Читать книгу Молчаливый разговор - Надежда Волгина - Страница 3

Утро в выходные на кухне Глеб полюбил с появлением Пашки в его доме. Особенно такие, когда племянник еще крепко спал, самому ему никуда не нужно было собираться, оставлять указания домработнице, Вере Михайловне, и спешить в аэропорт или на вокзал. В такие дни он вставал пораньше, чтобы приготовить какую-нибудь вкуснятину на завтрак. Правда мудрить особо не приходилось – готовить он умел только омлет, гренки или жареную картошку. Зато Пашка все это любил есть.

Сегодня он решил сделать омлет. Но пока ограничился тем, что достал все необходимое из холодильника. Готовить будет, когда Пашка проснется, чтобы подать на стол с пылу с жару. Себе сварил крепкий кофе и прихлебывал его за свежей газетой, как тоже любил делать каждое утро.

«Наводнение в краснодарском крае… Более пятисот человек пострадали и остались без жилья. Около ста пятидесяти раненых… Сброс лишней воды из водохранилища…» Глеб отложил газету в сторону и в раздражении уставился в окно. Как глупо! Умереть из-за невозможности выбраться. Погибли-то в основном пожилые немощные люди. Достойный финал на закате жизни. И это в наше время – век высоких технологий!

Он тряхнул головой, так взбесила его нелепость ситуации. Отхлебнул кофе и вышел на террасу. Нужно пригласить садовника, чтобы постриг деревья, – подумал Глеб, разглядывая запущенный сад. Два раза в год, весной и осенью, он просил у соседа одолжить садовника, которого тот нанял постоянно. Глеб считал это лишним. Он не любил природу, где ни единой лишней травинки, деревья окучены и ровные грядки радуют глаз поспевающим урожаем. В его саду присутствовала легкая дикость, приближенная к настоящей природе. Деревья росли хаотично. Сорняк колосился, пока он не проходился по нему газонокосилкой и то, только потому, что стрижки требовал газон, занимающий половину участка.

Дом… Как они мечтали с Зоей о нем! Даже рисовали его частенько. Именно такой – небольшой и уютный. Родителей у них не стало рано. Глебу было три, а Зое два года, когда они разбились на машине. Растила их бабушка, пока не умерла, когда Глебу едва исполнилось восемнадцать. Так началась его взрослая жизнь. Хотя и до этого он принял часть забот о семье на себя – учился в техникуме и подрабатывал, где мог, чаще на рынке – реализатором. Наверное, постоянная нужда наложила отпечаток на детские души. Еще маленькими вечерами они с Зоей мечтали, как вырастут и будут жить. Фантазировали о собственном доме, который построит для них Глеб, с двумя раздельными входами. В одной половине будет жить он, а в другой Зоя – с мужем и детишками. Почему-то он всегда представлял себе Зою хозяйкой большой семьи.

Обещание Глеб выполнил – три года назад, скопив достаточную сумму, нанял специалистов и за год возвел этот коттедж. Только Зоя отказалась переезжать к нему. Как Глеб ни уговаривал, что в Пашкином воспитании должен принимать участие мужчина, что он согласен им стать… Зоя стояла на своем. Выпорхнув из-под его опеки, она мечтала о двух вещах – свободе и большой любви.

Господи! Как же тяжело думать об этом, вспоминать. Глеб считал себя виноватым в смерти сестры, что не уберег, не разглядел подавленности, в которой та пребывала в последнее время. У него на уме была одна работа, с сестрой виделся по праздникам. Еще и удивлялся, как быстро растет Пашка.

Все! Хватит о грустном! Как бы там ни было, Зоя умерла, теперь нужно думать о Пашке. Психика у него явно подорвана. Психолог, к которому Глеб его возит раз в неделю, говорит, что со временем все должно пройти. Возможно, речь и не восстановится полностью, но так сильно заикаться не будет. Но сколько потребуется этого времени? Зарастет ли когда-нибудь его душевная рана?

Пашка, растрепанный и в пижаме возник рядом. Он широко зевнул, а потом так же серьезно уставился на сад.

– Как думаешь, нужен нам садовник? – спросил Глеб.

Тот отрицательно помотал головой.

