Читать книгу Стругацкие: проза (произведения 1960−1980-х годов) - Н. Г. Северова - Страница 4

Изменится ли это положение вещей, если мы обратимся к жанрам более крупным, чем рассказ?

Для этого стоит вспомнить ранние повести Стругацких: «Страну Багровых Туч» (1959) и «Путь на Амальтею» (1960).

Не сразу авторы выйдут на точную эмоциональную тональность повести «Страна Багровых Туч»…

Вот высверкнул детективный элемент (труп с веревкой на шее в кабинете заместителя председателя Государственного комитета межпланетных сообщений).

И тут же – комическое недоумение героя-посетителя по поводу кровожадных повадок хозяина кабинета.

Лишь позже писатели определят основной тон повести как героико-патетический.

С ярким его проявлением мы столкнемся при описании командира корабля «Хиус», начальника экспедиции Ермакова:

«Есть люди, абсолютное превосходство которых над собой чувствуешь с первого взгляда. Таким человеком, несомненно, был Ермаков. Быков физически ощущал в нем огромную силу воли, несгибаемую, почти жестокую целенаправленность, гибкий, разносторонний ум» [6;60—61].

О мотивах, которыми руководствуется начальник экспедиции на Венеру, кратко и точно скажет один из участников экспедиции Григорий Иоганнович Дауге:

«Я тебе скажу, зачем он [Ермаков – Н.С.] летит: он летит мстить и покорять – беспощадно и навсегда. Так я себе это представляю… Он и жизнь, и смерть посвятил Венере» [6;77].

И судьба этой незаурядной личности под стать характеру; впоследствии юный Юра Бородин из «Стажеров» назовет таких персонажей героями последнего шага.

Сам же Ермаков так определит основную причину, заставляющую героев «Страны Багровых Туч» выходить на новые горизонты, – «золотая лихорадка».

Герои, по нарастающей страдающие этой сталкерской болезнью, потом будут преодолевать заданное обстоятельствами в повестях «Понедельник начинается в субботу», «Пикник на обочине», «За миллиард лет до конца света».

Уже здесь, в «Стране Багровых Туч» – песне, пронизанной пафосом преодоления, мы находим уточнение авторов по поводу того, какие именно мотивы заставляют различных героев преодолевать заданное.

Близкий авторам по духу персонаж – Краюхин обращается к молодежи с «учительным словом»:

«Потому что, имейте в виду, государство, наш народ, наше дело ждет от нас не только… вернее, не столько рекордов, сколько урана, тория, трансуранидов. Мы все мечтатели. Но я мечтаю не носиться по пространству подобно мыльному пузырю, а черпать из него всё, что может быть полезно… <…> Тащить все в дом, а не транжирить то, что есть дома! В этом наше назначение. И наша поэзия» [6;129].

Уже здесь, в начале своего творчества, Стругацкие осознают относительность происходящего.

И если молодые члены экспедиции однозначно видят проявление своей преданности делу в неукротимом движении вперед; то «отец фотонной ракеты» Краюхин понимает, что своим энтузиазмом преодоления (вплоть до славной гибели) молодые космогаторы могут способствовать замедлению прогресса:

«Никто не узнает, что произошло под белой пеленой, скрывающей лицо неприступной планеты, всё будет отнесено за счет несовершенств „Хиуса“, проекты и расчеты останутся в пыли архивов, и на многие годы вернется эпоха старых импульсных ракет» [6;144].

Что же предстоит преодолеть героям, готовым на все ради встречи с непознанным?

Стругацкие четко обозначат цель, стоящую перед космогаторами, и еще более четко, при помощи принципа последовательной коррекции, уточнения, пропишут этапы ее выполнения.

Так, по проекту, экспедиция должна провести испытание новой техники и геологический поиск на Венере.

