Читать книгу Невыдуманные истории. Повести и рассказы - Надежда Ефремова - Страница 2

I

Багровое солнце садилось за вершины Кавказа, окрашивая красивым ровным цветом их и небо вокруг. И сразу же ощущалось веяние прохлады. Я поежилась и запахнула кардиган.

– У нас так, – сказал о. Иоанн, – после заката сразу становится холодно, как бы жарко днем не было. На то оно и предгорье…

О. Иоанн был среднего роста, с большими выразительными глазами и окладистой черной бородой, в которой уже проглядывала седина. Ходили слухи о его прозорливости, поэтому отовсюду к нему приезжали люди со многими вопросами и бедами, даже издалека. Стучали в окна с раннего утра. «Дайте батюшке хоть поесть!» – сетовала матушка. Иногда еда для о. Иоанна была непозволительной роскошью. Про сон уже говорить нечего.…И сейчас, сидя с ним в беседке за чаем, я думала, не обременяю ли его…

– Так вот я отдыхаю, за чаем, – будто услышав мои мысли, сказал вдруг он.

– Батюшка, расскажите о своем детстве!

– Да что там рассказывать.…Родился я в терской казачьей станице. Родители мои, к великому сожалению, были неверующие. Маму я почти не видел, она много работала, а отец страдал страстью пьянства (упокой Господи его душу!). И если бы не молитвы предков, может ни я, ни сестра моя (которая сейчас матушка), не воцерковились бы.

– А кто же ваши предки?

– Прадед мой канонизирован православной церковью, как новомученик.

– Расскажите о нем, пожалуйста!

II

– Ух, ну и жара сегодня, однако!

– Макушка лета!

Прихожане расходились по домам после праздничной службы Владимирской иконы Божией Матери.

– Хорошую проповедь батюшка рассказал, про смирение! – сказал староста церковный Степан Семенович.

– Да! А народу – то сколько было! И на улице даже люди стояли! – ответил Василий Киреевич.

– Соскучился народ по службе! Тяжело ведь без церкви! Как бы там большевики не говорили!

– А вот услышат тебя сейчас и донесут!

Время было тревожное.1937 год. Расцвет репрессий. Боялись слово сказать, ведь ни за что можно было загреметь в тюрьму, а иногда и на тот свет.

– Да что нам бояться! Господь с нами!

Односельчане попрощались и пошли по домам, один только Степан загляделся на поля, приложив руку ко лбу. «Красота-то какая, Господи!» Степан Семенович Митюшкин привык во всем видеть красоту творения Божия. Да и как тут не заглядеться: село Покров Нижегородской губернии (которая в 1936 году была переименована в Горьковскую область) расположено было на живописных холмах и полях, которым конца-краю, кажется, нет. Бывало, притихнешь, заглядишься вдаль, и чувствуется присутствие Божие. Как поэт сказал: «пустыня внемлет Богу!» И мысли сразу о Страшном суде… Степан начинал незаметно для себя молиться.…Вырос он в семье зажиточных крестьян, которые имели мельницу. Их раскулачили в начале 30 —х, теперь они питались только продуктами собственного огорода. Отец и дед были глубоко верующими, часто паломничали по святым местам, беря с собой детей и внуков. Помнит Степан, как шел с дедом, уставши, начинал хныкать, а дед бросит палку: «а ну беги за ней!» И маленький Степа бежит, уже забывши про усталость. Так и добирались до места.

Предки Степана были недюжинной силы. Ходили слухи, что один из них ударом кулака быка завалил. Сам Степан был невысокий, коренастый, с широкими плечами и большими ладонями. Ему уже перевалило за 60,но в огороде он хорошо управлялся.

Церковь стояла на пригорке, так что издалека можно было увидеть купола с крестами. На службу приехали трое батюшек из окрестных сел и множество прихожан из разных мест. Действительно, люди соскучились по церкви. Церковный староста Степан и местный священник хорошо знали, что идут на огромный риск. Но любовь к Богу и матери-Церкви была сильнее страха.

Дома его встретили жена и внуки. Дом был большой, и семья тоже большая. Всего у него было трое детей и пятеро внуков. Дочери вышли замуж, а сын привел в дом невестку. Два мальчика подбежали к деду:

– Здорово, что служба была сегодня!

– Дед, а я кадило держал!

– Что вы галдите, дайте деду поесть! Иди, я стол накрыла, – сказала его жена Екатерина.

Обед был скромный, тем более что Петров пост.

– Ой, боюсь я, Степа, узнает председатель, накажут вас! Ведь колхозники с поля на службу сегодня сбежали!

