Читать книгу Раздразнить дракона. Интервью для Мэри Сью - Надежда Мамаева - Страница 4

Узнала я немало. Порою даже украдкой включала диктофон, выуженный из рюкзака, что ныне обретался в куле с одеждой, чтобы записать некоторые объяснения. На сей раз Брок потерял свое благородство и куль тащила я. Оттого незаметно достать боевого цифрового соратника труда не составило.

Оказалось, что в этом мире границы проходят по меткам земли – рекам и горам – лишь у людей. Небо же – вотчина исключительно драконов. Испокон веков их крылатые сыны рассекают облачную высь, а живут на парящих твердынях – островах. Там найдется место и скалам, и равнинам, и даже озерам. На мой справедливый вопрос: как все это уместить на одном клочке суши, пусть и весьма внушительном, Брок лишь хмыкнул. Но я пиявкой вцепилась в спутника, и он пояснил: если снизу твердыни практически все одинаковы, то сверху… чем сильнее энг, тем обширнее его владения.

Я долго вертела последнюю фразу в голове, пока не вспомнила о пятом измерении. Вернее, о тех фокусах с расширением пространства, которые современная наука двадцать первого века провернуть пока не в силах, хотя и рьяно мечтает. Впрочем, грезит об этом феномене не только наука, но и столичные риелторы. Последние даже порой почти воплощают сие волшебство в жизнь, умудряясь разместить на пяти квадратных метрах двадцать пять таджиков.

Но если этот энг, как я поняла со слов Брока – правитель твердыни, – умирал, то что происходило с его «расширенным пространством»? Сворачивалось до первоначальных размеров?

Когда я высказала свою мысль, Брок долго хохотал.

– Нет, конечно. Даже после смерти энга долина останется долиной, а горы – горами. Ведь чтобы их создать, верховный дракон отдает часть себя. А умирая – растворяется в твердыне. Именно по такой незримой связи энг всегда находит свой парящий оплот. Идет к нему по зову, как на свет маяка, сколь бы далеко ни занесли дракона его крылья. И наоборот – твердыня стремится к своему хозяину…

– А кто живет на этих твердынях?

– Как кто? Драконы, конечно.

– И много? – Меня одолел журналистский азарт.

– Соглядатничаешь? – подозрительно уточнил Брок.

– Нет, любопытствую. Исключительно по-женски, – улыбнулась я, пряча в складках ткани диктофон.

– Ну-ну, – не поверил дракон, но все же ответил на вопрос: – Немало. Парящие твердыни – наш дом, наша земля, наша держава. И пусть это не цельный материк, а острова, наша связь прочна кровными узами. Мы едины духом, не то что ваше лоскутное одеяло.

Что именно под этим самым «одеялом» имел в виду Брок, я поняла чуть позже: на земле – вотчине людей – было множество урядов. Равнинники, верхние, болотники, горяне, песчаники – будто заплатки на лоскутном покрывале. Они вечно воевали меж собою за приграничное поле или лес, озеро или деревеньку. Хотя часто заключались союзы – двое кнессов братались против третьего.

Но так среди людей водилось не всегда. Когда-то и человеческое племя было единым, а потом… Впрочем, не только люди и драконы делили этот мир. Имелись еще и подземники. Границей с ними считалась земная твердь. Бородатые карлики выходили на свет солнца редко. Чаще всего – чтобы обменять дары рудных жил на урожай, выращенный под небесами.

Церги, или гномы, были теми еще хитрецами и плутами. С людьми особо не якшались. Зато и войн с родом человеческим эти норники не вели. А все потому, что карлики, в случае чего, тут же ныряли в свои штольни, и выковырять их оттуда не имелось никакой возможности. А направят отряд – так обвалы дело нехитрое. Магия же в подземном царстве не действовала: вся уходила в землю.

– Поэтому воевать с цергами заклинаниями бессмысленно, – и столько затаенной боли и отчаяния было в этой короткой фразе Брока, что после нее тишина повисла надолго.

– А кто еще тут есть? Феи, эльфы…

Я замолчала на полуслове, наткнувшись на внимательный взгляд золотистых глаз.

– Эльфы?

– Ну да. Длинноухие, тощие, в лесу живут, из лука стреляют… – Я старательно вспоминала приметы классического эльфа. Почему-то у меня он ассоциировался с недокормленным Орландо Блумом.

– Длинноухие есть. Только они не в лесах. В море.

