Читать книгу Самодержавие и либерализм: эпоха Николая I и Луи-Филиппа Орлеанского - Н. П. Таньшина - Страница 2

Россия в годы царствования императора Николая I (1825–1855) и Франция в эпоху правления конституционного короля Луи-Филиппа Орлеанского (1830–1848). Казалось бы, это был период крайнего ограничения контактов, что было вызвано негативным отношением российского самодержца к режиму, имеющему революционное происхождение во главе с «королем баррикад». Однако несмотря на жесткое, порой на грани конфронтации, противостояние, между нашими странами происходило и постоянное взаимодействие. Можно сказать, что это был первый опыт сложных и противоречивых контактов между российским самодержавием и французским либерализмом. Взаимодействие Российской империи с режимом Реставрации (1814–1830), основанном на Конституционной хартии 1814 г., вряд ли является типичным примером такого сотрудничества. Как известно, после 1815 г. и вплоть до Июльской революции 1830 г. отношения между Санкт-Петербургом и Парижем были едва ли не идиллическими: со стороны Франции в первые годы Реставрации за них отвечал бывший генерал-губернатор Новороссии, ставший главой французского кабинета, герцог Э.О. Ришельё; со стороны России на протяжении двадцати лет – бывший депутат Законодательного собрания Франции, кровный враг Наполеона Бонапарта, «русский корсиканец» граф Ш.-А. Поццо ди Борго. Однако Александр I и тем более его брат Николай I старались не замечать, что имеют дело с конституционным режимом. Для обоих монархов главное заключалось в том, что речь шла о легитимной династии Бурбонов. Ведь Николай I не предъявлял тех же претензий к фактически конституционной британской монархии (в 1832 г. в стране была проведена парламентская реформа, названная Великой), которые он ставил в упрек «фальшивой», по его выражению, Июльской монархии.

На первый взгляд, русское самодержавие Николая I и французский либеральный режим короля Луи-Филиппа – две противоположности. Но только на первый взгляд. В России, действительно, существовало самодержавие, но готовое пойти на реформы, пусть и ограниченные, умеренные и осторожные. Либерализм Луи-Филиппа, именуемый по названию династии орлеанизмом, – это либерализм умеренный, яркий пример либерально-консервативного синтеза, сочетавшего либеральную категорию «свободы» с консервативной ценностью «порядка». В этом отношении изучение опыта взаимодействия двух политических режимов и идеологий, выяснение эволюции этих отношений от непризнания к признанию и взаимодействию представляется весьма важным.

Изучение этого опыта невозможно в отрыве от представления государей, возглавлявших режимы и олицетворявших разные идейные платформы: «Государь всея Руси» и «король французов» персонифицировали самодержавие и либерализм.

В исторической памяти сформировались устойчивые представления о противоположности двух монархов, да и сами они никогда бы не согласились со своей общностью. Один – «жандарм Европы», «рыцарь самодержавия», «душитель революций», убежденный сторонник принципа легитимизма, вынужденный признать режим Июльской монархии, но до конца своих дней считавший Луи-Филиппа узурпатором трона, «похитившим» корону у малолетнего герцога Бордоского, и так и не пожелавший называть его, как было принято между коронованными особами, «государь, брат мой». Другой – «король баррикад», «король-буржуа», получивший корону в результате Июльской революции 1830 г., ставшей катализатором революционной бури, пронесшейся по Европе. Все верно, но это одна сторона медали. Однако при внимательном рассмотрении окажется, что при всем внешнем различии и даже противоположности обоих монархов, между ними было очень много общего.

