подниматься по тонкой ветке. Испугавшись его, котенок полез еще выше. Затаив дыхание, все смотрели за происходящим. Ветка согнулась, когда он почти достал котенка, и он, сделав последний рывок, рукой схватил котенка. Но ветка, за которую он держался другой рукой, не выдержала и сломалась, и он вместе с котенком и сломанной веткой полетел вниз. Цепляясь за другие ветви, он упал и порвал свои брюки, но котенок был у него в руках цел и невредим.

– Вот он, твой котенок! – весело вручил он Фатике котенка.

С тех пор он, словно старший брат, присматривал за ней. Уезжая в Балкарию, она скучала по нему и с нетерпением ждала следующей поездки в Сванетию. Он был из старинного княжеского рода, смелый и красивый мальчик. Хотя их род и не имел прежнего влияния, Ратиани славились как благородные мужественные люди. В тринадцать лет она была влюблена в него, и чувство ее было взаимным. Он приносил ей цветы с самых опасных вершин Кавказского хребта. Дальше и выше его мог подняться по скалам и спускаться в ущелье только его близкий друг Хергиани.

Теперь она должна стать женой этого абрека-чеченца. О нем много говорят, она видела его и раньше. И сегодня она смотрела на него, на этого мужественного и невероятно красивого мужчину. Но он был чужд ее сердцу, и она не понимала, как ей удастся построить с ним жизнь. Она не сомневалась, что не нарушит данного ее отцом слова, не поставит под сомнение его честь, если для этого ей придется даже умереть.

Ахия не возвращался домой. Его брат Асхат и сван Мушни приняли решение отбить у Куты Фатику, когда он ее повезет из Кундетово. Для этого они сколотили группу из десяти отчаянных балкарцев. Рано утром освободители Фатики были на месте нападения, где узкая горная дорога сворачивала и затрудняла ход. Двое из группы с раннего утра были в Кундетово, изучая обстановку на месте. Ближе к обеду они прискакали на взмыленных конях и сообщили странную новость: невесту везут в Кюнлюм, к Ахие, и свадьбу справят там. Балкарцы были обескуражены: они прибыли отбить невесту, которую везут к ним. Такого они не только не видели, но даже и не слышали, и им ничего не оставалось, как сняться из засады и ехать домой.

– Это божья воля, и здесь ничего не изменить, – виновато улыбался уже потерявший надежду Мушни.

– Кута тоже друг Ахии, я с вами вместе поеду в Кюнлюм, попрощаюсь и подамся в родные края, – тоскливо посмотрел он на Большой Кавказский хребет.

Когда они прискакали в аул, во дворе собрались родственники: отец Ахии Тавшур и старейшина рода Жангуразовых Абрек, ожидавшие прибытия невесты и гостей. Ахия распоряжался во дворе, наводя порядок. В ноздри ударил запах варившегося за домом в котлах мяса. Сомнений не было: в этом доме готовились к торжествам.

– Где вас носит, почему я должен просить чужих людей помочь мне по дому! – накинулся Ахия на братьев. – Свадьбу Фатики будем праздновать здесь, – коротко отрезал он и, поворачиваясь к Мушни, добавил: – Ты одет, как на охоту, оденься поприличнее.

– Я уезжаю, Ахия, участвовать в свадьбе своей любимой девушки выше моих сил, – слёзы стояли на глазах свана. Ахия взял за плечи и усадил своего друга на скамейку тут же во дворе:

– Ты мне друг, но друг мне и Кута, если ты сейчас уедешь и не поздравишь его, это будет понято как твое малодушие. Останься, поздравишь его и поедешь, – сочувственно смотрел на друга балкарец.

– Хорошо, ради тебя пойду я и на этот шаг, но Фатику видеть не хочу. Это слишком большое испытание для меня, – махнул он рукой, направляясь в дом.

Свадебный кортеж не был еще виден в Кюнлюме, когда о его приближении известили выстрелы ружей. Фаэтон въехал во двор, женщины и дети со всего аула толпились во дворе Ахии. Многие из них не видели, но слышали о красоте Фатики. Жених был не менее красив: высокий, статный, наряженный, он был тут же во дворе. Когда невесте помогли сойти с фаэтона, сквозь накинутую на её лицо фату были видны большие черные, но грустные глаза. Здесь было много гостей, среди которых были занимавшиеся вопросом сватовства балкарский князь Навруз Урусбиев, и занимающийся вопросами проведения свадьбы кабардинский князь Аслан Клишбиев, и много других гостей. Рядом с Фатикой стоял Ахия. Кута вышел на середину круга и подошел к своей невесте и другу:

– Я много слышал от своего друга Ахии о его сванском друге князе Мушни Ратиани. Он рассказывал о его благородстве и мужестве, – посмотрел на друзей Кута.

