Читать книгу Ты в гадалки не ходи - Надежда Первухина - Страница 4

В нашей поликлинике на меня странно посмотрели, когда я спросила, принимает ли психотерапевт.

– У нас в штате нет психотерапевта, – наконец смилостивилась одна из сидящих в регистратуре дам. – Знаете психоневрологический диспансер на улице Клары Цеткин?

– Д-да, примерно представляю себе, где это.

– Вот там есть и психотерапевт и психиатр. Обратитесь туда. Вам телефон диспансера дать?

– Если вам не трудно, – криво усмехнулась я.

Дама продиктовала мне телефон, в то время как остальные регистраторши перешептывались, искоса поглядывая на меня. Я знала, что они думали – такая молодая и уже психопатка. Они ничего не понимали! Они не знали, каково это – пугаться каждой пролетающей мимо мухи или осы.

На следующий день, втайне от мамы, я позвонила в диспансер.

– Можно записаться на прием к психотерапевту? – приглушенным голосом сказала я. Мне казалось, что меня подслушивают стены собственной квартиры. Подслушивают и осуждают. А за этими стенами – мириады ос, пчел, шмелей и пауков. Нет, вот так: И ПАУКОВ!

– Психотерапевт пока в отпуске. Может, вас сразу записать к психиатру?

– Что значит «сразу записать»? – возмутилась я. – Вы считаете меня безнадежно больной?

– Нет, что вы. Просто это у нас в диспансере такая тенденция: все, кто ходит на прием к психотерапевту, потом приходят лечиться у психиатра. Вы, девушка, не волнуйтесь и ничего такого не думайте. Наши психиатры – очень хорошие, талантливые профессионалы. Давайте я вас запишу к Владимиру Сергеевичу Кващенко. На завтра, на два часа дня. Вас устроит?

Поскольку из валеологического центра меня турнули, оставалась масса свободного времени. И я сказала:

– Да, устроит.

Назавтра, в половине второго, я уже толклась у дверей диспансера. Мне было боязно войти – получается, что я отрезаю себя от нормальной психической жизни, и в то же время я понимала: если я не войду, мои страхи перед шмелями и осами просто затопят мое сознание. И на что я тогда гожусь? Превращусь в истеричку, дергающуюся от каждого подозрительного жужжания? Нет, только не это.

Мимо меня пролетела бабочка, шелестя крылышками, и это решило мою судьбу. Спасаясь от бабочки, я рывком распахнула дверь и буквально вбежала в прохладный вестибюль диспансера.

Здесь пахло недавней побелкой и почему-то сосновой смолой. По выщербленным от времени каменным ступеням я поднялась в регистратуру.

– Я вчера звонила, – охрипшим голосом сказала я. – Мне сегодня назначен прием у доктора Кващенко. В два часа.

Регистраторша пролистала свой журнал и сказала:

– Все верно. Поднимайтесь на второй этаж, комната двадцать шесть.

– С-спасибо.

Мне показалось, или регистраторша и впрямь проводила меня сочувственным взглядом?

Двадцать шестой кабинет я нашла быстро. Никакой очереди возле него не было. Да и вообще здесь не было очередей, как я заметила. Не очень-то торопятся люди к психиатрам, по всему видно.

Я деликатно постучала в дверь.

– Войдите! – пригласил меня энергичный мужской голос.

Я вошла.

– Здравствуйте, доктор! – пролепетала я.

– Здравствуйте, Вероника! Вас ведь зовут Вероника?

– Да.

– Присаживайтесь. Располагайтесь поудобнее.

Я села в глубокое податливое кожаное кресло.

– Итак, Вероника, – промолвил психиатр. – Я вас внимательно слушаю.

– Это ужасно, – проговорила я. И слезы полились сами собой, но на сей раз я запаслась платками. – Это нарушает мое душевное равновесие и не дает мне спокойно жить!

– Понимаю, иначе вы сюда бы не пришли. Но что именно не дает вам спокойно жить? Вы еще не назвали причину.

– Я… Понимаете, доктор, я страшно боюсь насекомых. Притом что раньше я на них просто не обращала внимания. Но вот недавно был мой день рождения, мне исполнилось восемнадцать, и именно тогда все и началось.

– Как именно случилось то, что вы стали бояться насекомых?

