Читать книгу КинА не будет - Надежда Георгиевна Нелидова - Страница 2

– Вау – это удивлённое русское «ах»! А «упс» по-нашему – «Ой».

– Вау, эта красная рябина

Среди осенней желтизны…

Нет, лучше:

– Упс, мороз, мороз,

Не морозь меня!

У нас – печаль, глубина, философский смысл, драма, вековой надрыв. У них —приклеенная улыбочка в отбелённые 32 зуба – всё тип-топ, май дарлинг!

– Однако же они на тип-топ отгрохали мировую державу. А мы всё плачемся, надрываемся, каемся и ищем смысл…»

Скажите, в какой ещё стране мира давно не видавшиеся подруги в подпитии будут разбирать лингвистические особенности речи и разницу менталитетов?

Случайно встретиться в миллионном городе трём бывшим подругам – вероятность 0, 00… процента. Теперь исключим из мест возможных встреч производственные площадки, офисы, стадионы, больницы (тьфу, тьфу), парковки личных авто. Вычеркнем дешёвые рынки с полощущимся на ветру тряпками – и пустынные бутики, где от цен глаза округляются как нули на тех ценниках.

Уточним, что встреча состоялась в отделе нижнего белья для женщин «возраста кашемира и шёлка», по вполне бюджетным ценам. Белья по бюджетным ценам – а не женщин. Не правда ли, круг значительно сузился, и процент вероятности случайной встречи вырос?

Завизжали, обнялись, запрыгали… Поклялись, что больше никогда не разлучимся, что старый друг лучше новых двух: не двух – десяти. Проверили негустую наличность в кошельках и немедленно двинули закрепить клятву порошковым «шардоне» в ближайшем баре.

Бар не мог похвастать обилием вкусных и свежих закусок. Чего было в избытке – тесноты, темноты, острых углов и ледяного задувания от кондиционера в наши, увы, давно не юные остеохондрозные шеи.

Зато работало караоке. Кроме нашей троицы и бармена в зальце никого не было, поэтому я сразу схватилась за микрофон и отвела душу. Жалостно спела и про вау, эту красную рябину, и про упс, мороз-мороз.

Как все люди, не имеющие голоса, я обожаю петь. Я очень-очень стараюсь, что называется, микрофон съесть готова. Пою телом, прижатыми к груди руками, умоляющим лицом, бровями и даже, по наблюдению подруг, ушами и носом. Хватит, пожалей бармена!

– Девчата, а как будет по-английски: бодливой корове бог рогов не даёт?

***

Исподтишка разглядываю подружек. Аэлита прекрасно сохранилась. Чтобы удостовериться в этом, то и дело вынимает зеркальце и устремляет в него затуманенные от собственной невыносимой красоты, длинные очи. Паутинка сухих мелких морщин их почти не портит.

Как при рождении Аэлиты бог предугадал, что именно такие лисьи глаза будут бешено модны? Вздёрнутые наружными уголками в 45 градусов, слегка утопленные в крутых скулах. Женщины мечтают о таком инопланетном разрезе, который Аэлите достался бесплатно.

Всё тот же резко очерченный, надменный рот: будто покусали пчёлки. Когда-то он сводил с ума мужчин. Припухлость тщательно дорисована карандашом и помадой – что ж… Зато нескончаемым, вытекающим из юбки фарфоровым ногам годы не страшны. Она никогда не опускалась до брюк и считала, что их носят, чтобы скрыть кривизну ног. Аэлитины коленки упираются в неудобную подпорку стола, постукивают: словно в клетке бьётся строптивая лошадка.

Юный субтильный бармен, протирая прозрачные бокалы, посматривает на нашу подругу. Эх, какая красота пропадает!

***

Люда всё так же похожа на Пенелопу. Не на ту, что пряла шерсть и ждала из плавания бродягу Одиссея. А на прехорошенькую главную героиню волшебного фильма: глазастую, с пятачком. Естественно, до того, как у неё вырос поросячий носик.

У Люды привычка корчить рожицы, морщить носик, и оттого она невозможно миленькая. Фигурка как у кинозвезды, но из прошлого века. Пухленькая, сдобная, с широкой тальицей, в округлостях, в ямочках. Если Аэлита обогнала своё время на полвека, то Люда родилась позже лет на сто.

