Читать книгу Жук в янтаре - Н. Свидрицкая - Страница 3

САД КАМНЕЙ

Как бы там ни было, а заявление лорда Кора было озвучено, и здесь ничего изменить уже было нельзя. Корта приняла новых персонажей легко и радушно, как это вообще свойственно было этой странной, но доброй планете, и на другой после двойной сенсации день всё было уже так, словно Мессейс, Кайл Ивайр, Лара и лорд Ош всегда были тут. С утра пришли рекламные ролики нескольких магазинов и ресторанов, гленки уже обжили сад, кортианская семья на симпатичной лодочке привезла фрукты и свежий яблочный хвощ… Взрослые ещё протирали глаза и принимали душ, а Гэвэнто с Асте уже были на пляже с целой компанией мероканских и кортианских подростков. На обед Гэвэнто пришёл уже полностью преобразившимся; смесь кортианской и мероканской подростковой моды была достаточно броской и причудливой, чтобы заставить брови Кейва чуть приподняться, а Ива – показать мальчишке пальцами левой руки: «Здорово!» Вилла уже была жилой и уютной, словно и не было двадцати с лишним лет одиночества и тишины. За распахнутыми окнами стрекотали и возбуждённо галдели гленки, на крыше играла музыка, которую включили Асте и Гэв, в столовой Анна включила стильную мерокано-кортианскую композицию, в общем, была нормальная мероканская шумная обстановка. Выхватив у Анны из рук самый сочный кусочек хвоща, Ив уворачивался от неё по всей столовой, под заразительный смех Лары. Ош сидел на стойке, разделяющей столовую и кухню, с чашкой спа, и с усмешкой наблюдал за ними; Гэвэнто с Асте быстренько нахватали продуктов и смылись… Анна предложила, «Пока никто ещё никуда не улетел», отправиться к морю, и Лара радостно согласилась, первой, не дожидаясь, что скажут Ош или Кейв. Она не была шокирована тем, что мир оказался безграничным, ей это, скорее, понравилось. Запахи, краски, разнообразие – видно, это было именно то, что ей нужно. Она переодевалась не реже, чем Анна, и постоянно рвалась куда-нибудь, хотя бы просто погулять. На пляже морского залива, куда они отправились все вместе после обеда, она веселилась больше всех; по дороге обратно она присоединилась к танцующим кортианам и вынудила к тому же остальных, кроме Кейва и Оша, которые были иначе воспитаны на Кинтане. Но если Ош вообще-то относился к подобным вещам одобрительно, хоть сам и не решался, то Кейв по-настоящему страдал: ему казалось, что Лара, Ив и Анна делают себя посмешищем. А тут ещё встреча с двумя пилотами, прилетевшими с ними на Грите – это вообще его добило, и про себя он решил больше никогда и ни за что в подобных прогулках не участвовать. И как Ош это всё мог созерцать с таким одобрением и даже удовольствием?.. Комизм ситуации заключался в том, что здесь Кейв был больше кинтанианином, чем сам Ош, сам это понимал, и злился на себя за это. Но поделать ничего не мог. Ему казалось, что он неуместен, что мешает остальным своим недовольным видом, и от этого ещё сильнее замыкался в себе.

Остальные от прогулки остались в восторге.

– Я хочу, – рассказывала Анна, – поехать в Дину по земле, честно, время есть! Я в юности, ещё на Земле, мечтала купить мотоцикл и проехать через пол материка, к океану. Я уже не на Земле, а мечта осталась. Я посмотрела карту, примерно представляю маршрут, только не знаю, на чём можно поехать…

– По монорельсу, на скутере. – Тут же откликнулся Ош. – Со мною, разумеется; я обещал Ивайру не спускать с тебя глаз.

– Кого другого я бы не потерпела, но с тобой, Ош, хоть на край света. – Засмеялась Анна. Она сидела на перилах балкона, спиной к бездне, слабый ветер играл светлыми волосами. Ив смотрел на неё со смешанным чувством восхищения и беспокойства. Его пугало то, что она сидит так небрежно; его пугало её желание, но как он мог возражать? И потом, её идея нравилась ему самому.

– Всё самое интересное произойдёт в наше отсутствие. – Сказал он, продолжая глядеть на неё с тревожной нежностью. – Я уже заранее обзавидовался!

– Я буду присылать тебе картинки. – Так же нежно улыбнулась ему Анна. Они снова остались вдвоём, это происходило с ними так естественно. Весь мир переставал существовать, они видели и слышали только друг друга, и бесполезно было пытаться этому помешать; поэтому Ош ушёл с балкона, увлекая за собой Лару и Кейва. Ив подошёл ближе, и Анна скрестила руки у него на затылке:

– Мне нужно будет занять себя чем-то, пока я буду тосковать по тебе.

Ив и Кейв улетали вечером. Распоряжение лорда Кора вступило в силу, как только его услышали на самых отдалённых станциях и терминалах Союза; на Грит отправились мероканцы, которые летели с Ивом: у Грита и его капитана теперь была команда. Провожать у мероканцев не было принято, и Анна простилась с Ивом и Кейвом дома. А потом маялась, одержимая желанием посмотреть в окно, как стартует их корабль, хоть и знала прекрасно, что ничего она не увидит, силовые установки антигравитаторов искажали видимость. Старт можно было угадать только по дрожанию воздуха над скалами вдалеке. Проще было проследить передвижение Ива по браслету, и она то и дело бросала на него взгляд. Ош посматривал на неё с сочувственной усмешкой: все её мысли и чувства были написаны на лице, обычно таком сдержанном, даже холодном.

– Давай лучше выберем средство передвижения для нас с тобой. – Предложил мягко, когда она в очередной раз впилась газами в браслет. – Чем быстрей уедем отсюда, тем тебе будет легче. Как ты будешь спать в вашей постели без него?

– Правда. – Она на миг чуть не прослезилась, но взяла себя в руки. – Ты сам этим займёшься?

– Лучше вместе. У меня своеобразный вкус относительно подобных вещей. Я люблю всё, что летает.

– Я тоже. – Улыбнулась Анна. – Но сверху мало что увидишь.

На сборы у них ушло всего три часа. Грит уже направился к границам системы, чтобы создать зону перехода; Ив в последний раз вышел на связь, сообщил, что ещё видит Луану, пожелал приятной поездки. Ош предложил Анне двухместный скутер, большую удобную машину, чем-то и правда напоминающую мотоцикл, но шире, ниже, с сиденьями удобными, как в машине, со щитками впереди, закрывающими ноги и лицо. Колёс, или на чём оно там двигалось, видно вообще не было. Путь Анны и Оша лежал сначала на восток, куда из самой Луаны дороги не было, лагуна, в которой находился город, скрывалась в окружении скал; потому транспорт ждал их по другую сторону хребта, на склоне горы. Под вечер, оставив Асте и Гэвэнто на попечении Лары и Ва, Анна и Ош поднялись в лифте на гору, с которой попали на площадку с несколькими подобными же машинами. Ош погрузил в неё сумку с продуктами – им предстояло ехать по абсолютно дикой местности несколько часов, – сел за пульт управления. Анна устроилась сзади. Оглянулась на открывающуюся отсюда, почти с вершины, фантастическую горную страну. Она бывала в Крыму, на Тибете и в Саянах; все эти горные массивы ни в какое сравнение не шли с тем, что она видела теперь. Горы были зелёные, поросшие кудрявыми деревьями и папоротниками до самых вершин. На дальних склонах виднелись какие-то странные циклопические руины, вообще ни на что не похожие. Смотритель площадки, пожилой темнокожий мероканец Касты Служащих, жующий смолу, как Асте, и весь пропахший этой смолой, пожелал им счастливого пути и включил монорельс, чуть слышно загудевший и приподнявший и качнувший их машину. Ош уверенно щёлкнул чем-то, манипулируя большим пальцем, машина тяжело, но как-то уютно осела на рельсе и плавно тронулась с места.

– Как поедем, быстро, или помедленнее? – Спросил Ош, чуть повернувшись.

– Быстро, конечно! – Воскликнула Анна. – Как можно быстрее!

– Чудные. – Пожал плечами мероканец. – В горах-то?..

Двигаясь на магнитной подушке, их машина не зависела от рельефа местности, и мчалась с одинаковой скоростью и в гору, и с неё. Особого вмешательства в управление она не требовала, поэтому Ош с Анной могли всласть любоваться видами и обмениваться впечатлениями.

Мраморные горы тянулись по всему побережью на востоке материка Г’явайлы, и лишь далеко на севере сворачивали на запад, снижаясь в плато, обрывающееся отвесными утёсами над Великими Равнинами. Снег даже на самых высоких вершинах появлялся не чаще, чем раз в десять лет; со стороны моря склоны гор до самых вершин поросли зеленью, с обратной же стороны были поразнообразнее: каменистые пустоши, ущелья, плато и альпийские луга… В лесах скрывались так поразившие Анну руины. Ош объяснял: эти руины – останки городов, подобные которым были на Мераке и Гароде, есть на Кинтане и Барде, на Савале, нет их только на Шхаре и Раббе. Самые древние были на Мераке, самые молодые – им не более шестисот лет, – есть на Савале. Никто так и не смог выяснить, что за народ строил эти города, куда он делся и почему. Нет ни рисунков, ни останков, ни каких-то иных следов и свидетельств, кроме самих руин.

– Они обычно располагаются в недоступных местах, в джунглях, горах, иногда на совершенно неприступных скалах. Я не удивлюсь, если и на твоей планете есть что-то подобное.

– Наблюдатели. – Сказала Анна.

– Ты будешь смеяться, но эта версия признана в научном мире самой конструктивной. Считается, что это строили Ур. Наблюдали за своими подопечными какое-то время, убеждались, что всё в порядке, и улетали. Впрочем, это не доказано.

– Как ты думаешь, где сейчас Ив?

– В гиперпространстве, Анна. Это слишком абстрактное понятие. Сложно указать пальцем.

Она засмеялась немного нервно.

– Прости. Я внимательно тебя слушаю, просто мне иногда становится невыносимо. Хочется произнести вслух его имя, и услышать, как ты говоришь о нём.

– Да пожалуйста. – Покладисто кивнул Ош. – Сколько хочешь, и когда хочешь. Кто я такой, чтобы осуждать твои невинные капризы?

– Очень красиво. И кажется, на Земле тоже есть города, которые когда-то покинули все жители, не оставив о себе ни какой памяти. Впрочем, я могу и ошибаться, я зоолог, не историк.

– Как зоолог, ты будешь просто в восторге, когда мы будем проезжать Великие Равнины, я тебе обещаю. Впрочем, и в джунглях ничего себе обстановка. На мой вкус здесь всего через чур; мы, кинтаниане, восстанавливаем природу своей планеты до сих пор, и она у нас ручная, аккуратная, очень однородная. Высшие виды восстанавливаются медленно, некоторые совсем не желают этого делать. Но мы привыкли, и нам нравится. Буйство кортианской фауны нас пугает.

– А меня – восхищает. Честно!

Ближайшие руины лежали прямо под монорельсом, на склоне горы, и, проезжая над ними, Анна увидела обломки мостов, странные выпуклые купола, арки и колонны. Ступени храмов показались ей слишком высокими для человеческих ног, но она могла и ошибиться, всё промелькнуло так быстро, оставив образ нереальной, печальной и тревожной красоты. Подобные руины были воплощением тайны; но впечатление быстро было вытеснено другими, картинки и виды сменялись мгновенно, как в калейдоскопе. То ныряя в укромные ущелья, то проносясь над горными склонами и созерцая долины и распадки с высоты птичьего полёта, Ош и Анна могли оценить всю необычность и роскошь соседства кайнозойской и космической эр: ажурные, почти призрачные космические антенны среди папоротниковых джунглей, или окружённые защитным силовым полем энергоустановки – эти мерцали и струились, не позволяя проследить свои очертания, и начинали протяжно и тихо петь при малейшем колебании воздуха. Если бы не эти сооружения, слишком масштабные и в то же время изящные, нельзя было бы определить, в какой эпохе жили кортиане и кортианские мероканцы: городишки и деревни, время от времени открывающиеся взору в какой-нибудь уютной горной долине или на каком-нибудь ровном и безопасном горном склоне, казались тихими и патриархальными. На альпийских лугах паслись ламы, местные козы и свинки – скорее грызуны, чем копытные, – их сторожили смуглые подростки с голыми коленками и круглоухие бесхвостые псы. Мальчишки махали руками, провожая редких путешественников, и что-то кричали; псы лаяли. Люди, такие же смуглые, и обходившиеся минимумом универсальной, для любого времени подходящей, одежды работали в огородах и на склонах, в зарослях яблочных хвощей, срезая молодые побеги для рынка, или ухаживая за цветами на плантациях, или бродя по колено в воде по посадкам, или ловили рыбу в мелких горных речках. Ош по возможности объяснял Анне, что они видят, а она старалась увидеть сразу всё, и кое-что действительно успевала. Кортианские города, мелькавшие кое-где в долинах, маленькие и уютные, и мероканские города, привольно раскинувшиеся по склонам вдоль горных рек, и смешанные мерокано-кортианские посёлки, похожие на горсть разноцветных кубиков, небрежно брошенных на зелёный бархат. Горы снижались, альпийские луга попадались всё чаще и чаще, засеянные обширными цветочными плантациями, при виде которых Анна не могла удержать восхищённого возгласа: слишком это было красиво, даже через чур.

