Читать книгу «Собачий Сын» или император. Судьба великого князя Михаила Романова - Надежда Мустафаевна Гужук - Страница 6

Мария Александровна написала в своем ответе к Ники (Николаю II) среди прочего следующее:10 «Ты знаешь, что мои мысли и молитвы никогда не оставляют тебя – я думаю о тебе день и ночь, и иногда так болит сердце, что я не верю, что вынесу это далее. Но Бог милостив. Он даст нам силы для этого ужасного испытания… Хорошо уже то, что вы все здоровы и живете вместе и с удобствами. Прошел год с того дня, когда ты с Алексеем приезжал повидать меня в Киев. Кто бы мог представить себе все то, что ожидает нас. И то, что мы должны будем пережить. В это нельзя поверить. Я живу только моими воспоминаниями о счастливом прошлом и пытаюсь насколько возможно забыть настоящий кошмар. Миша тоже написал мне о вашей последней встрече в присутствии свидетелей и Ке… (далее неразборчиво: Керенского). О вашем мрачном отвратительном отъезде. Мы живем тихо и скромно и никого не видим, так как не имеем право покидать это место… Князь Шервашидзе недавно прибыл сюда. Это очень удобно, что он здесь, он очень активный, всегда в хорошем настроении и очень рад быть здесь и отдыхать после Петербурга, где было так ужасно… Я получила недавно письмо от тети Алекс (Александра, королева английская, автор) и Вальдемара, но они пришли с большим опозданием… Я скучаю без новостей».

«Последней встречей», о которой упоминает вдовствующая императрица, была встреча двух братьев непосредственно перед отправкой царской семьи в Тобольск. Были и другие лица, желавшие использовать датскую дипломатическую службу, чтобы передать сообщения арестованным или изолированным членам царской семьи. Так, в Лондоне в феврале 1918 года к датскому посланнику обратился П. Н. Врангель с просьбой переправить письмо брату царя, великому князю Михаилу Александровичу, а другое письмо – его секретарю, англичанину Николаю Джонсону. Письма должны быть доставлены в место назначения «абсолютно надежным способом». Генерал Врангель ранее состоял адъютантом великого князя. Можно предположить, что письма эти были переправлены из Копенгагена в Петроград, но, вероятнее всего, великий князь и его секретарь так никогда и не получили их. Как уже говорилось, великого князя Михаила Александровича в начале марта 1917 года выслали в Пермь, где он был арестован местным Советом. 12 марта 1917 года датский посланник снова отправил в Копенгаген такую тревожную телеграмму: «Полагаю своим долгом сообщить, что жизнь вдовствующей императрицы все более и более под угрозой. Вдовствующая императрица, две ее дочери и зять пребывают в ужасающей обстановке, полностью брошены на произвол облепивших их матросских банд. Они полностью без денег и нуждаются почти во всем. Я послал им вместе с доктором Кребсом 50000 рублей четырнадцать дней назад. Великий князь Михаил арестован и отправлен один в Пермь, с ним обращаются очень плохо… Его жизнь, несомненно, в опасности. Согласно последним донесениям из Тобольска, тамошний личный состав караула враждебен, и никто не может гарантировать, какую судьбу они готовят императору и императрице с детьми. Я не знаю, возможно ли заставить немцев потребовать безопасности императорской семьи так же, как они сделали это в знак уважения к балтийским баронам. Может быть, и невозможно, но я полагаю, это было недопустимо – не поставить министерство в известность об этих обстоятельствах. Итак, датский посланник был хорошо уведомлен о положении царской семьи. Драматическая телеграмма Скавениуса от 18 марта 1918 года, которая основывалась на информации, полученной из первых рук в Крыму, была сразу же доставлена королю Кристиану Х. Датский посланник призывал свое правительство направить обращение в Берлин, с тем чтобы немецкие верхи оказали давление на большевиков и предостерегли от посягательств на бывшего российского царя, его семью и ближайших родственников. Вильгельм ответил сразу же, 15 марта. Да, с одной стороны, он прекрасно понимает озабоченность Кристиана… этой такой близкой ему судьбой царской семьи, и, несмотря на то, что Кайзер и его народ страдали от несправедливости «со стороны когда-то благожелательной России», он все же хотел внести лепту в то, чтобы обеспечить царской семье более достойное и надежное будущее. Датский король, конечно, был разочарован уклончивым ответом Вильгельма. Если же Германия не желала оказать давления на большевиков, то никто не мог бы этого сделать. Вопрос о будущем русской царской семьи превратился, таким образом, в политическую проблему для многих стран Европы, чьи правительства или королевские дома в различной степени стремились оказать ей помощь, по крайней мере, добиться того, чтобы они оказались вне России. Не следует забывать о том, что многие европейские монархи, как бы ни складывалась в конкретный исторический момент политическая конъюнктура для их стран, всегда помнили, что они – родственники, кровно близкие люди. Английский Король Георг V является двоюродным братом Николая II. Эти двое внешне поразительно походили друг на друга, да и что здесь странного, если они были сыновьями сестер: вдовствующей английской королевы Александры и вдовствующей русской императрицы Марии Федоровны (они, кстати, всю жизнь поддерживали между собой тесный контакт посредством обширной переписки).

