Читать книгу Дети-призраки - Н. Ланг - Страница 7

Прошло три дня после кончины ребенка Анны Потериной. Ее готовили к выписке и выдали свидетельство о смерти сына, но так и не сообщили, где он нашел последний приют. Анна была убита горем. Она сильно осунулась, ее ярко – голубые глаза от непрерывных слез стали блеклыми и ничего не выражавшими.

Лиза осмотрела пациентку. Потерина выглядела опустошенной, лишившейся желания жить.

– Мне сложно представить, что вы сейчас переживаете, – она хотела сказать слова утешения, но, увидев горевший ненавистью взгляд Анны, осеклась.

– Да, вам сложно понять. Но я разберусь во всем! Врачи – убийцы за все заплатят! – пригрозила пациентка.

Невыносимая горечь поселилась в душе Анны. С каждым днем это разрушительное чувство все больше съедало ее изнутри.

– Но ведь такое случается часто – это жизнь! Я сочувствую вашей утрате, – сказала Лиза.

– Жизнь? Ультразвук показал – должен родиться здоровый малыш, у меня были хорошие анализы. Как, я могла произвести на свет урода?

– Я вам верю, но иногда врачи ошибаются!

– Так может, и Поклонский ошибся? – горячо спросила Анна.

На этом разговор закончился и Анна, собрав свои вещи, покинула поликлинику. Лиза ещё долго вспоминала её потухшие глаза и скорбное лицо. Сколь же глубоко может быть человеческое горе? Глубиной как море или океан, а вероятно, и нет величины, какой можно его измерить. Иногда пациентам кажется, что доктора – люди, лишенные сочувствия и сострадания, ведь видя каждый день чью-то боль и муки, трудно сопереживать. Однако за броней цинизма скрываются личные драмы.

***

Впервые за несколько месяцев Лиза решилась позвонить родителям. Словно раненая тигрица в клетке, она металась по комнате, боясь подойти к телефону, будто одно прикосновение к трубке могло убить её. Страх и чувство вины испортили ей жизнь. Лиза разорвала старые связи, напоминавшие о сестре. Она была убеждена, что близкие ненавидят ее за смерть Кристины.

Дрожащей рукой Лиза взяла кувшин, он показался ей тяжелым, как гиря. Стакан воды освежил и унял волнение. Исчез привкус печали.

Вечера Лаврова проводила в пустой квартире, одиночество давило на нее, хоть она уже свыклась с ним. В комнате мягко горела настольная лампа, ее лучи искоса падали на красный телефон, отчего он приобретал цвет раскаленного железа. Тяжело вздохнув, Лиза села на диван и, наконец, сняла трубку. Телефонный номер матери она набирала, казалось, целую вечность. Они начали беседу с взаимных приветствий, мама посетовала на то, что дочь давно не звонила им. Часто возникали паузы, заполненные невысказанными словами.

– Когда ты вернешься? – спросила мама.

– Мама, я об этом не думаю, – крепко сжав телефонную трубку, осторожно ответила она.

– И все-таки я настаиваю на твоем возращении. Отец очень скучает.

– Я не могу приехать. Я этого просто не вынесу!

– Сколько можно себя корить и наказывать. Ты не виновата в смерти сестры, – мама, похоже, не собиралась отступать.

Лиза никогда не умела спорить с матерью, да и считала это излишним.

– Ты права, но мне нужно время, – со вздохом вымолвила она.

– Ты же помнишь, что завещала твоя бабка – если тебе плохо, дела идут хуже некуда, помогай другим. Все затраченные силы и добро, которое ты делаешь людям, вернется тебе с лихвой, – назидательно произнесла мать.

– Я помню.

– Как ты живешь теперь?

– У меня все прекрасно. Потихоньку обживаюсь на новом месте. Работа мне нравится. Мама, – Лиза хотела рассказать о том, что ее тревожило, но в последний момент передумала.

– Что Лизонька? – в голосе матери она угадала нотки беспокойства.

– Ничего, мама, просто мне пора, – тихо ответила Лиза.