Участившиеся вышки антенн и энергоустановок, дрожание силовых полей, и разветвление монорельса свидетельствовало о приближении большого города: Чары. Обогнув гору Туманов, у подножия которой находилась древняя кортианская столица, Ош и Анна попали в густой поток транспорта, самого разного. Ош включил автоматическое управление и задал маршрут: к одному из домов Мессейс, на окраине Чары, как раз у выезда в нужном направлении.

Домик был небольшой, почти коттедж, уютный, старинный. Анна не знала мероканской старины, но всё-таки почувствовала её, едва войдя туда. Зажгла свет – уже стемнело, Чара мягко сияла миллионами огней за окнами. Анна включила кондиционер для Оша, и тот благодарно улыбнулся:

– Ценю твою жертву.

– Это не жертва. – Анна налила напиток, помешала его стеклянной палочкой, подала Ошу. – Я выросла в холодном мире. Мне легче переносить небольшой холод, чем жару.

– Ты не передумала насчёт дальнейшего путешествия?

– Что ты! Мне понравилось безумно, я вся в предвкушении. – Она села на стойку, скрестив в щиколотках загорелые ноги, тоже со стаканом напитка в руках. Она улыбалась, и Ош не мог не улыбнуться, глядя на неё.

– Ты самая красивая женщина в этой Вселенной. – Сказал мягко. – Иву безумно повезло.

– Это мне повезло. – Возразила Анна. – Лучше Ива во Вселенной ничего нет, хоть и говорится, что она полна чудес. Но он – самое главное чудо из возможных.

– Я знаю. – Кивнул Ош. – Я тоже люблю его; может, поэтому я сейчас… – Он не договорил, пригубил напиток, отвернулся с улыбкой. Покачал головой. – Поедем на рассвете, Анна. Давай спать.

Анна тоже улыбнулась ему в спину, немного смущённо, но и польщено. Поставила полупустой стакан на стойку, и андроид с антропоморфной внешностью убрал его в мойку.

– Будете что-то ещё? – Спросил чуть неестественным тихим голосом. Анна покачала головой:

– Хочу принять душ и лечь спать. На рассвете мы уезжаем.

– Как скажете. – Прошелестел андроид. – Душ на втором этаже. Постель и бельё будут готовы, пока вы моетесь.

На рассвете они покинули Чару, но теперь их ждали не горы, а сотни километров холмов, болот и джунглей сердца Г’явайлы. Сразу за пригородами и окружёнными садами кортианскими виллами начинались продуваемые всеми ветрами холмы, по которым, сотрясая землю, бродили стада невероятных кайнозойских животных. По мере того, как холмы становились всё круче, животные, напротив, мельчали; снова появились сады, озёра, рощи из папоротников и настоящих лиственных деревьев, таких редких на Корте. Их листья напоминали ивовые, но достигали почти полуметровой длины, а плоды были ярко-оранжевыми, красными, ароматными и совершенно не съедобными. Местные жители украшали ими свои дома, и вдобавок, их запах, для человека очень приятный, отпугивал насекомых. Анна взяла себе связку, просто так, как сувенир.

В обед они оказались в кортиано-мероканском городке Марна, расположенном в долине реки Аны. Здесь жили кортиане и мероканцы Касты Рабочих; занимались они в основном разведением животных и выращиванием болотного злака, из муки которого пекли грубые лепёшки, а из сока варили тёмное местное пиво. Мучные изделия, такие популярные повсюду на Земле, на Корте были экзотикой, их пекли только в некоторых областях и на нескольких островах. Анна успела страшно соскучиться по хлебу, и набрала лепёшек в дорогу. Кортианская семья, которая пустила их с Ошем пообедать, – в маленьких кортианских городах не было ни гостиниц, ни столовых, ни магазинов, всё, что нужно, путешественники получали у местных жителей, – польщённая интересом Анны к их стряпне, пообещала ей присылать свои лепёшки в Луану.

– Вот видишь, какая огромная польза от моего путешествия. – Важно заявила Анна Ошу, когда они поехали дальше. – Я просто в восторге от этих лепёшек. Мне этого очень не хватало.

– По дороге соберёшь столько всякой снеди и экзотики, что хватит на всю Луану.

– Ну и что?.. Подумаешь. – Анна села за пульт, чтобы Ош немного отдохнул. Несколько подростков, кортианских и мероканских, почтительно созерцали их машину и делились впечатлениями, ничуть не смущаясь того, что Анна с Ошем их прекрасно слышат. Загорелые, тоненькие, темноволосые и темноглазые, свободные и счастливые – при виде местных детей у Анны всегда что-то начинало болеть внутри, не сильно, но ощутимо. Офты были стерильны: расплата за вторую жизнь, за совершенство. Но для Анны это было не важно, по крайней мере, не настолько, чтобы хоть в чём-то изменить Иву. Она пока даже идею искусственного зачатия отвергала наотрез. Вздохнула, отвернувшись, и включила скорость.

Смешанные пейзажи: то болота, то холмы и маленькие рощи, то каменистые распадки и древние рудники, о которых теперь напоминали только слишком правильные карьеры и пустые строения, то ухоженные рощи и сады, скрывающие посёлки и деревни. Здесь было очень много человеческих поселений, от крохотных кортианских хуторов, до больших и многолюдных городов. Но остановились путешественники только поздно вечером, в Кла, мероканском провинциальном городе, где жили в основном Ортодоксы красной синардийской расы. Спокойный, чистенький, тихий городок, чопорный, гордый своим безмятежным покоем. Анна с Ошем получили в своё полное распоряжение небольшой домик на сваях на самой окраине, в тени высоких акаций, над медленными жёлтыми водами какой-то небольшой равнинной реки. Они поужинали и уже собирались спать, но тут браслет Анны ожил и замигал: на связь выходил Грит. Анна включила его, и в воздухе повисло голографическое изображение Ива, сидевшего в крипте, такое яркое и отчётливое, как на хорошем экране. Анна несколько секунд смотрела на него и улыбалась счастливо, почувствовав в полной мере, как же она соскучилась по нему за это короткое время!

– Ты по-прежнему хорошо выглядишь. – Заметил Ив с такой же счастливой улыбкой. – Где вы сейчас? Я вас не разбудил?

– Мы в Кла, как раз собирались ложиться спать. – Призналась Анна. – А вы где?

– В гипере. Здесь сложно назвать точные координаты, хотя Грит это может. Кейв спит, я его не стал будить, пообщается с вами завтра к вечеру, Грит говорит, будет ещё возможность. А я не мог удержаться, мне не спалось.

– У вас ночь? – Поинтересовался Ош, Ив рассмеялся:

– Уже практически раннее утро. Я боялся проспать, сеанс всего две минуты. Сидел тут, смотрел на звёзды, болтал с Гритом, смотрел записи наших с вами посиделок здесь, в крипте – Грит всё записывает. Как ваше путешествие?

– Здорово. Мне так нравится! Это была хорошая идея, только Ош страдает от жары.

– Ничего, справлюсь. – Возразил Ош. – На самом деле здорово, не только Анна в восторге. Я никогда не был на Корте, даже не представлял себе, насколько здесь всё интересно. Ладно, болтайте, я пошёл спать. Завтра нам ехать через джунгли, нужно выспаться. – Он ушёл в комнату, где работал кондиционер, а Анна продолжала сидеть напротив голограммы, глядя на Ива.

– Я так скучаю по тебе. – Призналась, улыбаясь и почти плача. – Всё так здорово, но тебя мне так не хватает!

– Я даже не предполагал, насколько мне это будет нелегко. – Ответил Ив. – Может быть, стоило отправить одного Кейва, хотя не думаю. Он тоже не очень доволен, и потом, я обещал Шену. Ему сейчас гораздо хуже, чем нам с тобой.

– Я, возможно, покажусь тебе очень плохой, но меня это не волнует. – Надула губы Анна. – Мне хочется быть с тобой.

– Мне тоже. Прости, связь сейчас оборвётся. Я люблю тебя, родная моя.

– Я тоже… – Анна запнулась, голограмма исчезла. Пол ночи не могла потом уснуть. Лежала, обняв подушку, слушала ночные вздохи реки, воркование гленков, журчание воды меж свай. Под утро река начала вздыхать протяжно и громко: обычное явление для кортианских равнинных рек, но с непривычки немного тревожное. Анна вышла на террасу, постояла, кутаясь в плед, глядя на то, как мерцает сквозь лёгкий, прозрачный туман водная гладь, и только когда продрогла, вернулась к себе и, наконец, уснула.

Проснулась после обеда, Ош уже сходил на местный рынок и принёс фрукты, напиток и жареную рыбу. Мелкие ящерки деловито копались в иле у свай, время от времени замирали, громко и тоненько свистели и снова принимались за своё увлекательное занятие. По реке медленно плыл плот, и мероканские подростки с помощью сетей ловили креветок. Взрослые спали – был час полуденной жары, когда под солнце рисковали выходить только бесстрашные мероканские дети. Даже их вечные спутники, собаки, предпочитали дремать в тени, под сваями или кустарником. Анна искупалась, тщетно пытаясь соблазнить на это Оша, предпочитавшего прохладу, и только к вечеру, когда спала жара, они отправились в дальнейший путь.

Монорельс, перекинувшись через широкую, но мелкую речку, вонзился в джунгли, по прямой пронзая их тысячекилометровый массив. Практически сразу густые кроны папоротников скрыли солнце, и монорельс засветился в полумраке таинственным струящимся светом; заметно стало и мерцание защитного поля, словно какой-то полупрозрачный тоннель. Места были совершенно дикие. Гигантские папоротники, тесно увитые лианами и мхами, заросшие эпифитами и увешанные их цветами и плодами, стеной стояли вокруг. Со стволов папоротников, уже давно погибших, но не способных упасть – так тесно росли их собратья, – свешивались огромные сумеречные цветы, роняющие росу и серебряную пыльцу в подлесок, такой густой, что пробраться сквозь него, наверное, не помогло бы даже мачете. Круглые лимонные листочки, синие цветы, красные ягоды… Иногда подлесок колыхался, указывая на движение какого-то осторожного существа, которое не хочет быть замеченным; а один раз Анна и Ош смогли во всей красе наблюдать местного хищника: он сидел на стволе почти упавшего папоротника и смотрел на них злыми жёлтыми глазами. Что-то среднее между ягуаром и гепардом, гладкий, мускулистый, с длинными лапами, гибким изящным телом и удлиненной благородной мордой, с густым, гладким мехом, почти того же лимонного цвета, что и листва подлеска. Анна долго ещё чувствовала на себе его недобрый взгляд, слишком умный и безжалостный, чтобы просто его забыть. Даже спросила Оша, насколько надёжно силовое поле, и тот ответил, что Г’норм его не одолеет.

– Давно хотела спросить, почему некоторые названия животных на Корте произносятся, как имена?

– Потому, что это и есть имена. У кортиан имеются культовые животные, вроде вот этого Г’норма, Т’валва, рыб Т’ганьи, названия которых – это имена собственные, и пишутся с большой буквы. А ортодоксальные кортиане до сих пор, говоря вслух об этих животных, делают рукой жест вежливости, вот так, – Ош изобразил, – чтобы выразить своё уважение.

– Прикольно. А откуда ты столько знаешь о Корте, ты ведь не был здесь никогда?

– Анна, ты поразишься, узнав, как много я знаю. Считается, что, изучая историю, обычаи и языки планет Союза, мы, лорды Высокой Касты, выражаем так этим расам своё уважение. Только никакое это не уважение. Элементарный снобизм.

– Но идея хорошая. – Задумчиво проговорила Анна. Ош кивнул.

– Неплохая. – Подтвердил после небольшой паузы.