В приказе же по экспедиции появляется пункт, которого в проекте не было:

«Параграф десятый. Задачей экспедиции является отыскание посадочной площадки не далее 50 километров от границ месторождения „Урановая Голконда“, удобной для всех видов межпланетного транспорта, и оборудование этой площадки автоматическими ультракоротковолновыми маяками конструкции Усманова-Шварца с питанием от местных ресурсов» [6;62].

Чуть позже эти строки приказа расшифруются Краюхиным уже не с технической точки зрения, а с точки зрения человеческой:

«Венеру… Голконду оставлять без ориентиров больше нельзя. Нельзя, черт побери! Или там будут надежные автоматические маяки, или мы будем вечно посылать людей почти на верную гибель» [6;64].

Впоследствии делается еще одно уточнение: экипаж «Хиуса» может попытаться разгадать «загадку Тахмасиба».

Так постепенно движется «отец фотонных ракет» от техники к человеку (к мысли о ценности его жизни), к человеческому сознанию, постоянно выходящему на новые рубежи («загадка Тахмасиба» не единственная в повести, не меньше бередит сознание Владимира Юрковского и багровое пятно, светящееся с противоположной от Солнца стороны Вэйяна, пятно, не поддающееся даже эйнштейновской теории).

Обратим внимание на проявившийся здесь принцип последовательного уточнения, коррекции сущего.

Пройдет тридцать лет, и в романе «Отягощенные злом» этот принцип станет главенствующим в организации материала произведения; не только на содержательном уровне, но и на уровне художественной формы, он будет материализовывать собой идею преодоления ограниченности форм бытия.

Возвращаясь к «Стране Багровых Туч», к тому, что предстоит преодолевать героям повести, отметим: уже здесь, в повести, опубликованной в 1959 году, писатели начинают исследовать не только формы ограниченности бытия, но и способы преодоления этой ограниченности.

Герои последующих произведений Стругацких будут пытаться преодолеть физические законы, ограниченность человеческих знаний о мире, социальных табу, психологических стереотипов.

Эти задачи по преодолению станут решать герои.

Но и авторы тоже будут преодолевать ограниченность форм бытия, в особых художественных формах воплощая процесс преодоления, в который включены персонажи.

Как же конкретно проявит себя в «Стране Багровых Туч» ограниченность бытия?

Прежде всего, героям предстоит покинуть Землю, что оставляют они здесь?

Косную имитацию заботы бюрократов о людях, по сути дела идущих на гибель?

Но горькие пророчества Дауге о том, как будет протекать торжественный обед перед запуском «Хиуса» и как будут вести себя на нем «министерские», не оправдываются, пока не это волнует авторов.

В космическом пространстве героев настигает ограниченность иного рода.

На пути космогаторов окажется немало капканов, таких, например, как «четырехмерная яма» – космический мешок, из которого экипаж корабля может никогда не выбраться.

Авторы же в этой ситуации постигают возможности работы с художественным временем: находящиеся в космическом мешке герои слышат по радиосвязи голос чужой беды – прощальные слова профессора Роберта Ллойда, которому уготована смерть тоже в замкнутом пространстве.

В «Стране Багровых Туч» авторы сами еще не всегда стремятся избежать ограниченных форм – сложившихся стереотипов.

Так, например, введение информации об этапах покорения Венеры осуществляется по канону «футурологической историографии», которая в свою очередь была заимствована из художественных произведений, страдающих этнографизмом.

Авторами будет использоваться и типовое для соцреалистической литературы соседство двух описаний: описания ограниченных форм бытия и описания преодоления этой ограниченности.

Выглядит это следующим образом: делается заявление о невозможности решения какой-либо проблемы, а чуть ниже провозглашается ее успешное разрешение:

«Но Быков знал также, что до последнего времени все попытки использовать идею фотонно-ракетного привода на практике оканчивались провалом. Одна из фундаментальных проблем этой идеи – отражение излучения – не поддавалась практической разработке. <…> И тем не менее фотонная ракета „Хиус“ построена!» [6;69].

