Читать книгу Цъя - Надежда Никитченко - Страница 3

Цъя всегда было интересно, куда идут шагачи. Это случалось каждую осень – кто-то из них поднимался, тяжело вытаскивал из земли или асфальта свои массивные ноги, и шел. Куда шел? Почему осенью – Цъя не знала, но ей было очень любопытно. Иногда она находила целые просеки, протоптанные мигрирующими шагачами.

И вот однажды, бредя по городу без особой цели, она увидела его, шагающего шагача. Высокий ажурный треугольный силуэт, увенчанный развесистыми рогами, отчетливо выделялся на фоне низкого холодного осеннего неба. Не раздумывая, Цъя бросилась вдогонку. Он шел грузно, тяжело, раскачиваясь на ходу. С оборванных проводов сыпались искры, вокруг керамических патронов плясало голубоватое пламя высокого напряжения. Цъя догнала шагача и какое-то время трусила рядом, не решаясь прыгнуть – ее сильно беспокоил запах озона.

Хотя она знала что в принципе, шагачи миролюбивы, ей было не по себе, наконец она обогнала его, забралась на какой-то отдельно стоящий подоконник, и как только в оконной раме показался он, прыгнула. Шагач был теплым, на нем приятно пахло, неторопливо качало, и Цъя почувствовала покой. Она знала, что, окруженная высоким напряжением, она в безопасности. Шагач ее даже не заметил – его неудержимо влекло куда-то. До заката она ползала по стальному скелету шагача, удивляясь гармоничности и пропорциональности его конструкции. Потом, залезла на самую вершину и с нее наблюдала, как солнце садиться в далекое море.

Шагач шел на закат. Шел неторопливо и уверенно, окрестности известного города давно остались позади, потом позади остался и неизвестный город. Цъя забеспокоилась. Шагач шел по грудь в каких-то неизвестных ей конструкциях, золотых, алых, шелестящих. Пахло чем-то одуряющим и щемило в брюхе – Цъя не любила этого ощущения, однако слезать не торопилась. Любопытство было сильнее страха.

К утру следующего дня в воздухе запахло солью – шагач приближался к морю. Цъя никогда раньше не видела моря. Оно казалось черным и маслянистым, на тяжелых низких волнах лежали разноцветные пузыри пены. Вдоль берега, на разном расстоянии, стояли шагачи. По мнению Цъя они все были мертвы. Их руки-провода безжизненно свисали в море и не искрились. Одни стояли, наклонившись друг к другу, другие опирались на упавшие остовы. Прибой гулко и протяжно выплевывал и втягивал волны сквозь металлические кружева мертвых тел.

Цъя засуетилась. Она взобралась на самую верхушку своего шагача и принялась кричать, чтоб он поворачивал, пробовала дергать за провода, как дергают взбрыкивающую лошадь, но шагач не обращал на нее никакого внимания. Он упрямо шел к берегу. Наконец первая опора вступила в полосу маслянистого прибоя, потом вторая. Потом все четыре конечности погрузились в воду. Он все шел и шел – вода поднялась до первого яруса, Цъя влезла выше. Он продолжал идти. Вода закружилась уже вокруг крестовины второго яруса, синие искры заплясали по волнам. Он все шел. Цъя не на шутку забеспокоилась. Ей совсем не хотелось окунаться в эту холодную вонючую непрозрачную жидкость. Вдруг резкий толчок – Цъя едва успела ухватиться за опору – шагач стал. Очевидно, зацепился за что-то на дне. Дернулся еще раз, и начал крениться вперед, и упал бы, не упрись развесистыми своими рогами в другого горемыку. Провода бессильно опустились в воду, он еще раз дернулся, и замер. Цъя раздраженно ударила ладонью по металлическому скелету.

Некоторое время она посидела на остывающем остове. От скуки стала отколупывать куски ржавчину и бросать их в воду. Ржавчина падала на тяжелые волны, некоторое время бессильно качалась на поверхности, а потом как-то сразу скрывалась под водой. Ржавчина быстро надоела. Оглядевшись, Цъя заметила тяжелые фарфоровые головки на рогах шагача. Вскарабкавшись наверх, она с трудом скрутила их и, усевшись на ближайшей к воде перекладине, стала швырять их в воду. Вдруг вода под ногами Цъя пошла крупными пузырями, она едва успела поднять пятки, как под ней, показывая зазубренный спинной гребень мелькнула гладкая стальная спина. Развернувшись, тварь пошла в атаку. Цъя забралась повыше и, прицелившись, запустила фарфоркой в тварь. Удар пришелся в самый гребень. Что-то в воде утробно взревело, и вслед за гребнем показалась стальная клинообразная пасть, зубы-пилы бешено вращались, разбрызгивая тяжелую воду. Тварь подпрыгнула, уцепилась пастью в ребро шагача, полетели искры. Спустя мгновение тварь ушла в воду, унося с собой кусок стального ребра. Через мгновение плавник показался вновь и начал сужать круги вокруг опоры.

