Читать книгу Заморе. Сборник сказок - Надежда Юрьевна Сошникова - Страница 3

Все расселись по местам. Огонь весело плясал в большом камине, согревая собравшихся этим вечером вокруг него. Дед, занявший место за центральным столом, усадил внука рядом с собой. Один из корабелов, окинув пристальным взором притихших людей, потер кончик загорелого носа, и начал свой неторопливый рассказ.

«Случилась эта история в Росском государстве – вскоре после того, как красные петухи несколько дней пели в Царском Лесу. А тогдашний царь, к слову, был так погружен в себя, так любил песни, танцы и пляски, что разом оглох и ослеп, когда с Лесом случилась беда. Но прошел день или два, а может, и все пять, – и вот, царю наскучило плясать да веселиться. Прогнал он всех своих шутов прочь, и приказал подготовить все к охоте: очень уж ему захотелось жареной оленины – сил нет! Тут царевы прислужники, да купцы, да бояре, замялись, и говорят:

– Царь наш батюшка, не вели нам головы рубить, да позволь слово сказать.

Призадумался царь: если велит людям молчать – быстрее на охоту поедет, а позволит слово сказать – новость какую услышит полезную. Махнул царь правым рукавом, красными петушками расшитым, и разрешил говорить.

Выступил тут вперед его советник, поклонился, со скрипом спину распрямил, и говорит:

– Царь-батюшка, лес-то уже который день горит: нельзя в нем охотиться.

– Никак нельзя!

– Сгорите, батюшка! – стали поддакивать советнику царедворцы.

– Так что же мне теперь – без охоты оставаться?! – возмутился царь.

– Никак нет, батюшка! – разом заголосили прислужники. Тут советник снова царю поклонился, и говорит:

– Прикажите, царь-батюшка, пожарным в лес отправиться, да пожар затушить.

Подумал-подумал царь, и согласился:

– Приказываю! По царскому велению, по высочайшему разумению: пусть сей же час пожарные в лес отправляются!

Как вымолвил царь слова последние, как взмахнул левым рукавом с черными петушками – так только его и видели. А советник тут же гонца к пожарным отправил: пора, мол, лес тушить, по высочайшему цареву повелению. Обрадовались пожарники сильно: к вечеру всех красных петухов из лесу прогнали, до единого. А ночью полцарства гуляло, и пожарники – круче всех: так нагулялись, что чуть кабак не спалили.

Жил неподалеку от того кабака один купец: не сказать, что сильно богат, но и не сказать, что беден. В ту ночь, когда полцарства гуляло, купец дома остался, но заснуть никак не мог. Как ни упрашивала, как ни советовала ему молодая жена присоединиться к веселящимся, он только вздыхал, да к стенке отворачивался. Наконец, дрогнуло сердце юной его жены, и спросила она у мужа:

– Свет ты мой ясный, расскажи, какая на твоем сердце кручина?

– Ох, верная ты моя, – вздохнул купец, – кабы знать, что на уме у царя нашего-батюшки! Хоть я и купец, а и мне боязно: что батюшка наш завтра придумает? А если ему забавы да пиры наскучат? Скажет: а стану-ка я с купцов со своих по золотому больше трясти, за то что в царстве моем торгуют, да еще и барыш за то имеют! Нет, верная моя, не выдержит сердце мое такого! Может, другим делом каким мне заняться? Точно! Питейные заведения в моду нынче вошли. Завтра же с кумом поговорю. Как считаешь, душа моя?

– Поговоришь, – ласково ему жена сказала, да одеяльце под бочок подоткнула, а потом и сама к его бочку прижалась, – поговоришь, спору нет. Да только утро вечера мудренее! Не забивай головушку себе на сон грядущий, свет мой! Спи, а я рядом буду.

– И то, верная моя: устал я… – пробормотал купец, и тотчас же заснул.

Только жене его молодой не спалось. Ох, не понравилась ей затея мужнина про питейное заведение! Но еще больше она не хотела, чтобы муж с кумом встретился: последний, хоть и был богач, а еще плут, каких поискать. Наконец придумала, как ей быть, и вслед за мужем, сладко заснула.

А на другой день, едва рассвело, встал купец, кафтанчик на плечи накинул – и к куму отправился.

А у того во дворе с самого утра – беготня: с трех питейных заведений слуги туда-сюда бегают, кто к хозяину с отчетами, а кто – за поручениями. Сам он с утра на кухне чай пьет, одной рукой кружку держит, другой – бумажки поставщикам всяким подписывает. Одним словом, трудится спозаранку.

Снял купец шапку, да поздоровался с кумом:

– Доброго тебе утра, кум!

– И тебе не хворать! С чем пожаловал, гость дорогой? Да ты проходи, не стой в дверях!