Мое богатое воображение сразу же пририсовало белобрысому герою «Властелина Колец» жабры и пару ласт. И как-то я в момент в местных эльфах разочаровалась.

– Но я бы не советовал тебе к ним соваться. Злопамятные, надменные… Как-то был у них с посольством. Так одна приветственная речь длилась почти целый день, до захода солнца. А потом была наша, ответная, столь же краткая, – мстительно добавил Брок.

– Как же ты под водой дышал? – не поняла я, но про «посольство» пометку в голове сделала.

– А я и не говорил, что они в самой воде плавают. У них на дне купола воздушные. Соединены словно соты. На тысячи дней пути простираются по морскому дну.

Я все же не утерпела. Сложила все, услышанное от Брока, припомнила его слова о том, что твердыня тянется к дракону, как и он к ней, присоединила слова о «посольстве», добавила реплику одного из охранников «был бы ты простым…» и ровно в середине описания ящером эльфячьего радушия невзначай задала вопрос:

– И тебе, энгу, эльфы не выделили отдельных покоев?

– Нет, они заверили… – начал было Брок и споткнулся о мой вопрос, как об извилистый древесный корень.

– Догадалась-таки, – раздосадованно хмыкнул он.

Я, до жути довольная собой, кивнула: все же сумела собрать из разрозненных обрывков, цветных и черно-белых, часть картины по имени «Брок». Значит, он действительно не простой дракон, а этот самый энг.

– Та твердыня, что чуть не грохнулась на нас, – твой остров?

– Она бы «не грохнулась», как ты изволила выразиться. Просто опустилась, сколь могла низко. Но я, пока не отдам долг, не могу взлететь. Истинный облик принять под силу, а взлететь – нет.

– И эта «тучка» теперь будет над нами висеть? – насторожилась я.

Да… С такой рекламной поддержкой в виде парящего острова-транспаранта прятаться смысла нет.

– Не будет, – отрезал Брок и, резко сменив тему, скомандовал: – Привал.

За разговорами я не заметила, как наступил вечер. Солнце склонилось к горизонту, окрасив все вокруг в тревожно-малиновый цвет. Заря одновременно и пугала, будто шептала душе спрятаться, затаиться, и манила неведомым: загляни, поверь в чудеса и сама стань частью этого чуда.

– Разведи костер, а я добуду ужин. – Броку были близки не красоты таинственного вечернего леса, а вещи гораздо более прозаичные.

Пара секунд – и он действительно ушел. Развернулся и растворился в чаще. Так, что ни один лист на ветках не дрогнул. А я осталась одна. Оперлась спиною о ствол, словно кто-то ослабил натянутую внутри меня струну. Усталость навалилась на плечи, придавила. А потом я запоздало вспомнила, что понятия не имею, как разжигать этот самый костер. Да и из чего.

Мучилась я долго и, подозреваю, что со стороны выглядело это весьма извращенно. Но поскольку отходить далеко боялась, то натаскала сухих веток. Сложив хворост в «пробник кургана», я окончательно пригорюнилась. Первый раз в своей жизни пожалела, что не курю. Зажигалка сейчас была бы как нельзя более кстати.

В тот момент когда вернулся Брок, тащивший добычу, я так и сидела, с ненавистью глядя на горку сухих веток, которые должны были стать костром.

– Пытаешься испепелить взглядом… Похвально, конечно, но огонь добывают немного другим способом.

Нельзя злить уже злую женщину, иначе окажешься не просто в луже, а по шею в воде. В воде Стикса.

– Например, наступить на хвост чересчур языкастому дракону? – нарочито заинтересованно спросила я.

– Зачем? – не понял Брок.

– Чтобы огнеструйный ящер от неожиданности плюнул сгустком пламени и наконец-то поджег этот сушняк. Ведь из нас двоих именно ты имеешь талант к поджигательству.

– Зато маг из нас двоих – ты, – парировал Бок.

– С чего это я маг?

– А как ты нейтрализовала плетение клетки?

Я лишь восхитилась пронырливостью одного ушлого ящера. Если ему прямо сказали, что я не могу ничего о себе поведать, так он решил вызнать все обходным путем.

– Я ни разу не маг. И являюсь только счастливой обладательницей одного родового проклятия.

– Интересно, какого? – сложив руки на груди, полюбопытствовал дракон.

– «Жить на одну стипендию», – в тон ему выплюнула я.

