Читать книгу Курмахама - Надежда Калинина - Страница 11

А дело было так. Первого сентября в десятом классе, где училась Елена, произошёл бунт локального масштаба. Перейдя в выпускной класс, наиболее продвинутые ученицы решились посягнуть на святая святых советской школы – школьную форму. В те годы школьная форма для девочек не менялась с возрастом и представляла собой тёмно-коричневого цвета платье до колен и передничек, который в зависимости от ситуации имел или белый (по праздникам), или чёрный стандартный окрас. В таких платьицах и передниках щеголяли все – от зелёных первоклашек до вполне оформившихся девушек, учениц выпускного класса. Менялись только размеры, фасон оставался незыблемым как смена времён года. Ничто не могло нарушить привычный ход вещей. По крайней мере, в той школе, где училась Елена Распопова. До тех пор, пока в дело не вмешалась эта самая Елена.

Ещё в конце девятого класса она, которую одноклассники все годы учёбы небезосновательно считали обыкновенной серой посредственностью, неожиданно почувствовала прилив неведомой доселе силы. Словно сработал внутри какой-то тайный переключатель, о существовании которого Елена даже и не догадывалась, поскольку на протяжении всей её прошлой жизни он не действовал ни разу. И вот, на тебе! В общем, Елена внезапно ощутила себя взрослой. Первой из всего класса.

Она помнила, как в то незабываемое утро вдруг увидела одноклассников в новом свете – они дурачились, галдели, носились по классу, в общем, вели себя так же, как прочая школьная мелкота. А Елене захотелось чего-то большего. Чего именно она тогда и сама не ведала, но уже чувствовала, чего ей точно не хочется – вести себя как маленькая, как ребёнок. Она не спеша прошествовала к своей парте и села, спокойно и отстранённо созерцая царящий вокруг шурум-бурум. Когда кто-то, пробегая мимо, случайно толкнул Елену, она не стала говорить обидчику ругательные слова или гоняться за ним с учебником, чтобы треснуть нахала по башке, а лишь брезгливо сморщила носик в его сторону. Весь день она продолжала в том же духе, интуитивно подстраиваясь под новую свою внутреннюю реальность. А через неделю «взрослое» поведение Елены вошло у неё в привычку.

Произошедшая с Еленой метаморфоза не прошла незамеченной. Сначала её оценила соседки по ближайшим партам, которые с лёгкой руки Елены тоже стали вести себя рассудительно и даже степенно, потом перемену заметила и их классная руководительница, обронившая после уроков что-то типа «молодец, Распопова, кажется ты наконец повзрослела». В общем, к концу учебного года Елена – абсолютно неожиданно для себя – стала неформальным лидером девочек класса, и даже записные заводилы, ранее бывшие в классе особой кастой, начали копировали её поведение.

Именно в ту пору на девчоночном совете, состоявшемся однажды после уроков и проходившем вокруг парты Елены, и было решено – в десятый класс все придут без ненавистных передников. А главное – каждая в новом платье. Дескать, пора уже показать себя во всей красе – не дети, чай. Даже обоснование для столь нахальной выходки придумали, чтобы всё действительно выглядело по-взрослому. Решили на все наезды учителей и прочего начальства отвечать, мол, так и так, фасон новых платьев не предусматривает ни стандартные накладные белые воротнички – ещё один извечный атрибут школьной, – формы, – ни дурацкие одинаковые манжеты. И уж тем более не сочетаются с ним какие-то примитивные фартуки.

– Хватит как домохозяйки в дурацких тряпках, приделанных спереди, по школе щеголять. Мы выросли уже! – под общее ликование вынесла вердикт самая бойкая из Елениных одноклассниц Танька Дериглазова.

Елена промолчала, но в душе её пели соловьи. В кои-то веки она захватила пальму первенства. Она – вечный середнячок, ничем не примечательная девочка со средними способностями и скромными внешними данными. И вдруг к её мнению стали прислушиваться все! Или почти все.

