Читать книгу Расшатанные люди - Нана Рай - Страница 10

Январь, 2019 год.  Аудиозапись сеанса с Верой Никольской.

– Расскажите, что именно беспокоит вас в ваших отношениях с мужем?

– Он слишком хороший, —пауза. – Иногда хочется, чтобы он накричал на меня, ведь порой я веду себя ужасно. 

– В чем это выражается?

– Мое поведение?

– Да.

– Ну… – долгая пауза. – Я могу разбить вазу. Просто потому, что мне так захотелось. Недавно я разбила фарфоровый сервиз, который нам подарили еще на свадьбу. Мне нравится звук бьющегося стекла. В этом звоне очень многое можно расслышать…

– А почему вы его разбили? Вы злились на Алексея, он что-то сделал?

– Нет, нет. Я же говорю… Мне просто захотелось. И ему бы разозлиться, а он обнял меня и стал убаюкивать, как младенца. Это раздражает.

– Вы раньше били посуду?

– Нет. 

– А что изменилось? Это стало происходить после какого-то события? Возможно, вы пережили стресс?

– Нет. 

Длительная пауза, в течение которой слышится тяжелое дыхание Веры.

– Ничего не изменилось. Раньше я сдерживалась. А теперь нет.

– А что заставляло вас сдерживаться?

– Хм… Дайте подумать… Ребенок, условности, родители. Не хотелось, чтобы они видели, какая я настоящая. А потом сын вырос. Родителей не стало. Я постарела. Жизнь уходит, и я устала притворяться. 

– Вам всего лишь сорок лет. Думаю, рано говорить о старости. 

– Это только видимость. На самом деле я – дряхлая старуха. Порой мне кажется, что я безумно устала от жизни. И возможно, с ней стоит расстаться.

– Вас посещают мысли о суициде?

Глубокий вздох:

– Сложно сказать. Но в такие моменты мне хочется бить, крушить, ломать все вокруг.

– И эта разрушительная сила распространяется на ваш брак. Скажите, а раньше вы обращались к помощи квалифицированного специалиста?

– Нет, Юлиана. Вы – первая.

– Понятно. Чего вы хотите от вашего брака? Ваше поведение стало провокационным, вы ждете, когда Алексей не выдержит и даст волю чувствам, накричит, возможно, ударит вас. Словом, перестанет вести себя «хорошо». Предположим, это уже произошло. Что вы станете делать дальше? Вы успокоитесь, сможете жить дальше?

Невероятно долгая пауза.

– Вряд ли.

– Тогда ваш вариант.

– Ну…

– Смелее.

– Чисто гипотетически?

– Разумеется. Мы не допустим, чтобы это случилось на самом деле.

– Ну, если чисто гипотетически… Тогда у меня появился бы повод его убить.

***

Свидетельство о рождении.

Свидетельство о смерти.

Везде одно и то же имя. Евсеева Зоя Ильинична. Ей едва исполнилось два года, когда произошла автокатастрофа.

Юлиана поправляет указательным пальцем одну из фотографий, которые она разложила на столе ровным рядами. Сладкая видимость контроля над происходящим. Но каждый снимок вызывает в ней бурю эмоций. Эту бурю можно усмирить лишь транквилизаторами. И то, если вколоть их прямо в вену. А так никакой горький кофе не способен унять расшатанные нервы.

Юлиана обхватывает кружку руками, на дне которой осталась черная жижа. Пятая по счету за этот вечер, и каждый раз гадание на кофейной гуще заканчивается одинаково. Юлиана предсказывает себе томительное будущее, полное неясности и страхов.

Она окидывает кухню взглядом, но не может сосредоточиться на мелочах. Все как в тумане. Неужели она варила на этой старомодной газовой плите с позолоченными вентилями кашу для ребенка? А здесь, под винтажной картиной с молоденькой вертихвосткой из двадцатых – стоял детский стульчик? Интересно, Илья избавился от всех детских вещей, когда она потеряла память? Оставил лишь эти фотографии да куклу. Видимо, ту самую, которая была с Зоей во время аварии. Но зачем?

