Читать книгу Тайна Альпийской жемчужины - Надежда Голубицкая - Страница 3

Я не могу объяснить, почему вся эта ситуация с Мадлен вызывает у меня подобную смесь сомнений и недоверия, которая еще больше усиливается при встрече. Когда Натка представляет нас друг другу, я получаю от Мадлен взгляд, которым можно удостоить рыжего таракана на кухне. Новая Наткина знакомая обладает таким холодным взглядом черных глаз, который совершенно не вяжется с ее широкой улыбкой на «все тридцать два».

– К сожалению, я не знаю, получится ли вас двоих переселить в «Альпийскую жемчужину», – качает она головой с идеальной прической «волосок к волоску».

Всегда завидовала обладательницам столь послушных волос, особенно жгучим брюнеткам, как Мадлен. Моя пепельно-русая копна постоянно торчит в разные стороны, и хоть я ее и собираю в узел, выравниваю утюжками, утяжеляю гелями, все равно никогда она не будет столь аккуратной. Поэтому, смирившись, я выбираю идеальную длину для своих локонов – до плеч. А непокорную челку, норовящую упасть на лицо, удерживает от этого пара заколок и десяток невидимок

– Спасибо большое. Вы можете не беспокоиться. Никакого переселения не будет. Вдвоем мы справимся с проблемами тут, – спешу я заверить Мадлен и получаю по ноге пинок каблуком от своей подруги.

И почему это Натка оказывается в туфлях-лодочках на тонкой шпильке в том месте, где предпочтительнее горные ботинки? Не иначе прихватила для романтических вечеров с Русланчиком, даже не подумав, что они совершенно не подходят к гардеробу альпинистки. Но в этом вся Натка: сначала делает, а потом думает. Она, заискивающе улыбаясь, уговаривает Мадлен найти и для меня номер в этой «Жемчужине», а я никак не могу перестать внутренне съеживаться, встречаясь с чернотой ее глаз. Ничего конкретного не сказав и пообещав уладить этот вопрос, Мадлен, наконец, оставляет нас вдвоем.

– Славик, что на тебя нашло? – Наткины по-кошачьи зеленые глаза мечут молнии. – Я уверена, она смогла бы и тебе устроить номер в «Альпийской жемчужине». А так я буду вынуждена еще десять дней везде натыкаться на своего бывшего козла с его новой пассией.

– Ну, не знаю, – пытаюсь я объяснить свое непонятное внутреннее состояние и хоть как-то реабилитироваться перед обиженной подругой. – Я не вчера начала работать в турбизнесе, и для меня это все как-то подозрительно. Лучшие условия без доплаты… Как-то навевает мысль о бесплатном сыре…

– Слава Богу, паранойя сейчас успешно лечится, – философски бросает Натка и уходит, недовольно надув губы.

Вот тебе и радостная встреча с лучшей подругой! Но я знаю Натку – долго обижаться на меня она не в силах, не выдержит и пары часов. Уверенная, что скоро она прибежит, фонтанируя идеями вперемешку с упреками и извинениями, я преспокойно отправляюсь на небольшую пешую прогулку окрестностями отеля, вооружившись фотоаппаратом. Виды вокруг притягивают взгляд, а для меня, совсем неизбалованной путешествиями, вообще кажутся по-сказочному восхитительными. Фотоаппарат щелкает безостановочно, я стараюсь запечатлеть окружающую меня красоту. А это практически все: не только горные вершины вдалеке, но и блик солнца на ближайшей травинке, мелькнувший в кроне беличий хвост, наш отель, раскинувшийся у подножия горы в виде большого альпийского шале. Вершина Монблана переливается снежной белизной в лучах яркого солнца, а здесь, внизу, все утопает в сочной зелени, и только то тут, то там вздыбившиеся скалы, словно чешуйки огромного дракона, намекают на близость горных пиков и перевалов.

И я счастлива. Разве что не прыгаю от радости как восторженный щенок. Невольно прорывается довольная улыбка, я предвкушаю, как мы с Наткой будем разрабатывать план переселения Русланчика в мой номер. Уверена, что двойного натиска ему не выдержать. Он и раньше за импульсивность и эмоциональность называл Натку «гейзером», а я была удостоена прозвища «торнадо». Так что против нашей удвоенной разрушительной силы он не решится выступить, если конечно не самоубийца.