Авторская неуверенность проявляется и в том, что писатели по ходу действия, словно бы, разыскивают главного героя.

Но поскольку Стругацкие часто обращаются к зоне сознания «специалиста по пустыням» Алексея Петровича Быкова, мы, вглядевшись в этот образ, понимаем, что это скорее всего сюжетообразующий герой.

При помощи такого героя-космического новичка авторам легко удается воссоздать историю покорения Урановой Голконды и исследовать психологическое состояние человека в постоянно повторяющейся ситуации прыжка, ситуации преодоления:

«И тут с Быковым произошло то, о чем он долго вспоминал потом с недоумением и стыдом. Какое-то странное оцепенение охватило его. Он как бы раздвоился и с безучастным любопытством смотрел на себя со стороны, не в силах сосредоточиться. Обрывки мыслей метались у него в голове, но ни за одну из них он не мог ухватиться и заставить себя вполне последовательно реагировать на то, что происходит вокруг» [6;136].

Но фрагменты текста, связанные со скрупулезным всматриванием в человеческую душу, чрезвычайно редки в «Стране Багровых Туч»: перед нами герои действия, а не чувства, приказа, а не мысли.

Для того, чтобы увидеть, насколько Стругацкие скупы в изображении переживаний и мыслей персонажей в этой начальной повести, можно взять для сопоставления более позднюю повесть писателей – «Улитку на склоне» (1968), точнее, одну и ту же ситуацию: герои повестей всматриваются в сверхмощное проявление природных сил.

Быков наблюдает за жизнью Урановой Голконды («Необъятная труба, будто вонзившаяся в тело планеты, всасывала в себя тысячи тонн песка, пыли и щебня, выбрасывая все это в атмосферу» [6;258]).

Перец вглядывается в жизнь лесной клоаки («Живой столб поднимался к кронам деревьев, сноп тончайших прозрачных нитей, липких, блестящих, извивающихся и напряженных, сноп, пронизывающий плотную листву и уходящий еще выше, в облака» [7;494]).

Оба героя забывают обо всем на свете, глядя на представшее их глазам.

Но последствия этих наблюдений различны.

Результат наблюдений Быкова – принятие очередного решения к действию. Результат наблюдений Переца – осмысление мира и себя в мире:

«Я живу, вижу и не понимаю, я живу в мире, который кто-то придумал, не затруднившись объяснить его мне, а может быть, и себе… Тоска по пониманию, вдруг подумал Перец. Вот чем я болен – тоской по пониманию» [7;500].

Отсутствие должного внимания к чувствам, движениям души героев в «Стране Багровых Туч» будет отрефлексировано авторами впоследствии в особой трансформированной форме: в повести «Стажеры» братья Стругацкие наметят собственную писательскую эволюцию (именно аспект развития степени психологичности творчества), только в «Стажерах» она будет подана как размышление Ивана Жилина по поводу юношеских пристрастий Юры Бородина:

«Издавна так повелось и навсегда, наверное, останется, что каждый нормальный юноша до определенного возраста будет предпочитать драму погони, поиска, беззаветного самоистребления драме человеческой души, тончайшим переживаниям, сложнее, увлекательнее и трагичнее которых нет ничего в мире…» [8;588—589]

А чуть ниже авторы обозначат условие, при котором возможно осуществление такой эволюции:

«Настанет, конечно, время, когда он будет потрясен, увидев князя Андрея живого среди живых, когда он задохнется от ужаса и жалости, поняв до конца Сомса, когда он ощутит великую гордость, разглядев ослепительное солнце, что горит в невообразимо сложной душе строговского Токмакова… Но это случится позже, после того как он накопит опыт собственных душевных движений» [8;589].

(Интересно, что в «Отягощенных злом» А. и Б. Стругацкие соединят в ряде персонажей героев действия и героев чувства, мысли, подспудно, через цитацию, вводя в роман мироотношение героев А. Дюма).