– Мне в волосы залетела пчела. Она так противно жужжала! И я испытала какой-то первобытный страх. И с тех пор я боюсь всех насекомых, даже комаров и бабочек! Я не могу спокойно жить. В доме я все окна завесила москитной сеткой. На улицу стараюсь не выходить, а уж если выхожу, подбираю волосы так, чтобы в них не могли запутаться насекомые… Вы же видите, какая у меня дурацкая прическа.

– Ну-ну, совсем не дурацкая…

– И совсем не прическа. Я понимаю, доктор, ваша профессия – успокаивать. Так успокойте меня! Сделайте так, чтобы я больше не боялась этих тварей. Может быть, вы меня загипнотизируете?

– Помилуйте, какой гипноз! Ваш случай вовсе не такой запущенный, тем более началось это с вами совсем недавно. Я пропишу вам таблетки, напишу также время их приема, и поверьте, ваша жизнь придет в норму, вы перестанете бояться, тревога уйдет из души…

– Спасибо, доктор! – Я опять прослезилась.

Владимир Сергеевич энергично потер руки.

– Пока не за что, Вероника. Назначу-ка я вам неселективный ингибитор моноаминоксидазы. И еще тиоридазин и трифлуоперазин в качестве психокорректоров.

– Боже мой, доктор, это так ужасно звучит!

– На самом деле в этих препаратах нет ничего страшного. Главное, принимать их вовремя и регулярно.

Владимир Сергеевич принялся писать рецепты. А я между тем увидела, как по створке жалюзи ползет здоровенный таракан.

– Таракан! – истошно завопила я, показывая пальцем на жалюзи. – Огромный!

– Где? – глянул, прищурившись, Владимир Сергеевич.

Я еще раз посмотрела на жалюзи. Таракана там не было.

– Ох, извините меня, пожалуйста.

– Таракана не было, Вероника. Возможно, он существовал только в вашем воображении.

– Не может такого быть! Хотя… Почему не может? Простите меня, доктор. Вы, наверно, считаете меня психопаткой и истеричкой.

– Ничуть. Инсектофобия – а именно так называется ваше заболевание – может возникнуть спонтанно, но вполне поддается лечению. Прогноз здесь благоприятный. Принимайте прописанные препараты и не бойтесь гулять на улицах лишь потому, что там есть осы и пчелы.

Я взяла рецепты и распрощалась с доктором. Теперь мне предстоял долгий и нудный курс лечения, и я почувствовала себя не на восемнадцать лет, а примерно на тридцать пять.

В аптеке на меня косо посмотрели, когда я протянула им рецепты. Я ответила независимым взглядом. Пусть не думают, что я наркоманка какая-нибудь. Взяв лекарства и расплатившись, я пошла домой. Настроение было – проще удавиться.

Вечером мне предстоял разговор с мамой, которая, естественно, увидит лекарства на моем туалетном столике. И несомненно, пожелает узнать, до чего докатилась ее дочка, если ей прописаны психотропные препараты.

И разговор состоялся.

– До чего ты докатилась! – гремела кастрюлями и голосом мама, пока я поглощала салат из тушеной цветной капусты. – Совсем спятила – из-за каких-то насекомых принимать таблетки, которые прописывают безнадежным шизофреникам!

– Мама, я читала к ним инструкцию. Шизофреникам их не выписывают.

– Утешила! – В сердцах мама повесила посудное полотенце не на тот крючок. Потом подошла ко мне, обняла: – Дочка, неужели тебе так плохо?

Я расплакалась, не смогла удержаться:

– Да, мама, мне очень плохо. Я боюсь выходить на улицу, боюсь каждого шороха, мне везде мерещатся эти жуткие насекомые.

– Бедная ты моя, – ласково погладила меня мама по голове. – Может, тебе стоит записаться на курсы или попробовать поступить в институт. Это отвлечет тебя от дурных мыслей и настроений.

– Я это обязательно сделаю, но сначала я должна вылечиться. Курс лечения небольшой – всего три месяца.

– Три месяца?!! – ахнула мама. – Послушай, дорогая моя, ты не можешь находиться в городе целых три месяца. А поездка в деревню? Ты же знаешь, бабушка нас ждет. Мы должны помочь ей с огородом.

– Я не думаю, что прием таблеток может помешать мне посещать огород и вносить посильную лепту в его облагораживание. Да и бабушка меня поймет. Наверное.