И снова: бодливой корове бог рогов не даёт. Всем нам он их выдал, но каждой не те «рога», на которые мы рассчитывали. Люда одинока как перст – а ведь самая из нас домовитая, уютная, хлопотливая.

Каждое воскресенье звала нас в общагу на пиццу – экзотика по тем временам. Мы обжигались, дули, обкусывали хрустящие поджаристые краешки, поддевали языком тягучие сырные пряди… Тесто в Людиной пицце было одно название: не более чем тонкая подставка для всевозможных вкусностей.

Почему, ну почему до сих пор общепитовская пицца у нас – это толсто выпачканная майонезом, полусырая, вызывающая изжогу шаньга, по которой мясная и сырная крупинки за крупинкой бегают с дубинкой? Тогда как самая обычная хозяйка без кулинарного образования печёт итальянскую лёпёшку – хоть садись и поэму пиши? Столько вложено в блюдо любви – а ещё чуть-чуть фарша, колбаски, зелени, овощей, грибочков, сыра. Их по сусекам можно наскрести даже в крошечном подвесном холодильнике общежитской комнаты.

Сама-то я отношусь к разряду никудышных хозяек. До сих пор мне простительно накромсать на скорую руку колбасы, отварить покупные пельмени для мужниных друзей, заполночь обсуждающих на кухне мировые проблемы: они под выпивку и не такое умнут. Но как нужно не «кохать» мужа, чтоб из дня в день кормить его этим, ужасалась деревенская, хозяйственная Люда.

У неё-то на плите в общей кухне всегда томилась вёдерная кастрюля огненного борща, куда ложку было не воткнуть. В гусятнице, в оранжевом масле, плавились фаршированные перцы и баклажаны. Люда кормила нас и ещё пол-этажа. Она не могла есть в одиночестве, за закрытыми дверями.

Чем дольше Люда колдовала над какой-нибудь принесённой с рынка уценённой косточкой с обрезками мякоти – тем обалденнее витали запахи в коридоре. Заметьте, на кухнях в ресторанах этот процесс выглядит с точностью до наоборот. Чем дольше мясо подвергается обработке, чем больше дипломированных поваров приложит к нему руки – тем стремительнее оно теряет в весе, вкусе и полезных свойствах. Лучше бы вовсе не прикладывали.

Люда, которой все прочили должность шеф-повара – всю жизнь провозилась в пыли музейного архива. Самой природой созданная быть матерью и женой, хозяйкой в большой и дружной семье – она не имеет ни мужа, ни детей, ни даже захудалой квартирёшки. До сих пор ютится в общежитии.

Рассказывала, что пыталась познакомиться через брачное агентство – первый и последний раз, хватило стыда на всю жизнь. Когда мужчина на первой минуте свидания позвонил в агентство. И, глядя сквозь Люду в даль туманную, громко и раздражённо сказал в трубку:

– Я же русским языком объяснил: возраст до тридцати, ухоженная, стройная… А вы подсовываете каких-то тёть Моть, чёрт знает что.

«Тётя Мотя» и «чёрт знает что» под именем Люда, сидела, помертвев. Не взглянув на неё, кавалер удалился в даль туманную, где брезжили юные и ухоженные длинноногие фемины.

– До сих пор не могу себе простить. Я так жалко улыбалась.

***

И снова повторюсь: бодливой корове бог рогов не даёт. Я вот ни о каких любовях не смела мечтать. Тихоня и дурнушка, затёртая видными рослыми одноклассницами, затем однокурсницами, затем дамами на работе. Мама фальшиво утешала:

– А мы не заплачем, да, доча? Заделаем себе ляльку – всех ещё завидки возьмут. Главное: пустить корешки.

Я очень чадолюбива. Едва завижу малышонка, усипусика, такого всего сладкого – приседаю на корточки, тискаю, зацеловываю. Дворовые мамочки тут же пользуются моей слабостью. Просят посидеть минутку и срываются по своим делам. Минутки перетекают в часы, а я и рада.

Чужих мам на улицах и в магазинах пугает моя страсть. Даже звонили в полицию, заподозрив ненормальную тётку в педофилии и киднеппинге.

А вот со своими корешками у меня не заладилось. Хотя даже врачи, когда лечили меня от бесплодия, хвалили мой «выдающийся» таз: «Попа шире комода. Родишь – как пукнешь».