Французское и британское правительство (и особенно Король Георг V) несут личную ответственность за трагедию русской царской семьи. Для короля Георга и его собственный статус оказался выше жизни двоюродного брата. Требование ликвидации исходило из Москвы, и Ленин персонально причастен к такому решению. В конце июня Голощекин, военный комиссар Уральской области, прибыл в столицу для обсуждения деталей дела! Вполне правдоподобно, что окончательное решение было принято на заседании Совета правительства 2 июля 1918 года, и уже 4 июля ответственность за охрану дома Ипатьева, где находилась царская семья, взяла на себя Екатеринбургская ЧК и персонально ее начальник Юровский – человек, полной ненависти и жажды мести. В том же марте 1918 г., как уже говорилось, Харальд Скавениус позаботился о сыне великого князя Михаила Александровича – Георгии, и его английской гувернантке. Укрыв их в датском посольстве в Петрограде, Скавениус пытался отправить их в Данию. В конце концов с помощью фальшивых документов, которые представляли гувернантку как жену датского чиновника, Георгия и его спутницу удалось переправить через границу. Жене великого князя Михаила – Наталье (графине Брасовой), одетой в платье сестры Красного Креста, тоже с помощью Скавениуса удалось ускользнуть из России в Англию, где они с мужем жили еще до войны, высланные из России Николаем II, так как великий князь взял в жены женщину, уже дважды бывшую замужем.

Великому князю Павлу Александровичу, брату царя Александра III (следовательно, деверю вдовствующей императрицы Марии Федоровны), тоже предлагали тайно покинуть Россию. 9 августа 1918 г., еще до того, как он был арестован, – к нему явилась его приемная дочь Марианна с таким предложением от Скавениуса: великому князю предоставляют убежище в посольстве Австро-Венгрии (оно в тот момент находилось под защитой Дании), а через несколько дней он, одетый в форму венгерского военнопленного, среди других военнопленных должен быть отослан в Вену. Однако великий князь Павел тоже отказался от предложения покинуть Россию. К тому же предпочел умереть, чем надеть на себя австро-венгерскую военную форму – форму вражеской армии. Отклонил великий князь Павел и более поздние предложения о побеге, поскольку полагал, что это бегство повредит его племянникам – арестованным великим князьям. Вскоре и он сам был арестован. И теперь в Петрограде содержались в заключении уже 5 великих князей (Георгий и Николай Михайловичи, Павел Александрович, Дмитрий и Гавриил Константиновичи).

Великий князь Георгий писал тогда, в июле, жене из Вологды: «Мы в заключении уже 14 дней, и это ужасно, что никто здесь не объясняет нам причину… Многие из наших охранников помнят меня по фронту. Мы все вместе очень вежливо разговариваем друг с другом. Их идеи – невероятная смесь, виной чему большевистская пропаганда, которой их пичкают. Они словно толпа введенных в заблуждение детей… Вчера вечером мы ходили в церковь, и (там) были помещены за железной решеткой как звери… По требованию Урицкого нас теперь должны перевести в Петербург. Мы полагаем, что нас отсюда удаляют, чтобы мы не попали в руки союзников. Но с другой стороны, после всех этих ужасных новостей об убийстве полковника-царя и всей его семьи я не могу быть уверен, что они не сделают то же самое и с нами. Я уверен, что там они посадят нас в тюрьму, и, может быть, мы будем осуждены. Я не боюсь этого, потому что моя совесть чиста, и с помощью Божьей я спокойно умру».

Некоторое время спустя великий князь Георгий написал своей жене, что он лично не боится смерти, потому что все стало таким жалким в его стране, все потеряно, но для него, и он сам теперь не нужен России, где больше нет царя. И далее: «Я более чем спокоен, и ничто не тревожит меня более. Бог дал мне мужество, и мое сердце уже вполне пришло в себя после шока, который я пережил в январе в Гельсингфорсе, когда, после того как зажег свет, увидел револьвер, направленный мне в голову, и штык против моей груди… Я уже решил, что если меня прикажут застрелить, то откажусь, чтобы мне завязали глаза, потому что хочу видеть то оружие, которое должно убить меня. Я уверяю тебя, что ничего страшного в этом нет. Если это случится, то это будет в Божьей воле, а почему тогда не умереть с доверием?»

Находившийся тогда в Крыму великий князь Александр Михайлович, муж великой княжны Ксении, родной брат двух великих князей и кузен двух других, дал позднее такую характеристику своим казненным родственникам:

Николай – мечтатель, поэт, историк, человек совершенно республиканского устремления, холостяк без иллюзий, боготворивший воспоминания о своей единственной любви – короле из скандинавских стран.

Георгий – скромный и молчаливый, желавший быть только со своей живописью и со своими детьми.

Дмитрий – орел, гигант, обожавший конину, сознательный и вдохновенный женоненавистник, изучавший Библию и проповедавший Армагедон.

Павел – красивый, благожелательный, совершенно счастливый в своем морганатическом браке, не интересующийся ни на малую толику монархией и властью.

Совершенная бессмысленность этой мясобойни должна быть ясна самому беспощадному коммунисту.