Читать книгу Пограничные полномочия - Надежда Верещагина - Страница 8

Точно. Часы, которые вручил мне Том на Ёжике, показывают 01:41:11, как и бортовой компьютер. Сегодня я смог промолчать – но не от большого ума. Нет бы сказать, мол, как-нибудь в другой раз. Ладно, должно быть, мне просто хотелось прокатиться. Это же не какой-нибудь аэрокар – это «Гермес»! Мой собственный! Зачем? Ну а что, могу себе позволить! Правда, перемещения через ближайший космос обходятся дорого. Хотя… тоже могу себе позволить. Но выбираю старомодный ночной полёт над Атлантикой. Объёмная глубина земного неба – от одного только вида упоением пронимает насквозь. А ведь будет ещё рассвет над Скалистыми горами, искрящаяся тихоокеанская синева под крылом и приземление – настоящее приЗемление: дома в Петербурге или через тысячи километров в Калифорнии – разницы нет… Отстёгиваю ремень, включаю автопилот и откидываюсь на спинку кресла.

Вот же… Свобода. Ночь. Отсутствие бодрствующих желающих «помочь». Экстремальное чувство самого себя. Кажется, я уже успел соскучиться по этому состоянию. Тому самому, от которого жаждал сбежать все шесть лет, проведённых на Ёжике. И тому самому, ради которого рванул на край Вселенной… Хотя, конечно, до края мне было далеко… Вселенной. Но и у меня самого он тоже есть, край. Точнее, предел. Именно на пределе собственного терпения я через несколько часов окажусь в Лос-Анджелесе и буду контактировать с Женей. «Ну, эта курица ведь всё-таки с тобой росла», – говорит Ритка. Как раз тот редкий случай, когда её утверждение можно назвать чрезмерно толерантным.

Если бы у моей сестры был выбор, она бы обосновалась где-нибудь в XX веке. Женщины вообще частенько оглядываются назад во времени, но Ритка бы взяла оттуда только какие-нибудь странные туфли, а вот Женя – осталась бы насовсем. У них со Стивеном даже была свадебная церемония, а воспитанием ребёнка они решили заниматься без помощи современной образовательной системы. А ведь Мелиссе уже восемь лет, и я точно не удержусь сегодня от высказываний по этому поводу…

Больше всего меня удивляет профессия Стивена – он занимается поставками каких-то безумно дорогих коллекционных вин номинальным главам государств и корпораций. И вроде делает ещё что-то, связанное с непонятно кому нужными малоизвестными нецифровыми произведениями высокого искусства… Всё вместе создаёт впечатление какого-то круговорота фикции в природе, но тем не менее его навороченный особняк в Лонг-Бич вполне реален: я даже машинально стучал там по множеству безобразно пафосных предметов – убедиться, что это не голограммы. Да, домик можно запросто превратить в музей вместе со всем семейством… А я предусмотрительно выждал, проигнорировав приглашение на День благодарения: не хватало ещё угодить на добропорядочный ужин из классической комедии…

***

Автоматика заставляет меня очнуться на подлёте к пункту назначения. Следовало ожидать: Скалистые горы я только что проспал.

А моменты пробуждения еле выношу в принципе – независимо от планеты, времени суток и сопутствующих обстоятельств. Возможно, дело в каких-то несбалансированных биохимических реакциях или в том, что новый этап бодрствования наверняка обещает какой-нибудь предлагаемый жизнью нескончаемый квест. Но сейчас я ещё и собираюсь совершить унылый и идиотский одновременно поступок, поэтому удержаться от резкого побега в обратном направлении стоит серьёзных усилий.

А потом приходится приземлиться в зоне для частных летательных аппаратов, вытерпеть несколько американских улыбок, адресованных распознанному системой доблестному защитнику Земли, смириться с полётом в такси, не позволяющем переключить себя в ручной режим управления, и перешагнуть порог дома, прекрасно обходившегося без меня практически семь лет.

Вроде бы они поменяли всю мебель. Женя выкрасилась в тёмный цвет и ещё больше стала похожа на женщину из конца XX века. Стивен, кажется, начал седеть. И у них появился огромный флегматичного вида белый кот – его мне представили как Франческо. В честь Петрарки, ага… чего ещё ожидать… Кот молчит, восседая на полированной антикварной столешнице, а супруги поддерживают диалог фразами, достойными первых страниц англо-тулисанского разговорника, составленного в превентивно политкорректном ключе на заре налаживания межпланетного взаимодействия.