Она забывала о гнетущем чувстве вины только за работой. Это было лекарством от всех бед, труд помогал не думать о проблемах и переживаниях. Но судьба все же настигла ее, через чужие страдания, напоминала ей о своих собственных.

***

Ночью существование в роддоме замирало на одно краткое мгновение, пока не раздавался крик новорожденного, а утром с первыми лучами солнца, в палатах, родильных боксах и детской комнате открывались окна. Поликлиника походила на огромный муравейник, в котором кипела работа. Младшие медицинские сестры приступали к уборке. Здесь неукоснительно соблюдались нормы санитарной обработки помещений, чистота ставилась во главу угла. Санитарки перестилали кровати, мыли пол и вытирали пыль. В пустой палате они завершали утреннюю уборку и обсуждали что-то. За разговором работа спорилась, а время летело незаметно. Лиза нередко становилась свидетелем таких бесед.

– Слушай, приходила эта безумная, – сказала санитарка Лескова.

Энергичная полная женщина, уже перешагнувшая порог пятидесятилетия. Полгода назад она стала бабушкой, чем очень гордилась.

– Таких здесь много, – лениво отозвалась санитарка Терентьева.

Она была противоположностью Лесковой – молодая, но абсолютно инертная девушка, редко проявлявшая инициативу.

– Ну, та, с такой странной фамилией. У которой еще ребенок умер совсем недавно, – напомнила Лескова, надевая на подушку, свежую наволочку.

– Потерина что ли? – пожав плечами, наугад предположила Терентьева.

Она елозила по полу шваброй так медленно, будто каждое движение давалось ей с большим трудом.

– Да, она самая. Так вот, Потерина эта, устроила истерику в кабинете Андрея Николаевича, – Лескова перестала работать, чтобы продолжить свой рассказ. – Она требовала показать ей, где захоронен ребеночек ейный. Ругалась, проклинала Поклонского, на чем свет стоит. Грозила судом, да и не только человеческим, а самым высшим, – Лескова в благоговейном ужасе закатила глаза к потолку. – Говорила, что судья разрешит эту… эскунацию.

– Эксгумацию, – коротко поправила ее Терентьева и тоже бросила работу, захваченная любопытством. – И что же Андрей Николаевич?

– А он лишь посмеялся и выбросил ее из кабинета. Сказал, что она сама во всем виновата. А бедняжка кричала и тарабанила в закрытую дверь. Эх, эх горько все это, – Лескова раздосадовано, покачала головой. – А знаешь, ведь и раньше было с ним такое. Однажды помер ребеночек у одной дамочки, она еще долго ходила за Андреем Николаевичем скандалила, обвинила, мол, украл он у нее дочку.

– Это правда? – ошарашено спросила Терентьева и швабра выпала у нее из рук.

– Тьфу ты, веришь, что ли ей. Она от горя с ума сошла, и не ведает, что говорит. Андрей Николаевич – хороший человек и врач от Бога. Он принял роды у моей дочки. Это ему я обязана жизнью внучки, до сих пор молюсь за его здравие, – она поцеловала крестик, висевший на шее.

– А откуда узнала? – полюбопытствовала Терентьева. – Подслушала, небось?

– Да, я рядом полы в фойе мыла, – невинно отвечала Лескова.

– Полы она мыла, любопытная варвара, – хмыкнула Терентьева.

В комнату вошла Лиза и осмотрелась. Уборка не сдвинулась и до середины, а через полчаса здесь должна разместиться роженица.

– Надо к одиннадцати подготовить палату, – предупредила доктор Лаврова младших медицинских сестер.

Они, переглянувшись, как заговорщицы, поспешно принялись за работу и продолжили ее в молчании.

***

Уверенность, с какой Анна Потерина боролась за правду, боролась за то, чтобы увидеть своего умершего ребенка, была достойна уважения. И заразительна. Кто-то мог пройти, равнодушно взирая на чужое горе, но Лиза не смогла. Конечно, она боялась потерять свое положение, поскольку совсем недавно получила должность в областной поликлинике, и этот страх заставлял сомневаться. Но сострадание оказалось сильнее, оно уменьшило страх, а муки совести из-за смерти сестры, заставили его вовсе исчезнуть. Жизнь бросила ей вызов. Лиза его приняла. Она должна помочь бывшей пациентке, чего бы ей это ни стоило, пусть даже репутации.