Разумеется, первого сентября в новых платьях пришли лишь некоторые девчонки. Кто-то побоялся, кто-то послушался родителей, а кому-то просто было всё равно. И всё же, к радости Елены, отступниц набралось человек шесть. Перед началом уроков «взрослые» девочки сбились в стайку, точно зная, что этот, объявленный системе образования вызов, непременно принесёт бурю негодования со стороны учительского состава и потребует от них сплоченности и мужества. Они ждали нападение, они готовились отразить натиск и знали, что вместе им будет перенести это легче.

Но поначалу всё шло как обычно, только кто-то из мальчишек присвистнул, озирая модниц весёлым взглядом, но и это прозвучало как одобрение, а не порицание. Да и те из девочек, кто пришёл в передниках, бросали в сторону Елены сотоварищи завистливые взоры.

Начался первый урок, который традиционно не предполагал излишней умственной активности и проходил, скорее, как классный час – всё-таки первое сентября, первая встреча после долгой летней разлуки. Даже для учителей встреча с обновленным и повзрослевшим классом тоже явление трепетное и любопытное. Поэтому пол-урока пролетели стремительно, с шутками-прибаутками, и классная руководительница, учитель русского языка и литературы, никак не могла успокоить перевозбужденный класс. Все наперебой старались блеснуть остроумием, накопившимся за лето и не находившим выхода до сегодняшнего дня.

Тем не менее, к концу урока дисциплина была восстановлена, и учащиеся прослушали небольшую лекцию о том, что ждет класс в ближайшее время. А перед самым звонком Римма Петровна, как звали классного руководителя десятого «А» класса, поимённо перечислила фамилии всех бесфартучных десятиклассниц и попросила их зайти на перемене в подсобку. Подсобкой называлось маленькое помещение, где хранились учебники и наглядные пособия, и которое, за неимением в школе другой территории для приватных бесед, учителя использовали как кабинет для переговоров с глазу на глаз.

Елена с присмиревшими подружками не без трепета переступили порог маленькой комнатушки и тесным кружком обступили единственный стул, на котором восседала Римма Петровна. Выждав многозначительную паузу, учительница ровным, спокойным голосом сделала модницам внушение, порекомендовав уже завтра прийти в школу «как положено» и впредь «неукоснительно соблюдать правила, установленные системой общего образования, и привести свой внешний вид к утверждённому министерством образования единому стандарту, иначе им точно придется разговаривать с директором школы».

– Поймите меня правильно, мои дорогие, – в конце изрекла Римма Петровна, со значением посверкивая очками в толстой оправе в сторону нарушительниц, – вас все равно заставят пришить белые воротнички, манжеты и надеть фартуки. Да, вы взрослые. Правда, взрослые. И это видят все – будете вы носить фартуки или нет. Но поверьте мне, противостоять системе – пусть даже когда вас так много, целых шесть человек – это всё равно бессмысленно и бесперспективно. Уж поверьте мне, давно уже взрослому человеку. Вам осталось потерпеть всего один год. Уже следующим летом вы сможете одеваться без оглядки на мнение учителей и сверстников. Послушайтесь меня и потерпите. Иначе всё это кончится скверно.

Девочки молчали, потупив глаза в пол. Потом самая болтливая из одноклассниц, Юлька Говорова, открыла было рот, чтобы что-то возразить, но Римма Петровна, не дав Юльке даже начать, властно остановила её рукой, точно припечатала ладонью рот ученицы.

– Я не вступаю с вами в дискуссию, – отчеканила она совсем другим, совершенно начальственным тоном, – я даю вам совет. Совет, можно даже сказать, дружеский. Всё, я пошла, у меня уроки.

Девочки печально побрели в коридор, подпираемые сзади Риммой Петровной. У дверей класса учительница оставила их.

– Подумаешь, совет! – прошипела в прямую спину удаляющейся Риммы Петровны Танька Дериглазова, – не собираюсь я ничего пришивать, да и фартук давно выбросила. Пусть Римма сама год терпит, если ей надо!

Сказав это, она обвела подружек глазами, ища поддержку. Но остальные задор Таньки не поддержали. Только Елена, испытывающая чувство вины – всё же инициатива изначально исходила от неё – быстро закивала в ответ и пробормотала:

– Я тоже, я тоже. Пусть родителей вызывают в школу, я не сдамся!