Даже ночевать пришлось в джунглях. Домик на сваях посреди тщательно очищенного от джунглей участка, увитый цветущими лианами, который содержала семья пожилых кортиан-ведов, накормивших Анну и Оша замечательным ужином, был так же окружён защитным полем. Уже поздно ночью, когда путешественники собирались спать, по встречному пути прибыла смешанная компания подростков, которые при виде Анны Мессейс без малейшего смущения осадили её с вопросами про Грита, Ивайра и Озакх. Проговорили почти до утра; утром нисколько не утомлённые бессонной ночью подростки покатили в Ану, а Анна, предоставив Ошу вести, пол дня клевала носом.

А джунгли и не думали заканчиваться. Ещё одну ночь путешественники провели, пообщавшись с Ивом и Кейвом, и узнав, что им скучно и что у них ничего не происходит, всё в тех же джунглях, засыпая и просыпаясь под крики их ночных обитателей. И только на третий день меж деревьями замелькали просветы, опушки, склоны невысоких заросших холмов, и, наконец, уже к обеду, скутер плавно и стремительно вылетел на широкую равнину. Река Д’янма, разделившись по всей равнине на неширокие рукава, горела жидким золотом в лучах приближающейся к зениту Ларсии, высокие голубые злаки, сплошным ковром покрывающие равнину, волновались и отливали серебром под порывами морского ветра. Море виднелось вдали туманной полосой – обман зрения приподнимал его над горизонтом. Деревья – настоящие деревья, – похожие на сосны, но с листьями мягкими, длинными и волнистыми, с такими широкими кронами, что в тени их порой умещалась целая кортианская деревня, купами и поодиночке росли по всей долине. Вдоль монорельса, почти на границе силового поля, шли по грудь в голубой траве величавые индрикотерии, при виде которых Анна едва не выпала из скутера. На какие-то секунды она увидела их близко-близко: мускулы, играющие под тёмно-рыжей лоснящейся шкурой, гордо, как у верблюдов, посаженные головы, большие влажные глаза и трепетные ноздри. Миг – и они остались далеко позади. Высоко выпрыгивая из травы, промчались вдали какие-то антилопы, с глухим гулом шло стадо огромных буйволов, правда, больше похожих на носорогов. Холмы скрыли море. Монорельс сделал плавный разворот вглубь материка, и теперь Анна с Ошем ехали на северо-восток, всё приближаясь к Великим Равнинам. Рощи масличных деревьев сменяли глубокие овраги, те сменяли округлые каменистые холмы; деревеньки, города, хутора и фермы, стада кортианских коз, тапиры, болота и озёра с тучами насекомых и птиц, плантации различных культур, энергоустановки и станции. Теперь не было никаких сомнений, что Корта – планета развитая, цивилизованная и густонаселённая. Дважды Ош и Анна делали остановку, перекусили, походили по кортианскому рынку, заглянули в трубу обозрения с высокой площадки: оттуда открывался фантастический вид на дальние скалы, предгорья Мозаичных гор, издали, и, правда, словно сложенных из разноцветной мозаики. Заночевали они уже снова высоко в горах; за день, переполненный впечатлениями, они так устали, даже Ош, что уснули, как убитые. А утром, миновав перевал, спускались по серпантину на первую из Великих равнин.

Начиналась она прямо от подножия гигантских отвесных скал, вдоль которых какое-то время мчался скутер, так, что с одной стороны от монорельса стояла каменная стена, аккуратно сложенная из красных, рыжих, серых, бордовых и почти белых плит, а с другой простирались бескрайние равнины, поросшие голубыми и жёлтыми злаками почти в человеческий рост, и деревьями, такими же, как по ту сторону гор, формой напоминающими акации. Как большие зонтики, купами и поодиночке, они вставали над переливающимися волнами травы, давая корм, тень и отдых жителям равнин.

На вершинах скал паслись кортианские козы, Ош и Анна иногда слышали их пронзительный клёкот. Постепенно скалы снижались, округлялись, разрезанные оврагами и ущельями. В одном из них Анна увидела кортианина-веда. Он вёл куда-то табунок лам; увидел путешественников, прикрыл от солнца лицо тонкой смуглой рукой и послал им ослепительно белозубую улыбку. Анна помахала ему рукой и потеряла из виду. Монорельс устремился в ущелье, и почти час Ош и Анна мчались меж скал, то вырастающих настолько, что монорельс начинал слабо светиться в полумраке, то плавно снижающимися, и тогда Анна видела их тень, скользящую по мозаичной кладке. Почти внезапно ущелье кончилось, и вокруг встали травы: они были на равнине. Простирающиеся на тысячи километров саванны Корты, по которым мигрировали бесчисленные стада кайнозойских животных: травоядных, всеядных, хищных. Здесь жили голубые полосатые кортианские львы, чёрные горбатые волки, маре, родичи гиен, бронтотерии, индрикотерии, карликовые и гигантские олени, козы, антилопы, бесчисленное множество грызунов, от совсем крохотных до крупных, размером с земную свинью, рогатые лошади, бесхвостые ослы, мириады птиц и насекомых. Иногда срабатывала автоматика, и тогда Анна и Ош подолгу, до часа, ждали, когда какое-нибудь стадо минует монорельс, имея возможность наблюдать за удивительными существами, каких не было больше нигде во Вселенной. Однажды такая остановка произошла вблизи дерева, стоявшего, оказывается, на мощных воздушных корнях, среди которых расположилось на дневной отдых семейство голубых львов, и Анна получила массу незабываемых впечатлений, наблюдая почти пол часа за маленькими львятами, которые настойчиво пробовали на прочность защитное поле. Всякий раз не сильно отброшенные им обратно, они некоторое время барахтались на земле, выпячивая смешные толстые животики, недовольно топорщили усы, и снова пробовали – всякий раз по разному, то подползая осторожно, то прыгая с разбегу, то подбираясь бочком, то пытаясь просунуть лапу. Мать, лениво откинувшись и разбросав толстые, обманчиво плюшевые лапы, наблюдала за этим равнодушно, совершенно точно зная о тщетности этих попыток. Молодые львы и львицы, часть из которых оккупировала нижние ветви дерева, смотрели с настойчивой голодной искоркой в глубине оранжевых глаз, готовые, если повезёт, прыгнуть и вцепиться. Но той сосредоточенной разумной злобы, какая была в хищнике джунглей, в них не было; Анна просто обозвала их хулиганами и погрозила пальцем. Скутер пожирал километры монорельса, минуя исчезающие реки и озёра, заросли кустарников, болота, новые необъятные саванны, а на горизонте уже вставали туманными сиреневыми глыбами горы Цефа – цель их пути.

Саванны кончились; начались бесконечные болотные марши и пологие холмы. Монорельс то прижимался к земле, то взлетал на мосты и мостики, перебрасываясь через речки, протоки и топи; вокруг роились тучи насекомых, птиц и летающих рептилий. Запахи сероводорода и тины настойчиво напоминали о том, что местность эта настолько же нездоровая, насколько красивая и своеобразная. Останавливаться здесь не хотелось, и, хотя давно уже пора было перекусить и отдохнуть, Ош и Анна торопились проехать эту местность поскорее. До встречи с леди Ариной оставалось меньше суток, а нужно было ещё миновать предгорья Цефа.

Ночь настигла их уже на склоне горы, возле маленького посёлка учёных, орнитологов и зоологов, которые одолели их с расспросами про Грита и Ивайра. С некоторым трудом Анна перевела разговор на то, что действительно её интересовало, на животный мир Великих равнин, и проговорила почти до утра. Узнав, что она тоже была зоологом на неизвестной планете, учёные позабыли про Грит; наконец-то Анна нашла собеседников по своим интересам! К утру она почти согласилась на уговоры коллег присоединиться к ним, и выяснила, что нужно сделать, чтобы считаться учёным на Корте.

После ночи, проведённой за разговорами, Анна продремала позади Оша почти всю дорогу до Дины, проворонив тот момент, когда монорельс начал размножаться и разветвляться; появились сигнальные установки, регулирующие движение, в горах вокруг выросли энергетические станции, в небе стало оживлённо. Окончательно проснулась Анна перед ажурным мостом, перекинутым через неглубокую, но широкую и бурную Дин; меж опорами моста бешено билась белая пена. Уже наступали сумерки, и город впереди сиял и переливался мириадами огней. Столица Корты, супер-мегаполис, больше любого известного Анне города Земли, Дина была такой, что захватывало дух. Здесь находились все административные органы и службы, посольства других планет, кинтанианское консульство, и над всем этим пылал огнями космопорт Корты: в три раза больше луанского, окружённый призрачными спиралями защиты. Неподалёку от него высилась Стеклянная Спираль, одно из чудес Корты и всего Союза, усечённый конус, поставленный острой вершиной на край скалы, нечеловеческое творение прошлого, презирающее все законы тяготения, сопромат и здравый смысл, целый город из стекла и пластика, светящийся в сумерках зелёным неоновым огнём.

– О, Боже, я туда хочу! – Воскликнула Анна, как только увидела ЭТО. – Что там находится?!

– Всё, что угодно. Рестораны, гостиницы, смотровые площадки, игровые залы, стартовые площадки… Всё, что хочешь. Триста лет назад такие комплексы были в каждом городе, теперь только в Дине.

– Значит, мы туда поедем? Как ты думаешь, леди Арина захочет там встретиться с нами?

– Леди Арина – настоящая леди, и встретится с нами, где ты предложишь. – Немного пасмурно произнёс Ош. – И ты даже подумать не сможешь, что она не довольна, она тебе этого никогда не продемонстрирует.

– Поняла. И где лучше всего нам с нею пообщаться?

– Мы дадим ей время самой выбрать. – Помолчав, сказал Ош. – Отдохнуть, собраться с мыслями и приготовиться. Поэтому поехали к Спирали, у тебя будет время посмотреть с высоты на Дину, повосхищаться и поахать.

– Вредина ты! – Восхищённо толкнула его в спину Анна. – Из принципа ахать не буду!!!

Ош ввёл в компьютер маршрут и включил автопилот, потому, что сориентироваться в лабиринте улиц Дины было нереально даже с электронной схемой. Улицы, подвесные автострады, подземные тоннели, многоярусные мосты – разобраться в их системе жизни бы не хватило. Скутер вёз их сам, где надо, перестраиваясь, где надо, останавливаясь, где надо – ускоряясь. Анна озиралась так, как, наверное, озирались, попав по невероятному везению в Париж, жители социалистической глубинки, где нибудь в семидесятых годах прошлого века. Она смутно представляла себе, конечно, что в будущем всё будет не так, как в настоящем, но видела это воплощённое будущее, и не могла поверить собственным глазам. Не то, чтобы это всё было совершенно не таким, как на Земле; но именно общее сходство и при этом невероятная красота и гармоничность увиденного потрясали особенно сильно. Это ведь тоже был мир людей, обыкновенных, не суперменов каких-нибудь, людей, которые, в общем и целом, были не хуже и не лучше землян. Просто жили по-другому.

Анна и не ожидала, что так расстроится и одновременно будет так восхищена. Через полтора часа, когда они наконец-то добрались до Стеклянной Спирали, она была переполнена впечатлениям до краёв, и действительно уже не могла ахать.

– На Кинтане есть такие города? – Спросила она, когда они очутились на смотровой площадке и смотрели сверху на Дину.

– Нет. – Как-то отстранённо ответил Ош. – На Лее были.

– Что с тобой? – Анна, наконец, позволила себе заметить его странное состояние. – Ты волнуешься?

– Представь себе. – Усмехнулся Ош. – Волнуюсь. Я давно не видел её. Вообще дома не был давно.

– Отвык. – Анна взяла его под руку, прислонилась щекой к плечу – выше не доставала. – Ничего, я тебя в обиду не дам. Если что, зови меня, я тебя спасу.

Ош фыркнул от неожиданности, и засмеялся в голос.

– Чего ты? – Смеясь тоже, толкнула его Анна. – Думаешь, слабо?!

– Нет, просто… – Ош вытер глаза, – просто представил… – И снова рассмеялся, а с ним жизнерадостно рассмеялась Анна.

– Как ты думаешь, зачем она хочет встретиться со мной? – Спросила Анна, отсмеявшись.

– Понятия не имею.

– А чего ты хочешь сам?

– Тоже не знаю.

– Хочешь домой?

Ош помолчал. Покачал головой.

– Я ценю то, что у меня есть теперь. Дружбу с Ивом и с тобой; участие в чём-то страшно важном, что происходит вокруг вас и Грита. Я очень это ценю. Мне хочется быть рядом в момент, когда Грит будет делать историю этой Вселенной. Хотя и чувствую, что это ваше, не моё. Моё… Я ещё не решил. Я скучаю по Кинтане, что притворяться; Корта слишком гротескна для меня. Но здесь я могу решать, а там всё будет решено за меня.