Игнорирую большую часть беседы и переключаюсь на племянницу – вручаю ей подарок – причудливый минерал с Ёжика. Ритка сказала, это хорошая идея, а Алекс так и вовсе обиделся, что я не привёз ему такой же… На самом деле привёз, просто наслаждаюсь реакцией…

Вроде бы презент у девочки отторжения не вызывает…

Занудно рассказываю о своей миссии, опасаясь вопросов, ответы на которые придётся адаптировать для её возраста. Потому стараюсь излагать в романтическом ключе – выходит не очень… Да и сама тема беседы не показалась Мелиссе привлекательной изначально – что подтверждает заданный невпопад вопрос:

– Дядя Иван, а теперь ты найдёшь себе девушку?

Смеюсь:

– Как это относится к космосу?

– Ну… – её щёки краснеют.

– Я прилетел сегодня на «Гермесе». Хочешь, покатаю тебя? Точно такой же космолёт был у меня на Ёжике.

– Ваня, ну ты же знаешь, что дети на эти летательные аппараты просто так не допускаются! – обрывает Женя, сталкивая Франческо со стола и с глухим звуком водружая вместо него огромную ёмкость с салатом.

Уже открываю рот, чтобы катастрофически аргументированно возразить, но ребёнок протестует:

– Я правда не хочу! Не люблю летать!

– О… А что ты любишь?

– Строительство! Пойдём покажу!

Улыбаюсь, вспоминая конструкторский беспредел, который творился в комнате у Алекса, когда нам было по десять лет…

Но не особенно удивляюсь, когда вместо небоскрёбов и причудливых мостов вижу пару многоэтажных кукольных коттеджей. Как-то Тихорецкий соорудил один такой для Ритки – но мы с ней населили его робозлодеями, которых я криворуко по-детски запрограммировал – хотел, чтобы они вырабатывали сложные стратегии взаимодействия… Вместо этого они в кратчайшие сроки разнесли коттедж до основания… Как мы с ней скрывали потом происшествие от Алекса – отдельная история…

Окончательно погружаюсь в воспоминания, вполуха потребляя истории обитателей кукольных особняков.

А потом так же отрешённо участвую в семейном обеде, незаметно скармливая оккупировавшему мои колени Франческо креветки из салата. Просыпаюсь только от вопроса:

– Ваня, это правда, что ваше командование объявило войну расе двадцать шесть?

– Боже мой, Женя, нет! О расе просто особо ничего не известно.

– Говорят, они могут быть носителями просветления, новой философии. Примиряющей, объединяющей Вселенную, открывающей глаза! Борьба бессмысленна, оружие против них бесполезно. Что ты думаешь, Ваня? Ты встречался с расой?

– Не встречался. Бредятина! Кто хоть говорит это всё?

– Девочки из нашего… клуба по интересам.

– Хых… ну хорошо хоть не мальчики…

Стивен осаживает меня нервным предупреждающим жестом.

После трапезы мы покоряем ближайшие к побережью воды на его забавном катерке. Ребёнку (а значит, к счастью, и Жене, потому что услугами няни они пользуются только в крайних случаях) опять нельзя участвовать: вроде как в ноябре ближе к вечеру морской воздух имеет какие-то недопустимые для детей характеристики…

Есть ли у Стивена топовая яхта из каталога, реклама которой проецируется повсюду в местном аэропорту, я не в курсе и спрашивать не хочу… Достаточно и того, что он понимает: мне это неинтересно.

А я понимаю, что ему не особенно интересен шурин, не имеющий никакого отношения к среде, в которой он фактически существует. Поэтому мы перекидываемся немногословными репликами о Петербурге – городе, где он бывает довольно часто по каким-то своим связанным с высоким искусством делам.

– I wish to be in your place sometimes, – в какой-то момент ошарашивает Стивен, нерешительно улыбаясь.

– What’s that? To be born in Peterburg? – пытаюсь связать с остальным разговором.

– To spend few years in space, – усмехается он.

– It’s hard to get a decent sleep over there! – не теряю надежды отшутиться.

– I’ve got enough sleep, enough for a lifetime.

Ясно… Но не я же тебя заставлял… Догадливо трясу головой, транслируя согласие, но развивать тему не рвусь.

А когда под вечер мы возвращаемся в коттедж, я, утомившись и почти растеряв запал неприязни к этому несчастному визиту вежливости, начинаю уже верить, что сестра с горем пополам смирилась с фактом моего реального существования, но всё-таки получаю Разговор – очередной из сотен, от большинства которых я смотался уже на третьей фразе:

– Ваня, ты не думал о том, как совершить что-нибудь во благо человечества? – стряхивая кота с диванной подушки, начинает Женя.