Цъя поняла, что пора удирать. Кинув последнюю фарфорку через плечо, она перескочила на соседнего шагача. За спиной послышался всплеск и разъяренный скрежет. Не ожидая конца спектакля, Цъя поспешила к берегу. Перепрыгивая с остова на остов, она уверенно добралась до каменного пирса. Последний шагач рухнул в воду прямо с пирса, и две ноги выгодно зацепились за ноздреватый бетон. Став на пирс, Цъя оглянулась. Ее шагач угрожающе качался. Окружавшие его остовы тоже ходили ходуном, а черная тварь рычала, разбрасывала искры и пускала липкие черные фонтаны.

Став на пирс, Цъя оглянулась. Просека, протоптанная ее шагачом, четко показывала, куда идти. Опускалась ночь. В портовой зоне кто-то начал протяжно и глухо подвывать. Поежившись, Цъя решила двигаться.

Стоило ей выйти на шагачью тропу, как инстинкт подсказал лечь. Цъя зарылась носом во влажный песок, над головой что-то свистнуло. Она перекатилась на спину. Черный серповидный силуэт делал круг, явно готовясь ко второму заходу, тут ее нагнала звуковая волна. За силуэтом в небе оставался реактивный след. Метнувшись под укрытие пирса, Цъя огляделась. На маяке отчетливо висело гнездо, сплетенное из стальных прутьев. Временами в гнезде вспыхивал свет, потом гас, потом вновь вспыхивал.

Цъя выругалась. Реактивные серпицы всегда охотились колониями. Это значило, что скоро здесь будет целая стая. Ждать было нельзя, серпицы прекрасно ориентировались на тепловое излучение. Однако радиус их поля охоты не превышал радиуса действия передатчика, стоящего в гнезде. Цъя еще раз выглянула: гнездо было громадным, это беспокоило. Варианта было два: бежать как можно быстрее в сторону, противоположную маяку, и надеяться, что реактивная серпица ошибется с углом атаки, или же пробраться в гнездо и повредить передатчик. Тогда серпиц можно брать живьем,… и съесть. При мысли о еде у Цъя забурчало в желудке. Почесав кончик носа, она еще раз выглянула из-под пирса.

Вокруг гнезда кружило уже пять силуэтов. Опускались сумерки, от песка начало тянуть сыростью. Цъя представила себе отбивную серпицу и начала продвигаться вдоль пирса к подножью маяка. Не ожидая атаки с земли, серпицы кружили над прибрежной зоной. Прикинув дальность полета, Цъя решила, что все равно не успела бы убежать – передатчик был слишком силен. Подняв с песка стальную трость, выпавшую из гнезда. Цъя метнулась в разверстую пасть маяка. Внутри стоял красноватый сумрак, слышалось басовитое гудение.

Винтовой лестнице наверх уже давно не было, однако фермы, поддерживающие гнездо снаружи, позволили Цъя забраться наверх. Не касаясь стен, Цъя добралась до источника гудения. Передатчик был большой, старый. Плотный кожух его уже местами потрескался, и наружу торчали соблазнительные проводки. От него несло жаром и запахом подгорающей проводки. Цъя поняла, что старый хрыч решил расширить сферу влияния, и тужиться из последних сил, не замечая ее прихода.

Обойдя передатчик, она заметила панель управления. Городские гнезда серпиц всегда защищались, и пульт управления старались прятать как можно лучше. Здесь же, в дикой прибрежной зоне, старый передатчик совсем обленился и расслабился. Показав кожуху язык. Цъя начала вертеть регуляторы и щелкать тумблерами. Гнездо заполнили шумы помех, шелест, скрежет и вой прямого эфира. На какой-то волне Цъя поймала веселенькую песенку, потом кто-то что-то громко прокричал, потом снова песенка, другая. Заметив, что передатчик забеспокоился, Цъя вернулась к главному кожуху и выглянула сквозь щели гнезда. Серпицы носились как угорелые, тыкались в прутья, сталкивались друг с другом, вспыхивали и падали. Полюбовавшись зрелищем паники, Цъя поудобней перехватила арматурину и подошла к передатчику. Песенка лилась, чей-то сладкий голосок заливал в уши мед и патоку. Цъя мерзко ухмыльнулась и поддела кожух… Вскоре все было кончено. Из разбитого тела передатчика торчали разноцветные капилляры проводов, ламповый мозг был растерт в мелкие осколки. Утерев пот, Цъя еще раз выглянула наружу – вдали красными точками мелькали огоньки освободившихся серпиц – стая разлеталась.

До следующего передатчика, – подумала Цъя на стала спускаться вниз. Вокруг башни валялось несколько сбитых серпиц. Оббив их хорошенько о камни, чтобы снять жесткую, пропахшую реактивными выхлопами кожу, Цъя вытащила питательную сердцевину. В маяке было тепло, относительно сухо, почти безопасно. Поужинав, Цъя выбрала себе удобное местечко и уснула. Утром предстоял долгий и опасный путь домой.