Читать книгу Легенды Крыма - Народное творчество (Фольклор) - Страница 15

Наступает вечер. Потянулись к деревне от гор тени синие. Спала дневная жара. Дым горящих кизяков и курая щекочет ноздри. Блеяние барашек и коз. Мычание коров. У молодых вечером забот много: скотину загнать, подоить, детей накормить, спать уложить. А что делать старикам? Только собраться у кофейни, поговорить о делах давно минувших, перекинуться словами о погоде, по чашечке кофе выпить, покурить славного табаку турецкого. Крымские табаки тоже хороши, но нужной крепости у них нет. Так лучше все же турецкий.

Что ни говори, а у старости и в покое, и без него, будущего нет, все славное, да доброе в прошлом осталось, вот и кажется старикам, что настоящее всем хорошим уступает прошлому. Разговор, как правило, и начинается с восхваления минулого. Кто-то из собравшихся, затянувшись дымом табачным, и выпуская его густой струей, произносит всем знакомую фразу, вопросом звучащую:

Прежде лучше было…

Все молча, но согласно, кивают головами, увенчанными шапками из каракуля, только девяностолетний Муслядин, сидя на корточках рядом с имамом, вслух поддакивает:

– Да лучше было. Прежде много лучше было…

И, помолчав немного, продолжает:

– Хорошо было. Когда нужно – дождь был; когда не нужно – не было дождя.

червяк лист не ел; пчелы, как пчелы, были. Медосбор таким был, что куда мед девать, не знали; козы, как козы, барашки, как барашки, один курдюк весил столько, сколько сегодня весит весь баран. Ах, какой шашлык получался из барашка, какие чебуреки, – старик закатывал глаза, причмокивая языком. По две пары буйволов у каждого было. Хорошо было.

Слушают Муслядина козские татары, вздыхают:

Прежде лучше было.

Лица у всех становятся сосредоточенными, сейчас они витают в мире своих воспоминаний. Молчат. В темноте то там, то там огонек вспыхивает от затягивающегося дымом курящего. Табачный дым застилает сидящих.

– Воды много было, – замечает кто-то.

– А? – не слышит его Муслядин, поворачивая голову в сторону сказавшего. Тот наклоняется к самому уху старика, говорит громко:

Воды много прежде было. Ты же сам говорил, что дыры в Деликлы-Кая тогда не было…

Да-да, не было, не было, – оживляется Муслядин. – Потом дыра сделалась, когда Кыз-буллаги открылся.

– Говори, говори – просит владелец кофейни, наклоняясь к самому уху старика. – Люди послушать хотят…

Сдвигает Муслядин на затылок тяжелую барашковую шапку, чтобы легче стало шишке, выросшей над правым ухом, как арбуз на баштане. Но в это время сверху, со стороны дороги, проходящей выше по склону над деревней, слышится поскрипывание груженой арбы, доносится голос, погоняющий буйволов. Громкий такой голос. Муслядин замирает, прислушивается, старается определить, кому тот голос принадлежит?.. Его поторапливают:

– Ну?

И хотя рассказ о трех святых и их дарах все деревенские слышали не раз, но так хочется послушать о чем-то чудесном, необычном, чтобы мысль от забот трудового дня оторвалась и улетела куда-нибудь подальше. Обстановка для этого самая подходящая. Тишина, слабый ветерок несет прохладу с горы, приятно ласкающую прожаренную летним солнцем кожу, на черном покрове неба бесчисленные звезды зажигаются.

Муслядин умеет рассказывать, так у него хорошо и складно все выходит, слово со словом, как добрые нити в веревочку свиваются. Чуть дребезжащий старческий голос до души каждого легко доходит.

Не торопясь, с остановками, покуривая из длинной черешневой трубки, говорит Муслядин о том, что слышал когда-то от отца и деда. Кажется, что сам табачный дым помогает старику рисовать картины прошлого, в затейливые завитки собираясь. Становятся видными три серые скалы Эльтигена. Кажется, что исчезла широкая сквозная щель в средней скале, что живут в ней по-прежнему три сказочных духа. Каждый дух свою песню выводит, высоту звука, а, кажется, что Деликлы-Кая сама шумит, неся людям то, что важно в их жизни. Если гулкий звук гора издает – жди дождя, если стонет – бури. Предупреждают духи людей, потому что, как и в давние времена, любят они свою деревню. В прошлом прислушивались люди к голосу духов, чтили своих покровителей. Было хорошо.

Прежде все хорошо было, и духи добрые, и люди – добрые. От добрых дел, от любви между людьми и духами росло блаженство духа, передавалось оно сердцу человека. Мягче сердца становились, добрее становились люди.