– Я понимаю.

– Я мужчина. На Савале, например, это звучало бы гордо, но не на Кинтане, где это означает, что я вечно буду зависим и опекаем какой-нибудь женщиной. С одной стороны, почтение к женщине у меня в крови; с другой стороны, я не хочу терять свободу, которую наконец-то приобрёл такой ценой. Я не покушаюсь на их власть, но не хочу больше подчиняться. Просто не могу. Я достаточно умён и у меня есть всё, что требуется для самостоятельности; по крайней мере, я так считаю.

–Я считаю, что даже не очень умный человек всё равно является самостоятельным. У нас изначально есть выбор, это только кажется порой, что его нет, он всегда есть, просто иногда он пугает или вызывает отвращение.

–Это точно. Иногда он пугает. – Задумчиво согласился Ош. Браслет на его руке мелодично тренькнул, и он сказал, словно очнулся от сна:

– Леди Арина уже здесь.

– Не будем заставлять её ждать. Как ты думаешь, кому из нас следует встретиться с нею первым?

– Тебе. Ты женщина. Думаю, она хочет сначала познакомиться с тобой, для принятия окончательного решения.

– На Кинтане так принято?

– Я просто очень хорошо её знаю. – Ош усмехнулся. – Я очень хорошо знаю тех, кого люблю.

– Как я должна вести себя?

– Естественно. За несколько минут весь сложнейший этикет общения с кинтанианкой ты всё равно не выучишь; но это и не надо. Ты сама поразишься, насколько всё просто.

– Хорошо. Поехали к ней.

Самым страшным в заключении на кинтанианском тюремном терминале было одиночество. Обращались с заключёнными очень хорошо; беспредел земных тюрем первыми с отвращением осудили бы сами смотрители таких заведений. Их прекрасно кормили, с учётом всех особенностей заключения в глубоком космосе, у них раз в день было посещение солярия и оранжереи, раз в неделю – обязательный осмотр у врача, занятия на тренажёрах, чистота и максимальный комфорт помещений… Вот только никакого общения и полное бездействие. Смотреть нечего, читать нечего, впрочем, если у человека было хобби, ему предоставлялась возможность заниматься любимым делом сколько угодно. Терминал находился вблизи планеты с богатыми залежами тяжёлых металлов, и счастливчики с не самым суровым приговором, или заработавшие себе такое право примерным поведением, работали там, что на фоне общей скуки и однообразия считалось чуть ли не синекурой. Естественно, барон Ариги в число этих счастливчиков попасть не мог никаким образом: и потому, что его вина была слишком неопределённой и специфической, и потому, что примерным его поведение быть просто не могло. Он попытался было сбежать, используя свои технические штучки, но кинтаниане быстро его раскусили; за эту попытку его на месяц лишили и компьютера. Шен бесился, чувствуя, что медленно сходит с ума. Он всегда был деятельным и мобильным существом, пожалуй, самым активным из Мессейс. Его жизнь и судьба зависели от того, насколько он будет быстр и активен; он привык быть в курсе событий, привык быть хозяином любой ситуации, держать всё под контролем, знать, что всё в этой жизни зависит только от него. С ранней юности поставленный в самые жёсткие условия по сравнению с остальными копиями Лавайра Мессейс, он стал самым жёстким из них, самым самостоятельным – и самым неуправляемым. Он вообще не умел подчиняться. Он научился подчинять обстоятельства себе так давно, что теперь уже не помнил, что такое смирение и благоразумие, совершенно. Сибарит и денди, он строил свою жизнь, делая её такой, как хотел сам, ценой страшных свершений и жестоких поступков. Барон Ариги дорого купил свой титул; заключение явилось для него мучительным и нестерпимым испытанием. Бунт его казался нелепым со стороны, но для него это был единственный способ выжить. Он отказывался есть по расписанию, ходить в солярий и оранжерею по гудку, голодал, дрался с обслуживающим персоналом за право голодать и загибаться от недостатка солнечного света. Это казалось нелепым, но он отстаивал свою самостоятельность, и был так упорен в этом, что по истечении месяца получил одну поблажку: ему позволили ходить или не ходить в оранжерею, как он захочет; потом он добился того, чтобы еду ему приносили утром и оставляли на весь день, чтобы он съел её, когда захочет. Это была серьёзная победа – до сих пор этого не позволяли никому из заключённых. Шен заслуженно гордился собой и всерьёз планировал, как бы ему добиться того, чтобы получать хоть какие-то крохи информации из внешнего мира, без которых сходили с ума все заключенные.

Информации не было никакой. Кипы были неподкупны, это Шен усвоил уже давным-давно. Мероканцы и кипы действительно не продавались; с этим приходилось смиряться даже не верящим ни во что гаранам. Мероканцев нельзя было купить потому, что они были преданы Дому до умопомрачения; кипов – потому, что они были помешаны на средневековом понятии чести. Наряду с их презрением к низшим кастам, высокомерием по отношению к инопланетянам, и прочим несимпатичным чертам, в них было что-то рыцарское, бескомпромиссное, бесконечно притягательное, то, за что их ненавидели, но уважали и восхищались даже враги. Кипа можно было убить, но нельзя было купить или запугать. Так же, как и всех прочих, кипы презирали смерть и выгоду. Возможно, потому, что материальные ценности принадлежали женщинам, а мужчины были начисто избавлены от этих хлопот? Ну, чем, простите, можно было подкупить лорда Оша, который принадлежал к богатейшему роду, владевшему целой провинцией, насчитывающей более двенадцати миллионов душ, и для которого покупка космического корабля была чем-то вроде приобретения ещё одного мобильного телефона для среднего жителя европейского города Земли?.. Но и младшие кипы были так же горды – а может, и более. Не имея другого повода для гордости, они гордились своим лордством; гордились так сильно, что не терпели непочтительности даже в мелочах, где лорд ранга Оша был бы снисходительнее. Такие лорды служили на тюремном терминале. Каждый из них был своего рода наказан этим назначением, и каждый жаждал заслужить прощение, а потому подкупить их было невозможно. Если бы об их проступке узнали на Кинтане, они были бы лишены титула и понижены в Касте, чего кинтанианин боялся больше всего на свете, больше смерти, больше болезни и увечья. А стало быть, подобного шанса у Шена не было. Он мог надеяться только на Аригу, Моанну и на чудо. Всё равно, другого занятия у Шена не было, и он целыми днями представлял себе цепочку вероятных событий, которые ожидали Аригу на его пути к нему, Шену. Чего он представить себе не мог даже в самых смелых мечтах, так это истинного стечения обстоятельств; а потому с каждым днём настроение его становилось всё мрачнее, а прогнозы – всё пессимистичнее. У каждой копии Лавайра Мессейс, кроме Анны, которая была его истинным отражением, была развита одна какая-то черта этого бывшего мероканца; Шен был блестящим аналитиком, как Кейв был блестящим бойцом, а Гэвэнто – блестящим теоретиком и учёным. Имея много вынужденного досуга, и обладая большим, нежели Анна, количеством информации, скопленной до плена, Шен, анализируя её, начинал понимать кое-что такое, что не приходило ещё в голову никому в этой Вселенной. Ошибки навигаторов; жалобы Ариги на перемены в гиперпространстве; некоторые странные моменты в его собственной биографии; кое-что из достоверных сведений о других людях и нелюдях; наконец, слухи о Грите, двойниках, и загадочный побег Волка с Гонвед – всё это складывалось в гипотезу, безумную, дикую, и настолько страшную, что Шен перестал спать и потерял последние крохи аппетита. Самым ужасным было сознание собственной правоты, мысль о том, что времени мало, и полная уверенность в том, что здесь его никто не услышит. Медленно впадающие в психоз заключённые вроде Шена постоянно твердили о страшных заговорах, всемирных катастрофах, бились в истериках и пытались покончить с собой с воплями о конце Вселенной. Кипы-надзиратели относились к этим воплям с циничным презрением. С чего бы им слушать Шена?..

Одиночество, чего он пока не хотел замечать, сделало его немного странным и эксцентричным. Сидя на полу в своей комфортной и просторной камере, он часами, обняв себя и раскачиваясь взад-вперёд, говорил сам с собой, вслух высказывая свои опасения и заключения. Порой страх перед собственными прозрениями был сродни физической боли, и тогда он стонал и плакал, даже не замечая этого. Страшные сны, посещающие Анну, являлись ему наяву – ещё более чудовищные, ещё более конкретные. Чего он не знал, так это того, что не все кипы относились с презрением к бредням заключённых.

Лорд Корин отнёсся с пренебрежением к рапорту командира тюремного терминала; но после смерти лорда Кора, единственного, кому было дело до молодого лорда-полукровки, вечного заложника собственной двойной крови, ему требовалось какое-то приключение для снятия стресса. Вызов с тюремного терминала, на который не желали зря лететь другие лорды, пришёлся как нельзя кстати, и к тому же как-то перекликался с его собственными мыслями и предчувствиями. Лорд Корин был одним из тех немногих в Союзе, кто связывал воедино сообщения о странных закономерностях в катастрофах и стихийных бедствиях разных планет людей, и одним из единиц, кто знал, что на планетах гуманоидов происходит то же самое. Лорд-смотритель тюремного терминала утверждал, что заключённый, который не имел ни малейшего шанса узнать о последних событиях, говорит о них так, словно всё знает, и это показалось лорду Корину интересным; но когда он узнал, кто именно является этим заключённым, он помчался на этот терминал, и опередил Кайла Ивайра почти на сутки. Выслушав разговор Шена с самим собой, он спросил у лорда-смотрителя:

– Откуда он мог узнать эту информацию?

– Он не мог её узнать, мой лорд. Я сам её не знал; но, немного послушав его, я стал интересоваться последними новостями, и в результате – мой вызов. Теперь вы понимаете меня, не так ли?

– Понимаю. Но это на самом деле так, он ничего не знает?

– Это так, мой лорд. Нет ни малейшей возможности утечки, я проверял всё самым тщательным образом. Он изолирован вполне надёжно. Я прослушал всю предысторию; могу сказать, что он непревзойдённый аналитик, и всё, что мы здесь слышим, базируется на вполне логичных рассуждениях и воспоминаниях. Мне кажется особо значимым его рассуждение о сути бывшего киборга, о котором сейчас все говорят. Это правда, мой лорд? Вы видели его?

– Нет. Только в записи. – Неохотно ответил Корин. – Как и самого киборга, который убил лорда Кора.

– А ведь он и об этом говорил. – Прошептал лорд-смотритель. – О киборге и об убийствах, которые тот совершит.

– Я хочу поговорить с ним.

– Это запрещено, мой лорд.

– Зачем тогда ты меня вызвал?..

– Разумеется, мой лорд. – Поколебавшись, сказал лорд – смотритель.

Шен воспринял приглашение проследовать в приёмную, как помеху собственным рассуждениям. Даже ворчал всю дорогу в лифте и через шлюзы. Но постепенно до него начало доходить, что сейчас что-то произойдёт. В его вынужденном однообразном существовании это было событие эпохальное: возможность с кем-то встретиться, пообщаться… Да просто перемена! Он и об этом уже почти не мечтал.

Лорда Корина он знал, как всякий в этой Вселенной. Полукровка мероканской и кинтанианской рас, он был продолжением скандального романа мероканки Военной Касты Роны Вайс и кинтанианского лорда, в своё время всколыхнувшего и поставившего на дыбы весь Союз. Компромисс, которого кипы и мероканцы всё-таки достигли, заключался в том, что полукровка должен был сам выбрать, кто он; Корин выбрал Кинтану, что дало Кинтане несомненный козырь в вечном споре: кто круче? Шену был интересен этот человек, поскольку сам Шен в твёрдом уме и здравой памяти выбрал бы Мерак.

– Чем обязан? – Спросил небрежно. Многое в нём выдавало человека, много времени поведшего в одиночестве: странная и слишком оживлённая мимика, жестикуляция, привычка рассуждать вслух. Он не задумывался о том, как выглядит со стороны, и это казалось странным и смешным. Но лорд Корин не улыбался.

– Вы узнаёте это? – Спросил он, включая воспроизводящее устройство. Шен немного послушал собственные рассуждения о гибели планет, и спросил спокойно:

– В чём проблема-то?

– В том, что это происходит. Теперь, на всех человеческих и нечеловеческих планетах. Ты знал это?

– Нет. Я догадываюсь.

– Откуда?

– Если вы записали это, то записали всё остальное. Ход моих мыслей вам должен быть ясен.

– Ты знаешь, что киборг существует, и он убил лорда Кора на его собственной вилле?