Перед вечерним обходом Лаврова заглянула в медицинский архив. Стоило перепроверить карту Анны Потериной, вдруг пропущена какая-то важная подробность. Порой даже без самой маленькой детали механизм не может работать.

В темной комнате, лишенной окон и дневного света, хранились сотни историй родов. Холодные бесстрастные листы бумаги – свидетели рождения и смерти. Лиза искала карточку на полке с буквой П.

– По, по, по! – невысокая Елизавета стояла на цыпочках, пытаясь дотянуться до верхней полки.

Наконец, она нашла историю и взяла ее из ряда плотно составленных карт. Доктор прислушивалась к каждому шороху за дверью, опасаясь быть пойманной за чтением карточки Анны Потериной, быстро просмотрела бланки анализов – во всех обнаружены отклонения. Но вот, что показалось необычным – в карте не осталось ни одного снимка ультразвукового исследования, будто их изъяли. Она перелистала описание родов. Ребенок в тазовом предлежании – опасный фактор не только для матери, но и для младенца. Врачебное заключение гласило: гидроцефалия, черепно-мозговая грыжа на стыке костей черепа, гипоксия тяжелой степени, пневмония.

Лиза дочитывала заключение, когда в архив зашла Мальцева с картой в руках. Администратора ни мало удивило то, как сосредоточенно Елизавета Михайловна читала историю родов. Лиза же заметно растерялась, что и выдало ее. Нет, ничего подозрительного не было в том, что Лаврова находилась здесь – врачи имеют доступ к картотеке, Мальцеву насторожило поведение доктора.

– Я… Я просто ищу кое-какую информацию, – нервно жестикулируя, оправдывалась она.

– Что смотрите? – улыбнувшись, ответила Мальцева и положила историю роженицы на стеллаж под буквой "Е".

Лиза медлила с ответом. Она не хотела, чтобы кто-то знал, что она читала карту Потериной. Вряд ли начальство обрадуется, узнав, что она усомнилась в правильности медицинского заключения.

– Да, это история из отделения патологии беременных, и я уже кладу ее на место. Интересный случай, – соврала Лиза и собиралась поставить карту, как вдруг из нее выпали результаты анализов.

Евгения помогла ей собрать разлетевшиеся бумаги и заметила знакомую фамилию.

– Бедная девочка, она так переживает, – Мальцева сочувственно покачала головой.

– Вы о ком? – изобразив непонимание, спросила Лиза.

– О Потериной, – недоумевала она.

– Ах, да конечно, – Лиза выглядела смущенной. Она сложила оставшиеся листки. – Спасибо за помощь. Мне пора.

Выдохнув, Лаврова вышла в коридор. Приближались часы врачебного обхода и выполнения назначений. Благовидный предлог, чтобы отделаться от неуместных вопросов.

Евгения пошла в ординаторскую. Андрей Поклонский сидел на диване, замерев как истукан. Он был бледнее своего медицинского халата. Налив чаю в кружку, Мальцева села напротив него.

– Может, вам кофе заварить? – предложила она подобострастно.

Он не отвечал, только сосредоточенно глядел на стену. Мальцева посмотрела в ту сторону, куда падал взгляд заведующего. На стене висел плакат – реклама поликлиники "С заботой о здоровье матери и ребенка". На нем запечатлена счастливая женщина с младенцем на руках. Выражение лица Андрея Николаевича говорило, что он видел отнюдь не мать и дитя, а нечто пугающее. Евгения удивленно подняла брови и покачала головой.

– Вы не знаете, что там происходит с магнитным полем земли? – она громко задала вопрос, затем отхлебнула чая.

– Что? – с искренним недоумением взирал на коллегу Андрей.

– Что там с магнитным полем земли, или может быть, произошли вспышки на солнце? Люди ведут себя, как-то странно сегодня!

– Я просто немного устал, а что с людьми? – поинтересовался он.