– Я всё ещё недостаточно сделал для человечества? – устраиваюсь прямо на краю журнального столика, вытянув ноги и стараясь достать ими до кадки с каким-то непонятным растением.

Франческо тут же с энтузиазмом взбирается по моим гражданским штанам, больно цепляясь сквозь не особенно высокотехнологичную ткань когтями в попытках балансировать своим немаленьким телом.

Стивен, по шею увязший в мохнатом кресле, украдкой посмеивается: он всё ещё плохо говорит по-русски, но определённо улавливает сейчас мою мысль.

– Ну хотя бы… С твоим заработком ты мог бы уже немного заняться благотворительностью или… меценатством. По-прежнему не интересуешься подлинным искусством? Пора хотя бы до этого дорасти.

– Я родился уже выросшим из этого, Женя.

– Так надеялась, служба вдали от дома тебя хоть чему-то научит! Уважать человеческие ценности!

– Что, прости?

– Душевная щедрость, душевное тепло – для тебя пустой звук! Семья, наконец! Всю жизнь будешь строить мне такие гримасы?

Я просто молчу. Молчу и размышляю о том, что, может, для меня и есть вещи, которые не «пустой звук», даже в области «подлинного искусства», но мало что оказывается настолько же отвратительным, как обсуждать их с собственной сестрой.

– Думаешь, до ста лет сможешь вести себя как мальчишка? – не унимается она.

– Женя, – выплёвываю в манере, от которой Франческо спрыгивает на пол, а Стивен подаётся вперёд, готовый в любой момент не дать мне совершить какой-то резкий манёвр. – Во-первых, на носу XXII век! Если ты не прекратишь жить в своих иллюзиях, твоему ребёнку потребуется тридцать лет, чтобы освоить все знания, накопленные человечеством… Я уж молчу о психологических эффектах. Личное пространство, адекватная социальная адаптация. Мелиссу надо отдать в пансион! И мне пофиг, что ты всё равно сделаешь по-своему. Я тебе сказал – и умываю руки!

– Фыф… это вообще не твоё дело! Воспитатель выискался!

– Душевное тепло! – продолжаю, вскакивая на ноги. – Даже если бы ты была на него способна, ты не была бы единственным его источником на планете. Но, как я себя помню, за душевное тепло ты принимаешь собственное малодушие!

– Ты ещё будешь меня поучать?! – взвизгивает она, вскакивая и надвигаясь навстречу. – Мистер Всё-Под-Контролем! Вот что дала тебе хвалёная социальная адаптация и поощрение самостоятельности. Ты на ней помешался! Тебе не страшно? Кому ты нужен, если не хочешь научиться жертвовать своим эгоизмом?

О да, снова о том, как я не умею обходить острые углы. Сама она достигла такого мастерства, что углы исчезли насовсем и всё вокруг отполировалось до склизкости, даже привалиться не к чему…

Не сомневаюсь, я прав. Но выгляжу как герой, залипший в ширпотребном сюжете, противопоставляя свою высокую сознательность беспробудной косности окружающих… Что ещё более забавно, сестрица наверняка воспринимает расклад точно так же – только со своей стороны. Ну и как тут не расхохотаться от души?

Да плевать.

В буквальном смысле взмахиваю рукой, обозначая напрасность продолжения. Хозяин дома вздрагивает, Франческо, с перепугу рванув с места, удирает в непонятном направлении, поскальзываясь на глянцевом полу, Женя стремительно исчезает из комнаты.

***

Но когда я, пожав протянутую Стивеном руку, задумчиво смотрю на отражение убитого дня в огромном зеркале в холле, она появляется – с вычурной бутылкой вина в обнимку.

– Женя, я, скорее всего, больше не приеду, – исчерпываю несколько десятилетий одной фразой.

– Да уж поняла. Маргарите… передавай привет.

Ну конечно… и забыл… Как не расхохотаться сейчас, ёлки-палки…

– Рита прекрасно обойдётся без такой щедрости от тебя, – говорить это вслух – уже лишнее, но ничего не могу с собой поделать.

– Ну ты-то хоть раз можешь воспользоваться моей щедростью! Стивен специально для тебя привёз это вино… – протягивает бутылку. – Такое есть только в коллекциях самых высокопоставленных…

– На базе – сухой закон, – отрезаю я, натягивая куртку, и скороговоркой шепчу для Стивена: – Извини, пожалуйста.

– Ваня, ты давно уже не на базе! – окончательно срывается она, но я плотно закрываю за собой дверь и больше ничего не слышу.