Отношения между странами – это не только отношения между правителями, но и между народами. И здесь опыт контактов русских и французов того времени крайне любопытен. К незнакомому, «Другому», будь то на уровне межличностном или государственном, люди испытывают эмоции двоякого рода: интерес и страх. Именно так Россию и русских во все времена воспринимали во Франции: нас либо любили, либо ненавидели; либо восхваляли и связывали с Россией надежды на будущее европейской цивилизации, либо воспринимали как варварское деспотичное государство. Последнее гораздо чаще. Но, главное, интерес к загадочной «русской душе», русскому менталитету не иссякал во все времена, причем независимо от характера отношений между нашими странами, корнями уходящими в Киевскую Русь. С одной стороны, неприятие российским императором революционной Июльской монархии, а также курс на ограничение двусторонних контактов только подогревали интерес русского человека к Франции. С другой – к России и русским французы, особенно после Июльской революции и подавления императором Николаем Польского восстания, испытывали, как правило, крайнюю настороженность, переходившую порой в откровенную русофобию. Почему нас не любили? Связано ли это было с глубинными причинами, истоки которых надо искать в противостоянии между Востоком и Западом, расколе христианской церкви, событиях Ливонской войны, когда Запад открыл для себя Россию, тогда еще Московию? Или же антирусские настроения подогревались активной внешней политикой Российской империи, направленной на защиту национальных интересов, но воспринимаемой на Западе как экспансия и поток, который необходимо остановить и оградить Европу от новых гуннов, готовых заполонить Европу?

Рассмотрение этих разных аспектов взаимоотношений России и Франции тех лет определило структуру книги: первая глава посвящена сравнительному анализу личностей императора Николая Павловича и короля Луи-Филиппа Орлеанского, воссозданию их двойного портрета. В центре внимания второй главы – политические отношения между нашими странами – как их видели дипломаты и политики – с выходом на проблематику политической русофобии и журнальных войн, спровоцированных публикацией книги маркиза Астольфа де Кюстина. В третьей главе реконструируются образы России в представлениях французских дипломатов, политиков, путешественников, а также рассматриваются отдельные сюжеты из истории научных и иных контактов между Россией и Францией. Образу Франции, созданному русскими, а также пребыванию русских в Париже Луи-Филиппа, посвящена четвертая глава книги. В заключительной главе подводятся итоги правления императора Николая I и короля Луи-Филиппа.

* * *

При изучении истории Франции времен Луи-Филиппа меня всегда особенно интересовали сюжеты, связанные с взаимоотношениями между нашими странами, с восприятием французами России и русскими Франции. Меня привлекали люди, русские и французы, олицетворявшие двусторонний диалог: граф Шарль-Андре Поццо ди Борго и барон Проспер де Барант, княгиня Дарья Христофоровна Ливен и Франсуа Гизо, художник Орас Верне. Этим сюжетам и персонажам в разные годы мною был посвящен ряд статей, которые, переработанные и дополненные, стали основой этой книги, обогащенной новыми материалами.[1]

Книга не претендует на всесторонний анализ политико-дипломатических отношений между Россией и Францией в годы правления Николая I и Луи-Филиппа, это тема для отдельного исследования. Моя работа – это скорее калейдоскоп образов и впечатлений французов и русских друг о друге и о Другом, своеобразные наброски к истории двусторонних отношений, представленных через историю людей.

В том, что касается личности и правления императора Николая I, я опиралась на труды современных специалистов по российской истории XIX века, прежде всего – на работы Л.М. Ляшенко и Л.В. Выскочкова. При изучении вопросов, связанных с восприятием французами России и русских, большим подспорьем послужили книги Мишеля Кадо и Шарля Корбе[2].

Хочу выразить огромную благодарность доктору исторических наук Александру Викторовичу Чудинову и доктору исторических наук Дмитрию Юрьевичу Бовыкину за помощь в работе над книгой, а также ценные советы и рекомендации. Я признательна также доктору исторических наук, члену-корреспонденту РАН Петру Петровичу Черкасову за идею написания этой книги и многолетнее сотрудничество. Я искренне благодарна научному сотруднику Отдела рукописей Российской национальной библиотеки Елене Михайловой за доброжелательное отношение и помощь в поиске материала.