– Лаврова копалась в истории родов Потериной, а когда я пришла в архив, она так занервничала, стала оправдываться, – доложила Мальцева.

– И что она искала? – голосом ничего не выражавшим спросил заведующий отделением.

– Она не стала мне рассказывать, просто сбежала и все, – она недовольно вздохнула.

– Вероятно, у сотрудников не в меру разыгралось любопытство. Виновата, наверное, вспышка на солнце, – произнес Андрей и покинул ординаторскую.

***

Смена закончилась рано, и Лиза не знала, чем заполнить внезапно образовавшееся свободное время. Она решила посидеть в кафе, что располагалось неподалеку от больницы. Оно было полупустым, лишь двое посетителей ужинали в самом центре зала. Лиза устроилась у окна. Она любила проводить долгие одинокие часы в маленьких кафетериях.

Жизнь течет так стремительно, словно бурная река, это единственная возможность остановиться на берегу и осмыслить ее перипетии. Терпкий кофейный аромат возвращал бодрость. Пышная и удивительно мягкая пена на кофе – эспрессо напомнила весенние облака. Лиза, зажмурившись, пригубила напиток. С первым глотком к ней вернулись энергия и сила.

Трагедия Анны Потериной отозвалась болью в душе Лизы. Чутье подсказывало ей – тут что-то не так. Допущена роковая ошибка. Но кто ее совершил? Врач, проводивший ультразвуковое исследование, или же Андрей Поклонский, доктор, имевший обширный опыт в акушерстве и гинекологии? Лаврова была склонна доверять Андрею, поэтому быстро откинула все мысли о его халатности. Ведь он не мог погубить только родившегося на свет малыша. Это противоречило врачебной этике, человеческой морали и юридическим законам, в конце концов. Диагнозы выглядели вполне убедительными, но почему Анне не отдали тело малыша?

Лиза перестала думать об этом, когда на дне кружки осталась кофейная гуща. На город мягко опустились сумерки. Посетителей с наступлением вечера стало больше, и уютное кафе уже не напоминало тихую гавань для размышлений. Расплатившись, Лиза ушла.

После дневной духоты, вечерняя прохлада казалась спасительной, будто оазис в пустыне. Лиза вдыхала свежий воздух, и ее наполняло спокойствие.

"Со временем все образуется, – успокаивала она себя. – Я привыкну к новому месту".

Шаги за спиной привлекли ее внимание. Лиза заметила, что за ней, накинув на голову капюшон от толстовки, шел незнакомец. У набережной она свернула, и незнакомец последовал за ней. Лиза слышала его тяжелую поступь, чувствовала его дыхание. Она готова была поклясться, что он внимательно наблюдает за ней. Лаврова замедлила шаг, чтобы пропустить мужчину вперед, но и он сбавил скорость.

Улица, которую они пересекали, оказалась безлюдной. Лиза мечтала встретить хоть кого-нибудь, но ее ожидания не оправдались. Незнакомец не отставал, она почти бежала. Ее сердце колотилось, как набат. Страх не давал мыслить ясно. Чего он хочет? До дома оставалось каких-то полметра, она одолела это расстояние за несколько секунд. У входа в подъезд оглянулась. Незнакомец растаял в сумраке.

"Плод моего уставшего воображения" – усмехнувшись, подумала Лиза, но, опасаясь преследования, огляделась.

Во дворе царила темнота. Тусклые фонари освещали только часть площадки. Плод воображения мог спрятаться где-то в темном углу. Лиза предпочла не рисковать, и очутившись в квартире, заперла дверь на два замка.

***

Министерство здравоохранения должно запретить будильники. Наверное, так думает каждый взрослый человек, обремененный трудом и прочими заботами. Будильники плохо влияют на нервную систему человека. Эти грозные стражи времени вырывают людей из волшебного царства сна. Только контрастный душ и горячий крепкий кофе разбудят спящий разум.

Утро вторника порадовало трелями птиц за окном. Елизавета распахнула шторы и впустила свет. Он наполнял комнату литрами солнечной энергии. Лиза, зажмурившись, радовалась наступившему дню.