Дракон завис. А я наконец-то разглядела его «добычу» и, не удержавшись, протянула:

– Ты издеваешься?

Увы, Брок не издевался. На меня мертвыми выпученными глазами смотрела суровая здешняя реальность. Дракон и вправду добыл еду. Ну, во всяком случае, принесенное было белкового происхождения и еще недавно бегало. Даже со свернутой шеей оно агонизирующе дрыгало лапой. Склизкой короткой лапой.

Я с сомнением разглядывала гипотетический ужин, и отчего-то приобщаться к изыскам французской кухни мне хотелось все меньше и меньше.

– Слушай, а эта… – замялась, подбирая подходящее слово. Туша размером с крепкое мужское бедро больше всего походила на тритона. Раскормленного такого на харчах, облученных радиацией. – …Твоя добыча. Тебе ее можно есть?

– Почему нельзя? – изумился Брок.

– Ну вдруг это будет считаться актом каннибализма? Ведь он… она… – Я никак не могла определиться, и решила поступить, как Фурсенко с «кофе»: – Оно чем-то напоминает дракона.

Я не лгала: тело добычи покрывали кожистые наросты и складки. Конечности – короткие, мощные, венчали огромные когти. Широкий длинный хвост с шипастым наростом на конце в два раза превышал длину самой твари. А пасть со свешенным раздвоенным языком радовала мир двумя рядами мелких и острых зубов.

В общем, милая до жути зверюшка, способная с легкостью перекусить мою ногу. Сплошной дракон в миниатюре, только склизкий и без крыльев.

Брок закашлялся.

– Лекса. – Его губы произнесли мое имя и не смогли скрыть незлобивую усмешку. – Поверь мне. У тебя гораздо больше общего с морковкой, чем у меня с болотным жбыхом.

Я лишь хмыкнула над его «морковкой». И этот туда же! А вроде серьезный взрослый энг… Сразу же вспомнились дворовые дразнилки «рыжая-бесстыжая», «ржавая-корявая», которых я с лихвой собрала за свою лисью шевелюру. Оттого сравнение моих рыжин с морковкой не тронуло. Зато вторая часть его фразы про болотного жбыха заставила насторожиться.

– Так нет же вокруг никаких болот… – растерянно огляделась вокруг.

– Здесь нет. А чуть дальше начинаются топи. Вот этот… – тут Брок пнул тушу, – из них и выполз. Решил поохотиться на меня, пока я промышлял водяного зайца.

Мне стало любопытно: и как же Брок голыми руками хотел добыть упомянутого зайца? Как оказалось, дракону для такого ответственного дела руки были совсем не нужны. Достаточно и хвоста. Последним, к слову, и досталось по голове незадачливому жбыху, который вроде бы прицеливался зубами в ногу человека, а впился уже в ляжку дракона. Полагаю, это было последнее воспоминание болотника.

– Слушай, может, ты тогда и костер разожжешь? – вернулась я к проблеме обогрева.

Дракон натурально возмутился:

– Я тебе что, кремень с кресалом?

– А тебе сложно? – парировала я с выражением незамутненной невинности: ни капли сарказма в голосе, лишь искреннее удивление напрочь опероксиденной блондинки. – Если стесняешься, я даже отвернуться могу…

Увидев искреннее изумление на лице Брока, пояснила свою мысль:

– Ну вдруг ты стесняешься… раздеться, чтобы перевоплотиться…

Когда из в общем-то человеческой глотки вылетел натуральный драконий рык, я поняла: довела. Достала до самых драконьих печенок. А после того как Брок, не меняя ипостаси (лишь чуть, словно марево, дрогнули черты лица и на скулах обозначились костяные пластины), плюнул в мой шалашик из веток огнем…

Я искренне взмолилась, чтобы этот самый занявшийся курган из хвороста не стал для меня погребальным. Ибо клятвы – клятвами, но не факт, что они устоят против застилающей глаза злости. К тому же кто этих местных духов знает, может, у них существует амнистия по смягчающим обстоятельствам: состояние аффекта там и прочее…

Пламя весело затрещало, Брок, повернувшись уже наполовину одраконившимся лицом ко мне, вкрадчиво, выразительно поинтересовался:

– Все?

Я лишь сглотнула и активно закивала, подтверждая: таки все. Дракон резко развернулся и хотел было уйти, но я не удержалась и окликнула:

– Бро-о-ок!