У меня нет детей, зато есть любящий муж с внешностью итальянского героя-любовника. Женщины на улице шеи выворачивают.

Жгучая шевелюра с выбеленной косой прядью. Бледное, будто театрально напудренное лицо. Страстный взор, который тщатся притушить чёрные девичьи ресницы. И подбородок у него такой… колоритный, тяжёлый. Будто изуродованный, развороченный, изрытый шрамами и воронками. А присмотришься: просто раздвоенный, вернее, растроенный (разделённый на три) глубокими выемками. И при такой колоритной внешности – прозябать в рядовых электриках жэка номер шесть…

Это сейчас я его усмирила и обуздала, он тих и послушен, и смотрит в рот своей богине. А 25 лет назад кипели шекспировские страсти – только держись.

Мама испугалась, когда его увидела: «Посмотри на него – и посмотри на себя. Его же бабы в клочья порвут. А ты будешь сидеть дома и нюнить. Роди от него – красивый ребёнок получится. Но не более».

Однако жених вовсе не собирался поматросить и бросить, и ограничиться донорством спермы. Он хотел марша Мендельсона, золотых колец, кисейной фаты и чёрного фрака, звона бокалов, венчальных свечей.

Наше выяснение отношений произошло в его гараже. Мы сидели в тёплой, чистенькой как горенка, уютно устланной старыми ковриками «пятёрке». Я ему мягко сказала «нет», мотивируя отказ разными малозначительными и многословными причинами. Забалтывала его, как учила мама.

В магнитоле заливалась суперпопулярная Марина Журавлёва. Сегодня она напрочь забыта, а тогда её девчоночий звонкий голос вырывался из каждого окошка:

– На сердце рана у меня,

Твои слова – полынь-трава…

Он щелчком заблокировал дверцы и завёл двигатель. Глухо, мрачно сказал: «Не имеет смысла жить дальше. Если не скажешь „да“ – умрём вместе». Начитался дешёвых глянцевых романов на ночных дежурствах в жэке?

– Полынь-трава, полынь-трава,

Ах, как кружится голова! —

страдала Журавлёва. Салон медленно заполнялся удушливым газом…

Свадьбу назначили на майские праздники – в ближайшее время не было свободных дат. Тогда активно вступало в брак многочисленное поколение семидесятых. Хотя в мае жениться – всю жизнь маяться.

За дефицитным свадебным платьем (тогда всё было дефицитом) мы ездили в дальний райцентр. Там товары продавали на купоны: за сданные ягоды, грибы, лекарственные травы, шкурки диких и домашних животных.

У нас не было купонов, но продавщица рада была избавиться от давно висящего длинного белого платья 44-го размера. Лиф «анжелика» худо-бедно закрывал полиэтиленовый чехол. Зато полутораметровый в диаметре, взбитый в пышную пену маркизетовый кринолин успел пропылиться и порядком пожелтеть. И всё равно в этом наряде я была как Золушка на балу, так что жених от избытка чувств подхватил и закружил меня.

Уже тогда я, тихоня, чувствовала свою власть над ним, и немножко капризничала и вредничала. Не помню, из-за чего в очередной раз выкаблучивалась, но капризно заявила, что свадьба отменяется.

Мы стояли в той же «пятёрке» перед пустынным нерегулируемым железнодорожным переездом. Ни слова не говоря, он въехал на пути и заглушил двигатель. По тому же гаражному сценарию, щёлкнули задвижки. И мы стали ждать поезда.

Ну, как ждать. Я визжала, кусала его руки, пытаясь разблокировать дверцы… Царапала в кровь его лицо, рвала волосы, молотила кулаками куда придётся. Когда послышался дальний перестук колёс и гудок – как миленькая дала страшную клятву стать его женой. В горе и радости, в нужде и достатке, в болезни и здравии.

Он повернул ключ зажигания, а машина… не завелась. Ни со второй попытки, ни с третьей. Я была в полуобмороке, не вылезла из машины и сидела как кукла. Он выскочил и один, вручную стронул и выкатил «пятёрку» вблизи от орущего тепловоза. Вот откуда у него стильная рафинадная прядь в волосах.

Я проболталась о случившемся уже после загса – иначе регистрация бы сорвалась, и моя страшная клятва на крови была бы нарушена. Мама рыдала как по покойнику. Подруги крутили пальцем у виска.