Вышло не очень-то убедительно. Девочки потащились обратно в класс, настроение у них упало, и всё же они из последних сил пытались держать бодрый вид. И постепенно хорошее расположение духа вернулось к нашим бунтаркам. Буквально вся школа в этот день смотрела только на них.

Кто-то разглядывал модниц с нескрываемым любопытством и даже восхищением. Кое-кто поджимал губы и неодобрительно качал головой. Куда бы ни пошли бесфартучные десятиклассницы, они постоянно слышали, как за их спиной шушукаются, их обсуждают.

Больше других недоумевали, разумеется, мальчишки-одноклассники, которые никак не могли взять в ум, как же им теперь общаться со своими повзрослевшими товарками. Прежние панибратские отношения, очевидно, канули в прошлое, а к новым мальчики, созревающие не так быстро как девочки, просто ещё не были готовы.

На протяжении всего этого дня Елена регулярно ловила на себе быстрые взгляды, которые украдкой бросали на неё мальчишки. И в каждом из них ощущалось удивление, смешанное с восхищением и даже благоговением. Уж больно она, как и остальные бунтарки, не походила на ту бесцветную салажку, с какой они расстались совсем недавно, только в конце весны! Словно новое платье – не то коротенькое, с подолом чуть ниже попы, в котором она щеголяла в девятом классе, а новое, красиво приталенное, удлинённое, ниже колена – наделило её некоей манящей загадочностью, отстранённостью и притом желанностью. Ощущая это перегретое внимание, Елена чувствовала себя на седьмом небе. Судя по лицам, остальные бесфартучницы испытывали сходные эмоции.

Естественно, на следующий день все бунтарки с видом триумфаторов явились в школу без фартуков. Недолгой оказалась их радость. Прямо с первого урока девушек, не внявших уговорам классного руководителя, вызвали к завучу школы.

Правда, на этот раз «взрослая шестёрка» шла на ковёр с другим чувством. Воодушевлённые пусть и не высказанным вслух, но хорошо читаемым одобрением школы, девочки переступили порог кабинет завуча с гордо поднятой головой. Каждая была готова к битве, каждая смотрела в лицо противнику гордо и независимо. Все как одна считали, что отступать уже поздно, да и некуда. Но противник оказался их достоин.

Завучем школы в те годы была Элеонора Викторовна Бурова – одна из тех советских женщин, которые вместо личной жизни имели лишь биографию. Причём, всю эту биографию пытливый глаз мог легко считать непосредственно из облика Буровой. Элеонора Викторовна неизменно появлялась в школе в строгом, блёклых тонов костюме, с юбкой из скучной плотной ткани, и в тяжёлых туфлях, напоминавших по виду солдатские башмаки. Это была рослая, дородная женщина неопределённого возраста с вечно брюзгливым выражением лица, которое свойственно людям, подмечающим в жизни одни недостатки. От тяжёлого сумрачного взгляда, которым Элеонора Викторовна удостаивала тех, кто вёл себя неподобающим, по её мнению, образом, вздрагивали не только ученики, но и учителя с родителями.

Разумеется, Элеонора Викторовна никогда не была замужем и своих детей не имела, потому что, «не жалея сил и здоровья, всю жизнь свою отдала делу воспитания подрастающего поколения», как неоднократно высказывалась о Буровой на школьных линейках директор школы, после чего обязательно всхлипывала, личным примером призывая присутствующих проникнуться широтой души завуча. Преподавала Бурова самую нудную, по мнению Елены, науку – историю, с её бесконечным заучиванием дат революций и съездов, имён предводителей народных восстаний и вечным обличением проклятых эксплуататоров. Последнее в устах Элеоноры Викторовны вообще звучало устрашающе. А ещё Бурова была членом партии, о чём любила упоминать при любом случае.