Он медленно, как на шарнирах, развернулся и выжидающе уставился на меня.

– Брок, извини. Хотя я и не знаю толком, в чем моя вина, но извини… Я что-то не то сказала?

Дракон тяжело выдохнул.

– Ты сказала и сделала все абсолютно не то. – Он не сводил с меня взгляда, и я чувствовала себя крайне неуютно под прицелом золотых глаз. – Лекса, драконье пламя – это оружие. У вас, людей, святы боевые клинки. А просить меня разжечь костер… все равно что просить нарезать кровяную колбасу родовым мечом, тем, на котором присягают в верности и чести кнессу…

– Я не знала…

Раскаяние – редкий гость в моей душе – сегодня вечером решило-таки не просто нанести визит, но и от души отужинать.

– Как приготовить болотника, я полагаю, ты тоже не знаешь? – с обреченностью вопросил Брок.

Что ж, сегодня я, похоже, перевыполню свой личный план по печальным вздохам.

Ящер, будто смирившись, что ему досталась на диво непутевая «спасительница», предложил:

– Хотя бы найти два прута для обжарки у тебя способностей хватит?

На том и порешили. Как истинный журналист, я не только раздобыла два прутика. Нет, я, добыв их из поросли, так ободрала эти «липки», что Брок с трудом узнал в них «первоисточник». Больше всего они напоминали мочалки, насаженные на пики. Комели я даже пару раз кусала – столь сильно не хотели молодые деревца прощаться со своими корнями. Зато острые верхушки были что надо.

Дракон, увидев мои «прутики», выразительно хмыкнул… и, завернув мясо в лопухи и обмазав их глиной, положил «полуфабрикат» в прогоревшие угли костра.

Пока еда запекалась, а над поляной витал дразнящий аромат, я занималась самоедством: про то, как выживать в каменных джунглях, я знала все «от» и «до». Где соврать, когда промолчать, как драпать… Но здесь, среди лесов, в мире меча и магии, я была точно слепой кутенок. И это ощущение беспомощности грызло изнутри. Я его ненавидела.

Так ушла в свои мысли, что опомнилась лишь тогда, когда рядом со мною, подозреваю, что повторно, прозвучало:

– Ну же, держи.

Надо мною навис Брок. В одной руке он держал запеченный кусок, надо полагать, предназначавшийся мне, во второй – уже обглоданную кость.

– А?

– Держи, говорю, и ешь. Все готово.

С благодарностью приняла ужин, роль в приготовлении которого ограничилась моими потугами на помощь. Медленно начала отколупывать растрескавшуюся глину. Брок сел рядом, склонил голову набок.

– Лекса. – Толика внимания. Щепотка участия. Несколько крупинок задумчивости. Брок добавил нужные специи, чтобы придать своему голосу пряной остроты, заинтриговать. – Я наблюдал за тобой весь день.

Дракон смотрел пристально. Холод и беспристрастность золота глаз, сжатые губы, прямые плечи.

– И никак не могу понять, откуда ты? Не простолюдинка: нет натруженных рук и мозолей. Не из знатного рода: для этого в тебе слишком мало спеси и ненависти к моему племени. Ты не лжешь, когда говоришь, что не знаешь здесь ничего, но в то же время язык подвешен хорошо, будто долго училась говорить то, что хочет услышать собеседник. Правда, не все уроки этой науки ты усвоила… – Он оборвал себя на полуслове, следя за моей реакцией.

Провокатор! Думал, начну возмущаться? Не на ту напал. Я лишь вопросительно изогнула бровь. Брок как ни в чем не бывало продолжил:

– Скорее всего, ты дочь знатного горожанина, не державшая в руках топора и не вымешивавшая тесто в кадушке, но умеющая вышивать шелковые ленты.

– Не знаю. – Я тщательно замаскировала злорадство разочарованием и печалью.

– Значит, облегчить мне задачу не хочешь? – В голосе Брока сквозили вызов и азарт. Словно я была для него ребусом, который он вознамерился разгадать во что бы то ни стало.

Языки костра танцевали сальсу под вечерним зеленоватым сиянием небес. Вдалеке ухал филин, шепталась с ветром листва. Звуки ночи подкрадывались, кружили, еще не пугали, но настораживали.

Мне становилось все более неуютно в этом чуждом мире. Посмотрела в звездную высь. То ли облака, то ли далекие твердыни местами закрывали ее собою. Полная луна на небосводе, опоясанная розовым кольцом – еще одно напоминание, что здесь все не так, как на Земле.