У Фатики из глаз ручьем побежали слезы, невозможно было себя сдержать, когда ее будущий муж тепло говорил о том, кого она не забывала ни на секунду и готова была отдать за него жизнь. Кута, не делая паузы, уверенно продолжал:

– Когда я узнал, что он поехал на балкарскую свадьбу, чтобы увидеть свою девушку, я, беспокоясь за него, с братом Ахии прискакал туда. У чеченцев есть обычай дарить друзьям самый дорогой подарок. Еще не видев его в глаза, я зауважал и полюбил, как брата, этого свана. Думаю, самым дорогим подарком для него будет его любимая девушка.

Фатика потеряла сознание и рухнула бы на землю, если бы ее не подхватил стоявший тут же рядом Ахия. У многих женщин потекли слезы радости, по лицам некоторых мужчин побежала невольная слеза.

– Но это всё не состоялось бы, если бы не помощь моих друзей, – указал Кута на Навруза и Аслана. – С самого начала отец девушки знал, что мы берем ее для сванского князя. А где сам Мушни, не сбежал ли он? – улыбнулся Кута.

Мушни стоял в сторонке. Он был не в себе, боясь увидеть Фатику и не удержаться от необдуманных поступков, но ноги сами тянулись к тому месту, откуда он сможет увидеть любимую. Он любовался ею, и всё, что творилось вокруг них двоих, было где-то далеко, в другом мире, он не видел никого и не слышал ничего! Он не понял ничего и тогда, когда Фатика качнулась, теряя сознание, он было рванулся к ней, но остановился, когда Ахия подхватил ее.

Вдруг во дворе наступила мертвая тишина. Удивленный этим затишьем, сван вернулся в действительность и посмотрел вокруг себя. Все почему-то улыбались и смотрели на него одного, и он, смущенный этим вниманием, направился, чтобы затеряться в толпе стоящих во дворе людей. Но Кута не дал ему спрятаться, идя ему навстречу. Вспомнив наказ Ахии, князь собрал все остатки душевных сил, постарался показать благородную улыбку на лице, и, приближаясь к чеченцу, проговорил:

– Кута, ты обрел бесценное сокровище. Береги ее! – выдавил он из себя и отвел в сторону глаза, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы.

Чеченец понял, что убитый горем сванский князь не расслышал его слова.

– Значит, из нее получится хорошая жена? – снова допытывался Кута.

– Более верной и достойной жены для мужа и лучшей матери для детей не найти на этом свете! – не желая показаться малодушным и не имея сил дальше вести этот разговор, сван отодвинулся от абрека. Но Кута не дал князю уйти, удержав его за руку и остановив. Чеченец понял душевное состояние князя и не желал дальше держать его в этом мучительном заблуждении. По природе своей чеченец обладал острым умом и любил пошутить, но на этот раз было слишком жестоко шутить с этим благородным князем.

– Дорогой мой друг Мушни! Я поздравляю тебя с женитьбой на самой прекрасной девушке Балкарии! Отныне у тебя прекрасная жена, как ты этого хотел. Береги ее! И пусть прекрасная Фатика отныне будет мне названной сестрой, – весело улыбнулся Кута и крепко пожал руку, а затем обнял свана. К ничего не понимающему Мушни подскочил Ахия:

– У чеченцев есть традиция: если они, еще не видя в глаза, сердцем выбирают друга, ценя его мужество, отвагу и благородство, они делают ему при первой встрече с ним дорогой его сердцу подарок. Фатика была для тебя девушкой, с которой ты мечтал идти по жизни вместе. Кута посватал ее за тебя! Она твоя! – обнял Ахия своего друга Мушни.

Свадьбу Мушни и Фатики справляли трое суток. Еще несколько дней погостив у друзей, молодожены засобирались за Кавказский хребет.

– Я в неоплатном долгу перед вами! – Мушни обвел взглядом друзей, собравшихся во дворе, чтобы проводить их. – Кута, ты мне вернул мою жизнь и мое счастье! Я буду готов всегда за тебя отдать свою жизнь, если это потребуется! – крепко обнял он чеченца.

– Аллах милостив ко мне, – широко открыв большие черные глаза, смотрела счастливая Фатика на собравшихся. – Я обрела двух мужчин: супруга Мушни и брата, мужественного чеченца Куту!

Кута всё еще был в плену воспоминаний и не мог сдержать улыбку.

– Да, придется исполнить данное мною обещание Мушни и Фатике и поехать к ним, – улыбнулся он смотрящему на него Ахии.

– В эти дни в горах всё покрыто толстым снегом, мы к Мушни не попадем. Несколько дней назад группа сванов перебралась к нам через хребет. Мне кажется, что это такое развлечение у сванов, – улыбаясь, смотрел Ахия на Куту. – Они скоро пойдут обратно домой, вот их и попросим передать, что ты у меня ждешь в гости Мушни.