Читать книгу Кузнецкий мост и Маргарита - Надежда Белякова, Надежда Александровна Белякова - Страница 5

Рита легко нашла в Болшево, по указанному заместителем директора швейного техникума адрес. Это был низенький одноэтажный деревенский дом на окраине Болшево. И хозяйке, вышедший на стук к Рите не пришлось долго объяснять зачем ее побеспокоила русокосая синеглазая девочка. Хозяйка давно уже сдавала по рекомендации той начальственной дамы угол ученицам швейного техникума, потому что знала ее с детства – она была когда-то ее соседкой. Мать зам. директора сама выросла в соседнем, таком же сельском подмосковном доме. Поэтому договорились они легко и быстро, Рита оставила залог, чтобы ее койку не пересдала хозяйка кому-то другому к 1-ому сентября в начале учебного года. И осталась переночевать в большой комнате, пока еще пустующей до начала учебного года. Оставшись одна, Рита задумалась – с кем же первым поделиться радостью, что она поступила в Швейный техникум. Раскладывая план своего предстоящего путешествия, она заснула. А на следующее холодное и туманное утро она направилась в сторону железнодорожной станции.

Сильный туман обволакивал каждого, спешащего на поезд, делая невидимым ожидающих на платформе поезда в сторону Кимр. Еще и поэтому в это утро на Маргариту особенно остро нахлынуло чувство сиротства. О она почувствовала себя безнадежно одинокой среди голосов и звуков шагов окружавших ее людей. Услыхав звук и грохот приближавшегося поезда, дождалась пока он остановится и, сориентировавшись по голосам людей, где же вход в вагон.

В вагоне она спросила у пассажиров:

– Скажите, пожалуйста, а до Савёлово, то есть: до Кимр этот поезд идёт?

Потом она села у окна и вспоминала детство до войны, как она делала всякий раз, когда ее захлёстывала тоска. А тоска душила в то утро Риту до слез не только, что, потому что девочка была голодна, ведь денег после уплаты залога за койку совсем не осталось. Но и потому что ей пришлось ехать «зайцем», а это для нее – девочки строгого воспитания, было просто мучением. Чтобы не изводить себя страхом перед возможным появлением контролера и неизбежным наказанием, она старалась отлечь себя своим «золотым запасом» – лучиками счастливых воспоминаний о довоенной жизни. Вспомнилось о том, как она сказала своей бабушке – Елизавете Яковлевне Бегутовой о том, куда она решила поступать и учиться на «модистку», как назвала по-старинному эту профессию ее бабушка. Улыбнувшись своим воспоминаниям, Рита вспомнила о том, как была обрадована, тому всплеску радости, с которым встретила бабушка это известие – она приняла новость с восторгом.

Елизавета Яковлевна, всплеснув руками, бросилась обнимать внучку, восхищаясь:

– Счастье-то какое, Риточка! Забытое теперь слово – модистка! Вот так судьба направила и тебя. Модистка! Это что-то прекрасное, сверкающее, легкомысленно-кружевно-муаровое сверкало и манило и меня когда-то. Но я, имея на руках маленькую дочку, твою маму, боролась за жизнь, как могла; и прислугой работала, и обшивала всю семью! Вот только кружева моя отрада!

Елизавета Яковлевна и в правду была дивной рукодельницей. Кружева плела замечательные. Развешивала их по стенам, как картины. И одну из таких рамок с бабушкиными кружевами она повесила и на стене деревенского дома над своей железной кроватью.

Сидя в вагоне, вспоминая об этом, Рита не заметила, как уснула.

Она увидела дороги, дороги, дневные, ночные, увиденные ею откуда-то свыше. Они превратились в нити, которые сворачивались в клубок. В клубок нитей, которые разворачивались в разноцветные нити, из которых натруженные руки бабушки сплетали ее дивные кружева.

Линии кружев превращались в едва различимые в тумане ветви деревьев. Маргарита поняла, что проснулась. Но проснулась она от того, что ее грубо трясла за плечо высокая кондукторша:

– Билет покажи! Десятый раз тебе говорю! – прикрикнула на нее кондукторша, глядя на испуганное лицо, не совсем очнувшейся от сна, усталой и голодной девчонки.

Но как только Рита прочувствовала, и холод вагона, и всю опасность ситуации, а значит – она окончательно проснулась и мгновенно поняла, что нужно бежать. Она резко вспорхнула с деревянной скамейки вагона и помчалась в тамбур, распахнула дверь тамбура, как учили ее девчонки, поступавшие в техникум вместе с нею. И, уцепилась обеими руками за вертикальный поручень сбоку, чтобы спрыгнуть. Но поезд шел на большой скорости. И Риту сковал ужас и страх. Поэтому сделать спасительный прыжок загнанного «зайца» по ходу поезда, чтобы, смягчив удар, скатиться по насыпи, как инструктировали ее, не раз проделавшие этот трюк, девочки, Рита не смогла. Руки, затекли и обледенели, когда она мертвой хваткой схватилась на поручень, а под ногами мелькала насыпь. Мало этой беды, так еще и кондукторша ввалилась в тамбур. И обозленная баба, матерясь занесла толстую ножищу в кирзовом сапоге над головой Риты. Но тут произошло невероятное. Эта «каменная баба» вдруг накренилась с воплями:

– Пусти, гад! – кричала она, беспомощно размахивая руками. И вдруг оказалась отброшена в сторону, замерев после броска у стены совершенно обалдевшая, потирая шею.

– Что же Вы творите?!!! Это же ребенок! Вы же искалечить могли девочку! – возмутился молоденький раненный солдатик, опиравшийся на костыли, вернее, костыль, потому что второй ему пришлось отбросить, чтобы освободить руку и оттащить от Риты кондукторшу. Опираясь, на костыль прыгая, чтобы не опираться на недавно ампутированную с примотанной культей ногу, он протянул руку Рите. Но Рита боялась просто пошевелиться, не то, чтобы схватиться за спасительную руку. Ясно было, что самой ей не справиться. И солдатик сгреб ее за ворот ватника и рывком вытащил девочку.

– Сколько за билет для такого испуганного зайца? – спросил он кондукторшу.

– Да, что мы…не люди что ли. – злобно буркнула кондукторша в ответ. И ушла обратно в вагон, одергивая свою растрепавшуюся в схватке одежду и поправляя поношенный берет.