Тут купец стесняться не стал: присел за стол, горячим чаем подкрепился, да и выложил как на духу, зачем пришел. Понял тут кум, что за чаем такие дела не обсуждаются, и подозвал к столу девку, что как раз на кухню заскочила:

– Поди-ка сюда, милая!

– Чего изволите?

– Принеси-ка нам два кувшину эля, что вчера привезли – того, темного, да закуски подсуети.

– Слушаюсь! – сказала девка, и мигом умчалась.

Скоро перед ними на столе плескался в кувшинах эль, а рядом – закуски разные. Осушили они по кружке, принялись за вторую. Захмелел купец. А кум ему еще подливает, да сам-то не пьянеет: привыкший к таким напиткам, знамо дело – который год питейные заведения держит.

– Ох, кум, что-то хорошо так стало!

– Заморский напиток! – поддакивает кум. – Вроде и на наше пиво смахивает, а технология другая.

– Что, говоришь? Тео… логия?

– Технология, – пояснил кум, – сварено, значит, по-другому, не по-нашенски. Да ты мотай на ус: коли решил питейное заведение открывать, в новое дело вникай. Я по первой поре помогу тебе, а там и сам начнешь разбираться. Да ты пей, да закусывай! Ради тебя, гостя дорогого, на столе и селедочка, и тетерочка, и буженинка!

– Ох, спасибо, кум!

И купец, сам не замечая, все больше прикладывался к кружке, чем притрагивался к закуске. Кум, конечно, своего не терял: к вечеру повернул дело, как ему надо было, а купца пьяного велел спать уложить. А про себя подумал: «Ох, и силен же ты, друг, пить! Ну, хоть не зря дорогущий напиток истратил». И довольно по кафтану себя похлопал, где в кармане чековая бумажка лежала – без малого, на тысячу золотых. А к ней – прочие документы, но те уже у стряпчего хранились, что часто у него в заведениях сидел. Так-то вот.

Тем временем, купцова жена тоже времени не теряла: как мужа со двора проводила, сразу прислужницу свою позвала. Усадила ее в горнице перед собой на лавку, и просит:

– Милая, выручай: надо купца, мужа моего, от затеи глупой спасать. Задумал он у кума помощи просить, чтобы питейное заведение открыть, да ведь тот – человек такой, что и обмануть может.

– Чем же я помочь могу, хозяйка?

– Ступай, милая, за мужем моим да разузнай, до чего он с кумом договорится. За награду не беспокойся: не обижу тебя.

– Не о награде сейчас речь, хозяйка, – отмахнулась прислужница, – сначала узнать все надо.

– Тогда поспеши, – проводила ее купчиха до двери, – а я вестей ждать буду.

Поклонилась прислужница хозяйке, и побежала ее наказ исполнять – только краешек подола красного сарафана мелькнул.

До самого вечера ждала молодая купчиха вестей. Как чуть стемнело – вошла к ней в горницу ее верная прислужница. Сама в одной руке свечу держит, другой огонек от ветерка заслоняет, а глаза так и сияют, как два уголька. Поставила свечку на столе, присела и стала рассказывать:

– Узнала я, хозяйка, что вы просили. Весь день возле кухни провела, где ваш муж с кумом беседу вели, нарочно для этого девкой дворовой притворилась. Кум мужа вашего сначала напоил, а потом стряпчего к себе вызвал: муж ваш чек ему выписал на тысячу золотых монет, да в придачу закладную на все имущество подписал. Теперь, если с питейным заведением ничего у него не получится, кум и деньги к рукам приберет, и весь дом ваш.

– Ох, горе мне, – заплакала купчиха, – как же быть?

– Не все еще потеряно, хозяйка, – зашептала ей прислужница, – есть средство все исправить.

– Да какое же?

– Хранится оно у старой ткачихи, – еще тише зашептала девка, – живет она в конце города, в доме под огромной старой липою. В сундуке у нее, я от старух слышала, волшебные чернила запрятаны. Если сейчас к ней идти – еще успеем.

– Как хорошо, – обрадовалась купцова жена, – так чего мы ждем! – И хотела было переодеться в самое лучшее платье, да прислужница остановила ее:

– В этом платье нельзя вам идти к ткачихе: она роскоши не любит. Ждите тут, я вам простое платье принесу.

Принесла она платье обычное, домотканое да некрашеное, с самой простой вышивкой. Переоделась в него купчиха; девка ее за руку взяла, свечу на столе перед уходом задула, и за собой повела.