Патологическая ревность и расстройство психики! Вторая суицидальная попытка! Преднамеренное покушение на убийство! Нарциссизм в самом жёстком, извращённом его проявлении. Нашему браку предрекали: в лучшем случае развод через месяц, в худшем – смертоубийство.

Мы живём вместе уже четверть века, сыграли серебряную свадьбу. Мой Отелло характером оказался ягнёнок. Как будто те две единичные встряски, эмоциональных взрыва высосали из него всю заложенную энергию. Ни на что сил не осталось – только обожать меня.

А вот ребёнка, о котором мечтала мама и которого жаждала я – нам бог не дал. ЭКО, грязелечебницы, бабки, экстрасенсы – всё напрасно.

Между прочим, учёные доказали, что бездетные пары счастливее семей, где растут дети. Они с двойной – нет, с удесятерённой силой греют тихой, нежной, трогательной заботой друг друга. Не говоря о том, что живут спокойней и дольше.

***

Зато красавица и эгоистка Аэлита ни под каким видом не хотела иметь детей. Нынче полно таких оригиналов – их называют фриками. А тогда это был поступок из ряда вон. Вызов общественному мнению, плевок в лицо социалистическому государству, чуждые, привнесённые с загнивающего запада убеждения. Бабушки таких гневно клеймили «хиппи».

Под свою эпатажную позицию Аэлита подвела убедительную теорию. Не шерше ля фам – а шерше анфам. Ищите ребёнка. Дети – зло. Ради них на земле совершаются и оправдываются самые гнусные злодейства. Все мировые подлости делаются во имя детей – а вовсе не во имя женщины, как ошибочно решили когда-то бабники французы.

Допустим, кто-то хапает, хапает и не может насытиться (прекрасный пример – миллиардеры в России). Им говорят: побойся бога, куда?! У гроба нет карманов. На тот свет деньги не унесёте. Вы как будто две жизни собрались прожить.

Наивные! Не две – а три, пять, десять жизней они собрались жить: продолжаясь в детях, внуках и правнуках. И у гроба есть карманы. Карманы эти называются – дети, – Аэлитины без того большие глаза возмущённо росли на лице.

– Ради своего семени, своей кровинки человек готов потопить в крови земной шар, ободрать ближнего своего до нитки, обречь на голодную смерть половину субсахарной Африки. Да любая мамаша, не моргнув глазом, перегрызёт горло чужому детёнышу ради своего худосочного отпрыска!

И вот после этого прикажете любить этого якобы прелестного, лепечущего ангелочка, внутри которого уже заложен кровожадный, всепожирающий Дьявол?! А я, – вздымала она длинный породистый палец, – сознательно отказываюсь от продолжения рода. Пусть Зло оборвётся на мне. Я не позволю сорняку пустить корни, размножаясь злокачественным семенем!

Так говорила Аэлита, первая в нашей стране чайлдфри, повергая в ужас окружающих.

– Буду предаваться любви, одной только любви, не отягощённой, не омрачённой и не опошлённой появлением головастика, зародыша. Защищённый секс – слышали о таком?

И что? Ирония судьбы: Аэлита забеременела буквально в один из первых беспорядочных контактов. А всё потому, что соорудила вокруг себя многоступенчатые оборонительные рубежи: спираль, презерватив, безопасные дни, прерванные половые акты, лимонные дольки в интересном месте. Она была стопроцентно уверена в собственной безопасности. Первые грозные признаки в виде задержки, тошноты и округлённости талии – приняла за побочные эффекты противозачаточных таблеток.

И была страшно поражена, когда ей поставили пять месяцев, и было поздно избавляться от злокачественного семени и дьявольского отродья.

Растерянная, деморализованная, поверженная в прах Аэлита даже не могла указать на предполагаемых отцов. Они, как пчёлы, вволю и всласть повозились в её цветке. Утолив голод, взмывали и уносились прочь, сытенько втягивая похотливый хоботок и потирая перепачканные в нектаре лапки. Перепадало и мухам, и бабочкам, и комарам… Разве помнит прекрасный, щедрый, неразборчивый цветок всех полакомившихся его соком насекомых? Слава богу, хоть венеру не подхватила.