Как бы то ни было, какова бы ни была степень психологизма в «Стране Багровых Туч», но уже здесь проявится постулат художественного мира братьев Стругацких: воля одного человека порой способна преодолеть социально-психологические преграды, выстроенные многими (роль Николая Захаровича Краюхина в воплощении в жизнь идеи фотонной ракеты).

И уже здесь помыслы, цели героев: Быкова, Ермакова, Дауге, Юрковского, Богдана Спицына и милейшего Михаила Антоновича Крутикова – подчинены идее и пафосу преодоления.

Удается ли авторам воплотить этот настрой?

Здесь нужно особо сказать об организации сюжета:

первая часть повести – «Седьмой полигон» – целиком представляет собой ситуацию перед прыжком: подготовку к полету на Венеру;

вторая часть – «Пространство и люди» – приближение героев к Венере, их высадка на планете; то есть герои вновь оказываются перед очередным прыжком.

И, наконец, третья часть – «На берегах Урановой Голконды» – штурм заветного, но выморочного пространства неподалеку от Урановой Голконды.

Как видим, сюжет повести так же выстроен по законам принципа преодоления.

Итак, повесть «Страна Багровых Туч» стала первым значимым для самих авторов явлением.

Значимость эта подтверждается тем, что в своих последующих произведениях Стругацкие будут постоянно оглядываться на «Страну Багровых Туч», вести с ней диалог, прежде всего, смеясь на собой, над своими представлениями о том, что человеку нужно от жизни, что значит «преодоление».

И самим этим диалогом авторы будут разрушать предельность своих прежних представлений.

Так, в романе «Полдень, XXII век» герои интерпретируют романтику преодоления технических барьеров и космических пространств следующих образом:

«– Вот послушайте, – сказал Панин. – Я давно уже думаю об этом. Вот мы – звездолетчики, и мы уходим к UV Кита. Два парсека с половиной.

<…>

– Потом мы долго летим назад. Мы старые и закоченевшие, и все перессорились. <…> А на Земле тем временем, спасибо Эйнштейну, прошло сто пятьдесят лет. Нас встречают какие-то очень моложавые граждане. Сначала все очень хорошо: музыка, цветочки и шашлыки. Но потом я хочу поехать в мою Вологду. И тут оказывается, что там не живут. Там, видите ли, музей.

– Город-музей имени Бориса Панина, – сказал Малышев. – Сплошь мемориальные доски.

– Да, – продолжал Панин. – Сплошь. В общем, жить в Вологде нельзя, зато – вам нравится это «зато»? – там сооружен памятник. Памятник мне. Я смотрю на самого себя и осведомляюсь, почему у меня рога. Ответа я не понимаю. Ясно только, что это не рога. Мне объясняют, что полтораста лет назад я носил такой шлем. «Нет, – говорю я, – не было у меня такого шлема». – «Ах, как интересно! – говорит смотритель города-музея и начинает записывать. – Это, – говорит он, надо немедленно сообщить в Центральное бюро Вечной Памяти». При словах «Вечная Память» у меня возникают нехорошие ассоциации. Но объяснить этого смотрителю я не в состоянии.

<…>

– Мы докладываем результаты нашего перелета, но их встречают как-то странно. Эти результаты, видите ли, представляют узкоисторический интерес. <…> Они делают такие перелеты за два месяца, потому что, видите ли, обнаружили некое свойство пространства—времени, которого мы не понимаем и которое они называют, скажем, тирьямпампацией. В заключение нам показывают фильм «Новости дня», посвященный водружению нашего корабля в Археологический музей» [9;356—357].

Как мы видим, в романе «Полдень, XXII век» происходит обесценивание цивилизационного, технического преодоления.