Вопрос дракона остался без ответа. Впрочем, он его не особо ждал. Поднявшись, потянулся и широко зевнул. А потом подошел к ближайшей пушистой елке-шатру, чьи разлапистые ветви едва ли не мели землю, и сноровисто начал ломать лапник. Причем даже внушительные ветви трещали под его руками как зубочистки. Вот это силища!

За каких-то четверть часа ящер наломал две здоровенных охапки лапника и начал готовить себе лежанку, причем исключительно на одну персону. Впрочем, и мне дракон милостиво оставил своей зеленой колючей добычи, чтобы хватило на лежанку. А затем Брок демонстративно завалился спать.

Я же сидела, задумчиво глядя на огонь. Глаза буквально слипались. Но я все же пересилила себя: надо было просушить вещи, что вторые сутки прокисали у меня в поклаже. Не сказать что время оказалось совсем уж не властно над ними: водолазка успела не только высохнуть в форме сморщенного финика, но и основательно задубеть. Пришлось аккуратно ее распрямлять. От джинсов шел характерный душок.

Развесила свои вещи на нижних ветках и поняла: хоть режь, а третью ночь на дереве я не проведу. Потому по примеру дракона соорудила из остатков лапника некое подобие ложа в паре метров от Брока.

– Хватит копошиться. Ложись давай, если сегодня у тебя нет желания изображать белку, – недовольным голосом отозвался дракон.

А я-то думала, он уже десятый сон видит, а оказалось – бдит. Легла на лапник: неудобным оказался каждый сантиметр. В тело что-то впивалось, мешало, кололо. Повернулась на бок. Потом на второй. На спину. И тут до слуха донесся вой.

Одинокая и полная отчаяния песнь зверя. Звучала она у черта на куличках, но страх имеет свойство сокращать расстояния. Зато бок Брока вдруг показался мне далеким.

Придвинула свою лежанку на полметра. Это нехитрое действо отчего-то успокоило мои нервы. Правда, ненадолго. Мне начали мерещиться шорохи в темноте, взгляды из кружева листвы… Моя постель приблизилась еще на полметра к спящему дракону.

Я улеглась, на этот раз в твердой уверенности: все. Мне больше ничего не угрожает. Но вдруг откуда-то донесся скрип, словно несмазанные дверные петли приветствовал сквозняк, и я настороженно замерла… Не выдержал Брок.

Он поднялся, подошел ко мне, все еще лежавшей на лапнике, и рывком подтянул его к себе:

– Так будет быстрее, и я смогу хотя бы выспаться, – пояснил он свои действия.

Между мною и драконом было расстояние в несколько ладоней, когда я, все еще изображавшая замороженного суслика, услышала ровное неглубокое дыхание Брока. Он спал.

Вместе с этим знанием и на меня снизошел сон. Измученный разум решил, что сверхурочная работа, да еще и в ночную смену – это уже слишком. Потому сновидений у меня не было.

Посреди ночи я проснулась то ли от стона, то ли от крика. Брок метался в кошмаре. Не знаю, что ему пригрезилось, но у меня при взгляде на дракона, который бился, словно в силках, и никак не мог проснуться, в глубине души родился безотчетный страх, из тех, что подкатывают к горлу тошнотой и бросают в панику. На спине выступил холодный пот, а сердце забилось настолько бешено и гулко, что пульс отдавался в ушах.

Я никогда до этого не видела, чтобы человека так скручивало, будто пронзало насквозь, заставляя тело выгибаться дугой от кошмара. Что же должен был пережить Брок, чтобы его прошлое, просочившееся сквозь пелену сна, выворачивало наизнанку и не отпускало, не давало проснуться?

Потрясла его за плечи, силясь разбудить. Не вышло. Зато сильные руки сжали меня настолько крепко, что еще немного – и затрещали бы ребра.

Я решила оказать первую помощь. Себе. Потому саданула дракона ногой. Метила в колено, но то ли у меня с анатомией не лады, то ли мишень попалась дюже верткая… Хотя эффекта я достигла – Брок ослабил хватку.

Вот только не могу поручиться, что после своей самоспасательной операции я не нанесла невосполнимый урон будущему поголовью драконов. Зато с точностью могу утверждать: нынешнюю популяцию попаданок отстояла с честью.