Безветренная погода располагала к прогулкам, и Лиза решила пройтись до клиники пешком. Она вдыхала утренний воздух и настраивалась на рабочий лад. Машин практически не было. Лиза заметила лишь одну – старую десятку с тонированными стеклами. Водитель, наверное, любил уединение. По странному стечению обстоятельств ему было по пути с Лизой. Он ехал за ней на низкой скорости. Лаврова посчитала это совпадением, и не задумываясь, продолжила путь.

– Что делаешь вечером после работы? – полюбопытствовал Андрей Николаевич, увидев ее в ординаторской.

Нарушив границы субординации, заведующий обратился к ней на "ты" и помог снять пиджак. Лиза поблагодарила его за галантность, но немного смутилась.

– Я еще не планировала, день ведь только начался. Нужно выйти в ночную смену?

Предвкушая очередное дежурство, она отвернулась к шкафчику, где хранилась медицинская форма. Андрей сжимал ее пиджак в руках.

– Нет, я о другом, не о работе. Может быть, сходим в ресторан, поужинаем? – тихо предложил он.

Лиза была удивлена и озадачена одновременно. Андрей Николаевич прежде не оказывал ей знаков внимания или какого-то особого расположения. Но он был ей симпатичен, поэтому она приняла его предложение. Он подал ей пиджак, неловко улыбнувшись.

***

Большинство женщин волновалось перед родами, они боялись не только осложнений, но и неизвестности. Задача доктора успокоить беременную, внушить надежду. От врача зависит не только физическое состояние будущей матери, но и ее душевное здоровье. Женщина должна быть психологически готова подарить новую жизнь. Тревожность мешает гармоничному течению беременности, затормаживает развитие ребенка, может стать причиной непредвиденных осложнений во время родов.

– Я понимаю, вы готовитесь к материнству, но ваши страхи беспочвенны. Результаты ультразвукового исследования, все анализы подтверждают, беременность протекает прекрасно. Стрессы вряд ли идут на пользу ребенку, так что успокойтесь, – терпеливо повторяла Лиза, каждой роженице.

Будущие мамы беспокоились о здоровье своих еще не рожденных детей. Это было естественно. Гормоны делали пациентку восприимчивой и впечатлительной, услужливая фантазия рисовала массу опасностей для ребенка. Но больше всего некоторых женщин в интересном положении страшила неизвестность. Они боялись боли, что всегда сопутствовала родам, даже первые схватки, вызывали панику.

Сталкиваясь с рождением или смертью, человек исподволь испытывает страх. Появление на свет – это не только физиологический акт, но и совместное переживание мамы и ребенка. Помочь отвлечься от страданий могут только забота и отзывчивость врачей. Порой пациентки ощущают беспомощность, окруженные, нет, не уходом, а скорее суматохой медицинского персонала.

Акушеру-гинекологу приходилось принимать несколько родов за день. Важно проявить внимание, чтобы беременные чувствовали себя в безопасности. Это требовало от Лизы больших духовных сил.

– Устала? – заботливо спросил кто-то за спиной.

Елизавета оторвалась от заполнения карты. Разговаривать желания не было, она кивнула, даже не повернувшись.

– Если слишком устала, мы можем отложить ужин, – Андрей налил стакан воды и протянул ей.

– Нет, вкусная еда, поднимет мне настроение,– улыбнувшись, произнесла она.

***

Вечер теплой шалью упал им на плечи. Лиза и Андрей, отужинав, гуляли по набережной. Туман эфирной дымкой навис над водной гладью. В темном небе парили чайки, возвещая о скором приходе ночи.

Разговор между ними не складывался. Они ощущали неуверенность, и возникало много неловких пауз. Лиза мечтала быстрее оказаться дома.

– Ты была замужем? Почему вы развелись? – поинтересовался Андрей.

Она остановилась и взглянула вниз, на отливавшую серебром реку.

– Извини, пожалуйста, если что-то не то спросил, – заикаясь, произнес он.

– Я солгала, – призналась она и от смущения зарделась, но сумерки, словно мягкая вуаль скрыли ее румянец. – Я не была замужем.