И осуществляется это не только посредством введения информации о том, что за время космической экспедиции на Земле совершены открытия, низводящие подвиг звездолетчиков до нуля, но и посредством игры с мотивом памяти (рогатый памятник, оторопь героя от словосочетания «Вечная Память» и помещение звездолета не куда-нибудь, а в музей древностей).

Причем, изменения в авторском мировидении проявятся еще до появления романа «Полдень, XXII век», хотя и не так ярко: «Путь на Амальтею» – это уже не героико-патетическая «Страна Багровых Туч».

Герои, казалось бы, те же, но с первых же страниц повести «Путь на Амальтею» у читателя возникает настороженность; что-то не так: слишком уж домашне-родственны отношения членов экипажа космолета «Тахмасиб».

И если капитан Быков все-таки выдерживает роль идола, бога и царя космических пространств, то инфернальный Юрковский и несчастный (в «Стране Багровых Туч») Дауге здесь, в «Пути на Амальтею», предстают полукомическими персонажами, патологически жадными до приключений и постоянно занимающимися поисками полутораметровой марсианской ящерицы Варечки, которая даст фору любому земному хамелеону; а нежная привязанность ко всем без исключения делает штурмана Михаила Антоновича Крутикова ближайшим родственником чеховской Оленьки Племянниковой.

В комически трогательной атмосфере, царящей на «Тахмасибе», герои предстают не столько в профессиональных ипостасях, сколько в ипостасях человеческих.

Эту атмосферу не разрушает персонаж, комический до кончиков ногтей: маленький восторженный француз-радиооптик Шарль Моллар привносит в повесть мягкую юмористическую ноту.

Да и комические диалоги героев, которых должен спасти экипаж «Тахмасиба» от голодной смерти, при всей серьезности задачи «Тахмасиба», снижают степень драматизма ситуации:

«– Вы очень скучаете по Земле? – робко спросила Зойка. <…>

– Очень, – ответила Галя. – И вообще по Земле, Зоенька, и так хочется посидеть на траве, походить вечером по парку, потанцевать… <…> И носить платье, а не брюки. Я ужасно соскучилась по обыкновенной юбке.

– Я тоже, – сказал Потапов.

– Юбка – это да, – сказал Козлов» [10;372].

И причина надвигающейся трагедии – голодной смерти обитателей Амальтеи – подается не в надлежащей пафосной тональности: вот как сочувственно-дружелюбно повествуется о грибке-вредителе, уничтожающем содержимое продовольственных складов:

«Это очень интересный грибок. Он проникает через любые стены и пожирает все съедобное – хлеб, консервы, сахар. Хлореллу он пожирает с особой жадностью. Иногда он поражает человека, но это совсем не опасно. <…> Зато продовольствие они [грибки —Н.С.] уничтожают в два счета» [10;349].

Комическое снижение значимости задания экипажа неслучайно.

Если в «Стране Багровых Туч» дело было главным, то сейчас авторы пристальнее всматриваются в человека.

В «Пути на Амальтею» мы найдем тот же прием, что и в предыдущей повести – соседство изображения ограниченности форм бытия и изображения преодоления этой ограниченности.

Но в «Стране Багровых Туч» порядок был такой: ограничение, предел, граница, через которые нельзя переступить, и тут же – хвала героям – на наших глазах совершается прецедентное преодоление.

В «Пути на Амальтею» порядок изменяется, герои преодолевают ограниченность форм бытия: они совершили ряд открытий (метеоритное кольцо вокруг Юпитера, розовое излучение, кладбище миров), но им предстоит погибнуть (смерть как предел).

Во имя чего авторы осуществляют это изменение?

Смертельная опасность, коснувшаяся героев, меняет пафос произведения: если в начале повести события подавались в шутливо-комическом ключе, то сейчас нарастает степень драматизма, вплоть до трагичности.

(Через десять лет подобная эволюция пафоса будет воссоздана в «Отеле «У Погибшего Альпиниста»).

В «Пути на Амальтею» авторы впервые внимательно вглядятся во всплеск человеческого отчаяния.