А потом вместе с подругой мы покорим вершину мечты, несмотря на все неприятные обстоятельства, встающие у нас на пути. На ярком небосводе моей уверенности в реализации задуманного в тот момент не возникает даже мельчайшего облачка сомнения. Но то, что происходит дальше, в корне меняет все мои планы. Опьяненная красотами, я хочу ближе сфотографировать скалу, виднеющуюся невдалеке, но когда оказываюсь возле нее, то даже дух захватывает от вида на живописную деревеньку с острым шпилем церквушки. Пейзаж словно сошел с одной из ярких картин Томаса Кинкейда. Утратив интерес к каменной глыбе, я поворачиваюсь к ней спиной и пытаюсь уловить фотоаппаратом удачный ракурс.

Вдруг за спиной слышится странный звук. Сначала раздается треск, словно кто-то в пустой комнате резко переломил толстую сухую палку, он сопровождается странным шуршанием, перерастающим в грохот. По-прежнему расслабленная с глупой счастливой улыбкой на лице я все же оборачиваюсь и вижу несколько сорвавшихся камней, которые с нарастающим ускорением дружно мчатся в мою сторону. Мозг в испуге отключается, но инстинкт самосохранения заставляет тело отпрыгнуть, как отпущенная пружина. Словно в замедленной съемке мимо проносятся грохочущие булыжники. Но я не из тех, кому так сказочно везет. Один из танцующих осколков скалы, стукнувшись о возвышающийся неподалеку гранит, отлетает словно теннисный мячик, отбитый умелой ракеткой, и попадает четко в мой фотоаппарат, унося его останки вниз по склону. И что же выдает мой мозг до того как другой булыжник, совсем небольшой, повторяет пройденную первым траекторию? «Чёрт! Там были такие замечательные кадры!» – проносится в голове, пока в мою шевелюру не прилетает камень, и яркий дневной свет не меркнет, уступая место непроглядной темноте без звуков и каких-либо ощущений.

Первым возвращается к жизни слух, улавливая приятное женское контральто с едва слышимой хрипотцой. Мой бывший сходил с ума от подобного тембра и каждый вечер бежал к экрану смотреть прогноз погоды, вот только интересовали его не природные явления, а ведущая, а точнее ее голос. Мне, обладательнице «писклявого» по мнению Романа, оставалось только смириться с тем, как он с блаженным лицом упивался звуками, формировавшимся в глубине шикарной грудной клетки этой ведущей. И вот сейчас подобный голос настойчиво интересуется:

– Вы меня слышите? Как вы себя чувствуете?

Ну и что ей ответишь? Сказать, что ее голос доставляет больше дискомфорта, чем тупая головная боль? Я с трудом приоткрываю глаза и пытаюсь сесть, но мягкие заботливые руки удерживают меня.

– Вам лучше пока не вставать. И хоть рана небольшая, возможно сотрясение. Вы попали под камнепад…

Ах, вот оно что! Вот почему у меня такое ощущение, словно по мне пробежалось взбесившееся стадо бизонов! Память начинает возвращать последние картинки живописной деревеньки и катящихся с грохотом камней. Рука непроизвольно тянется к забинтованной голове, к тому месту, куда отлетел второй булыжник. Из груди вырывается стон, нет, не от боли, а от досады из-за того, что у меня постоянно все складывается не так, как у нормальных людей.

– Больно? Потерпите, сейчас сделаю укол, – склоняется надо мною обладательница контральто и я, наконец, могу ее рассмотреть.

Что-то мне подсказывает, что это именно та докторица, на которую Русланчик променял мою подругу. Пока она делает мне укол, я имею возможность получше рассмотреть разлучницу. И хоть я очень люблю Натку и на многое ради нее готова, но все же должна признать, что она внешне проигрывает этой сирене в белом медицинском халате. Передо мной натуральная блондинка с шикарной шевелюрой, крупными волнами спускающейся ниже поясницы. При этом темные глаза с пушистыми ресницами обладают бархатистостью взгляда, как у горной лани. Необычное сочетание, ничего не скажешь! А если сравнить поджарую спортивную фигуру подруги с пышными изгибами доктора, то сразу начинаешь понимать Русланчика. Недаром мне моя бабушка часто повторяла, когда пыталась откормить во время каникул свою тощую внучку: «Мужчины – не собаки, на кости не бросаются». Эх, были времена, когда я могла есть, что угодно и не толстеть, не считать каждую калорию как сейчас! А Русланчик, просто изголодавшись на костном бульоне, повелся на пряную отбивную, а вернее сдобную выпечку.