Брок охнул, распахнул глаза, и я увидела, как его зрачок из змеиного перетекает в человеческий.

– Твою ж… за что? – только и выдохнул он сквозь зубы.

– Зато я защитила тебя. – Дракон все еще лежал подо мной, правда, уже перестал крутиться и изображать угря, нашпигованного хреном и перцем.

– Защитила… – подозрительно начал Брок.

– Да. От твоих кошмаров. Ты вопил почище нашей верстальщицы Айзы Ооржак, которой принесли статью за час до сдачи номера в печать. А она, скажу тебе, сущая гарпия с луженой глоткой! – ляпнула я, вспомнив журналистскую бытность.

– Как орут гарпии-верстальщицы, я не слышал, но вот чарующую песнь могильной гарпии как-то довелось. – Шипение в голосе Брока неохотно уступало место досаде. – Знаешь, сначала она заманивала доверчивых путников на погост, а там нападала со спины, вгрызаясь в шею… Оттого не пойму, о каких ты воплях? Кстати, а что такое статья и зачем ее совать в печень?

– Сдавать в печать. – Я машинально поправила дракона и спохватилась: – Не увиливай! Ты так орал и метался, что мне жутко стало.

– Поэтому, чтобы тебе не было страшно, ты улеглась на меня сверху? – поддел ящер.

– Ни на кого я не… – начала и осеклась. Да эта рептилия форменно издевается!

Теперь я основательно разозлилась. А если учесть, что даже кровь во мне отрицательная, чего уж говорить о характере… В общем, дракон попал.

– Конечно. А еще решила воспользоваться случаем и твоей беспомощностью, чтобы над тобой надругаться.

Лицо Брока вытянулось от изумления, но меня уже понесло.

– Да, может, я, разузнав, что рядом со мной цельный ящеристый энг, сразу решила родить от него бастарда и заиметь обеспеченную жизнь на этой твоей твердыне. Надо-то всего ничего – забеременеть. И не важно, что через штаны и юбку. Ведь на каждом твоем головастике наверняка стоит знак качества, и по этой причине отцовство тебя подстерегает чуть ли не на любом углу. Так что да, на твою грудь я улеглась с единственной целью.

Всю эту тираду я выпалила оторопевшему Броку, у которого желание поддеть меня явно упало и закатилось за плинтус. Вообще заметила, что едва мужику напоминаешь о возможных последствиях его действий, которые через девять месяцев облачаются в памперсы, как даже у самых сильных и брутальных мачо сразу все падает.

– Пожалуй, все-таки прав был мой наставник, говоря, что для собственного душевного равновесия с девой стоит быть тактичным всегда, – нашелся через минуту Брок.

– Тактичным – в смысле вовремя прикинувшимся слепым, глухим и вообще дураком? – невинно уточнила я. В душе все еще бушевала злость, находившая выход в ерничестве.

– Наставник выражался иначе, более многословно. Но общий смысл ты передала верно, – парировал дракон и, дрыгнув ногой, чуть сварливо предложил: – Может, ты с меня уже слезешь? А то, знаешь ли… – Он многозначительно замолчал.

Зато его выразительный взгляд сказал о многом.

Я тут же скатилась с Брока, а, оказавшись на земле, еще и отодвинулась подальше. Тоже мне, блюститель нравов. Интересно, он вообще не мерзнет там, на заснеженной вершине своих моральных устоев?

– Да нужен мне твой конец любви и два мешка воспоминаний! – буркнула себе под нос, но, как оказалось, у драконов отменный слух.

Уже севший на своей лежанке Брок упер руки в землю и, ничтоже сумняшеся, вернул мне издевку:

– А кто-то недавно как раз заверял, что нужен, даже о бастардах заикался. Вы непоследовательны, госпожа Лекса.

– Учусь у вас, господин дракон, – ответила в тон.

Брок, видимо, хотел мне на это что-то возразить, но лишь покачал головой и задумчиво посмотрел на угли прогоревшего костра.

Я тоже сидела, изображая тишину. Правда, недолго. Глаза сами собой начали закрываться. Плюнула на все и легла на свое место. Уже засыпая, услышала:

– Спасибо, что разбудила.

Да уж, долго же до него доходило. Или это затянулся бой между собственной совестью и ненавистью к людям?

– Не за что. Только в следующий раз не пытайся меня убить, бултыхаясь в своем кошмаре.

– То же самое могу сказать и о тебе. Пожалуйста, больше не буди меня столь оригинальным способом.