И это пристальное внимание утвердит как ценность жизнь не ради общего дела, а ради самой жизни, то есть впервые будет увидена индивидуальная человеческая жизнь как нечто ценное само по себе:

«Жить, – подумал он [Юрковский – Н.С.]. – Жить долго. Жить вечно». Он вцепился обеими руками в волосы. Оглохнуть, ослепнуть, онеметь, только жить. Только чувствовать на коже солнце и ветер, а рядом – друга. Боль, бессилие, жалость. Как сейчас. Он с силой рванул себя за волосы. Пусть, как сейчас, но всегда» [10;401].

Даже преодоление ограниченности форм бытия в этой повести трактуется так: техника должна подчиниться человеческой воле в нарушение всех рациональных законов:

«– Есть шанс, – сказал Быков.

Михаил Антонович выпрямился и шумно перевел дух. Жилин глотнул от волнения.

– Есть шанс, – повторил Быков. – Но он очень маленький. И совершенно фантастический» [10;396].

Этот фантастический шанс героям дарует не кто-либо или что-либо, а их собственная воля к жизни.

Внимание к человеческой душе, проявляющееся в поиске Героя, приведет к поиску средств обрисовки персонажей вплоть до намеренного заимствования.

Вот как сразу же после аварии авторами выписывается Быков:

«– <…> Иван! – заорал он [Быков – Н.С.].

– Да? – откликнулся Жилин, заторопившись.

– Ты все возишься?

<…>

Было слышно, как капитан идет к нему, пиная пластмассовые осколки.

– Мусор, – бормотал он. – Кабак. Бедлам» [10;392].

Не правда ли, сразу же вспоминаются некоторые из особенно уверенных в себе героев А. Дюма?

С субъектной организацией в «Пути на Амальтею» по-прежнему проблемы: стрелка компаса мечется от зоны сознания одного к зоне сознания другого героя, но причина этой неопределенности уже не та, что была в «Стране Багровых Туч».

Сейчас идет осознанный поиск не просто героя, а человека, которому можно доверить индивидуальное освоение мира (не коллективное покорение космических пространств, а индивидуальное постижение законов существования мира).

Так, без форсирования, постепенно, определяется герой.

И стрелка субъектной организации останавливается на зоне сознания Ивана Жилина, маргинального, казалось бы, персонажа.

В работе «Бриллиантовые дороги» Сергея Переслегина мы находим следующие строки: «Сама по себе повесть интересна лишь тем, что в ней рассказывается о молодости Ивана Жилина, фигуры, несомненно, загадочной и даже трагической» [11;16].

Но «Путь на Амальтею» важен и самим поиском Человека, который стоит того, чтобы его глазами видеть мир, его руками делать Дело.

Поиск Человека – значительный и неотъемлемый процесс художественного мира Стругацких.

Впоследствии повесть «За миллиард лет до конца света» будет посвящена поиску Человека, способного взять на себя тяжесть ответственности за человеческие знания, превзошедшие дозволенные некими силами рамки.

А роман «Отягощенные злом» станет поиском Человека, которому можно доверить людское сообщество.

В целом небольшая повесть «Путь на Амальтею» представляет для авторов экспериментальную площадку: отыскиваются возможности перехода одной эмоциональной тональности повествования в другую (комической в драматическую) и при этом осваивается кольцевая композиция, привносящая в начало и финал произведения интонацию величественной саги.

В повесть вводится утрированно игровой элемент, к месту оказывается даже мальчишеский ход писателей (в финале повести выясняется, что мифически далекий ученый Кангрен, создавший теорию строения Юпитера, и есть директор «Джей-станции», которую спасает от голодной смерти «Тахмасиб»).

В атмосфере эксперимента-игры происходит неспешное изменение представлений авторов о том, что следует преодолевать их героям.

Эти поиски найдут логическое продолжение в романе «Полдень, XXII век».