– Откуда? Я знаю, что он должен быть.

– Откуда?

– Будь у тебя столько же времени, сколько у меня, кип, ты и сам бы это понял.

– Не играй со мной.

– Иначе что? – Презрительно спросил Шен.

– Я могу улучшить твоё положение.

– Я тут подумал, и понял, что я тоже не продаюсь. Чем я хуже кипа?

– Ты же хочешь, чтобы тебя услышали.

– Судя по всему, это уже произошло.

– Я могу сделать так, что ты будешь допущен к работам.

– Ты опять пытаешься меня купить. А я, между тем, не кто-нибудь. Я мероканец Высокой Касты. Что ты можешь об этом знать?

– А что можешь знать об этом ТЫ?!

– Всё, что нужно для того, чтобы ощущать себя особенным, кип. Таких, как я, единицы в этой Вселенной.

– Таких – это каких?

– А мы о том говорим с тобою, кип?

– Тебе лучше знать. А пока послушай вот это. – Корин включил запись последних новостей.

-… сильные пожары на окраинах бардианского города Бзда уничтожили уже пять человек. Дым вынудил жителей окраин покинуть свои дома. Причины пожаров – небывалая засуха и сухие грозы, нетипичные для данного региона Барда.

– …. До сих пор учёные не могут назвать причины, по которым морские быки совершают массовые самоубийства, выбрасываясь на берега кортианского материка П’инмана. Абсолютно здоровые животные выбрасываются на берег, и, не смотря на все усилия местных жителей и учёных, умирают в расцвете сил. Похоже на добровольное самоубийство, но причин его никто не в состоянии пока разгадать.

– И так далее, и так далее. – Сказал Корин, выключая запись. – Сообщений не десятки, не сотни даже – тысячи. Самые внимательные уже сделали свои выводы и задают вопросы.

–И что? – Равнодушно спросил Шен. Корин несколько секунд смотрел ему в глаза, пытаясь что-то в них разглядеть, потом широко улыбнулся:

– Ах, ну, да, конечно. Никто не отпустит тебя отсюда, Шейнан. Но улучшить качество твоей жизни я могу. Как ты смотришь на это?

– Сколько это стоит?

–Ты объяснишь мне, откуда ты взял сведения, заставившие тебя самостоятельно сделать подобные выводы.

– Мы ходим по кругу, кип. Я не продаюсь.

– Так чего ты хочешь?! – Повысил голос Корин.

– Информации. Связи с Аригой. Что на самом деле происходит во Вселенной? Я поверю, только услышав голос Моанны.

– Ты же сам понимаешь, что это не реально.

– Тогда я не буду говорить. Я хочу обратно в камеру! У тебя есть всё, что нужно: весь ход моих мыслей. Не нравится – сам сделай нужный анализ. Слабо? Надзиратель! – Закричал Шен во весь голос. – Я хочу в камеру!!! Я имею право сидеть в камере?! Я заключённый!

– Подумай, не совершаешь ли ты ошибки? – Предупредил Корин, понимая, что говорит чушь, но не в силах сдержаться. – Ты много выиграл бы, сотрудничая со мной.

– Ничего не знаю. – Повторил Шен. – Всё, что я говорю у себя в камере – это мои собственные домыслы. Если у вас есть записи, вы знаете всё, что знаю я, и большего сказать я не могу. Надзиратель!!!

Шен вернулся в камеру, взбудораженный и даже напуганный известиями, которые привёз лорд Корин. Прежде он мог надеяться, что просто бредит, сломленный заключением; теперь такой надежды у него не было. Всё было правдой, всё было реально. Как он хотел вырвать эти мысли и озарения из своей головы! Сойти бы с ума, погрузиться в блаженную тьму, забыть обо всём, не мучиться видениями Апокалипсиса! Зачем они ему даны, вместе с полнейшим бессилием что-либо изменить, с невозможностью что-то доказать, до кого-то докричаться?! Кип-полукровка хотел отнюдь не того, о чём говорил – Шен видел это в его глазах. Он хотел, чтобы Шен разоткровенничался с ним, чтобы объявить его сумасшедшим. Кипы не хотели знать правду, они хотели закрыть ему рот. Когда через несколько дней его снова вызвали в апартаменты лорда-надзирателя космической тюрьмы, Шен был уверен, что это опять по тому же поводу, и внутренне приготовился сыграть дурачка. Но, увидев через прозрачную стену того, кто ждал его внутри, Шен на какие-то мгновения замер, чувствуя, как радость и безумная надежда взрываются в его душе, словно фейерверк ликования и боли. В апартаментах надзирателя стоял синеволосый мероканец с татуировкой Нападающего Волка на плече и в харизматичном поясе поверх кортианских замшевых штанов – такой пояс был один в целой Вселенной, и Шен испытал прилив признательность Волку за то, что тот сохранил это воспоминание об Ариге. Пустячок – а приятно. И уж точно то, что он всё-таки добрался до этого проклятого терминала, было приятнее, настолько, что повреждённые нервы Шена дали трещину: он чуть не прослезился, и задержался у стены, чтобы взять себя в руки и успокоиться. Вот на что он совершенно не надеялся! Ждал Моанну, Нера, Г’упру – только не Волка.

Рядом с Волком стоял высокий светловолосый мероканец, слишком похожий на кипа, настолько, что у Шена возникло впечатление, что это кип, каким-то образом замаскированный под мероканца. Слишком высокий, хотя для кипа, пожалуй, не очень, но при этом гибкий и стройный, какими бывали только кипы, исполненный того опасного изящества, что свойственно только совершенному и смертоносному оружию всех планет. Только жестокие тренировки и строгое подчинение ритуалам делали человеческое тело таким. Ни одного представителя другой человеческой расы с таким телом Шен не видел, хотя, конечно, хорошие бойцы были и среди прочих. «Может, полукровка, как Корин?» – Подумал он, и тут мужчина, стоявший к нему спиной и разговаривавший с лордом Корином, повернулся к Волку, и Шен споткнулся: это был двойник. Уж Шен-то знал своё лицо наизусть! Более аскетичное, более холодное, несколько безжизненное, исполненное истинно кинтанианского бесстрастия, но с глазами горячими, опасными и яркими, глазами Мессейс, каких не было больше ни у кого в этой Вселенной – разве что у женщины с голубыми волосами и штормом во взоре. Шен почувствовал, что это и есть двойник, понял, что Волк всё-таки отыскал Грита, и мурашки побежали по коже.

– Орин?.. – Всмотревшись в лицо Кейва, неуверенно спросил лорд Корин, повторил уже определённее:

– Ты же Орин!

– Я Мессейс Кейвар. – Возразил Кейв. Очень холодно. Надзиратель терминала, подойдя к ним, удивлённо смотрел то на одного, то на другого.

– Ну, нет, ты Орин. – Кивнул Корин сам себе. – Я не могу ошибаться, мы ведь учились вместе. Как кинтанианский лорд мог обернуться мероканцем, не понимаю?!

– Ты сам-то и то, и другое – тебе легче понять. – Довольно неприветливо произнёс Кейв. Ив глянул на него с каким-то странным выражением в глазах, которое появилось у него после ссоры Кейва с Ошем. Но промолчал. За время пути холодок между ними растаял; Кейв искренне любил Анну, возможно, только её одну и любил, и Ив не мог не ценить в нём это. Они много говорили о ней, и неизбежно сблизились. Но это не решило проблему Кейва и его взаимоотношений с людьми. Лорд Корин в ответ на его откровенную грубость покрылся инеем с головы до ног и ответил безразличным взглядом, тем особым взглядом кипов, который мог довести остальных до бешенства. Не известно, как отреагировал бы Кейв, но тут, наконец, вышел Шен, и Ив, заметив его, радостно воскликнул:

– Вот и наш узник!

– Что-то ты подзадержался, Волк. – Заметил Шен. Он уже вполне овладел собой и справился с эмоциями.

– Долгая история, на Грите расскажу. – Пообещал Ив. – А зовут меня, кстати, Кайл Ивайр, для друзей просто Ив.

Сказать, что для Шена оказалось шоком то, что Ив на самом деле капитан Грита – значит, не сказать ничего. Задним числом Шен понял, что было в его руках, и чем он рисковал, очутившись на Въерре, и задним же числом испытал непритворный ужас. От него зависела судьба Вселенной, а он этого даже не знал!

– Да брось ты. – Заметил Ив. – Во-первых, всё обошлось, а во-вторых, ты всё сделал правильно. Помнишь, как ты упрекнул меня в дармоедстве?.. Я тогда страшно разозлился, но потом понял, что если бы ты вместо этого меня пожалел, я сломался бы. А так злость вытянула меня за уши из такой ямы, скажу я тебе! А ты ведь это знал, верно?..

– Я догадывался. – Согласился довольный Шен. – Во всяком случае, я очень надеялся на это.

–И правильно! – Ив был оживлён и весел больше обычного. – Выбирай самые роскошные апартаменты посольского уровня, ну, среди не занятых, конечно, я хочу, чтобы ты был так же счастлив, как я тогда на Ариге, когда вырвался с Гонвед. Знал бы ты, что я чувствовал, когда попал в душ!!!

Он болтал безостановочно, почти, как Г’упра тогда; страшно довольный тем, что принимает Шена на своём корабле, и таким образом благодарит его за гостеприимство. Кейв наблюдал за ним с удивлением: такого Ива он ещё не видел.

– Хороший кораблик. – Заметил Шен. – Но каким образом он оказался твоим, понять не могу?

– Он был моим уже тогда, когда ты забрал меня на Аригу. – Ответил довольный Ив. – В сущности, он был моим, уже когда пришёл к Пскему. Вот об этом-то Шитаха и хотел, наверное, узнать у меня, но не получилось.

– Да уж, страшно подумать, что бы тогда произошло.

– Что бы произошло? – Низким, приятным голосом спросил похожий на кипа мероканец. – Шитахе не нужен Грит; ему нужен двойник.

– Он шантажировал бы её мною. – Возразил Ив. – Ты сам знаешь, как она поступила бы.

– Понятия не имею. – Покачал головой Кейв. – Анна – существо непредсказуемое. Она рвалась взорвать Гонвед, когда Шитаха не отдал тебя нам. Мы её еле удержали.

– Так двойник – женщина! – Воскликнул Шен. – А я, кажется, видел её?

– Да, на терминале Три – восемь. – Кейв выглядел недовольным. – Она рассказывала об этой встрече.

– Так и должно было быть. – Убеждённо произнёс Шен. – Я даже когда-то думал об этом. Я ведь много рассуждал о том, зачем Шитаха создаёт нас, чего добивается. Невозможно создать два совершенно одинаковых существа, природа и Вселенная отвергают однообразие. А мужчина и женщина – они, как две половинки одного целого, дополняющие друг друга. Да, я думал об этом! А ты здорово похож на кипа. – Повернулся он к Кейву. – Я даже решил, что ты какой-то особенный кип.

– И ты абсолютно прав. Я кип. Лорд Орин, прима-офицер Гвардии Лорда Понтифика, клык-офицер Челюсти Хирто. В своё время меня скрыла кинтанианская семья, и я вырос в провинции Калькхэн, у Ошей.

– Впечатляет. – Уважительно произнёс Шен. – Я видел Челюсть в деле, на терминале Секунда-двенадцать, когда был ещё пацаном. Красиво, но страшно.

– Я видел в деле всего одного клык-офицера, – вмешался Ив, – на Чотал, где мы нашли ещё одного Мессейс, Гэвэнто. Это действительно красиво, просто сверхъестественное что-то.

– Я привык считать, что кипы способны на это только благодаря своей мутации.

– Я, конечно, подвергся кое-каким изменениям в детстве, без этого было не обойтись. – Признался Кейв. – Я выше ростом, быстрее и выносливее любого мероканца, за исключением, пожалуй, Ива – он-то почти такой же, как кипы. Он вообще особенный.

– Я знаю. – Согласился Шен. Они поднялись в крипт и устроились прямо на полу: Ив в кресло садиться и возвышаться над друзьями не захотел. Грит уходил от тюремного терминала, и Шен проводил своё узилище довольным взглядом.

– Вы как хотите, – сказал убеждённо, – но кипы – садисты. Любые пытки лучше, чем бездействие и незнание!

– А что Корин здесь делает? – Спросил Кейв. – Он же слишком важная птица для этого убогого места. Или я чего-то не понимаю?

–Он прилетел побеседовать со мной. Видно, знал, что скоро я покину сие благословенное местечко.

– О чём?

– Так… Я со скуки развлекался, рассуждая вслух о разной ерунде.

– Например?