В полной задумчивости («в прострации», – говорила она) Аэлита проходила всю беременность. Она как бы прислушивалась к происходящим в ней странным процессам. И даже в момент потуг сосредоточенно, с мучительным выражением супила брови: дескать, как же это меня угораздило?!

Встречали её из роддома с большой помпой, с цветами и тортами, Люда и я с мужем. Так как мамаша и после родов всё ходила и недоумевала, маленький Серёжка оказался совершено заброшен. И запаршивел бы, и захирел, если бы мы не сделали его сыном полка.

Со временем Аэлита оправилась от удара, нанесённого ей коварной судьбой. Даже стала кое-как принимать участие в воспитании сына. С божьей и нашей помощью дотянули до школы.

Помню, оба не любили и старались оттянуть до последнего процесс проверки домашних заданий. Я не раз была свидетельницей оного. От тетрадки к тетрадке мамаша закипала как чайник, брызгала кипящей слюной, заводилась, лицо сердито краснело. Тут тройка, там нет домашней работы. А соединения, а помарки, а загнутые уголки и дурацкие рисуночки на полях?!

Дело заканчивалось тем, что Аэлита швыряла и даже рвала пополам тетрадь, и орала как ненормальная.

Класса с четвертого, к обоюдному облегчению, сын был отпущен с готовкой уроков в свободное плавание. И лишь в восьмом классе, по просьбе классной («Пожалейте со своим сыном учителей, почерк как курица лапой»), Аэлита заглянула в тетрадь. Лучше бы не заглядывала – домашкой там и не пахло.

Зато следовали откровения о какой- то Соньке в новых джинсах. Джинсам, исходя из повествования, очень даже было что туго обтянуть. Сын остался с этой Сонькой, скорее всего, прошедшей огонь, воду и медные трубы, наедине (боже мой, когда, где, у кого?!). Описывалось, как она, точно в сладкой пытке, нестерпимо долго снимала через голову майку… Потом, заломив руки и как- то особенно очаровательно вывернув их в локтях, расстёгивала лифчик…

В конце сын сетовал, что ничего с этой Сонькой не выгорело. Пока она напряжённо хихикала, а он тщетно пытался расстегнуть её и свои джинсы (эти современные пояса целомудрия), его рабочий инструмент повёл себя некорректно по отношению к даме. Сонька зло сказала: «Импотент», – и ушла, задёргивая на ходу «молнию».

Аэлита ещё долго, похолодев, соляным столбом стояла с тетрадкой в руках. Не знала, что ей делать теперь, как жить дальше, как им смотреть друг другу в глаза? Встретить его в этой вот окаменелой, горестной позе? Или сделать вид, что ничего не произошло?

Но Серёжка ведь сразу поймёт, поймает её за отталкивающие руки, заставит говорить правду. Ворчливо, скажет: «Ну что опять у нас приключилось? Я же вижу, ты сама не своя».

В Аэлите боролись два человека. Здравый и рассудительный убеждал: «Вспомни толстовскую Долли: как она пришла в отчаяние, застав маленьких детей, занимающихся в малиннике гадким. Ей тоже казалось, что всё померкло, пропало, что испорченных детей, маленьких рецидивистов, уже не исправишь.

На самом же деле это обычное взросление и познание своего и чужого тела».

За ужином (время и место их выяснения отношений и примирений) она кротко заметила:

– Я так и не поняла. Так как у вас развивались дальнейшие отношения с Софией?

На этом её самообладание закончилось, несмотря на всю предварительную педагогическую медитацию. С её стороны были крики, безобразие, слезы. Вечером помирились. Когда смотрели телевизор, он спросил: «Мам, а как ты, такая красивая, живёшь столько лет одна?».

Аэлита, забывшись, доверчиво начала было изливать душу… Но тут же спохватилась и несколько раз не больно подавила костлявым кулачком его лоб:

– Ах ты поросёнок, разве можно маму об этом спрашивать?!

***

Примерно в это время нас раскидала разлучница-перестройка. Ах, война, что ты, подлая, сделала. Люда уехала мыть задницы старухам в Германию. Мы с мужем подались на Камчатку за северными – и профукали последнее. Государство стряхнуло Аэлиту вместе с её НИИ с лица земли. А Сбербанк стряхнул все наши многолетние накопления в свои забугорные закрома.