Прошли они сперва одну улицу, затем другую, и, свернув на третью, добрались по ней до дома под старой липою. Ночь оказалась звездная, светлая, и все листочки на дереве было видно, как днем. Подивилась купчиха, но не сробела, вслед за прислужницей подошла к двери дома. А та постучала три раза, и, едва дверь сама по себе приоткрылась, промолвила:

Только сказала – дверь настежь распахнулась. Девка хозяйку внутрь и подтолкнула:

– Идите, не бойтесь: мне к ткачихе ни к чему, а вас она выслушает. А как из дома выйдете – меня кликните: я рядом буду.

И осталась ждать хозяйку под липою. Та же дух перевела, и внутрь дома вошла. Тут же дверь и закрылась. Она и видит: на столе много свечей горит, и оттого светло кругом. Полотен много разных на стенах висит, а у лавки, за другим столом, старушка сидит: вроде и стара, а будто лицо без морщин; вроде из-под убора седые волоски выбиваются, а глаза зеленью горят, как у девушки молодой. Замерла купчиха от удивления, а ткачиха ее пальчиком поманила, да на лавку рядом с собой кивнула: садись, мол. Делать нечего: присела молодая женщина подле нее, собралась с духом, и все, как есть, хозяйке дома рассказала. Покивала ткачиха головой, да вздохнула:

– Есть средство помочь тебе, милая: хранятся в моем сундуке чернила, которыми заново все переписать можно, что бы написано ни было. Но за них отдашь ты мне одну из трех ценностей, о которых попрошу.

– Хорошо, бабушка, – вздохнула купчиха, – какие же это ценности?

– Склонись ближе, милая, – попросила ткачиха, – прошепчу тебе.

Проговорила старушка ей на ухо, что требуется. Без раздумий отдала купцова жена одну из трех ценностей в обмен на чернила. Забрала ткачиха ту ценность, и вручила ей заветный пузырек. Затем до порога проводила, и наказала:

– Смотри же, милая: чернила тебе на один лишь раз даны. В другой раз использовать их нельзя – толку не будет.

– Спасибо, бабушка, – поблагодарила ее женщина, – вовек доброты твоей не забуду.

– И то хорошо, – ответила ей ткачиха, – что помнить будешь. Ну, ступай, – и закрыла за гостьей дверь.

Улыбнулась купчиха, кликнула прислужницу свою, и отправились они домой.

Много ли, мало ли времени прошло, – открыл купец питейное заведение, как и собирался. Сначала все хорошо шло: много народу туда ходило.

Радовался купец, что заведение прибыль приносит, да недолго: спьяну кто-то из посетителей взял, да и опрокинул со стола подсвечник с горящими свечами. Огонь, как заговоренный, с пола на занавески перекинулся да стулья, потом – на стены, а уж потом и потолок стал лизать. Дерево, огнем охваченное, быстро сгорело; один пепел остался, да и тот дождем размыло. Делать нечего: пошел купец к куму, чтобы страховую часть свою за сгоревшее заведение получить.

Кум его уже поджидал: очень ему на руку вышло, что пожар случился, и деньги надеялся побыстрей получить. Достал он бумаги – и глазам не верит: не те! И чек, что купец выписал на постройку, с меньшей суммой, и закладной нет, а только документ на заведение, где его, кума, доля маленькая совсем; а страховая сумма и все прочее, как надо, до последней буквы прописано. Пришлось ему с купцом да со стряпчим в банк идти, где им и выдали по бумаге положенное: купцу – больше, куму – в разы меньше, а стряпчему – и вовсе ничего.

На эти деньги накупил купец товару всякого, снова за торговлю принялся. Жена его, как сказывали, помогать ему стала во всем. А позже и помощницу наняли: ту самую прислужницу, что с хозяйкой к ткачихе ходила. Про последнюю тоже не забыли, и не раз у нее холсты брали на перепродажу. Одним словом, обошлось все.

А кум долго еще недоумевал, что с документами стало, отчего подпись его осталась, а содержание – другое. Не раз и не два у стряпчего об этом допытывался, а тот лишь руками разводил: тоже ему невдомек то было. В конце концов, плюнул на это кум, да и в другой город перебрался. Как уехал, спокойнее без него стало. А рядом с липою, что во дворе ткачихи росла, маленькая липка выросла, пусть и тонкая, но крепкая».

Закончилась история о купце и его неудачном предприятии. Стихли голоса, и лишь изредка то тут, то там раздавались шепотки. Корабел откинулся на спинку стула, и пригубил из своей кружки, устало прикрыв глаза. Кто-то из из слуг уже начал задувать свечи, и убирать со столов. Дед мягко тронул внука за плечо, и попросил:

– Пойдем: на сегодня истории закончились. А нам рано вставать.

И вдвоем, полусонные, дед и внук покинули гостиный двор, где корабел-рассказчик, уже никого не замечая, спал, положив голову на сложенные на столе руки.