Рассказчик остановился на минуту, выбивая пепел из трубки, затем продолжал:

– Когда самому хорошо, хочется, чтобы и другим было хорошо. Всем, всем хорошо. Так душа человека устроена, – старик глубоко вздохнул, – Раньше лучше было, в былое время козские люди не пропускали нищего и странника, чтобы не приютить и не накормить его. А когда уходили вниз, в сады, на работу, оставляли кого-нибудь, чтобы было кому принять прохожего.

Как-то раз ушли все на работу; остались старухи и мальчуганы, – да три девушки, которые спешили шить приданое, чтобы было готово к месяцу свадеб. Было жарко и душно. Девушки, захватив работу, ушли в лес искать прохлады под деревьями, где ветерок гуляет. Притих Эльтиген. Покинули духи свои скалы, где обитали и, превратившись в нищих, подошли к девушкам. Увидели девушки слепого, хромого и горбатого, поклонились им, говаорят:

– Если голодны, накормим вас.

Под широким дубом, который стоит и теперь, развязали узелки с таранью, чесноком и лепешками и стали угощать бедняков.

– Кушайте.

Ели нищие, благодарили, а когда кончили, – в узелках почему-то меньше съестного не стало.

– Кушайте хорошенько, – говорили девушки, и отдали нищим сладости, которые оставили, было для себя.

Улыбнулись странники.

– Велик Аллах в своих творениях. Да исполнит сердце ваше радостью.

И спросили странники девушек, нет ли у них каких-либо тайных желаний. Задуманное в хорошую минуту может исполниться.

– Подумайте.

Посмеялись между собою девушки, пожали плечами, одна и говорит:

– Хотелось бы скорее дошить свое приданое, не увспеваю…

– Вернешься домой и увидишь, что сбылось твое желание, – улыбнулся горбатый.

– А я бы, – застенчиво улыбаясь, сказала другая, – хотела бы, чтобы бабушка на меня не ворчала.

– И это устроится, – кивнул головой хромой.

– Ну, а ты? – спросил слепой третью. Ты что бы хотела? Задумалась третья, потом и говорит: То, что я попрошу, ты не сможешь сделать. Просьба у меня необычная. И хотел бы ты мне помочь, но все равно не сделаешь…

И все-таки, скажи.

И сказала девушка просто, душой не лукавя:

– Хотела бы, чтобы в горе открылся источник, чтобы бежала в деревню холодная ключевая вода; чтобы путник, испив воды, забывал усталость, а наши деревенские, когда настанет жара, освежаясь в источнике, славили милость Аллаха.

– Ну, а для себя самой, чего бы ты хотела? – спросил слепой.

А мне, мне ничего не надо. Все есть.

Открылись от удивления глаза слепого, отразилась в них синь небес.

– Скажи мне имя твое?

– Феррах-ханым, – отвечала девушка.

– Феррах-ханым, случится все так, как ты пожелала, и имя твое долго будет помнить народ.

Повернулся слепой к Деликлы-Кая, высоко поднял свой посох и ударил им по утесу. С громом треснула Деликлы-Кая, дождем посыпались вокруг каменные глыбы, темным облаком окуталась гора. Улеглись камни, села пыль, а, когда разошлось облако, увидели в горе сквозную щель и услышали, как вблизи зашумел падающий со скалы горный поток. Добежали первые капли ручья до ног Феррах-ханым и омыли их. А нищие исчезли, Растворяясь в воздухе, и поняли девушки, кто были они.

Сбылось слово слепого нищего. Народ долго помнил Феррах-ханым, и когда она умерла, могилу ее огородили каменной стеной.

Лет шестьдесят назад, – Маслядин многозначительно покачал головой, – я сам видел развалины этой стены и читал арабскую надпись на камне,, она гласила:

«Не прилепляйся к миру, он не вечен, один Аллах всегда жив и вечен».

Замолчал старый Муслядин, шаря рукой вокруг себя, в поисках палки. Пора по жилищам расходиться, но никому из слушателей не хотелось уходить из мира сказки к заботам жизни. Поднялся, кряхтя, Муслядин, чтобы идти домой.

Пора.

Поднялся и имам, говоря:

– Шумит Деликлы-Кая. Может быть, дождь будет?

– Да, дождь нужен, воды нет, – заметил владелец кофейни.

– Нужен, нужен, – поддержали его, поднимаясь, татары.

– Опять Феррах-ханым нужна? – улыбнулся молодой учитель. Но на него строго посмотрели старики.

– Когда Феррах-ханым была – было много воды; теперь мало стало, хуже люди стали, хуже девушки стали. Когда дурными станут – совсем высохнет Кызлар-хамамы.