– Господь просвещение мое и Спаситель мой! Кого убоюся? Чему быть, того не миновать…

III

Сентябрь выдался теплым. Бабье лето началось рано. Теплое солнышко грело щедро. Митюшкины собирали урожай, который был богатым в том году. Утомившись, Степан лег спать рано. Приснилось ему, будто идет он по полю, а навстречу ему идет кто-то светлый, пшеница под ним не приминается. Зажмурился Степан от яркого света и услышал: «кто не берет креста Моего и следует вслед за Мною, тот не достоин Меня»…

Вдруг его разбудил стук в дверь.

– Кто там? – спросила Екатерина.

– Открывай!

Голос за дверью был злой и настойчивый.

– Открывай, а то будем ломать!

Екатерина открыла. В дверь ввалились группа людей, одетых в красноармейскую форму.

– Степан где?

– Спит.

– Буди!

– Здесь я.

– Вы арестованы.

Красноармейцы, ничего не объяснив, схватили его и вытолкали за дверь.

– Господи, что же это?! За что?! – громко причитала жена, плакали испуганные внуки.

Степана посадили в грузовик и повезли куда-то. Со сна Степан ничего не мог понять.

– Здорово, Степан!

В темноте он с трудом разглядел Василия Киреевича, Петра Лонскова, Сашу Блохина и четырех священников. Все они были на службе в церкви на Владимирскую. Батюшки молились и часто осеняли себя крестом.

– Все, ребята, конец наш пришел… -сказал кто-то в темноте, – а я попрощаться не успел с домашними…

– Никто не успел, – сказал Петр.

О. Николай из Юсупова запел молитву «Царице моя Преблагая», ее подхватили другие. Так, всю дорогу они пели, молитвы, псалмы…

Уже почти рассвело, когда грузовик подкатил к зданию НКВД на Воробьевке. Всех вывели из машины и, обыскав с ног до головы, бросили в подвал.

– Простите меня ради Христа! – сказал о. Александр.

– Господь простит, и нас прости! – ответили другие.

Утром всех поодиночке стали хватать и уводить на допрос.

– Имя?

– Степан Семенович Митюшкин.

– Год и место рождения.

– 1874 -й. село Покров Гагинского района.

– Ты устроил службу 6 июля, тем самым отвлекая от колхозных работ население?

– Службу мы устроили. Но не с целью отвлечь крестьян от колхоза…

– Молчать! – Степан получил первый удар.

– Ты обвиняешься в антисоветской пропаганде. Считаешь ли себя виновным? Говорил ли против Советской власти на службе?

– Я на службе молился…

– За Советскую власть? – грубо прервали его. Раздался хохот.

Как следует, надсмеявшись над ним и избив до крови, его бросили обратно в подвал. Там уже лежали окровавленные священники.

– Следующий…

Повели Василия…

IV

В холодном сыром подвале провели они 8 дней. В камере стояло ведро воды с ковшом для питья. Иногда им бросали несколько черствых корок хлеба, которые с радостью грызли крысы. Еще реже приносили баланду, называемую «супом». О. Петр сильно кашлял, выплевывая кровь. Заболел он еще в ссылке, в которой провел два года, и только что, освободившись, попал снова в тюрьму. Сырость, ужасный запах параши, теснота (в маленькой камере теснилось десять человек), голод.…От нехватки свежего воздуха и света лица их приобрели серо-голубоватый цвет. Постоянно были слышны выстрелы. Каждый день из этих подвалов выносилось от 50 до 70 трупов.

Все они постоянно молились. Все земное ушло куда-то далеко. Страх смерти притупился. Смерть царствовала в этом подвале и была естественней, чем жизнь. Жена Степана нашла его и принесла передачку. Ее приняли, значит, он здесь. Некоторым женам не везло: много времени проводили они в поисках тюрьмы, где находится их мужья, потому что никто не сообщал, куда именно их увезли.

Если кого-то выводили, все заключенные знали, куда. Некоторым было достаточно иногда признать себя виновным, чтобы смягчить наказание… Заключенного выводили в специальную камеру. Выстрел в затылок… Врач подписывал заключение о смерти. Труп оборачивали в брезент и увозили в неизвестном направлении. Для мытья полов в этой камере была назначена специальная уборщица.

Спать на полу было неудобно, но Степан привык. Он забылся тревожным сном. На рассвете его разбудил крик: «Митюшкин!» Он поднялся. Священники благословили его. Необычайно спокойно он простился с односельчанами и пошел. Его переодели в другую одежду, повели в специальную камеру. От слабости подгибались ноги. Повернули лицом к стене. Он успел перекреститься: «Господи, в руце Твои предаю дух мой!» Удар в затылок. Необыкновенный Свет объял его…

V

– Где же их мощи, батюшка? – вытирая слезы, спросила я.