Зато у Аэлиты был Серёжка.

О его дальнейшей судьбе жадно расспрашивали сейчас, при встрече.

Сергею стукнуло тридцать – а он и не заморачивался насчёт женитьбы. Айтишник на удалённой работе, заработал на отдельное жильё, завёл кота.

Вы заметили, сколько в последнее время появилось анекдотов про вредных обожаемых котов? Подразумевается, что их хозяева – одинокие молодые люди. И не просто холостяки – а злокачественные домоседы. Они добровольно заточают себя в четырёх стенах, впрочем, ничуть от этого затворничества не комплексуя.

Что вы: какие поездки, путешествия, какой мир – на кого оставишь кота? Переход с кружкой кофе из кухни в комнату – вот их путешествие. Компьютер – вот их мир.

Через соцсети Сергей и познакомился с юной чиновницей Кариной. На аватарке и в общении в чате она выглядела ангелом.

Первый скандал разразился на свадьбе. «Горько!» – взревели гости. Молодые поцеловались. Серёжкин рот и даже зубы приняли на себя половину пудры, густо-пунцовой французской помады и липких блёсток, по всем правилам наложенных в три слоя на уста невесты.

Серёжка повозил, покусал губы, пытаясь избавиться от стойкой косметики. Затем, отвернувшись, незаметно утёр их. Это увидела зоркая Кариночка и закатила истерику:

– Он меня не любит! Он мной брезгует! Он утёрся после меня! Я никогда этого не прощу!

Слёзы, визг. Бокалы, букеты, тарелки с салатом, куски торта, летящие в голову жениха. Последняя вишенка: сорванная фата, подхваченные юбки и побег со свадьбы.

Хорошо, мы с Людой замяли инцидент. Объяснили оторопелым гостям, что всё было так и задумано. Шутливая импровизация «Похищение невесты». Квест «Ищем беглянку». Торт в морду – вообще классика жанра.

Бурный свадебный сценарий растянулся на медовый месяц и выплеснулся далеко за его пределы. Кариночка искусно пользовалась давним женским способом: «хочу дам – хочу не дам» и «содержание мужа на голодном пайке». Способ этот работает только в отношении порядочных мужчин. Непорядочные: «Ах, так?» – начинают восполнять недостаток секса на стороне.

С кем прокатит, а с кем нет – ангельские стервочки, вроде Карины, унюхивают мгновенно. Глубоко порядочный Серёжка ходил осунувшийся, с лихорадочным блеском в глазах и ел жёнушку глазами.

По взмаху приклеенных Карининых ресниц готов был исполнить любое её желание. По её приказу «оторвал зад от дивана» и устроился в логистическую компанию. Затем из дома вылетел кот: хорошо хоть, не на улицу, а к Аэлите. Кстати, приходы свекровушки в гости тоже не приветствовались.

Серёжка из гордости никому о домашних баталиях не рассказывал. Зато глупая Карина свистела налево и направо о том, что крутит мужем-слизняком как хочет, и вытирает об него свои лабутены.

Аэлита, с нашей помощью, пыталась приструнить Карину – по-нашему, по-простому, по-бабски. Но хитрюга тут же нажаловалась Серёжке. И он – откуда взялось – твёрдо сказал:

– Вот что, мама. Вот что, тётушки. Я вас всех помню и люблю. Но это мой дом, моя семья, мои границы. Убедительная просьба их не нарушать и в нашу с Кариной территорию не вторгаться.

– Жизнь всё расставит по своим местам, – решил наш женсовет.

И не ошибся: жизнь начала потихоньку сдёргивать пелену и раскрывать Серёжке глаза. Ещё чуть-чуть… Но тут Кариночка очень мудро и вовремя забеременела.

На свет появилась нескладная, некрасивая и очаровательная девочка – копия маленького Серёжки. Похожа на лягушонка: с такими же оттопыренными ушками, приплюснутым носиком и широким ртом. Серёга увидел торчащий из свёртка носик – и пропал.

Пока Кариночка делала карьеру у себя на службе, сидел с дочкой вечерами. О Карининой стремительной карьере ходили нехорошие слухи. Аэлита с негодованием отвергала их. Сноха? Изменяет? Я вас умоляю!