– Я же говорю: о всякой ерунде.

– Ему что, делать нечего?

– А куда мы летим? – Поинтересовался Шен, меняя тему.

– На Корту. – Ответил Ив.

– Вы уверены, что мне туда надо?

– Ты Мессейс. – Сказал Кейв. – У тебя есть Дом.

– Я ещё ничего не решил насчёт Дома.

– Чтобы решить, ты должен познакомиться с нами.

– Я никому и ничего не должен в Этой Вселенной. – Резко и холодно произнёс Шен. – Запомни это раз и навсегда, р-родственник.

– От Крови не уйти. – Так же холодно возразил Кейв, глядя на него сверху вниз под тревожным взглядом Ива, который, тем не менее, не вмешивался. – Даже Лавайру от этого не уйти. Ты один из нас, хочешь ты этого, или нет. Ты нужен нам на Корте, так как мы должны принять решение насчёт Лавайра. Все вместе.

– Послушно проклясть его и получить за это от кипов по кусочку сахара на рыло? – Скривился Шен. Кейв вспыхнул.

– С чего ты взял, что один из нас такой самостоятельный? Мы все выживали в чужих мирах, как умели, и были изгоями, не понимая, за что это нам. Мы все научились драться и выживать, и бросать вызов всей Вселенной, стоя перед ней безоружными. Ты думал, ты особенный, Шейнан, барон Ариги? Шестнадцатилетний мальчик Гэвэнто сумел выжить на Чотал, когда его колонию захватили космические пираты, уничтожив всех взрослых, способных защищаться; сплотил вокруг себя детей, в том числе и совсем крохотных, и организовал сопротивление. Умирая при этом от аллергии. Анна Мессейс, попав в космос, не сошла с ума, не спасовала перед одиночеством и незнанием, а прошла весь путь от Биэлы до Корты, сумев не только вырвать Грит из лап Л:вара, но и вернуть Ивайру полноценную жизнь, спасти меня с Пскема и стать диаром, одним из лучших в этой Вселенной. Кстати, на этом пути она столкнулась с Кохом Са-аром, случайно оказавшись на его планете, прошла в одиночку, практически безоружная, дикие джунгли этой планеты и убила Са-ара в его логове. Ты смог бы это?

– Не знаю. – Сказал Шен. – Но я бы рискнул. Впрочем, ты меня убедил. Ты не сказал о себе, но я согласен: стать клык-офицером, не являясь мутантом, способен не каждый. Возможно, только ты один. Но я не знаю, как я отношусь к Л: вару, понимаешь?

– И я не знаю. Мы решим это сообща. Для этого нам нужно собраться на Корте, или здесь, на Грите, всем вместе, и поговорить с ним, хотя бы виртуально. Он не откажет; а если откажет, мы примем решение заочно. У нас есть кое-какие доказательства, догадки и сведения.… Но однозначного мнения пока нет.

– Хорошо. – Повторил Шен. – Ты меня убедил. Но это не значит, что я останусь в стойле и начну ходить в стаде. У меня своя жизнь.

Роскошная каюта, в которую его привёл Ив, Шену понравилась. Он был, как уже упоминалось, сибаритом, и роскошь пришлась ему по вкусу; выяснив, что у его обслуги неограниченные возможности по части создания одежды и аксессуаров, Шен пришёл в восторг. А заодно оценил и верность Ива такой мелочи, как пояс с Ариги. Если честно, то Шен очень рад был, что никто его не видит – ему хотелось всего и сразу; он устроил себе ванну со всеми излишествами, какие мог придумать, долго, больше часа, менял шмотки, учил попутно свою обслугу – которую тоже поменял три раза, пока не выбрал самую стильную, – как должны выглядеть савалянские оружие, сапоги, ремни и прочее, в общем, куражился на всю катушку. Придирчиво оглядев себя через шесть часов, Шен остался доволен. Как бы там ни было, Шен оставался средневековым пиратом, и наконец-то дал волю своим экзотическим пристрастиям. Результат получился сногсшибательный: Ив, пригласивший его в «Цветок Ветра», просто дар речи потерял. У Шена, конечно, хватило вкуса, чтобы не выглядеть смешно или нелепо; он оказался самым стильным из Мессейс.

– Шикарно, – заявил Ив, ослепительно улыбнувшись, – сам придумал?

– Сам. – Без ложной скромности ответил Шен.

– Здорово. Где хочешь сейчас оказаться?

– На шикарном пляже. Хоть где. Чтобы красивые девушки, много солнца, воздуха и воды. Слабо?

– Легко. – Хмыкнул Ив и щёлкнул пальцами. – Грит, пляж в Луане.

– Ах ты… – Шен не смог договорить, потрясённый. Они с Ивом сидели под папоротником на деревянном помосте, а прямо перед ними, на фоне блистающего океана, кортианские девушки играли в мяч. Всё было настолько реально, что казалось – встань, и присоединишься к смуглым длинноногим красавицам. Ив удержал Шена:

– Не стоит. Всё равно не получится, а впечатление исчезнет. Сиди, смотри, наслаждайся. Я здесь ужинаю с Анной.

– В смысле?..

– Прошу её за соседним столиком. Если постараться и попадать, возникает иллюзия общения. Словно она мне отвечает.

– Двойник?

– Анна. – С нажимом повторил Ив. Шен быстро, но очень внимательно глянул на него, кивнул:

– Я-таки был прав, Волк, когда говорил, что только твой настоящий друг мог заказать твоего офта и громить Гонвед, не найдя тебя там?

– Ты всегда прав. Не будь я таким добрым от природы, давно придушил бы тебя за это. – Хмыкнул Ив. Андроид – официант налил им тёмный шипучий тоник, и Шен глубокомысленно заметил:

– Ненавижу свою расу, когда хочу выпить. Меня даже тоник торкает, как сумасшедший.

– Это что. А как можно нанюхаться в оранжерее, когда орхи цветут! Самым конченым пьяницам такое и не снилось!

– Да мы с тобою алкоголики, Волк?!

Ош пил в одном из баров космопорта, ожидая, когда придёт его очередь общаться с леди Ариной, и думал, конечно же, о Тарве. Он думал о ней всегда – правду сказал кто-то, когда мы влюблены, мы думаем о ком-то минут двадцать, и забываем на часы; но когда любим – забываем минут на двадцать, а думаем всё время. Всё, что с ним происходило, Ош пропускал через своё чувство к ней, возможно, именно это и определяло в итоге его выбор. Он думал о ней, а потом уже обо всём остальном; почти подсознательно выбирая то, что приблизит его к ней, хоть немного, или хотя бы теоретически. Пропускал через этот своеобразный фильтр все свои решения, желания; веселясь, представлял её рядом, мысленно рассказывал ей обо всём, что ему понравилось, что его удивило, стремясь показать ей себя в самом лучшем свете, чтобы она поняла наконец, что он не такой, как остальные кипы, которых она ненавидит. Он стремился к ней, даже понимая наиболее здравой частью своего рассудка, что это бессмысленно в любом случае. Но когда любовь слушала здравый смысл?..

Белокурая кортианка пела под мероканскую музыку: такой синтез был очень модным в Союзе. Ей аккомпанировали трое мероканцев, два Интуитора и один Логик; они откровенно наслаждались своей музыкой, в отличие от кинтанианских артистов, которые выступали перед публикой, словно перед строгим жюри, всегда опасаясь неприветливого приёма. Темноглазая девушка пела так хорошо, и была такой красивой, что дух захватывало. Ош слушал, смотрел и думал, что это естественно: получать удовольствие от того, что ты так хорошо умеешь. Эти мысли неизбежно привели его к тому, что хорошо умеет он сам, и настроение совсем упало. Хотя.… Здесь было одно из самых его счастливых воспоминаний на сегодняшний день: как Тарва спросила его: «Ты не ранен?» – И взгляд её показался ему…

– Какими судьбами здесь? – Раздался рядом её голос, и он повернулся, не веря самому себе: она стояла прямо перед ним, в лётной форме, с гладко зачёсанными и собранными в узел тёмно-синими волосами. Под огромными синими глазами пролегли голубоватые тени, словно последние дни её утомили.

– Встречаю леди Арину.

– А! – Иронично усмехнулась она. – Последовал приказ: «К ноге»?

– Пока ещё нет. – Невозмутимо ответил Ош. – Выглядишь усталой. Тяжела и неказиста судьба конвойной для кинтанианского преступника? Не потеряла его по дороге?

– А ты-то что так переживаешь?

– Я его всё-таки ловил. Неприятно думать, что труд мой пошёл прахом.

– Разве? Клон тебя не утешила?

– Она утешает Кейва, и вполне успешно.

Тарва вздрогнула от неожиданности и ещё больше побледнела.

– В каком смысле?

– Во всех. Хотя не сейчас. Кейв улетел за Шейнаном, а Лара – это клон, – осталась здесь, в Луане. Мессейс решили пока жить там. Кстати, здесь Анна, сейчас она придёт от леди Арины.

Тарва не нашлась, что ответить, но Анну решила дождаться. Слова Оша насчёт клона шокировали её; она не хотела в это верить, и намерена была расспросить Анну обо всём. Позвавшему её мероканцу она сказала, что задержится, и сердце Оша переполнилось такой радостью, что всё лицо его осветилось изнутри. Он не думал, что у Тарвы была своя причина, чтобы остаться здесь с ним; он не понял перемены в её лице, когда сказал про Кейва. А может, не захотел понять. Одного он хотел теперь: чтобы Анна и леди Арина беседовали как можно дольше. Девушка-кортианка и один из мероканцев запели удивительно подходящую к случаю песню, о том, кто любил без ответа, и следовал за своей любовью, не ропща и не унижаясь до просьб, довольствуясь только кусочками льда. Словно нарочно, Тарва кинула такой кусочек ему в бокал, когда бармен налил ему новый напиток.

– Не жарко? – Спросила, чтобы что-то спросить.

– Теперь – нет.

– Опять любезничаешь?

– Жить без этого не могу.

– Я так и поняла.

– Ты такая же умная, как и красивая.

– Когда-нибудь я тебя убью!

– Это нелегко.

– Точно. – Тарва всё ещё была под впечатлением того момента, когда увидела Оша посреди разгромленных апартаментов Мела, с секирой и катаной в обеих руках, с лезвий которых ещё капала кровь, среди груды мёртвых тел. – Я слышала, ты опять отличился: справился с киборгом-убийцей?

– Почти. Он сбежал.

– Впечатляет. Это правда, что он – это тот самый киборг, частью которого когда-то был Кайл Ивайр?

– Не знаю. Но внешне – конечно, похоже на то. Кто-то постарался; у него даже татуировка есть.

– То есть, я могу встретить его на Корте, броситься с распростёртыми объятьями, а он свернёт мне шею?

– Что-то вроде того. Но любая проблема решаема: мы предупреждены, а значит, вооружены.

– Ты-то уже точно его не боишься.

– Боюсь. – Возразил Ош. – Он знает мой стиль, и знает моё слабое место.

– Неужели у кипов есть слабые места?

– Представь себе, есть.

– Да ну. – Тарва сделала не очень удачную попытку выглядеть холодной и язвительной. – Неужели? Никогда бы не подумала.

– Холодная ирония – не твой стиль, Командор. – Улыбнулся Ош, глядя на неё с нежностью, которой она не замечала. – Ты пылкая и очень серьёзная маленькая женщина, тебе пойдёт скандал с битьём хрупких вещей, всплеск эмоций, но никак не стервозные подначки в стиле твоей сестры.

– Умом ты не блещешь. – Зло парировала Тарва. – Я никогда не била вещи и не устраивала истерик!

– Значит, ты живёшь, постоянно подавляя свою истинную суть, и это печально.

– Не твоё дело! Я не просила тебя проводить сеанс психоанализа, мне плевать на то, что ты обо мне напридумывал!

Она вдруг подумала, что он может делиться такими сумасбродными идеями с Кейвом, которому, разумеется, не будет интересна истеричная скандалистка, и жаркая волна возмущения охватила её. Да какое он право имеет, этот кип, вмешиваться в её судьбу, влиять на её отношения с людьми?! Ещё немного, и возмущение выплеснулось бы из неё, но певица, закончив песню, вдруг заговорила со слушателями, и внимание Оша и Тарвы оказалось приковано к ней. Девушка казалась совсем молоденькой, но, когда она заговорила, ясно стало, что это не так. Кортиане были очень красивой, странной, мистической расой; внешне они напоминали то ли дриад, то ли эльфов, тонкие, остроухие, большеглазые, с каким-то диким огоньком в глазах. Их истинный возраст определить было очень трудно, как и в случае с этой девушкой.