– Договорились. – Я пребывала сейчас в таком состоянии, что проще было согласиться с чем угодно, чтобы от тебя отстали, и наконец-таки заснуть. И заснула бы. Вот только женское любопытство, будь оно неладно, подняло голову с подушки в последний момент.

Я всегда люто ненавидела эту свою черту. Моя пытливость порой была настолько же невыносима, как хлебные крошки в постели: сколько ни ворочайся, а не уснешь, пока не разберешься с ними решительно и до конца.

– А что тебе снилось? – Я посмотрела снизу вверх.

Брок сидел, все так же глядя на уголья. Четко очерченный профиль, короткая косица, острый нос.

– Война. – Всего одно слово, в котором смешались в гремучий коктейль и злость, и боль, и отчаяние. – Но не думай. Я еще не путаю реальность и воспоминания. Хотя порой во сне я заново переживаю то, чего уже не изменить. А просыпаюсь, лишь прожив очередной кошмар «от» и «до».

Брок замолчал, но потом сорвал травинку и, повертев ее в руках, произнес на выдохе:

– Сегодня первая ночь, когда кто-то смог меня разбудить. Я так и не досмотрел до конца свой сон-кошмар.

Дракон говорил тихо, спокойно, размеренно. Сейчас его плечи расслабились, спина выпрямилась. Будто мой провожатый скинул тяжкий груз. Он чуть склонил голову набок, словно аристократ на великосветском приеме, и последние отблески дышащих жаром красных углей, как дотошные дознаватели, высветили седую выбившуюся прядь, что днем пряталась в волосах дракона.

– Спасибо…

Благодарность была столь неожиданной, что я даже растерялась. А когда я теряюсь, сразу откуда-то возникает сарказм.

– Знаешь, я всегда считала, что помогать людям надо так, чтобы они в благодарность хотя бы не вредили, поэтому лучшим вариантом твоего «спасибо» будет дать мне выспаться. – И гордо повернулась на другой бок.

Я уплывала в сон. Звуки леса уже не казались такими страшными и пугающими, наоборот, нашептывали, будто колыбельную пели. Хотя, может, все оттого, что я знала – рядом сидит и не дремлет, бдит, думая о чем-то своем, дракон?

Вот только когда я, казалось бы, уже совсем ушла в страну грез, послышалось шуршание, а потом чья-то сильная рука чуть подтащила меня к большому теплому боку. Меня словно спеленало коконом теплоты, уюта и заботы. И это – посреди дикого чуждого леса.

Мысль, что я все же сошла с ума, была на сегодня последней внятной. А потом… мне пригрезилась пятилетняя сестренка. Она объясняла, что гулять – это значит отталкиваться ногами от земли и рассекать личиком воздух. Я чувствовала себя счастливой в этом своем простом сне, который был родом из детства.

Утро встретило меня сонным колючим мужчиной, у которого явно прогрессировал собственнический инстинкт. Иначе как еще объяснить, что Брок не только притянул меня к своей груди, но еще и закинул для верности ногу на мое бедро, а его дыхание щекотало мне макушку.

Из этого двойного захвата я выползала ужом, чувствуя себя сапером на минном поле. Аккуратно, по миллиметру, отодвинула его руку от своей груди, медленно отвела драконову ходилку и уже было обрадованно поползла, как наглая ящерова лапа опять притиснула меня к себе.

Брок, к счастью, от моих маневров так и не проснулся.

Плюнула на тихушничество и во второй раз, скинув хваталку драконистого собственника, резко откатилась. Ящер недовольно заворочался, но вроде бы не проснулся.

– Этого не было. Ничего не было… – начала я сеанс самовнушения.

Брок недовольно заворочался. Я посмотрела на мирно спящего наглеца: ну чисто ребенок, у которого отобрали любимого плюшевого мишку.

Ранний рассветный час покрыл все окрест легкой дымкой тумана. Вокруг разлилась тишина. Но не такая, от которой звенит в ушах, вовсе нет. Она была объемной, наполненной едва уловимыми звуками, которые к полудню уже и не различишь за дневной суетой. Где-то трубили гордые лебеди, крякал хлопотливый утиный выводок…

Вчера усталость и пряный, сотканный из недавних переживаний воздух утаили от меня лесной секрет: наверняка совсем недалеко есть протока или озерцо. Иначе откуда взяться песням этих лапчатых?