Кариночка была типичный офисный крысёнок. Мышь бледная. Постно опущенные глазки. Птичьи пёрышки на голове, гладко стянутые в лакированный узелок. Пастельная полупрозрачная косметика – почти её отсутствие. Английские серые костюмы, узенькая юбка до середины колена. Даже двенадцатисантиметровые шпильки смотрелись целомудренно и стыдливо на её ножках-соломинках.

Помилуйте, какое «гуляет»? Слишком воспитана и брезглива, а слухи распускают конкурентки.

***

Но вот Аэлита объявляет срочный сбор женсовета. Собираемся в нашем баре. Она потеряна, лицо меловое, челюсть и руки трясутся. Приходит в себя, только глотнув из крошечной толстенькой рюмки коньяка.

Рассказывает. Вчера поехала на дачу помыть в домике. Да, рано, ещё снег вокруг, но ведь и весна нынче ранняя, оголтелая. Идёт, значит, с автобуса – а возле домика стоит знакомая «мазда» (желание №3 Кариночки). Аэлита замедлила шаг, ступила с дороги и присела за соседскими кустами.

Дело в том, что утром они виделись с сыном. Тот жалел Кариночку: жена вся на нервах, непрерывные зональные совещания, даже обеденный перерыв отменили. У неё важный доклад, лишней секунды поговорить нет.

В Серёжкином голосе подрагивали и звенели торжество и упрёк, и вина перед женой. Дескать, вот, мамочка, ты с подружками всё точишь зуб на Карину – а она, бедная, бьётся как рыба об лёд, всё в дом, всё в семью.

Из соседских, по-весеннему прозрачных кустов всё хорошо просматривалось. Из домика вышла Кариночка, застёгивая свою белую шубку, и мужчина, на ходу накидывая дорогое пальто.

– Они шли такой расслабленной походкой… Лениво, устало приволакивая ноги. Как ходят после… Ну, после… – Аэлита положила руки на стол и спрятала в них лицо.

Пара не спеша села в машину. Откинулись на спинки, закурили и довольно долго беседовали. Нисколько не боясь, не стыдясь, что появятся соседи, доложат свекрови.

Кариночку всегда отличало это бесстрашное равнодушие, холодная отвага, уверенность в себе: «Пшли все вон, я королева». По-простому, это называется хамство и наглость. Она будто всегда пребывала в анабиозе, и её тело хранило температуру на несколько градусов ниже прочих теплокровных женских тел.

Мужики от этой холодной взбалмошности офигевают, теряют остатки ума: вспомните Настасью Филипповну. Женские равнодушие, презрение и самоуверенность притягивают и парализуют их слабую сущность, как змеиный взгляд. И вот они уже готовенькие, и, ужаленные, зачарованно, покорно и неотвратимо ползут в пасть, чтобы быть заживо проглоченными и переваренными.

В Аэлите всё кипело, она напорола горячку. Как только машина уехала, набрала сына.

– Серёж, позвони Карине, узнай, где она. Да, надо. Да, очень. Потом объясню.

Через полминуты озадаченный Сергей сообщил: «Кариночка с утра в президиуме на совещании. Распсиховалась и сказала, что отключает телефон, чтобы не мешал».

Вот всё и встало на свои места.

Вечером этот подкаблучник рассказал жене об Аэлитином звонке. Что тут началось! Кариночка же не зря в совершенстве знала тысячу и один способ размазывания мужчины по стенке.

Она мгновенно сбросила змеиную переливчатую шкурку, вышла из холодного, спящего состояния. Превратилась в расхристанную торговку с Перевоза – тем, кем была в душе на самом деле.

Поток грязных слов, изрыгаемых бледными фригидными устами воспитанной Кариночки, состоял из трёх и пяти букв, и прямо и грубо обозначал половые органы и отношения между мужчиной и женщиной. Поток этот обрушился на Серёжку и окончательно смял и погрёб его.

Досталось по самые помидоры и «подозрительной, параноидальной мамаше», и ревнивому на пустом месте мужу дураку. В то время как она, Карина, пашет как проклятая… да когда этот ад кончится… да пошли вся ваша семейка на…

Покидала шмотки в сумку, схватила ключ от авто и дочку под мышку – и умчалась к родителям. Очень, очень надёжный и единственно верный ход со стороны бл… в такой ситуации.