Вот какой грозный противник ждал Елену и её одноклассниц. Однако, войдя в кабинет завуча на этот раз, девочки ничуть не стушевались под немигающим пристальным взглядом Буровой. Упоение от собственной пробудившейся силы вмиг разрушило все бастионы страха перед Элеонорой Викторовной, возведённые девочками за долгие годы учёбы. Елена с вызовом выставила чуть вперёд ногу, Юлька Говорова заложила руки за спину и задрала подбородок, Танька Дериглазова так вообще стояла слегка подбоченясь. Горделивая осанка учениц не осталась незамеченной завучем, но, к удивлению вызванных на ковёр десятиклассниц, которые уже были готовы к бою и жаждали постоять за себя, за свой новый облик, Элеонора Викторовна не разоралась как обычно. Более того, она ни мимикой, ни жестом не выдала своё неудовольствие этой фрондой. А напротив, смягчила взгляд и заговорила благожелательно, почти ласково:

– Присаживайтесь, девушки, на диван. Мне бы хотелось с вами немного поговорить. Все там не поместятся, поэтому вы, Елена, сядьте, пожалуйста, в это кресло. А вы, Татьяна и Юлия, возьмите стулья у стены и пододвиньтесь поближе. Так будет удобно всем.

Обескураженные необычным поведением завуча, а также непривычным обращением на «вы» в свой адрес, девочки сразу потеряли в задиристости и послушно устроились: кто на диване, кто в кресле, а кто на стуле. Пока все усаживались, Бурова внимательно изучала каждую из пришедших, будто видела впервые. Затем на какое-то время в кабинете стало тихо, наконец, Танька не выдержала и выпалила:

– Элеонора Викторовна, зачем вы нас вызвали?

И тотчас покраснела, стыдясь собственной ребяческой несдержанности. Бурова ещё помолчала секунд десять, а потом всё тем же ласковым голосом, совершенно не сочетающимся с вросшим в её кровь и плоть грозным имиджем, ответила:

– Я хочу обратиться к вам с просьбой. Просьбой не простой, а особенной – как к взрослым людям. Видите ли, милые мои барышни. Вы начинаете последний учебный год в школе в ранге самых старших учеников. Отныне все классы младше вас, поэтому вы являетесь для других ориентиром, примером для подражания. На вас теперь смотрят почти как на нас, учителей. Кстати, и мы, учителя, тоже смотрим на вас немного по-другому, нежели на всех остальных. Вы в шаге от взрослой жизни, вы практически наши помощники в деле воспитания, особенно младших классов. Те на вас вообще с восторгом смотрят. Не заметили ещё?

Девочки быстро переглянулись, но хором отрицательно закачали головой. В этом кабинете гордиться своей взрослостью им казалось неуместным.

– Понятное дело, где вам на мелочь внимание обращать! – неправильно истолковав это поведение, хмыкнула завуч, – Эх, молодость! Всегда эгоистична, ничего вокруг себя не замечает.

Бурова повозилась в своём кресле, затем продолжила уже другим, менее сахарным тоном:

– Ну, тогда просто поверьте мне на слово. Смотрят. Я понимаю, вам не терпится стать взрослыми, и вы решили подчеркнуть это своими нарядами. Мне нравятся ваши платья, правда-правда. Они вам идут и даже на школьную форму очень похожи, но все же это не форма. Есть заведенный порядок, и пренебрежение этим порядком может привести к самым печальным результатам. Известно, что всё начинается с малого, но постепенно эта малость разрастается и приводит к гигантским последствиям. Ничтожное нарушение может перерасти в самые пагубные проступки. Верю, что вы, надев свои платья, об этом просто не подумали. Знаю, вы все хорошие советские девочки. Поэтому я хочу вас попросить уже завтра привести форму к установленному образцу. Очень прошу. Надо пришить белые воротнички, манжеты и надеть фартуки. Я всё понимаю, но это необходимо.

Девочки начали переглядываться между собой. Никто не хотел так просто уступать завучу, но и желающих высказать это вслух не находилось. И тут Юлька Говорова выпалила.

– Зачем нужны эти воротнички и манжеты? И особенно фартуки? Мы что, кухарки? Если бы от них польза какая-то была, то ладно. Так ведь нет же никакой.

– Вот-вот, – поддержала Юльку Танька Дериглазова, – к моему платью вообще ни один фартук не подходит. Платье длинное, а фартуки все короткие. Я же не официантка.