– Мне сад тоже нравится таким, – улыбнулся Глеб, в который раз отмечая, как они похожи. – Выспался?

Паша кивнул, по-прежнему не глядя на него.

– Тогда бегом умываться, переодеваться, а я пока займусь завтраком.

Через десять минут причесанный и умытый Паша уже сидел напротив Глеба. Перед каждым в тарелках дымился омлет, румяные тосты только и ждали, когда их намажут маслом.

– Налетай! – скомандовал Глеб и первым принялся есть, стараясь не обращать внимания, что племянник делает это с неохотой. Как обычно по утрам, аппетита у того не было. Правда, как показалось Глебу, сегодня Пашке мешало не плохое настроение, а что-то другое. Он все время как-то странно на него поглядывал, словно хотел спросить о чем-то и не решался.

– Чем займемся сегодня? – спросил Глеб, убирая опустевшие тарелки со стола.

– Я х-х-хоч-ч-чу к т-т-той т-т-тет-т-те, – вкладывая в каждое слово максимум усилий, заикаясь меньше обычного, ответил Паша.

– Что? – удивился Глеб.

Он удивился даже не тому, что сказал племянник, а тому, что он заговорил. Обычно Глеб предлагал варианты, а Паша лишь молча отказывался или соглашался. Потом до него дошло, что тот сказал.

– К какой тете?

Паша грустно смотрел на него, словно упрекая в непонимании или в том, что он просит его повторить.

– Ты имеешь в виду ту тетю, что мы вчера подвозили? – догадался Глеб, вспоминая о странном вчерашнем поведении племянника.

Паша кивнул, и губы его дрогнули в подобии улыбки. Глеб не знал, радоваться ему или огорчаться. Просьба казалась странной, даже дурацкой, но это был первый раз за полгода, когда Пашка чего-то захотел. Задавать наводящие вопросы было бесполезно, Глеб знал наверняка, что тот на них не ответит, а обидеться может. Следовало принимать решение самому. Но какое? С какой стати они заявятся к совершенно незнакомому человеку? Что она подумает?

– Ты считаешь, мы можем вот так просто поехать к ней? – он не спрашивал, а пытался рассуждать вслух. Паша при этом выглядел снисходительным, всем видом показывая, что может потерпеть странности дяди.

Глеб не признавался себе, что тоже с радостью увидит еще раз вчерашнюю попутчицу. Он уже решил, что они поедут к ней, стараясь не думать, как это будет выглядеть, и что она подумает. Главное теперь застать ее дома. А там… он что-нибудь придумает. По крайней мере, Глеб очень надеялся, что сумеет выглядеть адекватным и не внушить ей опасения. Да и рядом будет Паша.

И все же, восстанавливая в памяти вчерашний вечер, он не то чтобы сомневался, но относился к странной встрече, а потом и общению в машине, как к чему-то нереальному, сну. Может, и не было никакой заплаканной девушки, а дождь сыграл с ними злую шутку – навеял мираж?

Тут уж Глеб не выдержал и усмехнулся, за что был награжден очередным снисходительным взглядом. Чего только в голову не придет. Да, девушка показалась ему нереально красивой, но не сказочной же. Хотя, никакая принцесса не выдержит сравнения с ней. Нежная, утонченная… Бледная и такая несчастная. Захотелось защитить ее? Возможно. И до сих пор хочется. Это и кажется странным, а еще очень неуместным. Ладно, жизнь покажет и подскажет.

– Тогда, поехали, нечего терять время, – решительно произнес он и снова увидел подобие улыбки на губах племянника.

***

Слава богу вчерашнее недомогание не переросло в болезнь. С утра Ксения чувствовала себя сносно. Не считая отвратительного настроения и грызущего чувства потери, проснулась она практически здоровой. Радовало, что суббота и не нужно идти в университет. Все равно не смогла бы сидеть на лекциях. Скорей бы уже закончить его. Четвертый курс она еле вытянула. Летнюю сессию завалила, но сдала в повторную, правда на одни тройки, половину которых ей поставили из жалости. Плевать! Еще продержаться семестр, а потом диплом.