Казалось, его не удивил подобный ответ, он старался не смотреть на нее. Лиза понимала, что необходимо объяснить причину переезда, но сомнения остановили ее. Она окинула шефа беглым взглядом, и почувствовав себя виноватой, сказала:

– Мне просто нужно было сменить обстановку после смерти сестры.

Андрей хотел что-то сказать, но на полуслове осекся и с сожалением посмотрел ей в глаза.

– Я не буду спрашивать, что случилось, захочешь, сама все расскажешь, – он улыбнулся и достал мобильный телефон из кармана. – Я вызову тебе такси.

Словно избавления, Лаврова ждала такси. Недосказанность томила их обоих. Несмотря на возникшую симпатию, Елизавета не доверяла начальнику, слишком мало она знала о нем, к тому же он показался ей скрытным.

Рядом с причалом, где они неторопливо прогуливались, разрезая полотно сумерек, сверкнули фары. Спасение прибыло! Они коротко простились, и Лиза юркнула в салон автомобиля. Это свидание не удалось, как плохо приготовленное, пресное блюдо. Глядя в окно на вечерний город, зазывавший неоновыми вывесками, Елизавета впервые наслаждалась одиночеством.

***

Такси уехало, и она осталась в глухом переулке совершенно одна. Дом казался холодным и покинутым всеми. На мир он глядел черными глазницами окон. Забросив ненадолго дневные печали, жильцы погрузились в гостеприимное царство сна, словно в купель, наполненную теплой водой. Лиза осмотрелась, входя под арку, ведущую во двор. На противоположной стороне она увидела десятку с тонированными стеклами.

"Наверное, это мой сосед, просто раньше я его не замечала" – подумала она.

Густая тьма, царившая во дворе, напоминала раскаленную смолу, которой в средневековых замках боролись с врагами. Лаврова бегом преодолела площадку и несколько лестничных пролетов. С радостью очутилась в уютной квартире. Она успела ее обжить и привести в порядок – каждая вещь лежала на своем месте.

Лиза скинула туфли и присела на диван. Ощущение, что все происходит, как во сне не покидало ее. Сумбурный переезд, новая работа и иной круг общения. Лиза внезапно ощутила укол совести. Уж больно это все походило на бегство от себя и нерешенных проблем. Она сидела в полумраке. Желтый электрический свет фонаря, смешавшись с лунным светом, проникал с улицы в окно, подчеркивая нереальность происходящего.

Стакан прохладного молока мог вернуть ей способность мыслить. Лиза отправилась на кухню, включила лампу. Все вещи находились на своих местах, там, где утром их оставила хозяйка. Но что-то было не так, произошла незначительная перемена. Лиза огляделась, однако ничего не заметила. Открыв холодильник, взяла с полки бутылку молока, которая тотчас выпала из рук, когда она поняла что же не так. На дверце холодильника висела фотография, прикрепленная магнитом. Общий снимок с Кристиной. На нем Лиза и ее, ныне почившая сестра, сидели на скамейке под кленом. Они были детьми, когда их поймал объектив фотокамеры. Лизе – восемь, Кристине – десять. Самое счастливое лето их жизни замерло на этой фотокарточке. Радостные воспоминания разбились, словно хрупкое стекло на мелкие осколки, когда она вспомнила – фото, что сейчас находилось в ее руках, было спрятано в любимой книге, и давно не извлекалось. Как фотография очутилась здесь? Неужели кто-то хочет напомнить ей о страшной смерти Кристины? Возможно, это она сама, забывшись, достала снимок из книжки и прикрепила на холодильник, как жестокое напоминание о своей халатности.

Всю ночь Елизавета провела на кухне, держа в руках старую фотографию. Горечь поднималась, откуда-то из тайников души, где казалось, была заперта на ключ. Но нет, пришло время, и она снова вошла в дом, села рядом, усмехнувшись, поглядела на Лизу.

– Как я могла так поступить с тобой? – прошептала она, взглянув на снимок.

Вопрос остался без ответа. Лаврова допила молоко, и положив фотографию на стол, отправилась в спальню.