Юлиана прижимает мягкую игрушку к лицу и вдыхает. Но ничего не чувствует. Почему она смотрит на столь явно дорогую сердцу вещь и ничего не испытывает? Со вздохом кладет ее обратно в коробку.

Да. Илья тщательно замел следы. Даже красная коробка из-под обуви. Юлиана ведь так редко заходила в его темную комнату из-за клаустрофобии. Один шанс на миллион, что она наткнулась бы на нее. Но в тот день…

– Может тебе не стоит вспоминать? – хриплый голос Ильи нарушает уединение Юлианы. Он стоит в дверях, зажав под мышкой бутылку вина. – Многие люди продали бы душу за шанс стереть из памяти такое горе. Я, например.

– Для горюющего ты слишком хорошо выглядишь, – то ли с иронией, то ли с недоумением произносит Юлиана.

Илья и правда выглядит первоклассно в сером костюме-тройке, хотя и видно, что он уже не первой свежести.

– Ты многое не замечала, – Илья достает два бокала и разливает красное вино.

Судя по этикетке – дорогое удовольствие, но Юлиана так редко пьет спиртное, что различает его лишь по цветам и крепости. Остальное – букеты вкусов, выдержка, названия марок – для нее все равно, что для балетмейстера инженерные термины.

– Не чокаясь, – он ставит перед ней полный бокал и залпом опустошает свой.

– Лихо. Это кто из нас страдает из-за того, что он ни черта не помнит?

– К сожалению, не я, – с кривой усмешкой выдавливает Илья.

Садится напротив, но избегает смотреть на фотографии, а лицо такое же бледное, как и вчера вечером.

– Евгений звонил. Говорил, ты ходила к гинекологу, и та не оправдала твоих надежд.

– Не хочу об этом думать. Нет ничего хуже, чем когда тебя жалеют чужие люди. Равнодушие скрывают под вымученным состраданием. Хотя она была достаточно искренна… – Юлиана делает глоток вина и медленно перекатывает его по языку. Интересно, какой эффект на нее возымеет спиртное поверх литра крепкого кофе на голодный желудок?

– Хорошо. А о чем ты хочешь поговорить?

– Об аварии, – Юлиана впивается в него взглядом. – Расскажи, как это было? Куда мы ехали? Несмотря на прорву доказательств, я все еще не верю. И не знаю, хочу ли поверить.

– Хорошо, – Илья кивает так серьезно, будто соглашается продать почку. – Закрой глаза и слушай мой голос. Это то, что знаю я. Многое так и осталось неизвестным. Что-то ты забыла, или не хотела вспоминать.

– Ну, что ж… – Юлиана опирается спиной о стену и послушно закрывает глаза. – Добивай меня.

– Был поздний вечер…

Голос Ильи звучит мягко и тихо. С закрытыми глазами он уже не вызывает у нее раздражения и злости. Наоборот. Хочется, чтобы он говорил и говорил, несмотря на то, что с каждым сказанным словом по телу пробегает озноб.

– Мы поругались. Ты все еще не могла прийти в себя после смерти отца. Он так скоропостижно скончался, и в тот день мы ругались с самого утра. Я даже уже не вспомню из-за чего. То я неправильно одел Зою. Потом ты опаздывала на работу… Не знаю. Причин было столько, и они были до такой степени мелочными и несущественными, что противно вспоминать. В общем… Поздним вечером, где-то в одиннадцатом часу, ты собрала Зою и решила отвезти ее к моей маме. Шел дождь….

– К твоей маме? – Юлиана широко раскрывает глаза, вырываясь из гипнотического транса, куда ее ввел монотонным рассказом Илья. – Шутишь? Я уже не помню, когда мы в последний раз с ней общались. Кажется, на нашей свадьбе, – она фыркает.

– Ты утрируешь, – Илья наливает себе еще один бокал. Вина в бутылке остается совсем немного, а Юлиана сделала всего один глоток. – Вы общались, особенно, когда Зоя была жива. Но да, ты права. Ваше общение сводилось к скупому обмену любезностями. Но кроме нее в тот вечер тебе не с кем было оставить дочь.

