Читать книгу Татарские народные сказки - Народное творчество, Народное творчество (Фольклор), Олег Петрович Котельников - Страница 36

Было время, жил один бедняк на свете, давно это было. Совсем бедно жил джигит – всего и добра, что ведро непарное. Одинок был опять-таки. Пошел он как-то ночью к проруби за водою, пошел да видит: стоит возле проруби девушка, да красивая такая. Глянула на него девица с лукавой улыбкою и спрашивает:

– Отчего ты, абый{8}, с непарным ведром по воду ходишь?

Не захотелось джигиту в своей нищете признаваться. Отвечает он ей:

– Торопился шибко, вот и взял одно ведро впопыхах.

Девица говорит:

– Дай ведро, абый, я сама тебе зачерпну.

Ладно. Хороша девка, и фигура у нее статная. Очень понравилась она джигиту. Известное дело: коли сойдутся джигит с девушкой – все одно что огонь к вате поднесть. Положил глаз джигит на эту девицу.

– Ты как в нашем ауле оказалась? – спрашивает он.

А девица вопросом отвечает на вопрос:

– Ты женат, абый, или нет еще?

Тот говорит:

– Нет, холостой пока. Жениться времени нету. А ты здесь откуда взялась?

Девица и молвит:

– Не следовало бы тебе рассказывать, да скажу: ни отца у меня, ни матери.

Джигит говорит ей:

– Ты вроде меня, значит, сирота. У меня тоже родители померли.

Девица говорит:

– Тут меня один замуж звал, решилась я, да заплутала здесь, дороги что-то не найду и куда идти, не знаю.

– Брось ты эту затею, лучше выходи за меня – и дело с концом, – предлагает джигит.

Девица отвечает:

– Ладно, пойду, коли возьмешь, только чур не попрекать потом, что безродная.

Джигит говорит:

– Я и сам одинок.

Много они там слов сказали друг дружке. Пошла девица за джигитом и ведро с водою сама донесла до дому. Вот пришли они домой. Джигит и говорит:

– Надо муллу позвать, чтоб все по закону было: никах{9} и прочие штуки. Иначе интересу нет.

– Ладно, – согласилась девица.

Засучила она рукава и вмиг полы вымыла, печку побелила и самовар раздула. Когда уж она привела избу в порядок, джигит к мулле отправился. Вошел он, поздоровался чин по чину. О здоровье учтиво справился.

Ухмыльнулся мулла, говорит:

– Как делишки?

– Потихоньку, мулла-абзый{10}, – отвечает джигит. – Тут привел я кой-кого в дом, пришел бы, никах прочитал, чтоб все по закону, а?

– Ладно, ладно, – соглашается мулла.

Обрадовался, конечно, – думает, дадут ему чего за молитву: а как же, положено давать. Натянул мулла чепан{11}, чалму парадную на голову водрузил огромадную. На палку суковатую оперся, в коей длины как два его роста с половинкой. Велит жене своей:

– Ты, старуха, самовар пока разогрей – там, чую, угощения не приготовили. Я мигом обернусь.

Жена спрашивает:

– Рубаху, может, сменишь?

Мулла говорит:

– Там жирного не подадут, не накапаю.

Вот у джигита чай приготовили. Муллу теперь ждут. Идет мулла широкими шагами в больших башмаках. Добрался. Вышли встречать его. Зашел мулла, всех поприветствовал. В красном углу для муллы подушка с соломою приготовлена: мягко будет мулле, позаботились. Засиял мулла. Говорит хозяину:

– Ты, братец, я вижу, расстарался; похвально, похвально!

Тот отвечает:

– Уж не обессудь, мулла-абзый, чем богаты, тем и рады, ты наше положение знаешь.

Двух соседей привел как свидетелей. Сели. Вынул мулла метрику из-за пазухи – все как надо, по форме собирается.

– Отца как звали, не знаю, – отвечает невеста на вопрос муллы. – Ни отца у меня, ни матери, с детских лет сирота.

– Из какой деревни-то будешь? – продолжает мулла свой расспрос.

Не может сказать невеста ничего и сказала, что на ум пришло:

– Из деревни Темнота.

Остолбенел мулла: что за деревня такая?

Ладно, прочитал мулла никах честь по чести, расписаться их попросил. Свидетели тоже к бумаге приложились. В этот миг у жениха зачесался живот и он сунул руку за пазуху, почесывает слегка. Мулла подумал: сейчас, мол, дадут ему то, что причитается, глаз отвести не может. Вытащил джигит руку – пустая. А только видит он, что мулла заскучал, ждет мулла.

– Мулла-абзый, в долгу не останусь, – утешает джигит.

Мулла говорит:

– Да уж надо бы чего сыскать, а то как же…

Объясняет джигит:

– Вот лаптей две пары имею. Как продам, занесу тотчас.

Мулла отвечает:

– И лаптями годится, я их работнику своему отдам.