– Неизвестно. Господь весть…

Мне стало стыдно за мой недавний ропот и недовольство жизнью по пустякам. Чуть что, мы сразу жалуемся, потерпеть ничего не хотим. А люди святые вон что вытерпели…

– Да, на то они и святые… – опять ответил на мои мысли о. Иоанн.– Как свечи перед Богом горели. Святый мучениче Стефане, моли Бога о нас!…

Батюшка перекрестился и продолжал.

– Храм потом снесли в Покрове. Екатерина, жена Степана, успела вынести из храма иконы и спрятать у себя дома, иначе бы их сожгли. Когда храм-то сносили, ковшом экскаватора задели могилы у алтаря. И рассказывают, что видели нетленные тела священника и девицы. Настолько нетленные, что волосы сохранились. А у девушки коса была длинная, она тоже сохранилась… Страшное было время.…Но много людей тогда пополнили число Ангельское. Значит, так надо было.…Вот, например, в нашей станице мой земляк пострадал за веру. Видите – родился там, где я, и служил тоже, где я служу. Хотя эти станицы разделяют 300 км. Совпадение? У Бога нет совпадений…

– А как его звали?

– О. Геласий… Хотите, съездим на могилу к нему?

– Конечно, хочу!

По дороге батюшка рассказывал.

– Было это на Сретение…

VI

После Всенощной в храм ворвались красноармейцы. Некоторые прихожане, поняв, в чем дело, начали выбегать друг за другом из храма.

– Значит так, да? Что за антигосударственное собрание?! Пережитки прошлого! Религия- опиум, понимаешь ли… – закричал один из них.

Видя, что народ разбегается, они начали закрывать двери. Осталось человек тридцать. О. Геласий попытался урезонить солдат:

– Что вы раскричались, милые?! Службу Богу мы здесь проводим, а не антигосударственную пропаганду!

– Ну, с этим мы еще разберемся! – сказали красноармейцы, выходя из храма и запирая его снаружи.

Народ был напуган. Бабы выли. О. Геласий пытался их успокоить. Старый алтарник молча, молился. В полночь батюшка сказал:

– Давайте, православные, Литургию Богу послужим. Праздник ведь.

О. Геласий за литургией причастил всех, причастился сам.

Потом, утомившись, народ лег спать кто на полу в церкви, кто на клиросе. О. Геласий молился всю ночь в алтаре. Господь открыл, что их ждет.…Смирившись и успокоившись, он стал ждать прихода карательного отряда.

Тот не заставил себя долго ждать.

– А ну вставайте! Разлеглись тут… – раздался голос на рассвете.

Все жмурились от света.

Наскоро прочитав приговор, красноармейцы повели всех.

Бабы опять закричали, но о. Геласий сказал им утешительное слово, что ждет их жизнь вечная, будут они со Христом во веки веков. Благословив всех, батюшка запел:

– Благословен Бог наш всегда ныне и присно и во веки веков.

– Аминь-подхватили алтарник и клирошане.

– Непорооочные в путь. Аллилуууйа.

– Молчать! – закричал красноармеец и стукнул его прикладом.

Но батюшка продолжал:

– Блажени непорочные в путь ходящие в законе Господнем. Аллилуууйя. Блажени испытающии свидения Его всем сердцем взыщут Его…

Все идущие знали, что о. Геласий отпевает их. Кто плакал, кто молился…

Во время ектеньи батюшка называл имена всех идущих. И свое тоже.

Шли долго, вот уже показались последние хатки. Все, кто выходил им навстречу, крестился и замирал, глядя им вслед. Многие всхлипывали. Родственники бежали вслед с плачем, но красноармейцы прогоняли их. Некоторые падали на землю с рыданиями. И только дети бежали вслед за ними, прячась, до самого конца. Они и были свидетелями страшной расправы.

Батюшка служил давно, поэтому знал наизусть отпевание, все молитвы заупокойные…

Когда пришли на глиняные ямы (оттуда брали глину для печей), всех выстроили в ряд, прочитав еще раз обвинение, начали расстрел. Дети видели из-за кустов, что святые взялись за руки, и лица их засияли ярче солнца.

– Боже духов и всякия плоти, смерть поправый и диавола посрамивый… – батюшка успел за дорогу пропеть весь чин и теперь читал последнюю молитву, произносил имена расстреливаемых. Себя он попросил расстрелять последним, чтобы успеть дочитать молитву. Произнеся имя последнего и свое под конец, закончил – всегда ныне и присно и во веки веков. Во блаженном успении вечный покой подаждь Господи всем убиенным за веру рабом Твоим и сотвори им вечную память. Веееч…

И тут раздался выстрел. Не успел допеть…

– Вечнаааая пааааамять-затянул о. Иоанн на могиле о. Геласия…