– А почему я вдруг на ночь глядя решила отвезти… Зою?

Илья отводит глаза и потирает дрожащими пальцами переносицу:

– К концу дня мы разругались так, что Зоя долго плакала и никак не могла успокоиться, – он нервно выдыхает. – И я сказал… сказал…

– Ну же, не томи! – вырывается у Юлианы.

Илья переводит на нее затравленный взгляд:

– Что мне осточертела жизнь с истеричкой, и я лучше найду нормальную женщину, которая будет сидеть дома с ребенком.

От шока Юлиана молчит.

– Грубо, – замечает она. – Черт, допустим. И на чьей машине мы разбились? Но фото явно не мой купер.

– Это была моя машина, потому что твоя была в ремонте.

– Хм, – Юлиана вглядывается в фотографию с аварии.

Она ремонтировала купер? Боже, неужели ее память стерла все подчистую? Жуткие мурашки проскальзывают по запястьям и вверх, добираются до шеи, где окольцовывают холодным прикосновением.

– Но твоя мать живет за городом. Почему я не оставила дочь с тобой? И не уехала сама?

Илья тяжело вздыхает и прячет лицо в ладонях. Невооруженным глазом видно, что он не хочет погружаться в прошлое и буквально заставляет себя нырять туда, каждый раз делая вдох все глубже и глубже.

– Потому что ты на меня обиделась.

– И только?

– Твою мать, Юлиана, – Илья бьет кулаком по столу, едва не опрокидывая бокал с вином. – Я не знаю, что творилось в твоей голове в тот вечер! До сих пор казню себя за то, что позволил увезти Зою, – он порывисто встает со стула и мечется по кухне, не в силах успокоиться.

– Эй, тише, тише.

Юлиана подходит к нему и заключает в объятья. Он прижимается к ней, спрятав лицо у нее на плече. Такой высокий, взрослый мужчина, он вдруг превратился в малыша. Юлиана целует его в шею и вдыхает любимый океанический запах.

– Думаю, на сегодня хватит, – шепчет она, а перед глазами проносится сумасшедший день.

Евгений, гинеколог, журналистка....

– Я могу остаться или снова прогонишь меня?

– Оставайся, – Юлиана слабо улыбается, но, когда Илья пытается ее поцеловать, отворачивается. – Это ведь и твоя квартира.

Она отходит от Ильи и задумчиво смотрит на его сильные руки. Спрятаться бы в них от всего мира. Но недоверие вкупе с растерянностью воздвигает между ними стену.

– Я в душ, – шепчет Юлиана. – Завтра работаю, так что следует привести себя в порядок.

– Так что ты решила? – бросает ей вдогонку Илья. – Будешь ворошить прошлое?

Она замирает в дверном проеме, на мгновение обернувшись:

– А что у меня есть выбор? Я забыла значительную часть жизни, и уже не смогу дальше жить, зная, что нынешняя «я» состоит из фальши.

И впервые Юлиана допускает мысль, что она и правда вытеснила ужасное воспоминание, лишь бы не испытывать боль.

Но ведь это невозможно? 

Тогда почему все вокруг кричат об обратном?

***

Илья допивает вино, в том числе почти нетронутый бокал Юлианы, и, не глядя, закидывает фотографии в коробку.

Дерьмо, полнейшее дерьмо.

Лишь эта мысль вертится в голове. А вот Юлиана такая спокойная, словно это он забыл свою жизнь и пришел к ней на сеанс терапии.

Надо выспаться. Теперь все позади. Самое страшное свершилось.

Илья останавливается возле закрытой двери в пустую комнату, и любопытство толкает внутрь…. Включает свет и застывает на месте. Спокойствие Юлианы вдруг становится ясным. Белые обои, наклеенные поверх детских, порваны в клочья. Кривыми зубьями свисают на пол, превращаясь в злобную усмешку, которая пробирает до дрожи.