Этим же вечером я приняла таблетки согласно инструкции, предписанной мне доктором Кващенко. Приняла, конечно, с некоторой долей страха. Вдруг у меня сразу появятся побочные эффекты, а они, как говорила инструкция, довольно-таки неслабые. Но ничего не происходило. До тех самых пор, пока я не решила встать с кресла и пойти на кухню приготовить маме и себе ужин. Меня зашатало, как пьяного боцмана, танцующего на палубе корабля в девятибалльный шторм. Я прижалась к стенке, и вдруг мне показалось, что стенка резиновая, пружинит под моими прикосновениями.

– Мама! – пискнула я. – Мамочка!

Мама вышла из своей комнаты на мой жалобный писк и кинулась ко мне.

– Тебе плохо, Ника? – заботливо коснулась она ладонью моего лба.

– Таблетки… Я приняла таблетки и теперь даже ходить нормально не могу. Я хотела приготовить ужин…

Тут стенка, за которую я цеплялась, закончилась, и я упала. Мама не успела меня подхватить.

– Господи, да что же это?! – воскликнула моя атеистически настроенная мама и принялась меня поднимать. Я и сама враскорячку доползла до дивана и постаралась водрузить на него свое бренное тело. Мне казалось, что диван – это болото и я потону в нем. Как же мне было плохо!

Мама проследила за тем, чтобы я прочно утвердилась на диване, а потом наклонила ко мне свое лицо:

– Ника, ты меня слышишь? Ты адекватно воспринимаешь реальность?

– Я тебя слышу, а насчет реальности не уверена. Лампочки так ярко горят в люстре.

– Ника, люстра выключена.

– Значит, у меня глюк.

– Я немедленно позвоню твоему психиатру. Он спятил, если решил прописывать такие лекарства! Ему самому лечиться надо!

– Не надо, мам…

– И не спорь со мной! В твоем мобильнике есть его номер?

– Да, под фамилией Кващенко.

– Замечательно. Лежи, не шевелись. Может, тебе минеральной воды принести?

– Не надо. Ой, мама! Ой, мама!

– Что такое?

– Вон смотри, видишь, она ползет! Вон, по раме картины! ГУСЕНИЦА!!!

Мама пригляделась к тому месту на раме, на которое я указывала пальцем.

– Там нет никакой гусеницы, – напряженным голосом сказала она. – Тебе мерещится.

Я заревела:

– Я так больше не могу! Я лучше покончу с собой!

– Я тебе покончу! – Мама несильно шлепнула меня по лбу и принялась названивать доктору Кващенко. – Доктор? Добрый вечер! Вас беспокоит мать одной из ваших пациенток – Вероники Рязановой. Зовут меня Анна Васильевна, но не в этом дело. Проблема, уважаемый доктор, в том, что моя дочь приняла ваши таблетки, и ей стало плохо. Да, в первый раз. Вы полагаете, она привыкнет и больше ее не будут мучить побочные эффекты? Ну знаете, доктор! Это сколько она должна таблеток принять, пока это случится. Пить как минимум две недели? Да вы не доктор, а коновал, если назначаете людям такие лекарства! Я сама буду лечить свою дочь и к вам ее не пущу. Я еще жалобу на вас в горздравотдел напишу, так и знайте! Эскулап!

Мама отключила телефон и с жалостью посмотрела на меня.

– Ну что мне с тобой делать? – тихо спросила она.

– Тазик принести. Меня сейчас вырвет…

Мама метнулась в ванную за тазиком и успела вовремя. Меня долго и практически вхолостую выворачивало наизнанку. Со лба капали крупные капли пота, да и вообще я вся взмокла как мышь.

– Бедная моя девочка, – прошептала мама. – Как мне жаль тебя…

Могу поклясться, что до сего времени моя мама таких слов не произносила!

– Мама, я не буду пить таблетки, – сипло сказала я. И сделала попытку встать.

– Ты куда?

– В туалет. Пока у меня был приступ, я чуть не описалась.

– Я провожу.

Мама действительно проводила меня до туалета и даже воспротивилась тому, чтобы я закрыла за собой дверь. Я не возражала. Во-первых, мне все казалось по фигу, а во-вторых, я была настолько слаба, что маме пришлось помочь мне устроиться на унитазе, да еще держать за плечо, чтобы я с рекомого унитаза не свалилась.

Вечер закончился тем, что меня опять рвало, так что спать я легла голодной и несчастной. Мама сидела у моей кровати и держала меня за руку. Мне кажется, что в темноте она даже плакала, но не буду утверждать голословно.

Спала я плохо. Мне снились кошмары, заполненные роями пчел и ос, а также полчищами тараканов и прочих мерзких жуков.