Её родители, тоном оскорблённых августейших особ, выступили по телефону в роли переговорщиков. Оказывается, мужчина в дорогом пальто – это кузен Адик. Он хочет купить участок в их дачном обществе. Кариночка любезно обещала помочь Адику – что в том криминального? А что касается совещания – их девочка на полчасика отпросилась у начальника.

Карина нетерпеливо выхватила трубку. И – полилось, хоть нос зажимай. «Только воспалённое воображение… Бешенство матки твоей неудовлетворённой мамаши… Психушка плачет…»

Серёжка, опустив голову, смертельно побледнев, слушал в трубке выплёвываемые, злобные оскорбления в адрес матери. Он готов был не то выслушать, лишь бы ему вернули дочку.

Вечером Кариночка въехала на белом коне, колени которого униженно лобызал Серёжка. До своих худосочных капроновых коленей жёнушка не допустила: не заслужил. В тот же вечер поспешила закрепить победу на завоёванных рубежах. Села в машину начальника и уехала на ночное дежурство. Якобы какая-то прямая «горячая» круглосуточная линия: краевые выборы на носу.

Вернулась утром прокуренная, мятая, пахнущая дымом, шашлыком, коньяком и мужскими руками – и брякнулась спать. На Серёжку страшно было смотреть…

***

И снова бар, полутьма. Аэлита расстёгивает сумку и достаёт крошечный чёрный квадратик. Карта памяти регистратора. По нашему совету, она в тот же день умыкнула ключи от «мазды». Вынула видеокарту из гнезда и заменила другой. Уверенная в себе (оборзевшая, по Людиному определению), Карина не опустилась до того, чтобы заметать следы. Ещё чего, было бы перед кем.

Мы сидим за столиком с видом мисс Марпл, Джессики Флетчер и Насти Каменской, вместе взятых. Сейчас Аэлита прокрутит запись на планшете: о чём Кариночка говорила в машине с кузеном? О покупке участка? Или о том, какие позы вызывают особо улётный оргазм?

И тайное станет явным. Карина не отопрётся, стушуется, прижмёт хвост.

– Ну, давай, – неприлично торопит Люда. Ей не терпится расправиться с борзой Кариной.

– Кина не будет, девочки, – тихо говорит Аэлита. – Я стёрла запись, – и объясняет, хотя мы молчим: – Сейчас у Серёжки есть хотя бы дочка. А так не будет ни семьи, ни дочери.

– Ты с ума сошла? Обрекаешь его на адскую жизнь!

– Да. На адскую. Но на жизнь. А без дочки ему не будет никакой жизни. Даже адской. Жизнь продолжается, дамы.

Аэлита тонкими, с уже узловатыми возрастными суставами, пальцами переламывает и выбрасывает видеокарту в пепельницу. Мы не спрашиваем её: просмотрела ли она запись? И было ли там что-то? Зачем? Отныне ей нести неподъёмную, двойную тяжесть. И за себя, и за пребывающего в счастливом неведении сына.

***

Жизнь продолжается, дамы. Через год наш женсовет отмечает 8 марта.

В семье Сергея произошли большие изменения. Тот случай, когда говорят: не было бы счастья – да несчастье помогло. Кариночка серьёзно занемогла.

Неизвестно, в каких обстоятельствах места, времени и действия (скорее всего, на очередном пикнике с ночёвкой), она жестоко застудила все органы, относящиеся к сфере урологии, нефрологии и гинекологии. Отнялись ноги, скрутило так, что за месяц стала хроником. Её вывели на вторую, а потом и на первую группу инвалидности.

Сейчас Кариночка сидит дома в коляске, вяжет макраме и смотрит в окошко. Ждёт, когда покажутся муж с дочкой. И, блин, когда соизволит притащиться эта несносная свекруха, поднимет её, подмоет, смажет опрелости маслом «Джонсонс бэби» и поменяет памперсы?

Со своей мамашей Карина вдрызг разругались. Та заявила, что раз так – её носа тут не будет, она не собирается убирать говно за «зассыхой». Родная кровь, между прочим.

Аэлита рассматривает сухие, изъеденные моющими средствами руки, и вздыхает:

– Бедняжка Карина. Выпьем за её здоровье… – Горько усмехается: – И ещё за то, что бодливой корове…

– …Бог рогов не даёт! – хором заканчиваем мы.