Видя, что остальные девочки готовы предъявить свои аргументы, Элеонора Викторовна взяла инициативу в собственные руки и на полтона повысила голос, напомнив себя прежнюю:

– Тихо-тихо!

Но тотчас спохватилась и продолжила уже более доверительно:

– Только, прошу, не все сразу. Давайте поочерёдно. Я готова выслушать каждую из вас.

И Элеонора Викторовна уставилась прямо на Елену, видимо, ей уже сообщили, кто стал заводилой «фартучного бунта».

Елена не заставила себя ждать, и откуда только смелость взялась?! Она сама себя не узнавала.

– Элеонора Викторовна, вы только гляньте, у моего платья вообще некуда манжеты пришивать, видите? – Елена ткнула рукой почти в лицо завуча, – Здесь расклешённый рукав, для такого рукава манжеты не предусмотрены в принципе, ну, куда я должна нашить белую тряпку? И воротник у моего платья – стоечка. На такую модель не шьют белые воротнички. А если я надену фартук, буду выглядеть как дурочка.

К несчастью, от переизбытка эмоций на глаза Елены навернулись предательские слёзы. Она хлюпнула носом и отвернулась. Почуяв брешь в рядах соперников, Элеонора Викторовна ринулась развить успех:

– Не будете вы, Елена, выглядеть нелепо, уверяю вас. Ну, если вам некуда пришить воротничок, что ж, разрешаю не пришивать. Но фартук придется надеть. Каждой.

– Зачем? И так платья коричневые пошили, почти как форма, мы же почти ничем от других не отличаемся, чего же еще? Зачем фартуки? попыталась перехватить инициативу Танька Дериглазова.

Но было уже поздно. Бурова как заправский шахматист уверенно вела эту партию к своему выигрышу.

– Если хотите знать, я попробую вам объяснить, – голос завуча приобрёл нотки назидательности, и девочки, привыкшие, что таким тоном к ним обращаются учителя во время урока, покорно притихли, забыв о спорах. Тем более что, проговаривая последнюю фразу, Элеонора Викторовна встала.

– Видите ли, милые барышни, – Бурова вышла из-за стола и принялась расхаживать по кабинету, ненадолго останавливаясь около каждого посадочного места, будто адресуя свои слова каждой из девочек , -лично, – хочу вас спросить. Знаете ли вы, почему в СССР придумали единую школьную форму? Думаю, что не знаете или даже не хотите знать. А придумали ее вот по какой причине. Вам всем известно, что достаток в каждой семье разный. Мы коммунизм ещё не построили, поэтому есть у нас в стране семьи победнее, есть побогаче. И чтобы в школе все ощущали себя одинаково, не отвлекались на наряды, и была придумана единая для всех форма. Стоит она не дорого, всем по карману. А вы не задумывались, что будет, если всем ученикам позволить ходить в том, в чём им нравится? Получится тогда, что кто-то будет каждый день наряды менять, а кто-то, у кого денег меньше, в одном и том же годами ходить. Зависть начнется. Некогда будет об учебе думать. А в школе у нас главное – успеваемость, а не одежда. И вы своим поведением хотите сломать все то, что выстраивалось годами! Вы же понимаете, что мы не можем это позволить. Я готова разрешить вам некоторые послабления, которые уже озвучила, всё же ваши семьи потратились на эти платья, но не более того. И прошу вас понять главное. Своим пренебрежением к общепринятым нормам вы ставите себя выше всех других учеников в нашей школе. А это недопустимо, не по-советски, не по-комсомольски. Я надеюсь на вашу сознательность, и еще раз прошу всех привести в соответствие свои школьные платья. Ну, что? Договорились?

Все девочки согласно закивали. Капитуляция была безоговорочной и тотальной. Удивительно было другое – Элеонора Викторовна, которую все боялись и обходили стороной, зная ее крутой нрав, неожиданно показала себя истинным дипломатом, проявив терпение, мудрость и умение быстро и эффективно решить проблемные вопросы. Видимо учитель истории хорошо знала биографию А.В. Суворова и применяла на практике его девиз «удивить – значит, победить».