Мои неуместные размышления о еде прерывает появление моей взволнованной подруги.

– Сюда пока нельзя. Лучше не беспокоить пострадавшую, – решительно поднимает голову доктор.

Но повстречавшись с тяжелым Наткиным взглядом, она уходит, не проронив больше ни слова, оставив нас одних в палате медпункта. И скорость ее ухода подтверждает мою догадку о том, что она уже не понаслышке знакома с крутым нравом моей подруги.

– Как же ты меня напугала, – она подсаживается ко мне и горячо сжимает мою руку. – Ты как хочешь, но нам придется вернуться домой. Я по горло сыта этим отдыхом. Сначала мы чуть не сорвались со скалы, потом Русланчик преподнес сюрприз, теперь ты. Это место, наверное, какое-то проклятое. Не хочу здесь оставаться.

– Э-э, ты чего? Со мной ничего страшного не произошло, шишка и небольшая царапина, все в порядке, – пытаюсь я ее успокоить. – Мы же так мечтали покорить Монблан…

– Если у тебя сотрясение, то тебе лучше воздержаться от покорения высот, – в подруге просыпается зануда, которая если ее вовремя не усмирить, сломит любого своим упрямством.

Просто когда Натка втемяшит себе что-нибудь в голову, то проще с ней согласиться. Можно конечно поссориться, остаться здесь, а она пусть делает, как захочет. Но с любимой подругой я так поступить не смогу. Не в моей это натуре. Я понимаю, что есть все шансы того, что вершина мечты только блеснет красотой снежного пика еще раз на прощанье, но так и останется непокоренной. Нет уж, дудки! Я заслуживаю хоть на крошечную компенсацию за свое увольнение и затянувшуюся черную полосу жизни! Пусть хоть белоснежность горного пика внесет цветовую коррективу!

– Но лететь самолетом мне сейчас тоже нежелательно, – робко начинаю я.

– Мы можем спуститься в долину до ближайшего города, там найдем отель, походим по экскурсиям. Или вернемся поездом или автобусом. Все расходы я беру на себя.

Подруга всегда рационально относится к финансовым вопросам и нынешняя безудержная щедрость как никогда указывает на серьезность ее настроя.

– Просто я не могу больше здесь оставаться. Столько неприятностей, свалившихся ни с того ни с сего, меня пугают. Я буду бояться даже нос из номера показать.

В голосе Натки слышатся слезы. И эта стадия самая опасная – если она разревется, то обратного пути не будет, и тогда прощай мой отпуск мечты. Ради Монблана я готова на все. Наверное, даже будучи вся в гипсе, я все равно поползла бы к этой вершине. Особенно после того как полюбовалась нею воочию. А тут какая-то шишка!

– Я не останусь в этом проклятом месте, – упрямо повторяет Натка.

– Но если дело только в этом отеле, то можно поискать другой, а не возвращаться домой.

Однако на мое предложение подруга отрицательно трясет своими рыжими кудряшками, и мне ничего не остается, как уцепиться за последнюю соломинку.

– Мы можем переехать в эту… как ее… «Жемчужину Альп», – я уже согласна и на это, лишь бы не уезжать или не ссорится с Наткой, оставшись одной здесь. – Возможно, твоя Мадлен сможет организовать мне номер за кое-какую денежную компенсацию?

Натка все еще сомневается, беспокойство о моем здоровье не позволяет ей вот так просто согласиться. Но я вижу, что в плотной стене ее упрямства показывается брешь, которая рано или поздно принесет мне победу. И кто бы мог подумать, что я могу быть такой непостоянной? Разве не я, одолеваемая плохими предчувствиями, отговаривала подругу и не хотела пользоваться услугами Мадлен? Ну что же, буду надеяться, что восхождение на Монблан стоит этих жертв.