– Следующая песня совсем новая, – говорила она, – я написала её недавно, побывав в Луане. Она на древнем языке П’илам, народа, жившего в Мраморных горах давным-давно, ещё задолго до прихода на Корту людей Мерака, поэтому не все поймут слова. Это песня о любви, конечно, как все песни во всех мирах людей, а потому всё-таки вы поймёте меня. – Она посмотрела на Оша и грустно улыбнулась ему. – Особенно те, кто знает это сердцем. Это печальная песня, и в душе я плачу всякий раз, когда её пою, но это не значит, что вам надо грустить. Лучше страдать от любви, чем жить без неё. Тот, кто сейчас страдает, – она снова посмотрела на Оша, – не помнит, как это, но если потеряет любовь, поймёт, о чём я. Берегите то, что у вас есть. Как бы ни было плохо с любимыми, без них в тысячу раз хуже, и потому иной раз кажется со стороны, что у нас нет гордости. Это не так. Но я заболталась. – Она весело улыбнулась всем присутствующим. – Это всё, что я хотела сказать.

Песня была красивая. Они пели её вдвоём, кортианка и длинноволосый мероканец, близко наклонившись друг к другу. Слов никто не понимал, но пока они пели, в баре стояла оглушительная тишина. «Может, и к лучшему, – думал Ош, – что на Кинтане такого нет. Артисты – это низшая Каста, и то, что они делают – всего лишь развлечение на час, не больше. Может, и лучше так же, что мы не говорим так о своих чувствах; вообще о них не говорим. Только она права, я тоже иногда думаю, что гордость моя куда-то подевалась. Тарва ненавидит меня и не скрывает этого, а я продолжаю улыбаться ей. Потому, что не могу иначе… да и не хочу».

Анна вошла в апартаменты, которые заняла на время леди Арина, предварительно послав ей сигнал, и была встречена кинтанианкой в прохладном полумраке полностью изолированного от внешнего мира помещения. До этого Анна видела только одну леди, леди Шиаз, и была потрясена её внешностью. Кинтанианские мужчины были красивы, но среди их большого количества их красота переставала восприниматься, растворялась сама в себе. Мало кто из мужчин-кинтаниан мог похвастаться, как лорд Ош или полукровка Корин, каким-то личным обаянием, какой-то индивидуальностью. Но леди – при их некрасивой внешности, все до единой были личностями, яркими, своеобразными. В леди Арине Анну прежде всего поразило то, что та вся состояла из шрамов. Первое впечатление было ужасным. Ош рассказывал Анне, что леди Арина была в Геште и спасла Кейва, заслонив его от взрыва, и её пришлось собирать едва ли не по частям, но не ожидала, что это будет так очевидно. Возможности союзной медицины были велики. До сих пор Анна не видела ни одного шрама, ни одного инвалида, кроме Нита Эшена, но и тот выглядел прекрасно. Если честно, Анна вообще привыкла думать, что любые последствия членовредительства в этом мире исчезают быстро и безболезненно – вспомнить хотя бы скорость, с которой были сращены кости Оша после драки с киборгом! Теперь она видела, что это не так. Леди Арина была мудра: она не делала ни единой попытки скрыть свои шрамы. То, как она держалась, как говорила и как выглядела, очень быстро стирало первое впечатление, и Анна мгновенно была очарована этой кинтанианкой, уже не замечая её уродства.

Анна не была лишена, как заметила леди Арина, презренного кокетства, у неё была красивая причёска, накрашенные ногти, обтягивающая белая блузка выгодно подчёркивала красоту груди и открывала роскошные плечи. Кинтанианские леди смотрели на эти женские ухищрения с тем же отвращением, с каким земные мужчины смотрят на гомосексуалистов в женских нарядах. Но Анна была кокетлива в меру, которую леди Арина могла допустить для не-кинтанианки. В конце концов, в Анне не было ничего фальшивого: ни косметики на лице, ни силикона в формах, ни искусственных волос. А ещё леди Арине понравилось, как Анна смотрит: без тени вызова или настороженности, спокойно, даже как-то отстранённо – эта отстранённость считалась, между прочим, на Кинтане высшим состоянием души.

– Давно мечтала познакомиться с вами. – Сказала леди Арина после необходимых приветствий. – Двое моих мужчин любят ваше общество, и для меня честь – общаться с женщиной, которая заменила им меня.

Анна растерялась. Это звучало как-то не очень логично, и даже, наверное, оскорбительно, но она не могла понять, в чём оскорбление, и как на него ответить. Она промолчала, и это вновь вызвало одобрение в леди Арине: слабая начала бы оправдываться, агрессивная ответила бы таким же оскорблением, Анна же промолчала, ожидая продолжения. Может, она просто нерешительна?

– Могу ли я спросить вас, как вы этого достигли? – Спросила она опять.

– Можете. – Кивнула Анна. – Не знаю только, найдётся ли у меня для вас ответ.

– Как вы знаете, – продолжала леди Арина, – полное имя Оша – Свари ох’нер Тэют ох’Калькхэн, что означает на вашем языке: Свари, сын Тэюта, правитель Калькхэн. Среди его предков было несколько лордов Понтификов, и две Леди Острова Факиа. В данный момент он внук Понтифика по отцовской линии и племянник леди Факиа по материнской; но что самое главное – он единственный лорд Ош. Это делает его положение особенным, налагающим больше обязанностей, чем привилегий. Он настолько значительная фигура, что каждый его мимолётный жест подолгу обсуждается теми, кого замечают только тогда, когда они подпрыгивают выше головы. Крушение судьбы Оша прискорбно ещё и потому, что бросает тень разрушения на всю его семью и даже на священную особу Понтифика.

– Мы, мероканцы, считаем, что жизненный путь – это личное дело каждого. А если вы думаете, – помолчав, добавила Анна, – что мы привлекли лорда Оша в корыстных целях, или как-то влияли на его выбор, вы ошибаетесь. Лорд Ош – взрослый человек, и выбор свой делал сам. Он понял, что Грит – это шанс для Союза в целом и для Кинтаны в частности; он хотя бы уравнивает силы, чего прежде не было, и вы это знаете. Он спас нас своим молчанием; дал время для того, чтобы решить проблему киборга. Мы должны были что-то решить; теперь-то вы знаете уже, что Кайл Ивайр был только частью этого механизма, и не самой значительной частью, и киборг был угрозой для всех нас. Мы не знали, на что запрограммировал его Л:вар. А на Савале лорд Ош спас Ивайра, который в тот момент уже был капитаном Грита, спас потому, что без капитана корабль становился неуправляем. Грит – такое сложное существо, что не известно заранее, каким будет его поступок. Он слишком живой. Вы видите, что происходит на вашей планете? Вы уверены, что если бы Ивайр попал в руки кипов на Савале, это закончилось бы благополучно?.. Конечно, нет, и лорд Ош понимал это лучше кого бы то ни было. По сути, он выбирал между собственным благополучием, и благом всего Союза, и я восхищаюсь его выбором, хотя лично за него мне больно. Я прибыла сюда, полагаю, с тою же целью, что и вы: решить, что я, что мы с вами можем сделать для его спасения?

Леди Арина чуть прикрыла глаза: отчасти это было вызвано тем, что её по-прежнему, не смотря на давнее знакомство с нею, шокировала бескомпромиссная прямота мероканцев, которая не оставляла места для манёвра, а отчасти и тем, что она оценила талант своей собеседницы. Анна умела каким-то образом внушить своему собеседнику, что излагает нечто абсолютное, правильное и благородное; тот, кто решился бы с нею спорить, эмоционально становился на противоположные позиции и терял почву из-под ног. «Опасный дар. – Подумала леди Арина, глядя на Анну. – Очень, ОЧЕНЬ опасный дар!»

– Карьера кинтанианина – это благополучие Кинтаны. – Заметила она. – Получается, Ош жертвовал Кинтаной ради Кинтаны? Нонсенс.

– Вы прекрасно поняли меня и играете словами, чтобы – что? Чтобы выиграть время, или я разочаровала вас, и вы решили прекратить этот разговор?

– Вы могли бы, со своей стороны, поддержать разговор, принятый в нашей среде. – Покачала головой леди Арина. – Это было бы приятнее и полезнее нам обеим. Но вы ринулись в атаку… Чтобы продемонстрировать мне свои качества бойца?

– Чтобы ответить на ваше первое замечание, которое в первый момент я проигнорировала. – Дерзко ответила Анна. – На вызов я предпочитаю отвечать так и тогда, когда считаю нужным сама.

– Должно быть, в вашей семье это – не редкое качество.

– Может быть, – ответила Анна. – Если вы намекаете на Л:вара, то и ему в скором времени придётся убедиться, что он не единственный Мессейс во Вселенной.

– Ещё одним вашим фамильным даром, должно быть, является агрессивное безрассудство. Качество, которое, даже осуждая, многие склонны прощать скорее, чем другие недостатки. Некоторые даже находят эту черту привлекательной в человеке; я среди этих других, к сожалению. Позвольте мне заказать для вас к’ота, напиток моей родины.

Анна знала, что при распитии этого ритуального напитка не принято говорить о делах. Это был в своём роде белый флаг; леди Арина предлагала начать всё сначала, и Анна пошла ей навстречу. Они мирно заговорили о Дине, и леди Арина рассказала Анне, почему на Кинтане нет и больше никогда не будет мегаполисов, подобных Дине.

– Когда наступили Дни Гнева, – рассказывала она неторопливо, своим приятным глуховатым голосом, – эти города, прекрасные, великолепные, превратились в ловушки для своих создателей. Несмотря на весь свой гнев, Лея была матерью, и оставляла шанс на спасение всем своим детям. Люди, живущие в небольших деревенских домиках, выбегали наружу и искали своё спасение, но люди, живущие в небоскрёбах и в подземных уровнях, спастись не могли. Кровь и пища больших городов – газ, горючее, энергия, – обернулись смертью в момент гнева Леи. Те, кто мог бы спастись, взрывались в транспорте, который преграждал путь к спасению для многих тысяч, техника предавала людей, убивая там, где был ещё шанс. Даже рекламные щиты, служившие развлечением и украшением, стали орудием убийства. Когда спустя много дней гнев Леи иссяк, оказалось, что цивилизация погибла. Жалкие единицы полубезумных существ искали и не находили то, что было смыслом их жизни. И тогда женщины с восточных островов, таких маленьких и невзрачных в ту пору, сказали своим мужчинам, указав на птиц, прилетевших с материка и тем спасшихся: «Посмотрите на них! У них есть всё, чтобы жить. Но того, что хотите вы, слишком много даже для того, чтобы умереть». С тех пор Леи не стало. Кинтана, возродившаяся из руин Леи – это планета садов, деревень и женщин. Вы называете наших мужчин Военными, потому, что у вас нет слова, точно передавшего бы значение их истинной сути. Военные – это нападение, убийство, смерть; кинтанианские военные – это жертвенность, самоотверженность, защита, и если война – то война со смертью. Задача военного с моей планеты – остановить смерть и разрушение, даже если на это в краткий миг уйдёт вся его жизнь.

– А как же клык-офицеры? Их задача – убивать.

– Это тяжёлая тема. Я понимаю ваш вопрос. При таком взгляде на смерть – как можно растить палача? Тем более, что такие выбираются из наименее агрессивных мальчиков, из тех, кто никогда не найдёт удовольствия в насилии.

–Это жестоко. Он никогда не испытает удовольствия от своей работы, и никогда не сможет заниматься чем-то другим?

– Это правильно, Анна. Ош способен на многое, и нельзя допустить, чтобы он захотел этого. Я воспитала его так, что он был абсолютно прозрачен передо мною, вы понимаете?

– Да.

– Я хочу предложить ему один вариант. Я хочу вернуть его домой. Он слишком значителен, умён, тонок и в то же время – это машина смерти, которую остановить почти так трудно, как и того несчастного киборга. Я хочу, чтобы он был под контролем. Вас я позвала для того, чтобы… – Леди Арина помедлила, сложив вместе кончики пальцев. – Есть риск, что он откажется от того варианта, что я ему предложу. Откровенно говоря, риск очень велик. Я вижу, что вы понимаете меня; я хочу предложить вам принять его в свой Дом, если это случится. Принять опеку над ним на себя.

– Я понимаю, и…

– Вы сможете его защитить от себя самого. Это единственное, что ему угрожает, поверьте. Я хорошо разбираюсь в людях, и знаю, что если вы возьмёте на себя эту ответственность, вы спасёте его от любой напасти. Вы – простите мне это сравнение, но вы – настоящая волчица, оберегающая свою семью.