Господи! О чем она только думает? Ее же бросил Виктор! Такой родной, любимый. Но он должен прийти еще. Есть шанс, хоть и призрачный, попытаться его вернуть. Уговорить его не бросать ее. Уговорить! Ксения горько усмехнулась. Это единственное, чего она не сможет сделать никогда. Из-за этого он ее и бросил, назвав самкой.

Слезы навернулись на глаза, стоило вспомнить вчерашний вечер. Ну что ей теперь делать? Как жить дальше? Только любовь к Виктору помогала не сойти с ума. Его поддержка согревала, заставляла надеяться, что и в ее жизнь когда-нибудь вернется счастье. Он был тем, в ком она черпала силы.

Ксения опустилась на стул не в силах даже приготовить себе кофе. Слезы струились по щекам. Жить не хотелось больше обычного. Звонок в дверь привел ее в чувство. Заставил вытереть слезы и отправиться отпирать в дверь. Если это Виктор, то она постарается выглядеть достойно, не покажет ему, что находится на гране отчаяния. Но это был не Виктор.

– Родная, что с тобой?!

Мама! Ну, почему ты так смотришь, с таким сочувствием? Это стало последней каплей – Ксения не выдержала и разрыдалась.

– Да что случилось? Он бросил тебя, да?

Как объяснить ей, такой красивой и удачливой, что жизнь дочери превратилась в сплошную черную полосу. Она не поймет. У мамы все хорошо – любящий муж, пятилетний сынишка, отличная работа. Она умудряется успевать все. Регулярно посещает фитнес-центр, ходит к косметологу. В сорок пять ей никто не дает больше тридцати пяти.

С папой они развелись, когда Ксении исполнилось десять. В их семье всегда царила демократия. И на этот раз они решили не отступать от правил – честно спросили дочь, с кем бы она хотела жить. При всей любви к матери, с отцом у Ксении всегда было больше общего. Они даже думали одинаково и любили одно и то же. Мама не обиделась, когда она выбрала папу. Сказала даже, что не сомневалась в таком исходе. Несмотря на то, что Ксения жила с отцом, мать никогда про нее не забывала, даже через два года, когда у нее появился новый муж. С папой у них сохранились дружеские отношения. Папа… Ксения разрыдалась еще сильнее.

– Так, так… Хорош лить слезы! – мама оторвала ее от себя и внимательно осмотрела. – Он тебя бросил, – уверенно произнесла она. – Только из-за мужиков мы можем так убиваться.

Она подвела ее к дивану, усадила, опустилась рядом и крепко обняла.

– Хорошо, что ты можешь плакать. Со слезами выходит горе. А иначе оно разъедало бы тебя изнутри.

Мама гладила ее по голове и ждала, когда закончится истерика. Потом сходила на кухню и заставила ее выпить полный стакан воды.

– Он забрал уже вещи? – деловито спросила она. – Нет? Тогда, так! Я сейчас соберу их и отвезу к нему. И не смей сопротивляться! – повысила она голос. – Сейчас самое главное не видеть его какое-то время, пока не притупится реакция. Когда ты почувствуешь, что не хочется плакать каждый раз при мысли о нем, тогда можно будет и встретиться, чтобы поговорить.

Ксения бросила на нее убийственный взгляд.

– Ну… В общем, в любом случае, я собираю его вещи, – затараторила мама, отворачиваясь от нее и подходя к шкафу.

Ксения смотрела на стройную подтянутую фигуру матери, как та уверенно достает вещи Виктора и складывает их аккуратной стопкой. Она завидовала ей. Мама всегда четко знает, чего хочет, никогда ни в чем не сомневается. Иногда принимает поспешные решения, но даже тогда ни о чем не жалеет. Она же унаследовала от отца нерешительность, привычку оценивать каждый свой шаг. Как еще с таким противоречивым характером он умудрился поднять многомиллионный бизнес. Хотя тут, возможно, больше заслуга его компаньона – отца Виктора.

Ну, вот зачем она об этом вспомнила? Ксения почувствовала, как слезы опять наворачиваются на глаза. Может, хватит уже ныть? – сердито одернула себя. Лучше помоги матери собрать его вещи. Она подошла к комоду и принялась опустошать ящик с его нижним бельем, стараясь не вспоминать, как он в нем выглядит.