Забрал у джигита последние лапти.

Вот ушел мулла. И свидетели вышли. Стали молодые чай пить с прибаутками. Теперь молодка – законная жена джигиту. День живут, два живут, целую неделю прожили. Баба-то цветет, за домом смотрит. У джигита плохи дела: день ото дня все сохнет да желтеет, будто хворый смертельно. Не утерпел он, соседям пожаловался. Говорит:

– Что такое со мной содеялось? С каждым днем все слабею, будто кровь из меня тянут?

Соседи ему говорят:

– Ты проверь-ка жену свою: уж не юха ли это оборотень? Ежели пупок у ней отсутствует, значит, точно юха. Тогда, ежели она без пупка, ты на ночь всю воду из дому убери и двери запри. Притворись, будто спишь, а сам поглядывай за нею.

Пошел джигит домой и углядел, что у жены заместо пупка гладкое место. Тогда вылил он, перед тем как спать ложиться, всю воду, двери запер накрепко, сам захрапел понарошку. Полночь настала. Спрыгнула жена его с сэке{12}, по дому пометалась и опять легла. Сама лежит, а языком стекла оконные лижет: во каков язык у жены. Джигит, конечно, все это ясно видел, однако смолчал.

На другую ночь опять он спящим притворился. Время за полночь – опять жена его принялась стекла лизать.

Встали поутру, джигит ей говорит:

– Ты не пара мне вовсе, неподходящая.

Жена ему:

– Как это так, неподходящая? Такая же, как ты: дочь бедного человека. Чего скажешь – выполняю, работы никакой не чураюсь, ты чего?

Джигит говорит:

– Выполнять-то выполняешь, а чего сегодня ночью делала?

Жена удивляется:

– Как чего? Спать легла, спала до утра.

– Нет, ты не спала, – попрекает джигит, – а стекла оконные лизала. И меня потихоньку изводишь. А намедни то же самое проделывала, своими глазами видел.

Жена говорит:

– С этого дня чтоб не смел мне эдакое в глаза говорить.

Обхватила она его и сдавила так, что чуть из кожи не вылез. Взмолился джигит, обещает ей:

– Ежели в живых оставишь, никогда больше и слова не скажу.

Жена ему:

– Чтоб я больше от тебя эдакого никогда не слышала.

– Клянусь, не услышишь, – уверяет джигит.

Спасся он от смерти, отпустила его жена.

Ладно. Жизнь идет себе потихоньку. У джигита в городе родственник жил, дядя по матери. Пишет он дяде письмо: «В такой переплет попал, подскажи, чего мне такое сделать, как быть?»

Дошло письмо куда следует. Вскрыл дядя письмо, читает: плохи дела у племянничка. Направился дядя в завод, где котлы пароходные делают, материалу набрал чугунного, велел баню выстроить. Вот баня готова, а дядя племянничку письмо отправляет: так, мол, и так, жду вас с молодой супружницей в гости. Получил джигит письмо. Отношения у них с женой теперь отменные. Доверяют друг другу. Письмо это жене прочел, жена радуется: в город поедут, шутка ли! Дядя заботливый – даже денег на дорогу выслал. Купили они билеты и в город поехали.

Добрались до города. Дядя с женою встретили родственников хорошо, душевно встретили. Племянника-то едва узнали, так с лица изменился: пожелтел, высох. Заплакали дядя с женою, на племянника глядючи. Обновок надарили – и племяннику, и жене его, переоделись они в обновки. Теперь так дело пошло – поели все, попили, дядя и говорит племяннику:

– Ступайте-ка вы, милые, в баньку. Баня у нас своя, хорошая баня.

Пошли они в баню. Пришли, а баня-то непростая: вся как есть из металла. Стоит дверь закрыть, как захлопывается с треском, будто замочек секретный в женском кошельке. Джигит и говорит жене:

– Ступай вперед, погляди там, воды хватит ли, веничек покамест попарь.

Та одна идти не решается. Муж опять ей:

– Ступай, чего ты мнешься, голову пока намочи. Я только бельишко скину и приду; ступай пока!

Пошла жена в баню, оглядывается. Только она порог переступила – тресь! – парень и захлопнул ее в бане. Она все ж таки успела его околдовать: орет джигит благим матом, жалеет стерву.

Тут и дядя подоспел. На раскаленный металл льют теперь сверху из трубы воду. Внутри, конечно, жар неизъяснимый. И воды там не приготовлено. Теперь туда, в баню-то раскаленную, жара еще припустили. Визг оттуда несется, вой да рев – не приведи Аллах. Джигита увели, а не то все вовнутрь кидался. Через три часа пошли проверили. Рассказывали потом: язык, мол, у нее трижды вкруг дверной ручки обвился, а сама, говорят, в змею обратилась да спеклась там дочиста.

Джигит с того дня на поправку пошел и душой постепенно успокоился. И жил себе припеваючи до конца дней своих.