– Я должна обдумать это. – Анна встала. – Я пришлю вам ответ, когда вы поговорите с Ошем. Может быть, он и не понадобится.

Леди Арина тоже встала. Всё было не так, как положено, но Анна ей нравилась. Тревога, снедающая её уже много дней, немного утихла, когда она познакомилась с этой женщиной. Теперь она не боялась так встречи с племянником, и могла принять его спокойно и говорить с ним здраво. Анна ушла, и леди Арина внутренне настроилась сказать всё, что хотела, и так, как хотела, в независимости от того, что скажет ей Ош.

Ей хотелось бы увидеть его переменившимся, но не так, как переменился он на самом деле. До последнего момента она надеялась, что он страдает, что ему не хватает Кинтаны, её самой, соотечественников; но едва она взглянула ему в лицо, как надежды её рухнули. Ош был счастлив без всего этого. Выглядел он, правда, немного утомлённым и встревоженным, но это не могло обмануть леди Арину, которая очень хорошо его знала. Это чувствовалось в его походке, осанке, в том, как он смотрел, в линии его губ, которые он забывал контролировать так, как взгляд. Он даже не подозревал, до чего искренними бывают порой его губы, а она не говорила ему об этом, с умыслом, конечно.

– Сядь. – Указала она ему веером на кресло, достаточно высокое для кинтанианского мужчины. Сама села напротив. Веер был нужен ей для того, чтобы что-то сжимать в руках; когда она нервничала, ей это было необходимо. Случалось, что в минуты сильного душевного напряжения она ломала то, что держала, тогда как лицо её оставалось безмятежно-спокойным. Ош знал об этой особенности, и заметил веер; это была прелюдия к чему-то страшно важному. В принципе, он уже приготовил свою речь; он собирался сказать, что не будет каяться, считает себя во всём правым, и не вернётся сейчас на Кинтану. Но разговор начался не так, как он ожидал, и сразу стал не таким, к какому он готовился. Всё-таки, леди Арина была дьявольски умна!

– Свари, – начала она, – мальчик мой, не удивляйся, но я хочу поговорить с тобой так, как никогда ещё не говорила, и, наверное, была не права.

– Я никогда, – сжимая веер в руках, продолжала она, – не говорила тебе, до чего ты мне дорог. Когда ты ещё крошкой попал в мой дом, вместе с маленьким мероканским мальчиком, я поняла, что душа твоя хрупка и ранима, слишком ранима для кипа, но мне казалось, что строгостью и подобающим воспитанием смогу сделать тебя иным. И Кейвар меня вдохновлял: он ведь мероканец, но я сделала его настоящим офицером, вылепила истинного бойца, используя даже такой материал. Прости мне это слово, так уж мы привыкли говорить. Но я тебя по-настоящему любила, Свари, только очень боялась испортить своей любовью! Я была вдвойне строга к тебе, но ради твоего же блага! Если бы я жалела тебя и потакала тебе, каково тебе было бы вне семьи? Порой я была слишком сурова и даже несправедлива по отношению к тебе, не учитывая того, что тебе с трудом дается всё, что для остальных является нормой жизни. Я до сих пор не знаю до конца, какой ценой тебе даётся невозмутимость, которую мы, обыкновенные, привыкли носить, как вторую кожу – а для тебя это только маска. Когда ты попал на Грит, началось неизбежное, только я не понимала этого тогда! Был обряд, и… – Она перевела дух, костяшки пальцев, сжимающих веер, побелели, – Думаешь, я не видела, что с тобой происходит? Я видела! Я понимала, что что-то сломалось в тебе. Мне так хотелось быть с тобою нежнее! Ты пережил страшное потрясение, но я считала тогда, что оно должно изменить тебя в нужную Кинтане сторону, и ты станешь сильнее, жёстче, холоднее. Я забыла, что тот, кто воспитывает живого человека, всегда должен помнить, что ученик может сделать из преподанных уроков не те выводы, что в своё время сделал учитель! Я надеялась, что это помирит тебя с твоей долей – а вместо этого ты окончательно её возненавидел. И ведь так мало тебе было нужно! Всего лишь, чтобы я пожалела тебя, пока ты был болен и слаб. Ах, Свари, и ведь я сама хотела этого! Если бы это было не так – но я держала себя в узде, думая день и ночь о том, как ты страдаешь; я полагала, что поступаю так ради тебя же самого. Это же была благая цель! Но цель оправдывает средства только тогда, когда она достигнута. А если нет?.. Я принуждала себя быть такой, какой была, ради тебя же самого, но в итоге и я, и Кинтана – мы тебя потеряли. Сегодня я увидела счастье на твоём лице. Глубоко несчастный человек не всегда мрачен, но даже улыбка не освещает тьму в его глазах. Так и счастливый человек – сейчас ты подавлен и расстроен, но света в твоих глазах это не погасило! И я видела сегодня причину. Эта женщина, с которой я говорила – она не слабее меня. Не спорь!.. Она умеет любить, не рассуждая, как хищная самка, готовая растерзать всё, что угрожает её детёнышам. Приняв тебя в свой прайд, она защитит тебя лучше, чем я, потому, что ей плевать, на чьей стороне правда, она умеет любить. И в своей борьбе за любовь она будет хладнокровна и расчётлива, как никто в этой Вселенной. Такую женщину не победит никто, и я надеюсь, что когда ты станешь членом её прайда, тебе будет уже не страшен сам Понтифик. Помолчи! – Повысив голос, потому, что Ош открыл рот, она сломала веер, и Ош, вздрогнув, замолчал. – Я ещё не всё сказала. Я знаю, что ты ничего не боишься, и тебе не страшны ни гнев Понтифика, ни возможные репрессии. Я поняла это, когда впервые задумалась о том, какую силу нужно иметь, чтобы походить на нас внешне, не являясь таким внутри! От Кинтаны и Понтифика я сумею защитить тебя лучше, чем Анна Мессейс. Тебя нужно защитить от женщины, которую ты выбрал, а этого я не могу.

– Но…

– О, Свари, я знаю, что это не Анна! Если бы это была она, я благословила бы тебя с лёгким сердцем! Ты же наш, ты с Кинтаны, и от этого тебе не уйти, ты принадлежишь женщине, что бы ты ни думал о себе! Но эта женщина – что она сделает с тобой, не зная, какой это великий труд, какая это ответственность: владеть такой сложной душой, как твоя? Её никто не учил этому, как с колыбели учили нас, ей никто не внушил, что это великая честь и ответственность: воспитывать такого мужчину! Она нетерпелива, резка, вспыльчива, и способна нанести тебе такую рану, какую не залечит ничто, даже если она раскается и полюбит тебя. Она сломает тебя, уничтожит твоё сердце – такое сердце!!! – и даже не поймёт, что сотворила!.. – На глаза леди Арины выступили слёзы. – Как же я могу допустить это?!

– Я никогда от неё не откажусь. – Покачал головой Ош, собравшись с духом. – На самом деле она совсем не такая, какой вы все её видите; она не монстр, не волчица! Она маленькая девочка, заблудившаяся в дремучем лесу своих страхов, среди чудовищ, созданных её воображением, и вместо лиц вокруг неё искажённые её страхом маски. Но я могу это изменить, понимаешь? Я один. Никто больше не видит того, что я вижу. Разве это не стоит всего?.. Жизнь одного человека, одной женщины, её счастье – разве ради этого не стоит пожертвовать всем? Если нет, тётя, ради чего тогда делать это?..

– Это твоё последнее слово? – Спросила леди Арина. – Я умоляю тебя, Свари, подумай! Я ещё могу сделать так, чтобы ты вернулся, пусть и ценой испорченных отношений с семьёй Понтифика – я кое-что знаю, и готова использовать это ради тебя. Наша жизнь изменится, я обещаю: я многое поняла, ты многое пережил. Через год, Свари, самое малое через год, ты вспомнишь о сегодняшних страданиях с улыбкой. У тебя будет невеста кинтанианка, служба не хуже прежней, на Пскеме, я клянусь тебе, это будет, я это могу!

– Я люблю тебя, тётя. – Сказал Ош. – Но я сделал выбор и ушёл от того, что ты мне обещаешь, я не вижу в этом счастья, для меня это не имеет никакой цены. Я ещё не знаю, чего я хочу, но зато точно знаю, чего я не хочу. Ты не знаешь, что такое – стать свободным, ты всегда была свободна. А я узнал это только в тот момент, как покинул Пскем на Грите. Я умру за эту свободу! И никогда больше я не буду хорошим кипом, и моя жена-кинтанианка будет стыдиться меня, как стыдилась всегда ты, не отрицай. Ты всегда боялась, что я тебя опозорю. Любила – и боялась. Я паршивый маре в твоей семье, вечная твоя головная боль, так уступи меня моей судьбе.

– Чтож. – Леди Арина насухо вытерла слёзы. – Я сознаю, что проиграла, и готова смириться с этим. Но на произвол судьбы я тебя не оставлю. Я выхлопотала для тебя место телохранителя при Анне Мессейс,… а заодно убедила её принять тебя в свой Дом. Теперь она отвечает за тебя, и я уверена – она спасёт тебя даже от Тарвы Заэм!

На это Ош даже не нашёл, что сказать. Он было хотел возразить, что Анна не согласится, но вспомнил их сегодняшний разговор на крыше – и прикусил язык. Анна-то как раз согласится. Похоже, его опять лишили выбора?..

Анна выпила с Тарвой по тонику в баре, и созналась, что Кейв действительно живёт с Ларой.

– Никогда не ожидала от него подобного! – Призналась несчастная Тарва.

– Это была маленькая месть Оша за то, как Кейв отозвался о нём. Долго рассказывать. Я рада, что Кейв в конце концов смирился с этим, и у них с Ларой всё так хорошо складывается. Хотя, если честно, будущего у этого романа я почему-то не вижу.… Вообще, мне так непросто думать о Ларе, словно это что-то не совсем.… Не знаю, как сказать.

Анна догадывалась, что Тарва не равнодушна к Кейву, и хотя они никогда не говорили об этом прямо, она догадывалась и о том, что Тарва надеется на её влияние на Кейва. Ей хотелось бы как-то обнадёжить Тарву, что-то сказать ей хорошее, но и зря обнадёживать её она не хотела, понимая, что это будет лишь отсрочка грядущего разочарования, кто знает, может, роковая.

– Я давно тебя не видела. – Улыбнулась она Тарве. – Соскучилась, сама не ожидала, что так рада тебе буду. Ты где остановишься?

– Не знаю. – Ответила Тарва, и её красивое и холодное лицо смягчилось. – Не решила ещё. Мне страшно надоел космос. Ты остановилась в Луане?

– Да, на острове. Можно пригласить тебя в гости? Вместе посмотрим Шествие Рыб, когда Ив и Кейв вернутся с Шейнаном. Как на это смотришь?

– Положительно. – Тарва соглашалась не только из-за Кейва, и чувствовать это было приятно. – Я, пожалуй, воспользуюсь твоим приглашением, всегда мечтала побывать на одном из островов. Пляж там хороший?

– Замечательный. – Анна посмотрела на браслет. – Извини, я должна ответить леди Арине.

– Чего она хочет?

– Чтобы я стала опекуншей Оша, вместо неё. Приняла его в наш Дом.

– Мудро. – Подумав, заметила несколько шокированная Тарва. – И что ты решила?

– Я расскажу леди Арине про каменные сады Японии. – Усмехнулась Анна.

Леди Арина вытерла остатки слёз, когда Ош ушёл, и стала собираться в дорогу. Ей не нравилось в Дине, большой город давил на неё. Сигнал от Анны не застал её врасплох, она его ждала. Продолжая сборы, включила передатчик, и апартаменты наполнились голосом Анны Мессейс.

– Не знаю, почему, – говорила невидимая Анна, – но мне захотелось рассказать вам про каменные сады, которые существуют на планете, где я родилась. Сады эти создаёт народ, живущий, как и ваши предки, на маленьких восточных островах. В этих садах нет растений, только камни, которые стоят на гальке, расчёсанной граблями. Они называются сады дзен, это сады созерцания. Но с какой точки созерцатель ни смотрит на этот сад, он никогда не увидит всех камней сразу.

– Прощайте, леди Арина. – Сказала Анна через несколько секунд. – Я никогда не забуду нашу с вами встречу, подобные встречи – это вехи на жизненном пути, они многому нас учат.

Леди Арина, которая уже давно перестала ходить по апартаментам и стояла у окна, глядя на город, расстилающийся под космопортом, со странной, мечтательной улыбкой на губах, ничего не сказала в ответ. Сад из камней с далёкой неведомой планеты проник в её сердце и овладел её душой эстета.